* * *


Спалось Скарлетт плохо.

Ей снился Легендо. Снова вернувшись на позолоченный балкон, она пыталась прикрыться шторами, поскольку из одежды на ней был лишь откровенный черный корсет с красной нижней юбкой. Тут с важным видом вошел магистр, щеголяя знаменитым синим бархатным цилиндром и, окинув ее исполненным лукавства взглядом, поинтересовался:

– Что это вы делаете?

– Я просто хотела посмотреть игру, – отозвалась Скарлетт, плотнее кутаясь в занавески, но Легендо оттащил ее. Его рука оказалась холодной, как лед, а вечно юное лицо скрыто в тени.

Мороз пробежал по обнаженным плечам Скарлетт.

Рассмеявшись, Легендо обхватил ее за талию обеими руками.

– Я пригласил вас сюда не для того, чтобы вы были зрительницей, драгоценная моя. – Его губы приблизились к ее губам, будто для поцелуя. – Я хочу, чтобы вы сыграли, – прошептал он и… сбросил Скарлетт с балкона.





Первая ночь Караваля




13




Скарлетт проснулась в холодном поту: лоб покрыт испариной, кожа липкая. Она понимала, что всего лишь видела сон, но на мгновение ей показалось, что магия Караваля – магия Легендо – каким-то образом проникла в ее мысли.

Или, может быть, сон стал отражением ее мыслей? Дважды ей говорили, что происходящее на острове – лишь игра, но она вела себя так, как будто все здесь по-настоящему, и каждый ее поступок будет раскрыт, осужден и наказан.

«Я пригласил вас сюда не для того, чтобы вы были зрительницей», – вспомнились ей слова Легендо из сна.

В действительности она даже этого не делала.

Вчера на ее глазах происходили невероятные вещи, но сама она все это время находилась под действием страха. Она напомнила себе, что ее отца рядом нет. Раз уж она решила остаться всего на сутки, потом будет корить себя, что так и не насладилась игрой. Телла, вероятно, проспит еще час, не меньше, так что Скарлетт может пока немного развлечься, не тревожась о младшей сестре.

Ее мысли вернулись к Данте, к татуировке в виде черной розы на его руке и чувству теплоты, которое он в ней вызывал. На его приглашение следовало ответить согласием! В конце концов, поужинать с ним было бы куда приличнее, чем разговаривать в темном коридоре, одетой в откровенную ночную сорочку. Но даже после подобной беседы ничего страшного не случилось.

В комнате Данте было всего одно крошечное восьмиугольное окошко, но и его оказалось достаточно, чтобы увидеть, как неторопливо садится солнце, а каналы и улицы пробуждаются к жизни. Мир замер на пороге ночи, окутанный дымкой, предшествующей полной темноте. Возможно, если Скарлетт поспешит в Стеклянную таверну, то еще застанет там Данте и скажет, что принимает его приглашение на ужин. Хотя сейчас ей казалось куда более уместным позавтракать. Скарлетт с удивительной легкостью сумела заснуть днем, но мысль о том, чтобы проснуться и сразу пойти ужинать, представлялась ей противоестественной.

Перед уходом она быстро оглядела себя в зеркале. Умываясь, она почувствовала, что платье на ней снова меняется: тонкая ткань ночной сорочки превратилась в тяжелые складки шелка. Она надеялась получить менее заметный наряд, который бы сливался с ночной тьмой, но у этого платья определенно имелся собственный разум.

Над турнюром появился гигантский бант винно-красного цвета, концы которого свисали до самого пола. Сам наряд теперь стал белым, за исключением лифа, перехваченного алыми лентами, оставляющими лишь проблески белоснежной ткани под ними. Плечи были обнажены, а руки прикрыты длинными рукавами, как и лиф, украшенными алыми лентами, которые, привязанные к запястьям, танцевали между ее тонкими пальцами.

Телле бы это платье понравилось. Скарлетт представила, как сестра завизжала бы, увидев ее в таком смелом наряде.

Хоть Скарлетт и поклялась не беспокоиться о младшей сестре в течение первого часа после пробуждения, все же не могла не думать о ней, проходя мимо комнаты с номером «5».

Из-за приоткрытой двери струился туманный свет – изумрудно-зеленый, как дверная ручка в виде драгоценного камня.

Скарлетт велела себе идти дальше, отыскать Данте, который действительно хотел провести с ней время. Но что-то в свете, приоткрытой двери и вездесущем притяжении сестры привлекло Скарлетт ближе.

– Телла? – Она тихонько постучала, и дверь приоткрылась сильнее, заливая окружающее пространство зловещим светом. Ее тревога вернулась в удвоенном размере. – Телла? – снова позвала она, распахивая дверь до конца. – О боже!

