Я ожидаю испуганного восклицания или, по крайней мере, распахнутых от удивления глаз, но моя фея только нетерпеливо смотрит на меня и, наконец, говорит:
– Ну, а дальше?
Я подхожу к камину еще ближе и в общих чертах обрисовываю то, что мне пришлось пережить. Когда я все же отдаляюсь от камина, чтобы шепотом сообщить фее, что гномы думают, будто я – дочь погибшего Короля-Призрака, она яростно трясет головой.
– Бред какой-то! Этого не может быть!
– Почему?
– Если бы это было так, у тебя были бы магические способности! По твоим жилам текла бы кровь Короля-Призрака, но я до сих пор этого не замечала.
– А Испе́р считает, что моя магия дома и очага довольно сильна и практична.
– Да откуда ему об этом знать? Ты, надеюсь, ему ничего не рассказала?
– Нет, рассказала, потому что он догадался, кто я такая. Нам нужна его помощь, фея-крестная! Если бы не защита Испе́ра, император арестовал бы нас точно так же, как будущего тестя Хелены.
Моя фея быстро и прерывисто дышит, крылья ее носа подрагивают.
– Не понимаю, – говорит она. – Если не считать мельника и моей бабушки, здесь, в Амберлинге, не было других древних колдунов и волшебников. Они были последними. Ну, и еще я, – с некоторой гордостью добавляет она, – последняя оставшаяся ведьма древней веры.
– Тут ты ошибаешься, – возражаю я. – Вероятно, опасные волшебники, за которыми сейчас охотится Испе́р, не были такими уж хорошими друзьями с твоей бабушкой, но они существовали тогда и существуют до сих пор. И при всем уважении, фея-крестная, ты не настоящая ведьма, потому что ты и понятия обо всем этом не имеешь. Ты даже не знала, что Король-Призрак мертв.
Фея смотрит на меня так, будто я только что вылила ей на голову ушат холодной воды. Я тут же жалею, что была с ней так безжалостно честна. С другой стороны, ей следует реальнее оценивать нашу ситуацию. В том числе – перестать строить из себя великую колдунью. Она понимает в этом не больше меня.
– А ведь на самом деле все именно так, – говорю я, возвращаясь к теплу каминного огня. – Колдуны и волшебники, которые напали на принца Перисала, считают, что я – зловещее дитя из пепла, которое вскоре откроет врата в царства призрачного времени. Если весть об этом дойдет до императора, я труп! Испе́р позаботился о том, чтобы на нас с тобой не пало ни единого подозрения. Так что в будущем, прошу тебя, не усложняй ему жизнь дополнительными трудностями, отвешивая пощечины, обманывая или оскорбляя его.
Моя фея мрачно смотрит на носки своих сапог.
– Тебе ясно?! – спрашиваю я.
– Не нужно так кричать, – отвечает она. – Мне так только хуже. Голова сегодня трещит с самого утра.
– Неудивительно. Ты, вероятно, все шесть дней, пока меня не было, усиленно вызывала духов и видения. Твои запасы виски, скорее всего, уже на исходе.
– Не говори со мной так! – вопит она, поднимая глаза и возмущенно глядя на меня. – Мне действительно было безумно плохо от горя и отчаяния.
Мне показалось, или на ее глазах и в самом деле проступили самые настоящие слезы? А может, это просто растаявший снег?
– Извини, – говорю я мягче. – Знаю, что, если бы я не вернулась, именно ты оплакивала бы меня больше всех. Но теперь ты, наконец, осознаешь всю серьезность ситуации? Могу я рассчитывать на то, что ты ни с кем в Амберлинге не станешь говорить об этом?
Моя фея кивает.
– И еще кое-что, – добавляю я. – Что бы ты там о себе ни думала, прошу тебя, за пределами этого дома не называй себя последней ведьмой Амберлинга или волшебницей древней веры. Ты – фея из Академии фей, женщина, освоившая пару-тройку обыденных фокусов и не более того. Мы с тобой – совершенно обычные люди.
Моя фея строит на своем лице невозможные гримасы, всем своим видом показывая, что мы с ней – кто угодно, но только не обычные люди.
