– Уважаемый. Я охотно буду вести дела с вашей общиной. И куда глубже расширяя наше сотрудничество, чем вы предлагаете. Но мне нужны гарантии. А гарантии вы сможете дать, только если провозгласите возрождение Израиля. Само собой, под рукой любимого дядюшки. Но не в полной воле, а как вассала с достаточно широким самоуправлением.

– Но… – чуть ли не подавился собственными словами и мыслями предводитель делегации.

– Разумеется, – продолжил Ярослав, – Иерусалим, Вифлеем и кое-какие иные, важные для христиан города перейдут в прямое управление Иерусалимского патриарха. И доступ к ним будет не ограничен для паломников. Остальные же земли Иудеи окажутся владениями возрожденного государства, что почивало в забвении вот уже восемь веков.

– Но кто возглавит его? – растерянно спросил коэн.

– Какая разница, – пожал плечами Ярослав. – Выберете кого-нибудь. Если не уверены в его мудрости и здравомыслии – составьте совет мудрецов в качестве советников при нем. С правом заблокировать любое решение, если единогласно за это выступят. Первосвященника снова выберете, он станет наставлять нового вашего монарха. Детей его воспитаете уже сами, чтобы образованные были, мудрые и осторожные, а не как привычно для аристократов – распущенными бездельниками, ошалевшими от вседозволенности. В общем – это не моя проблема, а ваша. И я не вижу никаких сложностей в ее разрешении.

– Легко сказать, – уклончиво произнес собеседник. И все присутствующие члены делегации согласно закивали.

Следующий час обсуждали детали предстоящего дела и составляли буквально на коленке документ. Подписали. И разошлись. Празднование же решили отменить, ибо война. И пока халиф не будет разбит, негоже праздновать.

– И зачем тебе это? – спросил Ивар.

– Не знаю, – пожав плечами, ответил с улыбкой Ярослав и отхлебнул прекрасного вина.

– Ты так никогда не поступаешь, – возразил Ивар. – Не хочешь рассказывать?

– Если бой будет тяжелым, и мы понесем большие потери, то я не хочу, чтобы нам ударили в спину.

– Ты так не уверен в победе?

– Иерусалим хорошо укреплен. Сколько там войск – никто не знает. Кроме того, к халифу могут подойти союзники от арабов. Поверь – будет жарко. И если честно, я не хотел участвовать в этом походе. Эти земли – древнее поле боя. Последние четыре тысячи лет здесь постоянно кто-то сражается. Здесь буквально все камни пропитаны кровью бесчисленного количества погибших. Представь, сколько предсмертных проклятий здесь произнесено. Сколько неупокоенных душ бродит. Это место – последнее, куда я бы отправился добровольно. Но политические обстоятельства оказались сильнее.

– Ты же объявил Крестовый поход… – удивился Ивар.

– Я? Я ничего не объявлял. Его объявил патриарх. Я же просто не стал опровергать его слова, ибо это лишено смысла. Так или иначе, но я в этих краях чувствую себя очень настороженно. Там, в Египте, могила моего далекого предка. Он хранил меня и защищал от той удушливой ауры, что окутывала те земли. Здесь же его нет рядом. Поэтому я осторожен как никогда.

– Мне неожиданно слышать от тебя такие слова.

– И я надеюсь, ты не станешь их рассказывать кому бы то ни было. Ты мой союзник и друг. Нам с тобой предстоит пройти через много боев, стоя плечом к плечу. И я хочу, чтобы ты понимал – здесь место гиблое. Оттого никому и не предлагаю.

– Как же местные живут?

– Мне самому неведомо. В любом случае, чем быстрее мы завершим этот поход и чем аккуратнее это сделаем, тем лучше. Для всех нас лучше. А местные пусть как-нибудь сами договариваются со своими духами.

Ивар ушел от Ярослава очень загруженный. И наш герой был уверен – проболтается. Он специально его накручивал так, чтобы проболтался. Во всяком случае, братьям точно расскажет. А те еще кому-то. Что позволит на какое-то время оградить эти земли от излишне назойливых завоевателей. Зачем это Ярославу? Ни за чем. Просто не хотелось, чтобы его детище, пусть и сотворенное стихийно, издохло слишком быстро.

Отхлебнув еще немного вина, он посмотрел за окно. Там было темно. Лишь звезды и луна сияли на безоблачном небе. А где-то там, в Константинополе, оставалась его супруга. При дворе Василевса с обещанием последнего обучить Пелагею всему необходимому, что полагалось знать знатной матроне, достойной состоять в августейшей семье.

Очень удобный шаг. Ведь таким образом Ярослав оставлял Вардану заложника на время этой операции. Из-за чего Василевс чувствовал себя более спокойно и уравновешенно. Причем, если Пелагея погибнет, это будет на руку Ярославу. Не только открывая ему возможности для нового династического брака, но и снимая с него всякую ответственность за подобную форму «развода».

Выживет – хорошо. Нет – не беда.

Понимал ли это Вардан? Сложно сказать. Во всяком случае, он очень ответственно отнесся к вопросам воспитания и образования Пелагеи, приставив к ней своих лучших наставников. Тех, что еще недавно его супругу-болгарку наставляли.

