Я зажимаю ладонью рот, вспоминая, как сама делала эти завитушки с помощью ножниц.
– Вот, – говорит Шелли, протягивая мне пакет; открытка тоже внутри.
– Ты хочешь, чтобы я оставила себе упаковку?
Она качает головой. Смотрят вниз. Слезы пополам с тушью катятся по ее щекам.
– Я не знаю, что еще сделать, – бормочет Шелли, затем отворачивается и идет к своей машине.
Я закрываю входную дверь и пытаюсь дышать с нормальной скоростью. Голова кружится. Я не могу перестать дрожать.
Лишь несколько часов спустя, в убежище в своем шкафу, с коробкой салфеток на коленях, я могу вытащить открытку из конверта. Розовая металлическая звезда сверкает на блестящем черном фоне. Открываю. Собственный почерк поражает меня – то, что я писала с наклоном, то, что люблю наугад вставлять заглавные буквы. Кажется, будто я сделала эту открытку только вчера.
Читаю слова, чувствуя, как каждое из них отдается в глубине сердца, и, наконец, становится ясно, зачем Шелли решила мне ее отдать. Подруга хочет напомнить, что я испытывала к ней в тот день, когда меня похитили.
День, который мне никогда не вернуть.
Тогда
19
Света по-прежнему не было, но я все равно продолжала возиться с матрасом. Это давало мне возможность сосредоточиться: цель, задача, отвлечение от сумасшествия. Кончики пальцев болели там, где лопнула кожа. Зато теперь я могла похвастать двадцатью семью разорванными нитями. Я распушила их и представляла, что это белые пышные усы Санты после кровотечения из носа, а не испачканные кровью из моих порезов.
Я также начала перебирать воспоминания, пытаясь выяснить, кем же был монстр. Кто мог так пристально наблюдать за мной, изучать мои привычки, в том числе что я ношу? Кто-то из школы? Но она была не такой уж большой, и я знала почти всех. Симпатичный мальчик-бегун из парка? Но волосы у него были короткие и черные, а не песочно-каштановые и волнистые.
Может, завсегдатай из приюта для животных? Год или два назад был один парень, который просился работать только со мной – даже ждал целый час, пока я помогала другим людям. Мне думалось, что он просто получил рекомендацию от одного из моих бывших клиентов, но, к сожалению, я так и не спросила. Вместо этого ходила с ним, указывая на кошек и собак и отвечая на все его вопросы о породе, уходе и дрессировке.
Он был примерно моего возраста, так?
С вьющимися каштановыми волосами…
У него были голубые или карие глаза?
Еще тот неуклюжий парень в доме Шелли на школьном барбекю, один из друзей ее брата. Произвел на меня странное впечатление. Пялился всю ночь, как будто откуда-то меня знал. Когда я спросила его, в какую он ходит школу, парень ответил, что приехал по обмену из Уэльса (что, как позже сказала мне Шелли, было ложью). Судя по всему, чудак познакомился с ее братом на каких-то подготовительных курсах в городе. Я вспомнила, что у него на бейсболке был логотип в виде льва. Шелли плохо его знала, и я больше ее не расспрашивала.
Но зачем ему меня похищать?
Зачем вообще кому-то это делать?
Что я такого сделала? Почему я здесь?
На моем большом пальце лопнул волдырь; внезапно из него хлынул поток жидкости. Я провела рукой по полу, чтобы почувствовать, куда падают капли, а затем нарисовала на цементе улыбающуюся рожицу, гадая, был ли волдырь заполнен кровью и получился ли смайлик красным. Я сунула большой палец в рот, чтобы проверить. Определенно кровь: соленый, металлический привкус.
Мне нужно было больше краски. Я надавила на рану, и в этот момент раздался характерный сигнал Мейсона.
– Ты там? – позвал он.
Я подползла ближе и постучала в ответ.
– Ты же не рассказывала ему обо мне?
Я прижалась ухом к стене.
– У меня есть план, – заявил он. – Я нас вытащу.
– Сейчас? – Мое сердце сжалось.
– Если бы. Я все еще прорабатываю маршрут, пытаюсь найти выход. Думаю, их как минимум пять, учитывая масштабы здания. Рано или поздно я обязательно на какой-нибудь наткнусь – в буквальном смысле. В шахтах темно, в этой комнате тоже, а все, что у меня есть, – это лампа для чтения, размером меньше моего большого пальца. Я попросил ее за набранные очки, чтобы читать в темноте, вот и хватает на площадь размером со страницу.
– Как ты вообще выбрался? Тебя держали в комнате? – Неужели и у него кончился свет?
