– Прошу вас, – взмолилась она. – Мне нужно как можно скорее добраться до своей комнаты.

– Но прежде мы с тобой потолкуем.

Данте загнал ее в угол на лестнице, взяв в плен своих длинных ног и испещренных татуировками рук.

– Если речь о том дне… Мне очень жаль. – Скарлетт изо всех сил напрягала силы, чтобы говорить связно. – Я не хотела вас обманывать. Не должна была лгать вам.

– Дело вовсе не в твоей лжи, – отозвался Данте. – Здесь все лгут, и это нормально. Но вчера… – Он замолчал, как будто ему стоило труда говорить ровным голосом. – Я расстроился, потому что считал тебя другой. Эта игра в самом деле меняет людей.

– Знаю, – согласилась Скарлетт, – и поэтому мне нужно поскорее попасть в свою комнату.

– Этого я тебе позволить не могу! – Голос Данте стал жестче, и, на мгновение обретя четкость зрения, Скарлетт увидела, что выглядит он еще хуже, чем во время их последней встречи: под глазами залегли темные тени, как будто он не спал несколько дней. – Пропала моя сестра, и ты должна помочь мне ее найти. Я знаю, что и твою постигла та же участь. Так вот, мне кажется, что их исчезновение – не просто игра.

Нет. Скарлетт невыносимо было это слышать. Пропажу Теллы она продолжала считать очередным магическим трюком и полагала, что Данте просто пытается ее запугать. Хулиан ведь предупреждал, что в прошлый раз тот победил благодаря своей жестокости.

– Я не могу говорить об этом прямо сейчас, – снова сказала Скарлетт, думая только о том, чтобы вернуться в свою комнату. Теперь уже не имеет значения, будет ли Хулиан тоже там ночевать или нет. Лишь бы не умереть прямо здесь, на лестнице, перед обезумевшим Данте. Ей чудом удалось высвободить рукав платья из его хватки. – Почему бы нам не встретиться в таверне – после того, как оба немного отдохнем?

– Ты имеешь в виду, после того, как ты двое суток проваляешься трупом? – Данте сжал руку в кулак. – Думаешь, я не знаю, что с тобой происходит? Мне нельзя даром потерять еще одну ночь! Моя сестра пропала, а ты…

Бух!

Не успев закончить фразу, Данте отлетел назад. Как именно ему нанесли удар, Скарлетт не видела, но он оказался достаточно силен, чтобы ее обидчик скатился до середины лестницы.

– Держись от нее подальше! – Отделившись от стены, Скарлетт вдруг оказалась в жарких объятиях Хулиана. – Ты цела? – спросил он. – Он ничего тебе не сделал?

– Нет… Мне просто нужно в свою комнату.

Она чувствовала, как жизненная сила вытекает из нее с каждой ускользающей минутой, делая конечности слабыми и невесомыми, как паутинка на ветру.

– Малинка! – Хулиан подхватил ее, не дав упасть. Скарлетт отметила, какое теплое у него тело, и захотела раствориться в его объятиях, как в одеяле, обхватив его руками так же крепко, как он держал ее. – Малинка, ответь же мне! – Голос Хулиана из мягкого сделался настойчивым. – Что с тобой случилось?

– Я… похоже, я совершила ошибку, – едва ворочая будто увязшим в густом сироте языком, вымолвила она. – Какая-то девушка с сияющими волосами и еще одна, с вафлей… Мне нужно было купить платья, и они заставили меня заплатить своим временем.

Хулиан забористо выругался.

– Успокой меня, скажи, что они не забрали у тебя день жизни!

– Нет… – Скарлетт еле держалась на ногах. – Они забрали целых два.

Красивое лицо Хулиана исказилось, превратившись в убийственную гримасу, или это исказился весь окружающий мир? Перед глазами Скарлетт все плыло, когда он подхватил ее на руки, перекинув платье цвета вишневых лепестков себе через плечо.

– Это я во всем виноват, – пробормотал он.

Крепко прижимая ее к себе, Хулиан понес ее сначала вверх по лестнице, а потом по очень шаткому коридору. Наконец они оказались в их комнате – во всяком случае, Скарлетт так думала. Глаза застилала бесконечная белая пелена, на фоне которой проступало нависшее над ней смуглое лицо Хулиана. Он бережно уложил ее на кровать.

– Где ты был… раньше? – прошептала она.

– Совсем не там, где следовало бы.