– Ну хорошо, – говорю я с вынужденной улыбкой. – Ты права. Но нам нужно притворяться, что мы хотим быть обычными и нормальными. Даже если это не так и все окажется напрасным – видимость обычности теперь наша лучшая маскировка.
Глава 10
К двум часам дня снегопад заметно стихает, так что у меня получается выбраться в город. Я иду пешком, потому что Львиное Сердце так и не объявился, а собственных саней или даже лошади у нас нет. Я бы даже порадовалась такой прогулке, если бы не смутный страх, что на своем пути я могу встретить странных существ, которые до сих пор придерживаются древней веры и считают меня своим священным талисманом.
На мне элегантное выходное пальто, обычно предназначенное для публичных выступлений и официальных визитов в замок, потому что толстое, практичное повседневное пальто я забыла в призрачном времени. Пока тащусь по свежевыпавшему снегу к городу, меня не покидает ощущение, что я чересчур вырядилась для обычного похода в город, однако на дороге так много людей и настолько плохая видимость, что кроме меня этого, кажется, никто и не замечает.
Спустя полчаса добираюсь до кривых бревенчатых домиков с покосившимися крышами, что на полпути к Замковой горе, среди которых полно маленьких изысканных магазинчиков. Переулки этого квартала, где в том числе находится и пуговичный магазин Вайдфарберов, – одни из старейших в Амберлинге, о чем мне как-то с гордостью поведала Хелена.
В магазине пуговиц, само собой, продаются не только пуговицы. Здесь можно найти изысканные диковинки со всего мира, которые даже самую простую одежду могут превратить в нечто особенное и прекрасное. «Гарантированно без заклинаний», – обещают крупные буквы на витрине. И действительно: те, кто покупает у Вайдфарберов, получают настоящие расцветки и лишенные магии украшения – золотую нить, сверкающий вышитый шелк, традиционные пряжки для ремней, экзотические перья, настоящую тесьму или пуговицы из стекла, рога, дерева или драгоценных камней.
Но сегодня свет в лавке не горит, а магазин погружен в темноту. Кто-то даже задернул занавеску за стеклянной дверью и поместил вывеску: «Магазин временно закрыт». Императорская печать предупреждает, что никому не разрешается входить в магазин, а двое солдат патрулируют переулок. От них я узнаю, что Вайдфарберы поселились в пустующей квартире над магазином сыров. Бедная Хелена. Насколько мне известно, комнаты на втором этаже пустуют уже давно, потому что выносить сырную вонь так долго можно лишь в том случае, если зажать себе нос прищепкой.
Я разворачиваюсь и иду по улице. Когда поворачиваю за угол, вижу крошечный кусочек серо-голубого моря. Оттуда мне навстречу дует холодный ветер, который остро пахнет солью, пеной и желанием отправиться в какое-нибудь дальнее путешествие даже в такой зимний день, как этот. И как всегда при виде моря, я осознаю, насколько ничтожна. Все, что занимало и волновало меня сегодня утром, абсолютно незначительно в сравнении с вечностью и величием, о которых я могу только догадываться, глядя на горизонт туда, где серая полоса моря сливается с небом.
Кто-то здоровается со мной, я отвечаю и продолжаю идти, пока не достигаю дома, в котором располагается магазинчик сыров. Деревянная лестница снаружи дома ведет в отдельную квартиру на втором этаже. Я стучу в дверь и по звукам, доносящимся из-за двери, понимаю, что внутри кто-то есть. Рюши занавески за стеклянным окном колышутся, но дверь остается запертой.
Напрасно прождав пять минут, я спускаюсь вниз по лестнице и сворачиваю в один из узких переулков, что остаются темными в любое время суток и зимой, и летом. Моя цель – тихое местечко, где я смогу ненадолго присесть и подумать.
Помимо феи-крестной здесь, в Амберлинге, у меня всего две хорошие подруги – Хелена и Помпи. Эти девушки были рядом со мной еще тогда, когда я была жалкой служанкой своей мачехи. Мне нелегко думать о том, что одна из них теперь не хочет иметь со мной ничего общего. Хотя я должна это понимать, ведь это мой предполагаемый супруг отправил ее будущего отчима в темницу Толовиса.
– Клэри? – слышу я чей-то крик. – Подожди!
Я останавливаюсь и поворачиваюсь. Это Хелена, и она бежит ко мне.