– Я нашел в своей камере вентиляционное отверстие за тумбочкой. Тебе тоже лучше обыскать свою – за мебелью, под кроватью… Я сбегаю в разное время суток, когда он не делает обходов.
– Как давно ты здесь?
– Может, несколько месяцев. Шахты пронизывают все здание. Вчера я решил двинуться другим путем. Вот как тебя и нашел.
– Сколько всего пленников?
– Помимо нас? Может быть, трое или четверо. Сложно сказать. Это место огромное. Есть по крайней мере еще один парень. Но разговаривал я только с тобой и одной из девушек – Самантой.
– Сколько ей лет? Откуда она?
– Я не уверен. Может, моя ровесница… лет восемнадцать? Она в двух комнатах от меня, так что мы особо не могли поговорить.
Я представила себе всех нас, разбросанных по зданию в камерах, похожих на эту, как мы сидим в ожидании, когда же что-то произойдет.
Но что?
И когда?
– А он когда-нибудь… – начала я, и вдруг из моего горла вырвался странный сосущий звук. Грудь сжалась, легкие сжались. Я сложилась вдвое и уткнулась лбом в землю.
– Джейн?
– Он когда-нибудь… – попробовала я еще раз.
– Подожди, кто? Что?
– Парень, который нас похитил… Он когда-нибудь заходил к тебе в комнату?
– Ответ отрицательный. Подожди, а почему ты спрашиваешь? Он заходил к тебе? Что-то случилось?
– Нет, по крайней мере, насколько мне известно.
– Вот дерьмо. Ты меня напугала.
– Ты знаешь, чего он от нас хочет?
– Вопрос на миллион долларов, но я не собираюсь выяснять. Ты в деле?
– В каком?
– Побег?
– Откуда мне знать, что я могу тебе верить?
– Думаю, не можешь. Но что тебе терять? Пентхаус? Пятизвездочное обслуживание?
– Нет никакого обслуживания. Он перестал приносить мне еду и выключил свет.
– Черт, серьезно?
– Серьезно, – пробормотала я, сдерживая рыдания.
Похоже, он это почувствовал, так как начал тараторить, чтобы мне не пришлось говорить.
– Парню нравится, когда ты играешь по правилам: ставишь подносы и тарелки в коридоре, выкидываешь мусор раз в неделю… Он, кстати, проверяет, что именно ты выбрасываешь. И заметит, если ты ничего не просишь, то есть не израсходовала свои припасы. Так что пользуйся всем, заполняй дурацкие контрольные списки и следуй его грандиозному плану, каким бы он ни был, просто чтобы выиграть время. А поскольку я умею читать мысли, держу пари, ты хочешь спросить, знаю ли я, кто он такой. Ответ – нет. Я встретил его на вечеринке. Он казался вполне нормальным. Мы поболтали, обсуждая достоинства спорткаров и классических машин. Он спросил, не хочу ли я глянуть на его тачку – вроде бы «Камаро» 1968 года. Я пошел за ним на улицу, но ничего не увидел. Следующее, что я помню, – это как очнулся в багажнике его машины.
– Значит, он накачал тебя наркотиками.
– Мягко сказано. Дело в том, что я не помню, как он на меня напал или чтобы я отбивался.
– Раз вы были на вечеринке, его наверняка видели и другие.
– Может быть. То есть скорее всего. Но я не уверен, что он там кого-нибудь знал. Парень казался каким-то потерянным, просто болтался рядом. Единственная причина, почему я вообще пошел вниз: Хейли – девушка, которая устроила вечеринку, – попросила меня принести немного еды. Парень сказал, мол, искал туалет, свернул не туда, а затем признался, что ненавидит толпу. Вот так мы и разговорились.
– Ну, если он был на вечеринке, значит, должен был знать Хейли.
– Может быть.
А может, и нет. Ничего не было ясно.
– А теперь скажи, что ты такого сделала? – спросил он. – Раз тебе перестали носить пищу и отрубили электричество.
– Ты действительно хочешь знать?
– Поэтому я и спрашиваю.
И поэтому я рассказала ему, этому незнакомцу, этому человеку, которому не знала, могу ли доверять, гораздо больше, чем он хотел услышать: о моей истерике и о том, как сильно я скучаю по Шелли; о телефонном звонке, который сделала родителям из багажника машины монстра, и о том, как все еще слышу рыдания матери.
– Моя мама – самая храбрая, сильная, самая крепкая женщина из всех, кого я знаю. И слышать ее крик… – Я глубоко вздохнула, не в силах удержать слезы. – Прости.