Очертания предметов были подернуты дымкой, словно при утреннем солнце, но Скарлетт все же различала устремленные на нее встревоженные глаза Хулиана в обрамлении черных ресниц.

– Означает ли это…

– Ш-ш-ш, – пробормотал он. – Не нужно ничего говорить. Думаю, что смогу все уладить. Если ты продержишься еще немного, я подарю тебе один день собственной жизни.

В голове у Скарлетт царила неразбериха, а тело пребывало во власти поработившей его неизвестной магии. Поначалу она решила, что, должно быть, ослышалась. Но Хулиан снова смотрел на нее таким взглядом, словно видя в ее лице собственную погибель.

– Ты в самом деле пойдешь на это ради меня? – удивилась она.

Вместо ответа он прижал палец к ее приоткрытым губам, и она почувствовала влагу и ощутила металлический сладковатый вкус – вкус храбрости, страха и еще чего-то трудноразличимого. Смутно она понимала, что пьет его кровь. Такого подарка – странно прекрасного и волнующе интимного – ей не делали никогда в жизни. И ей захотелось большего. Заполучить всего Хулиана.

Облизывая кончик его пальца, Скарлетт мечтала отведать вкус его губ, почувствовать их прикосновение к своему рту и шее. Она жаждала ощутить тяжесть его тела, прижимающегося к ее груди, и узнать, бьется ли его сердце также быстро.

Еще мгновение Хулиан продолжал удерживать палец у ее губ, а потом убрал его, но вкус его крови остался. Ее влечение к нему усилилось. Он нависал над ней, и она слышала ритмичное биение его пульса. Близость его тела и раньше волновала ее, но так сильно, как сейчас – никогда. Она была очарована его лицом, темным пятнышком под левым глазом, слегка выступающими скулами и точеной линией подбородка, прохладой его дыхания на ее щеке.

– А теперь дай мне немного твоей крови.

Его голос был сама нежность, а кровь служила выражением испытываемых им чувств. Никогда прежде Скарлетт никого не подпускала к себе так близко. Она понимала, что даст ему то, о чем он просит – что бы это ни было – в том числе охотно позволит выпить своей крови, как прежде он напоил ее своей.

– Хулиан, – прошептала она чуть слышно, опасаясь нарушить хрупкую прелесть мгновения, – зачем ты это делаешь?

От устремленного на нее взгляда янтарных глаз у нее сбилось дыхание.


– Полагаю, ответ очевиден.

Взяв ее холодную руку, он поднес к пальцу нож, но надреза не сделал, очевидно, ожидая ее разрешения. Скарлетт понимала, что он поступает так не из-за игры. Между ними происходило что-то еще, касающееся только их двоих. Она сама надавила пальцем на кончик лезвия, и показалась единственная капля рубиновой крови. Хулиан осторожно поднес ее руку ко рту. Когда его мягкие губы коснулись ее кожи, весь ее мир разлетелся на миллион разноцветных осколков.

Ее умирающее сердце забилось быстрее, когда он нежно прикусил ее палец зубами. На мгновение ей снова передались его эмоции, как если бы они были ее собственными. Благоговейный трепет смешивался с яростным желанием защитить и такой сильной болью, что ей захотелось забрать ее у него. Она протолкнула палец глубже ему в рот, прижав его к резцу. Несколько дней назад она отпрянула бы от его прикосновения, но теперь сожалела, что недостаточно сильна и не может обнять его.

Не вполне уверенная в том, как низко уже пала, Скарлетт представила, что полюбить Хулиана будет сродни тому, чтобы влюбиться в пугающую и всепоглощающую темноту, которая становится невыразимо прекрасной, стоит только показаться звездам.

Он лизнул ее палец в последний раз, и по телу Скарлетт пробежала дрожь – сначала леденящая, но постепенно становящаяся обжигающе-горячей. В следующее мгновение он лег рядом с ней на кровать и заключил ее тело в колыбель своих объятий. Скарлетт прижалась спиной к его твердой сильной груди и пожелала еще хоть на мгновение не поддаваться смерти.

– С тобой все будет в порядке, – пообещал Хулиан, поглаживая ее по волосам, и ее мир погрузился во тьму.

– Спасибо тебе, – чуть слышно прошептала она в ответ.

Он сказал что-то еще, но она почувствовала лишь прикосновение его руки к своей щеке, такое нежное, что, казалось, оно ей почудилось – как и мягкий поцелуй в затылок за мгновение до того, как она провалилась в небытие.