– Мне пришлось придумать благовидный предлог, чтобы выскользнуть из дома, – задыхаясь, сообщает она и подходит ко мне. – Мне не разрешили тебе открыть. Не потому, что мы имеем что-то против тебя, а из-за людей, понимаешь? Они не очень-то хорошо отзываются об Испе́ре, и мать Фреда опасается, что, впусти мы тебя, те скажут, что мы заодно с императором. – Хелена глубоко вздыхает. – Это, конечно, полный бред, – продолжает она. – Пойдем, нам нужно поговорить.
Она хватает меня за руку и тянет за собой. Окольными путями мы добираемся до рыночной площади, где находится маленький домик, в котором хранятся ящики с рыночными отходами. Хелена просовывает руку в отверстие под деревянным засовом, и дверь домика тут же распахивается. Мы входим в темную, пропахшую плесенью комнату, и Хелена закрывает за нами дверь. Раньше, когда Хелена еще работала на рынке, она иногда спала в этой комнатке – когда ей надоедала богадельня, в которой она жила.
– Фред мне кое в чем признался, – говорит она. – Буквально на позапрошлой неделе. Я все думала, рассказать тебе об этом или лучше не надо. Но теперь, думаю, тебе следует об этом знать.
Мои глаза постепенно привыкают к слабому свету, проникающему сквозь трещины в стенах деревянной постройки. Внутри домика все аккуратно убрано и выметено, подготовлено к следующему базарному дню. В тени по земле пробегает пара мышей, и Хелена бесстрастно провожает их взглядом. В своей жизни она видала вещи и похуже. Однажды, как она утверждает, здесь было нашествие крыс, и ей пришлось спать с крысами спина к спине. Но и это ее мало волновало.
– Ты ведь знаешь, что магазин пуговиц сыграл большую роль, когда я впервые встретилась с Фредом, – говорит Хелена. – Признаю, в этом был расчет, но перспектива того, что мне не придется трудиться на рынке всю оставшуюся жизнь, превратила его в своего рода принца. И, в отличие от тебя, мысль, что меня обожает принц, мне очень нравилась.
– Ты же всегда говорила, что тебе и сам он нравится.
– Так и есть, – отвечает Хелена. – Он понравился мне с первой встречи, однако я подумала, что он немного чудаковатый. Меня беспокоила его чрезмерная внимательность. Это казалось каким-то неправильным! Нам обеим известно, что я не такая уж писаная красавица, а мои бедняцкие манеры вряд ли можно назвать шикарными. Однако он всем своим видом показывал, будто я – лучшая партия в городе. Я решила, что это как-то странно. А потом Фред признался мне, что это старик Вайдфарбер потребовал, чтобы он подошел ко мне. Фред безумно боится своего отца. И делает все, что тот от него хочет.
– Да что ты? А мне Вайдфарбер всегда казался безобидным. Быть может, немного погруженный в себя, но вполне дружелюбный.
– Да, с клиентами он всегда обходителен и вежлив. Но со своей семьей, к которой в последние недели принадлежала и я, он злобен и противен. К счастью, я редко с ним встречалась. Большую часть времени он проводил на улице или в своем подвале. Подвал уходит глубоко в гору, и лучше мне не рассказывать, что там нашли солдаты.
– Значит, это был справедливый арест?
– Да он стал настоящим благословением! – уверяет Хелена. – Клэри, этот человек – чудовище! Он вскрывает мертвых животных и подвергает их внутренности каким-то процедурам. Я как-то принесла ему суп, а у него там уже подготовлено сырое сердце к завтраку.
Я не могу не рассмеяться – так безумно это звучит.
– Тогда мне было не до смеха, поверь. Он вздрогнул, когда увидел меня с тарелкой супа в руках, а потом завопил так свирепо, что я испугалась за свою жизнь. Он кричал: «Если я еще раз увижу тебя здесь, ты покинешь эту комнату в сотне консервных банок!» И он говорил это совершенно серьезно! Потому что солдаты действительно нашли там человеческие останки. – Я пребываю в шоке, но она быстро добавляет: – Он, конечно, никого не убивал, скорее, просто украл их у гробовщика. Что само по себе уже достаточно плохо, если ты хочешь знать мое мнение.