– Вот, – говорит Шелли, протягивая мне пакет; открытка тоже внутри.
– Ты хочешь, чтобы я оставила себе упаковку?
Она качает головой. Смотрят вниз. Слезы пополам с тушью катятся по ее щекам.
– Я не знаю, что еще сделать, – бормочет Шелли, затем отворачивается и идет к своей машине.
Я закрываю входную дверь и пытаюсь дышать с нормальной скоростью. Голова кружится. Я не могу перестать дрожать.
Лишь несколько часов спустя, в убежище в своем шкафу, с коробкой салфеток на коленях, я могу вытащить открытку из конверта. Розовая металлическая звезда сверкает на блестящем черном фоне. Открываю. Собственный почерк поражает меня – то, что я писала с наклоном, то, что люблю наугад вставлять заглавные буквы. Кажется, будто я сделала эту открытку только вчера.
Читаю слова, чувствуя, как каждое из них отдается в глубине сердца, и, наконец, становится ясно, зачем Шелли решила мне ее отдать. Подруга хочет напомнить, что я испытывала к ней в тот день, когда меня похитили.
День, который мне никогда не вернуть.
Тогда
19
Света по-прежнему не было, но я все равно продолжала возиться с матрасом. Это давало мне возможность сосредоточиться: цель, задача, отвлечение от сумасшествия. Кончики пальцев болели там, где лопнула кожа. Зато теперь я могла похвастать двадцатью семью разорванными нитями. Я распушила их и представляла, что это белые пышные усы Санты после кровотечения из носа, а не испачканные кровью из моих порезов.
Я также начала перебирать воспоминания, пытаясь выяснить, кем же был монстр. Кто мог так пристально наблюдать за мной, изучать мои привычки, в том числе что я ношу? Кто-то из школы? Но она была не такой уж большой, и я знала почти всех. Симпатичный мальчик-бегун из парка? Но волосы у него были короткие и черные, а не песочно-каштановые и волнистые.
Может, завсегдатай из приюта для животных? Год или два назад был один парень, который просился работать только со мной – даже ждал целый час, пока я помогала другим людям. Мне думалось, что он просто получил рекомендацию от одного из моих бывших клиентов, но, к сожалению, я так и не спросила. Вместо этого ходила с ним, указывая на кошек и собак и отвечая на все его вопросы о породе, уходе и дрессировке.
Он был примерно моего возраста, так?
С вьющимися каштановыми волосами…
У него были голубые или карие глаза?
Еще тот неуклюжий парень в доме Шелли на школьном барбекю, один из друзей ее брата. Произвел на меня странное впечатление. Пялился всю ночь, как будто откуда-то меня знал. Когда я спросила его, в какую он ходит школу, парень ответил, что приехал по обмену из Уэльса (что, как позже сказала мне Шелли, было ложью). Судя по всему, чудак познакомился с ее братом на каких-то подготовительных курсах в городе. Я вспомнила, что у него на бейсболке был логотип в виде льва. Шелли плохо его знала, и я больше ее не расспрашивала.
Но зачем ему меня похищать?
Зачем вообще кому-то это делать?
Что я такого сделала? Почему я здесь?
На моем большом пальце лопнул волдырь; внезапно из него хлынул поток жидкости. Я провела рукой по полу, чтобы почувствовать, куда падают капли, а затем нарисовала на цементе улыбающуюся рожицу, гадая, был ли волдырь заполнен кровью и получился ли смайлик красным. Я сунула большой палец в рот, чтобы проверить. Определенно кровь: соленый, металлический привкус.
Мне нужно было больше краски. Я надавила на рану, и в этот момент раздался характерный сигнал Мейсона.
– Ты там? – позвал он.
Я подползла ближе и постучала в ответ.
– Ты же не рассказывала ему обо мне?
Я прижалась ухом к стене.
– У меня есть план, – заявил он. – Я нас вытащу.
– Сейчас? – Мое сердце сжалось.
– Если бы. Я все еще прорабатываю маршрут, пытаюсь найти выход. Думаю, их как минимум пять, учитывая масштабы здания. Рано или поздно я обязательно на какой-нибудь наткнусь – в буквальном смысле. В шахтах темно, в этой комнате тоже, а все, что у меня есть, – это лампа для чтения, размером меньше моего большого пальца. Я попросил ее за набранные очки, чтобы читать в темноте, вот и хватает на площадь размером со страницу.
– Как ты вообще выбрался? Тебя держали в комнате? – Неужели и у него кончился свет?