Скарлетт прикрыла рот рукой. Комната Теллы пребывала в полном беспорядке. Всюду валялись перья, будто здесь бесновался сошедший с ума ангел. Под подошвами ботинок похрустывали щепки, одежда была вывалена из раскуроченного шкафа на пол. В столь же плачевном состоянии пребывала и кровать: один из столбиков вырван, точно грубо отрубленная конечность, стеганое одеяло разорвано пополам.

В случившемся Скарлетт винила себя и только себя. В спальне у сестры действительно побывал мужчина, но совсем не по той постыдной причине, которая прежде всего пришла ей, Скарлетт, в голову. Следовало бы сразу догадаться и войти, невзирая на протесты Теллы. Заботиться о младшей сестре – ее долг. Зная, что Телла всегда ведет себя с мужчинами слишком безрассудно, Скарлетт нечего было и мечтать ненадолго задержаться на острове. Едва найдя сестру, ей следовало хватать ее в охапку и сразу же отправляться домой. Если бы они отплыли немедленно, то…

– Божьи зубы!

Скарлетт обернулась, услышав любимое проклятие сестры, произнесенное незнакомым голосом.

– Гектор, смотри – вот и еще одна подсказка. – Решительно вошедшая в комнату женщина, хрупкая и седовласая, ничуть не походила на Донателлу. – Превосходно! – Вслед за собой она втащила пожилого мужчину в очках.

– Что вы здесь делаете? – воскликнула Скарлетт. – Это комната моей сестры. Вам сюда нельзя!

Вошедшие дружно подняли головы, как будто только что ее заметили. Седовласая женщина улыбнулась, но улыбка ее была недоброй. Она казалась такой же алчной, как заполняющий спальню зеленоватый свет.


– Ваша сестра – Донателла Дранья?

– Откуда вы знаете?

– Когда вы видели ее в последний раз? – продолжала наседать седовласая женщина. – И как она выглядела?

– Я… она… – промямлила было Скарлетт, но тут же умолкла. Расспросы незнакомки казались ей столь же отвратительными, как до краев заполненная грязной водой ванна, а ее тон – таким же нетерпеливым, как светлые глаза и цепкие пальцы. Вдруг Скарлетт заметила, что в морщинистой ладони женщина сжимает зеленый стеклянный ключ.

Точно такой же, как тот, который получила Скарлетт, с выгравированным номером «5» и прикрепленным листком бумаги с надписью: «Донателла Дранья».

Скарлетт вспомнились слова Хулиана. Имя сестры было первой подсказкой, но и другие игроки получили точно такую же!

«Это всего лишь игра» — предупреждала девушка-привратница на одноколесном велосипеде.

Хоть все здесь не взаправду, воспринимается совершенно реальным! Разбросанные по комнате платья действительно принадлежали Донателле – и голос, запрещающий Скарлетт входить в комнату, тоже. Телла была раздосадована, хотя, вероятно, совсем не по той причине, о которой Скарлетт изначально подумала.

В воздух взлетело несколько перьев, когда женщина подняла с пола одну из кружевных светло-голубых ночных сорочек Теллы, а ее спутник – брошку.

– Пожалуйста, ничего тут не трогайте, – взмолилась Скарлетт.

– Извините, дорогуша, но то, что она ваша сестра, не значит, что и все подсказки вам достанутся.

– Никакие это не подсказки, а просто вещи моей сестры!

Повысив голос, Скарлетт добилась лишь того, что привлекла еще больше людей. Мужчины и женщины, молодые и старые, с нетерпеливым остервенением заметались по комнате, точно звери, обгладывающие с костей остатки плоти. Скарлетт чувствовала себя не в силах остановить их. Да как ей только в голову пришло, что Караваль – это волшебная игра?

В надежде, что она может привести их к следующей подсказке, некоторые участники задавали ей вопросы, но, видя, что она хранит молчание, снова возвращались к своему занятию.

Пытаясь спасти от разграбления, что возможно, Скарлетт тоже стала хватать платья и нижнее белье, ленты, украшения, открытки. Должно быть, говоря, что никогда не вернется на Трисду, Телла не кривила душой, потому что по комнате была разбросана не только ее одежда, но и любимые безделушки, а также несколько вещей Скарлетт. Непонятно, присвоила ли их сестра украдкой или прихватила для самой Скарлетт, поскольку не хотела, чтобы одна из них – и тем более обе – по окончании Караваля отправились домой.