Я тоже думаю, что это плохо. Учитывая, что старик Вайдфарбер, должно быть, принадлежит к отряду колдунов, приславших мне письмо.
– Не хочу обременять тебя этим дальше, – говорит Хелена. – Ты просто должна знать, что я не сержусь на то, что солдаты императора полностью опустошили и запечатали подвал Вайдфарберов. Мне даже не нужно возвращаться в этот дом, хотя и было сказано, что мы можем заехать туда через три дня.
– И Фред признался, что интересовался тобой только по приказу своего отца?
– Да, точно, – подтверждает Хелена. – Помнишь бал, на котором наследный принц должен был выбрать себе невесту? Конечно, помнишь! И бьюсь об заклад, куда лучше меня, потому что не пила столько, сколько я тем вечером. Фред приглашал тебя, но ты отшила его, как и всех остальных, кто не был принцем.
И снова я смеюсь, потому что все, что она говорит – правда: в тот вечер я танцевала только с принцами. Однако высокомерие или что-то в этом роде тут ни при чем: просто так получилось.
– Ты спросила, не хочет ли он пригласить вместо тебя меня, – продолжает Хелена. – В отличие от всех остальных, кому ты предлагала то же самое, он согласился, и мы танцевали друг с другом. Он мне понравился. В тот вечер Фред выглядел абсолютно нормальным, но, когда я встретила его на рынке через три дня, показался мне торопливым и нервным. Но чем больше мы узнавали друг друга, тем спокойнее он становился. Да, сейчас он действительно что-то значит для меня, а я – для него. И именно поэтому он рассказал мне, что начал ухаживать за мной не из-за восхищения и любви. И пока мы узнавали друг друга, он все больше проникался чувствами ко мне. Ложь породила настоящую любовь и неподдельное восхищение.
Я тронута. Хелена, как правильно, весьма практична, какой бы трудной ни была ее жизнь. Реальная жизнь всегда была жестким расчетом затрат и выгод. Тем более безумными и страстными казались ее мечты. И вот где-то между холодным расчетом и бурными фантазиями место в ее сердце занял Фред. Это ли не прекрасная история любви?
– После бала, – продолжает Хелена, – отец приказал ему обольстить меня. Он должен был притвориться, что влюблен в меня. Отец Фреда сказал: «Она – подруга этой девчонки Фарнфли, это еще может пригодиться». Теперь я понимаю, что за этим стояло. Отец Фреда причастен к покушению на принца Перисала, и если бы у него получилось, следующим в списке был бы твой принц. А я, в конце концов, стала бы для него кем-то вроде шпиона.
Возможно, так оно и было бы. А может, старик Вайдфарбер сделал это, потому что считал меня дочерью Короля-Призрака и хотел через Хелену подобраться ко мне. Но видимо, Хелена об этом ничего не знает. Вот и хорошо.
– А сколько лет отцу Фреда?
– Ой, он жутко старый! Брак с матерью Фреда – его пятый. Фред говорит, он в своем подвале не раз использовал заклинания молодости.
– Ну, выглядит он лет на семьдесят. Так что его омолаживающая магия вряд ли оказалась такой уж успешной.
Хелена наклоняется и шепчет мне прямо на ухо:
– Фред видел его свидетельство о рождении. Он клянется жизнью своей матери, что его отцу больше трехсот лет.
Ого! Кажется, Испе́р действительно поймал настоящего древнего колдуна.
– Клэри, я так рада, что он больше не с нами! – восклицает Хелена. – И Фред тоже. А после всего, что он рассказал мне о своей матери, которая редко снисходит до разговора со мной, она испытывает такое же облегчение. Этот человек был страшен и не терпел абсолютно никаких возражений. Да и следователи императора пришли к выводу, что мы не имели никакого отношения к тайным действиям отца Фреда. Мы вернем магазин пуговиц и сможем жить дальше без этого чудовища. Я так благодарна твоему Испе́ру! Вот так-то.
– Отец Фреда не вернется?
– Он якобы является главным виновником покушения. Нет, он не вернется, если только не сможет освободиться, чего, я надеюсь, никогда не случится. Как сильно ты была больна на самом деле? Ходили слухи, что у тебя ужасно заразный грипп, но ты не выглядишь такой уж больной.