– Я нашел в своей камере вентиляционное отверстие за тумбочкой. Тебе тоже лучше обыскать свою – за мебелью, под кроватью… Я сбегаю в разное время суток, когда он не делает обходов.
– Как давно ты здесь?
– Может, несколько месяцев. Шахты пронизывают все здание. Вчера я решил двинуться другим путем. Вот как тебя и нашел.
– Сколько всего пленников?
– Помимо нас? Может быть, трое или четверо. Сложно сказать. Это место огромное. Есть по крайней мере еще один парень. Но разговаривал я только с тобой и одной из девушек – Самантой.
– Сколько ей лет? Откуда она?
– Я не уверен. Может, моя ровесница… лет восемнадцать? Она в двух комнатах от меня, так что мы особо не могли поговорить.
Я представила себе всех нас, разбросанных по зданию в камерах, похожих на эту, как мы сидим в ожидании, когда же что-то произойдет.
Но что?
И когда?
– А он когда-нибудь… – начала я, и вдруг из моего горла вырвался странный сосущий звук. Грудь сжалась, легкие сжались. Я сложилась вдвое и уткнулась лбом в землю.
– Джейн?
– Он когда-нибудь… – попробовала я еще раз.
– Подожди, кто? Что?
– Парень, который нас похитил… Он когда-нибудь заходил к тебе в комнату?
– Ответ отрицательный. Подожди, а почему ты спрашиваешь? Он заходил к тебе? Что-то случилось?
– Нет, по крайней мере, насколько мне известно.
– Вот дерьмо. Ты меня напугала.
– Ты знаешь, чего он от нас хочет?
– Вопрос на миллион долларов, но я не собираюсь выяснять. Ты в деле?
– В каком?
– Побег?
– Откуда мне знать, что я могу тебе верить?
– Думаю, не можешь. Но что тебе терять? Пентхаус? Пятизвездочное обслуживание?
– Нет никакого обслуживания. Он перестал приносить мне еду и выключил свет.
– Черт, серьезно?
– Серьезно, – пробормотала я, сдерживая рыдания.
Похоже, он это почувствовал, так как начал тараторить, чтобы мне не пришлось говорить.
– Парню нравится, когда ты играешь по правилам: ставишь подносы и тарелки в коридоре, выкидываешь мусор раз в неделю… Он, кстати, проверяет, что именно ты выбрасываешь. И заметит, если ты ничего не просишь, то есть не израсходовала свои припасы. Так что пользуйся всем, заполняй дурацкие контрольные списки и следуй его грандиозному плану, каким бы он ни был, просто чтобы выиграть время. А поскольку я умею читать мысли, держу пари, ты хочешь спросить, знаю ли я, кто он такой. Ответ – нет. Я встретил его на вечеринке. Он казался вполне нормальным. Мы поболтали, обсуждая достоинства спорткаров и классических машин. Он спросил, не хочу ли я глянуть на его тачку – вроде бы «Камаро» 1968 года. Я пошел за ним на улицу, но ничего не увидел. Следующее, что я помню, – это как очнулся в багажнике его машины.
– Значит, он накачал тебя наркотиками.
– Мягко сказано. Дело в том, что я не помню, как он на меня напал или чтобы я отбивался.
– Раз вы были на вечеринке, его наверняка видели и другие.
– Может быть. То есть скорее всего. Но я не уверен, что он там кого-нибудь знал. Парень казался каким-то потерянным, просто болтался рядом. Единственная причина, почему я вообще пошел вниз: Хейли – девушка, которая устроила вечеринку, – попросила меня принести немного еды. Парень сказал, мол, искал туалет, свернул не туда, а затем признался, что ненавидит толпу. Вот так мы и разговорились.
– Ну, если он был на вечеринке, значит, должен был знать Хейли.
– Может быть.
А может, и нет. Ничего не было ясно.
– А теперь скажи, что ты такого сделала? – спросил он. – Раз тебе перестали носить пищу и отрубили электричество.
– Ты действительно хочешь знать?
– Поэтому я и спрашиваю.
И поэтому я рассказала ему, этому незнакомцу, этому человеку, которому не знала, могу ли доверять, гораздо больше, чем он хотел услышать: о моей истерике и о том, как сильно я скучаю по Шелли; о телефонном звонке, который сделала родителям из багажника машины монстра, и о том, как все еще слышу рыдания матери.
– Моя мама – самая храбрая, сильная, самая крепкая женщина из всех, кого я знаю. И слышать ее крик… – Я глубоко вздохнула, не в силах удержать слезы. – Прости.