– Господин, – тихо произнес красивый женский голос откуда-то из-за спины.

Ярослав вздрогнул от неожиданности и обернулся, положив руку на меч. Обернулся, и от удивления его брови взлетели едва ли не птицами. Потому что у двери этого просторного помещения стояла практически обнаженная девушка весьма выдающейся красоты. Почему «практически»? Потому что та тонкая, едва ли не прозрачная ткань, что ее слегка прикрывала, ничего из ее прелестей не скрывала от любопытных глаз. А шитый золотом плащ из более плотной ткани, в котором она, видимо, пришла, лежал на полу.

– Кто ты? – спросил наш герой ее на койне – аристократическом среднегреческом языке.

– Адасса.

– Очень приятно, – небрежно махнул рукой Ярослав. – Как меня зовут, ты, полагаю, знаешь. Но я тебя о другом спрашивал. Кто ты такая и что здесь делаешь?

– Я твоя жена.

– Что?! – выпучил глаза Ярослав.

Девушка немного вымученно улыбнулась, а потом на иврите процитировала фрагмент подписанного нашим героем договора с делегацией иудейской общины. И, выдержав небольшую паузу, повторила уже на койне.

– Прекрасно, – кивнул наш герой. – И как из этих слов проистекает наше с тобой замужество? – сказал и осекся. Видимо, к концу дня он совершенно утомился и соображал плохо. Поэтому ему тяжело давался полный аллегорий и тяжеловесных выражений язык договора. – Ты хочешь сказать, что…

– Да. И община выбрала меня. Если я тебе не нравлюсь, то они заменят меня на другую. Но только до нашей близости.

– Бред какой-то… – покачал головой Ярослав. – Но у меня уже есть жена.

– Наши обычаи позволяют брать больше одной жены. Да, ныне это не считается правильным. Но если это нужно для спасения нашего народа или в его интересах, то ничего грешного в том нет.

– Ваши обычаи. А мои?


– Ты подписал договор.

– Те, кто тебя послал ко мне, не подумали, что я могу тебя прогнать?

– Подумали. Но… учитывая то, кто мой отец, меня ждет казнь за блуд. Сожжение живьем.

– Твою мать… – тихо выругался Ярослав на русском.

– Не стоит переживать, господин, – мягко улыбнувшись, произнесла Адасса и, виляя весьма аппетитными бедрами, направилась к нему. – Я не стану претендовать на положение первой жены. По договору кровь от крови унаследуют лишь земли Иудеи.

– А если родится девочка?

– То она будет провозглашена правительницей при совете. Неважно, кто родится. Главное – это будет твое дитя, – произнесла она и подошла к Ярославу практически вплотную. Шага на два. Несколько мгновений постояла и скинула с себя прозрачные ткани, заменяющие ей одежду.

Тело ее было красиво, тщательно отмыто и благоухало нежными нотками цветочных ароматов. Видимо, иерархи были в курсе вкусов Ярослава.

Наш герой отставил кубок с вином и потер глаза.

Глупо получилось.

Но вполне логично. Ведь если Адасса родит от Ярослава ребенка, то его военная слава станет надежной защитой для его правления. Особенно если наш герой будет поддерживать с ребенком отношения. Очень удобно. Да, Ярослав не иудей. Но в сложившейся ситуации это ничего не значило. Как и в ситуации с Эстер персидской, подобный акт со стороны девушки выглядел самопожертвованием в интересах своего народа. Раввины закрыли глаза даже на свадебный ритуал.

– Что я творю… – тихо простонал Ярослав. Закрыл глаза. Открыл. Девушка никуда не делась. И она была настолько хороша, что одна мысль о том, что ее сожгут живьем, казалась кощунственной.

Секунда. Другая. И он сам не понимал, как уже обнял ее, начав ласкать. А в голове его пульсировала мысль о том, что не зря он переживал. Ой, не зря. И что это место действительно может стать началом его конца. Зная о том, насколько ревнива его супруга, ввязываться в эту историю было плохой идеей.

Но и отказываться – нельзя. Судя по наказанию – отказ от девушки выглядел бы плевком в душу всей общины. И вместо обретения в них союзников он нашел бы там лишь врагов. Причем врагов не явных, а тихих, что особенно мерзко. В то время как союз получался очень интересным. Как в рамках предстоящей военной кампании, так и на перспективу. В том числе и в рамках обретения новых мастеров и куда более интересного рынка сбыта, а также важнейший источник информации… Ну и в конце концов, девушка была потрясающей. Если бы он отказался от нее, ни Ивар, ни другие викинги-союзники не поняли бы. Как и собственные воины. Да, пусть в их глазах она получалась не второй женой, а наложницей или конкубиной. Ибо иного не позволяла их вера…





Глава 3




867 год, 21–22 февраля, Яффа

Ярослав восседал на импровизированном троне в своих золоченых доспехах. Очень уж колоссальный они производили эффект на окружающих. Особенно в сочетании с его цветом глаз, кажущимся при правильном освещении золотым.