– Ложная тревога. Моя фея устроила грандиозное представление, а Испе́р принял всевозможные меры предосторожности. Но температура продержалась один день, а потом я снова почувствовала себя хорошо.
– Ага.
Хелена не верит ни единому моему слову. Я слышу это в ее голосе.
– Просто продолжай говорить всем что-то подобное, – говорю я. – Испе́р не хотел, чтобы я ходила по городу и расспрашивала людей о его расследовании.
– Ну, а дальше?
Я подхожу к камину еще ближе и в общих чертах обрисовываю то, что мне пришлось пережить. Когда я все же отдаляюсь от камина, чтобы шепотом сообщить фее, что гномы думают, будто я – дочь погибшего Короля-Призрака, она яростно трясет головой.
– Бред какой-то! Этого не может быть!
– Почему?
– Если бы это было так, у тебя были бы магические способности! По твоим жилам текла бы кровь Короля-Призрака, но я до сих пор этого не замечала.
– А Испе́р считает, что моя магия дома и очага довольно сильна и практична.
– Да откуда ему об этом знать? Ты, надеюсь, ему ничего не рассказала?
– Нет, рассказала, потому что он догадался, кто я такая. Нам нужна его помощь, фея-крестная! Если бы не защита Испе́ра, император арестовал бы нас точно так же, как будущего тестя Хелены.
Моя фея быстро и прерывисто дышит, крылья ее носа подрагивают.
– Не понимаю, – говорит она. – Если не считать мельника и моей бабушки, здесь, в Амберлинге, не было других древних колдунов и волшебников. Они были последними. Ну, и еще я, – с некоторой гордостью добавляет она, – последняя оставшаяся ведьма древней веры.
– Тут ты ошибаешься, – возражаю я. – Вероятно, опасные волшебники, за которыми сейчас охотится Испе́р, не были такими уж хорошими друзьями с твоей бабушкой, но они существовали тогда и существуют до сих пор. И при всем уважении, фея-крестная, ты не настоящая ведьма, потому что ты и понятия обо всем этом не имеешь. Ты даже не знала, что Король-Призрак мертв.
Фея смотрит на меня так, будто я только что вылила ей на голову ушат холодной воды. Я тут же жалею, что была с ней так безжалостно честна. С другой стороны, ей следует реальнее оценивать нашу ситуацию. В том числе – перестать строить из себя великую колдунью. Она понимает в этом не больше меня.
– А ведь на самом деле все именно так, – говорю я, возвращаясь к теплу каминного огня. – Колдуны и волшебники, которые напали на принца Перисала, считают, что я – зловещее дитя из пепла, которое вскоре откроет врата в царства призрачного времени. Если весть об этом дойдет до императора, я труп! Испе́р позаботился о том, чтобы на нас с тобой не пало ни единого подозрения. Так что в будущем, прошу тебя, не усложняй ему жизнь дополнительными трудностями, отвешивая пощечины, обманывая или оскорбляя его.
Моя фея мрачно смотрит на носки своих сапог.
– Тебе ясно?! – спрашиваю я.
– Не нужно так кричать, – отвечает она. – Мне так только хуже. Голова сегодня трещит с самого утра.
– Неудивительно. Ты, вероятно, все шесть дней, пока меня не было, усиленно вызывала духов и видения. Твои запасы виски, скорее всего, уже на исходе.
– Не говори со мной так! – вопит она, поднимая глаза и возмущенно глядя на меня. – Мне действительно было безумно плохо от горя и отчаяния.
Мне показалось, или на ее глазах и в самом деле проступили самые настоящие слезы? А может, это просто растаявший снег?
– Извини, – говорю я мягче. – Знаю, что, если бы я не вернулась, именно ты оплакивала бы меня больше всех. Но теперь ты, наконец, осознаешь всю серьезность ситуации? Могу я рассчитывать на то, что ты ни с кем в Амберлинге не станешь говорить об этом?
Моя фея кивает.
– И еще кое-что, – добавляю я. – Что бы ты там о себе ни думала, прошу тебя, за пределами этого дома не называй себя последней ведьмой Амберлинга или волшебницей древней веры. Ты – фея из Академии фей, женщина, освоившая пару-тройку обыденных фокусов и не более того. Мы с тобой – совершенно обычные люди.