– Прошу прощения! – К Скарлетт подошла беременная девушка, рыжеватая блондинка с румянцем на щеках. В царящем вокруг хаосе она единственная разговаривала спокойным голосом. – Позвольте предложить вам помощь. Нагибаться мне трудно, – она указала на свой большой округлый живот, – зато я могла бы подержать ваши вещи, пока вы продолжите собирать остальное.

У Скарлетт в самом деле уже были заняты руки, но азарт постегивал хватать еще.

– Убежать мне все равно не удастся, – добавила девушка.

Она была молода, примерно одного возраста со Скарлетт, и, судя по размеру живота, могла в любую минуту произвести на свет малыша.

– Не думаю… – начала было Скарлетт и замолчала, увидев, как мужчина в дешевых вельветовых брюках и коричневой шляпе-котелке пнул кусок цветного стекла. Под ним сверкнуло что-то красное.

– Нет! Не трогайте!

Скарлетт бросилась к мужчине, но, заметив ее интерес, он и сам впал в раж. Поспешно подняв с пола драгоценные серьги, он кинулся к двери. Скарлетт попыталась было догнать его, но он улепетывал с потрясающей быстротой, а ее обременяла ноша. Она добежала только до середины коридора, а он уже начал спускаться по шаткой лестнице.

– Давайте я подержу, – снова предложила вышедшая за ней в коридор беременная девушка. – Я вас здесь подожду, – пообещала она.

Скарлетт не хотела расставаться с уже собранными вещами, но и упустить серьги не могла. Скинув свою ношу в протянутые руки девушки, она приподняла белоснежный подол платья и кинулась в погоню за мужчиной. Приближаясь к лестнице, она мельком увидела его коричневый котелок, но в следующее мгновение он исчез из виду.

Тяжело дыша, она бросилась вниз по ступеням. Тут захлопнулась ярко-зеленая входная дверь, как будто кто-то только что покинул постоялый двор. Скарлетт выскочила следом. Снаружи мир находился одновременно на пороге ночи и утра. С неба злобно сверкали глазами звезды, а многочисленные фонари заливали улицы ослепительным светом. Прохожие приплясывали под звучащую мелодию аккордеона, покачивая бедрами и размахивая локтями. А вот мужчины в шляпе-котелке видно нигде не было. Он исчез.

Скарлетт пыталась уверить себя, что расстраиваться не из-за чего. Подумаешь, серьги. Однако в действительности это было не простое украшение, а последний подарок мамы. «Алые камешки для Скарлетт, моей любимой алой искорки», – сказала она тогда.

Скарлетт понимала, что в природе камня такого цвета не существует, и на самом деле в серьгах просто окрашенные кусочки стекла, но это не имело значения. Они принадлежали ее матери и служили напоминанием о том, что губернатор Дранья некогда был совсем другим человеком. «Твой папа подарил мне эти серьги, – пояснила Палома, – потому что алый мой любимый цвет».

Сейчас трудно было представить, что некогда отец был таким внимательным и предупредительным. После того как Палома сбежала и он не смог ее найти, он уничтожил все, что напоминало ему о ней. Серьги уцелели лишь потому, что Скарлетт успела их спрятать. И именно тогда она поклялась всегда заботиться о своей младшей сестре. Нельзя оставить Теллу с горсткой побрякушек да поблекшими от времени воспоминаниями, как поступила их мама. Даже годы спустя исчезновение Паломы преследовало Скарлетт неотступной тенью, не меркнущей и на самом ярком свету.

Глаза Скарлетт наполнились слезами. Она снова напомнила себе, что все происходящее – лишь игра, но, увы, игра эта оказалась совсем не такой, как она себе воображала.

Вернувшись в изогнутый коридор «Стеклянной змеи», Скарлетт не удивилась, обнаружив, что беременная девушка сбежала с вещами Теллы. В комнате больше не осталось ничего ценного. Скарлетт удалось обнаружить лишь стеклянную пуговицу и открытку, которые, должно быть, обронила ее мнимая помощница или кто-то другой.

– Вот ведь стервятники!

– Не думал я, что тебе известны подобные ругательства, – услышала она знакомый голос.

Хулиан стоял, прислонившись к противоположной стене и лениво скрестив на груди загорелые руки. При виде его Скарлетт задумалась, был ли он свидетелем разграбления спальни Теллы.

– А я не думала, что «стервятник» считается бранным словом, – парировала она.

– В твоих устах оно именно так прозвучало.

– Ты бы и сам не удержался от ругательств, если бы твою сестру похитили ради какой-то там игры.

– Вот опять ты слишком хорошо обо мне подумала, Малинка. Будь у меня сестра, которую похитили ради игры, я бы не преминул использовать это в своих интересах. Перестань жалеть себя и пойдем уже.