По правую руку от него стоял Ивар и несколько влиятельных викингов. А вместе с ними и представители греческих союзников.

По левую – Адасса и самые уважаемые представители местной иудейской общины. А также доверенный представитель патриарха Иерусалима, уже «прискакавший» ко двору Ярослава… эм… Василия Аморейского. Сам-то патриарх находился в Константинополе на Вселенском Соборе и отлучиться не мог. Но его доверенный человек вполне был в состоянии поприсутствовать…

Консул Нового Рима совсем не зря в условиях договора с иудейской общиной оговорил личные владения для патриарха Иерусалимского. Это было сделано вполне осознанно и с весьма далекоидущими последствиями.

Несмотря на первоначальное раздражение, патриарх Александрии уже к началу 866 года стал важным союзником Ярослава. Первичное раздражение из-за того, что ему не передали церкви коптов, перешло в чувство глубокой благодарности. Ведь из-за Ярослава этот патриарх сумел получить настоящий патриархат, а не тот декоративный формат, что позволяли ему держать в Константинополе и Багдаде. Да и с коптами он уже договорился. Но главное, патриарх Александрии отчетливо связывал свое благополучие с Ярославом и его легионом. Ведь в случае чего – Египет оставался беззащитен. Византия ведь, несмотря на территориальные расширения, не становилась сильнее в военном плане. А терять столь сочный кусочек очень не хотелось, поэтому патриарх Александрии встал за спину Ярослава и подпер ее в идеологическом плане. Не явно. Формально-то он продолжал ругаться, согласно их договоренности, чтобы не смущать ничьи неокрепшие умы.

Еще проще обстояло дело с патриархом Антиохии. Вторжение викингов привело к тому, что он сумел наконец переселиться из Константинополя в свою законную резиденцию. И вновь взять все дела в свои руки. Викинги, конечно, не были подданными Ярослава, но о том, какое на них имел влияние сын Феофила, никто не забывал. Да и о возможности «подтянуть» Legio I Venedica для решения любых разногласий в регионе также. Поэтому патриарх Антиохии хоть и не был последовательным союзником Ярослава во всех его начинаниях, но в целом стоял за него.

И вот теперь Ярослав сделал еще один маневр, заручаясь поддержкой третьего патриарха из числа старинной Пентархии. Что в сложившейся ситуации на Вселенском Соборе создавало определенные перспективы. Да, три патриарха из пяти – это не тот вес, который мог бы решить все проблемы и продавить любое решение. Ведь оставались еще иные епископы и архиепископы да прочие иерархи из тех же Армянской, Коптской, Абиссинской и прочих христианских церквей, которых также пригласили на Собор. Но три патриарха в любом случае лучше, чем ничего…

Так или иначе, послов халифа консул Нового Рима встречал в окружении своих внешних и внутренних союзников. Причем, судя по взглядам послов, они были несколько удивлены составом встречающей делегации. Явно давая понять, что такой толпы уважаемых раввинов здесь быть просто не должно.

– Что привело вас ко мне? – спокойно и максимально торжественно поинтересовался Ярослав.

– Наш великий халиф предлагает тебе, о могучий, заключить мир.

– Я не воюю с халифом.

– Но как же?

– Богу божье, кесарю кесарево, – все так же спокойно и торжественно произнес Ярослав. – Халиф – пастырь душ заблудших на земле. Он заботится об их спасении и обретении ими своей веры.

– Но ты, о великий, ведешь войну с его воинами.

– У того, кто заботится о спасении наших душ, нет воинов. Его сила в словах и благодатных поступках, достойных уважения и подражания. Воины же, каких я бил, просто прикрываются его славным именем, ибо на земле нет власти иной, кроме земной и светской. Духовные же иерархи ведут нас сквозь тьму моральных заблуждений и душевных терзаний. Они пастыри нашего духа, но не тела. Наши учителя. Наши наставники. Наши духовные отцы. Но никак не светские правители. Поэтому с ними и нельзя воевать. Если же они светские правители, то как же их тогда можно называть духовными пастырями?

Послы зависли.

Формула, которая была озвучена Ярославом, ставила их в крайне невыгодное положение. Особенно в свете того, что сказано это было при большом скоплении народа. Наш герой был уверен – не пройдет и недели, как эти слова его дойдут до Константинополя. А потом разойдутся по всем землям окрест на месяцы пути. И будут в целом довольно благодатно услышаны политиками. Ведь крайне им выгодны.

Да, наш герой прекрасно знал о существовании теократии, то есть такой формы власти, при которой во главе государства стоит духовный лидер. То есть идеолог. Так было во многих архаичных державах эпохи зарождения государств. Так было в Папской области и Халифате. Так бывало даже в формально светских государствах, вроде Советского Союза, в котором верховной властью обладал не глава правительства, а генеральный секретарь коммунистической партии, выступавший в роли идеологического наставника и духовного вождя всей страны. Теократия вполне распространенная форма власти. Но здесь и сейчас Ярославу требовалось выбить почву из-под ног у халифа. Поэтому он и озвучил формулу «богу божье, кесарю кесарево».