Моя фея строит на своем лице невозможные гримасы, всем своим видом показывая, что мы с ней – кто угодно, но только не обычные люди.
– Ну хорошо, – говорю я с вынужденной улыбкой. – Ты права. Но нам нужно притворяться, что мы хотим быть обычными и нормальными. Даже если это не так и все окажется напрасным – видимость обычности теперь наша лучшая маскировка.
Глава 10
К двум часам дня снегопад заметно стихает, так что у меня получается выбраться в город. Я иду пешком, потому что Львиное Сердце так и не объявился, а собственных саней или даже лошади у нас нет. Я бы даже порадовалась такой прогулке, если бы не смутный страх, что на своем пути я могу встретить странных существ, которые до сих пор придерживаются древней веры и считают меня своим священным талисманом.
На мне элегантное выходное пальто, обычно предназначенное для публичных выступлений и официальных визитов в замок, потому что толстое, практичное повседневное пальто я забыла в призрачном времени. Пока тащусь по свежевыпавшему снегу к городу, меня не покидает ощущение, что я чересчур вырядилась для обычного похода в город, однако на дороге так много людей и настолько плохая видимость, что кроме меня этого, кажется, никто и не замечает.
Спустя полчаса добираюсь до кривых бревенчатых домиков с покосившимися крышами, что на полпути к Замковой горе, среди которых полно маленьких изысканных магазинчиков. Переулки этого квартала, где в том числе находится и пуговичный магазин Вайдфарберов, – одни из старейших в Амберлинге, о чем мне как-то с гордостью поведала Хелена.
В магазине пуговиц, само собой, продаются не только пуговицы. Здесь можно найти изысканные диковинки со всего мира, которые даже самую простую одежду могут превратить в нечто особенное и прекрасное. «Гарантированно без заклинаний», – обещают крупные буквы на витрине. И действительно: те, кто покупает у Вайдфарберов, получают настоящие расцветки и лишенные магии украшения – золотую нить, сверкающий вышитый шелк, традиционные пряжки для ремней, экзотические перья, настоящую тесьму или пуговицы из стекла, рога, дерева или драгоценных камней.
Но сегодня свет в лавке не горит, а магазин погружен в темноту. Кто-то даже задернул занавеску за стеклянной дверью и поместил вывеску: «Магазин временно закрыт». Императорская печать предупреждает, что никому не разрешается входить в магазин, а двое солдат патрулируют переулок. От них я узнаю, что Вайдфарберы поселились в пустующей квартире над магазином сыров. Бедная Хелена. Насколько мне известно, комнаты на втором этаже пустуют уже давно, потому что выносить сырную вонь так долго можно лишь в том случае, если зажать себе нос прищепкой.
Я разворачиваюсь и иду по улице. Когда поворачиваю за угол, вижу крошечный кусочек серо-голубого моря. Оттуда мне навстречу дует холодный ветер, который остро пахнет солью, пеной и желанием отправиться в какое-нибудь дальнее путешествие даже в такой зимний день, как этот. И как всегда при виде моря, я осознаю, насколько ничтожна. Все, что занимало и волновало меня сегодня утром, абсолютно незначительно в сравнении с вечностью и величием, о которых я могу только догадываться, глядя на горизонт туда, где серая полоса моря сливается с небом.
Кто-то здоровается со мной, я отвечаю и продолжаю идти, пока не достигаю дома, в котором располагается магазинчик сыров. Деревянная лестница снаружи дома ведет в отдельную квартиру на втором этаже. Я стучу в дверь и по звукам, доносящимся из-за двери, понимаю, что внутри кто-то есть. Рюши занавески за стеклянным окном колышутся, но дверь остается запертой.
Напрасно прождав пять минут, я спускаюсь вниз по лестнице и сворачиваю в один из узких переулков, что остаются темными в любое время суток и зимой, и летом. Моя цель – тихое местечко, где я смогу ненадолго присесть и подумать.
Помимо феи-крестной здесь, в Амберлинге, у меня всего две хорошие подруги – Хелена и Помпи. Эти девушки были рядом со мной еще тогда, когда я была жалкой служанкой своей мачехи. Мне нелегко думать о том, что одна из них теперь не хочет иметь со мной ничего общего. Хотя я должна это понимать, ведь это мой предполагаемый супруг отправил ее будущего отчима в темницу Толовиса.