21




Смерть пришла к Скарлетт в пурпурном цвете: пурпурными были обои на стенах, низкая леденящая температура и бабушкино платье – только одетая в него молодая женщина с медовыми волосами, сидящая в фиолетовом кресле, гораздо больше походила на Донателлу.

На ее щечках играл розовый румянец, улыбка искрилась озорством, а синяк, обезобразивший лицо несколько дней назад, пропал. Вообще, облик у Теллы был цветущий – Скарлетт давно ее такой не видела. Если бы сердце Скарлетт продолжало биться, то теперь остановилось бы от радости.

– Телла, это действительно ты?

– Я, конечно, понимаю, что сейчас ты пребываешь в мире мертвых, – ответила та, – но все же попытайся придумать вопросы поумнее. У нас не так много времени.

Прежде чем Скарлетт успела ответить, сестра открыла лежащую у нее на коленях старинную книгу, которая значительно превосходила по размеру записную книжку Айко и напоминала, скорее, надгробную плиту. Черный кожаный переплет с разводами инея и с потускневшими золотыми буквами, как у томика мрачных сказок, поглотил Скарлетт целиком и выплюнул на холодный тротуар.

Рядом с ней тут же появилась Донателла. Ее полупрозрачная фигурка уже не казалась такой настоящей и пышущей здоровьем, как прежде.

Скарлетт и сама чувствовала себя весьма странно: в голове мутилось от недавнего перехода в мир иной и бессвязных сновидений, но все же на этот раз она сумела выдавить из себя:

– Где мне тебя искать?

– Если бы я сказала, это было бы жульничеством, – пропела Телла. – Смотри внимательнее, и сама все поймешь.

Пурпурное солнце опускалось за величественный особняк, похожий на дом с башенками, вмещавший в себе целую вселенную Караваля, но меньшего размера и выкрашенный в темно-сливовый цвет с лиловой отделкой.

Находящаяся внутри девушка была одета в пурпурного цвета платье, опять же, удивительно похожее на то, что принадлежало их с Теллой бабушке. Вообще-то, на сей раз это оно и было, да и девушка оказалась их бабушкой, только в юном возрасте и почти такой же красивой, как она и утверждала, с отливающими золотом белокурыми кудрями, которые напоминали Скарлетт о младшей сестре.

Молодая бабушка обнимала темноволосого молодого человека, явно считающего, что без своего наряда она будет выглядеть еще более красивой. Его пальцы неловко возились со шнуровкой. Он, в свою очередь, был очень похож на дедушку, пока его тело не раздобрело, а на носу не выступили голубые прожилки.

– Фууу, – воскликнула Телла. – Эту часть я, пожалуй, лучше пропущу.

С этими словами она снова исчезла, а оставшаяся в одиночестве Скарлетт пыталась было перевести взгляд на что-нибудь другое, но, куда бы ни повернулась, видела одно и то же окно.

– О, Аннализа! – пробормотал ее юный дедушка.

Скарлетт никогда не слышала, чтобы бабушку так называли, она всегда была просто Анной. Но что-то в этом имени показалось ей знакомым.

Потом опустился густой туман, в котором тут и там возникали черные розы, и зазвонили траурные колокола. Пурпурный особняк исчез, и Скарлетт оказалась на улице в окружении людей в черных шляпах и с мрачным выражением лиц.

– Так и знал, что они – само воплощение зла, – сказал какой-то мужчина. – Не появись они здесь, и Роза была бы сейчас жива.

Лепестки черных роз дождем сыпались на похоронную процессию, и, хотя никто ничего ей не объяснил, Скарлетт догадалась, что мужчина говорит об участниках той игры, во время которой впервые за всю историю Караваля погибла женщина. Когда поползли слухи, что она была убита самим магистром, Легендо и его труппа на какое-то время перестали разъезжать с выступлениями.

«Должно быть, Роза и есть та несчастная», – подумала Скарлетт.

– Какой ужасный сон, не правда ли? – раздался рядом с ней голос вновь появившейся сестры, которая на сей раз сделалась такой прозрачной, что походила, скорее, на призрака. – Лично мне никогда черный цвет не нравился. Когда я умру, вели всем одеться на мои похороны поярче.

– Телла, ты не умрешь, – укоризненно отозвалась Скарлетт.

– Если ты проиграешь в этой игре, то, вполне возможно, что и умру, – возразила она. – Легендо любит…

Телла исчезла, так и не договорив.

– Донателла! – окликнула сестру Скарлетт. – Телла!