– Клэри? – слышу я чей-то крик. – Подожди!
Я останавливаюсь и поворачиваюсь. Это Хелена, и она бежит ко мне.
– Мне пришлось придумать благовидный предлог, чтобы выскользнуть из дома, – задыхаясь, сообщает она и подходит ко мне. – Мне не разрешили тебе открыть. Не потому, что мы имеем что-то против тебя, а из-за людей, понимаешь? Они не очень-то хорошо отзываются об Испе́ре, и мать Фреда опасается, что, впусти мы тебя, те скажут, что мы заодно с императором. – Хелена глубоко вздыхает. – Это, конечно, полный бред, – продолжает она. – Пойдем, нам нужно поговорить.
Она хватает меня за руку и тянет за собой. Окольными путями мы добираемся до рыночной площади, где находится маленький домик, в котором хранятся ящики с рыночными отходами. Хелена просовывает руку в отверстие под деревянным засовом, и дверь домика тут же распахивается. Мы входим в темную, пропахшую плесенью комнату, и Хелена закрывает за нами дверь. Раньше, когда Хелена еще работала на рынке, она иногда спала в этой комнатке – когда ей надоедала богадельня, в которой она жила.
– Фред мне кое в чем признался, – говорит она. – Буквально на позапрошлой неделе. Я все думала, рассказать тебе об этом или лучше не надо. Но теперь, думаю, тебе следует об этом знать.
Мои глаза постепенно привыкают к слабому свету, проникающему сквозь трещины в стенах деревянной постройки. Внутри домика все аккуратно убрано и выметено, подготовлено к следующему базарному дню. В тени по земле пробегает пара мышей, и Хелена бесстрастно провожает их взглядом. В своей жизни она видала вещи и похуже. Однажды, как она утверждает, здесь было нашествие крыс, и ей пришлось спать с крысами спина к спине. Но и это ее мало волновало.
– Ты ведь знаешь, что магазин пуговиц сыграл большую роль, когда я впервые встретилась с Фредом, – говорит Хелена. – Признаю, в этом был расчет, но перспектива того, что мне не придется трудиться на рынке всю оставшуюся жизнь, превратила его в своего рода принца. И, в отличие от тебя, мысль, что меня обожает принц, мне очень нравилась.
– Ты же всегда говорила, что тебе и сам он нравится.
– Так и есть, – отвечает Хелена. – Он понравился мне с первой встречи, однако я подумала, что он немного чудаковатый. Меня беспокоила его чрезмерная внимательность. Это казалось каким-то неправильным! Нам обеим известно, что я не такая уж писаная красавица, а мои бедняцкие манеры вряд ли можно назвать шикарными. Однако он всем своим видом показывал, будто я – лучшая партия в городе. Я решила, что это как-то странно. А потом Фред признался мне, что это старик Вайдфарбер потребовал, чтобы он подошел ко мне. Фред безумно боится своего отца. И делает все, что тот от него хочет.
– Да что ты? А мне Вайдфарбер всегда казался безобидным. Быть может, немного погруженный в себя, но вполне дружелюбный.
– Да, с клиентами он всегда обходителен и вежлив. Но со своей семьей, к которой в последние недели принадлежала и я, он злобен и противен. К счастью, я редко с ним встречалась. Большую часть времени он проводил на улице или в своем подвале. Подвал уходит глубоко в гору, и лучше мне не рассказывать, что там нашли солдаты.
– Значит, это был справедливый арест?
– Да он стал настоящим благословением! – уверяет Хелена. – Клэри, этот человек – чудовище! Он вскрывает мертвых животных и подвергает их внутренности каким-то процедурам. Я как-то принесла ему суп, а у него там уже подготовлено сырое сердце к завтраку.
Я не могу не рассмеяться – так безумно это звучит.
– Тогда мне было не до смеха, поверь. Он вздрогнул, когда увидел меня с тарелкой супа в руках, а потом завопил так свирепо, что я испугалась за свою жизнь. Он кричал: «Если я еще раз увижу тебя здесь, ты покинешь эту комнату в сотне консервных банок!» И он говорил это совершенно серьезно! Потому что солдаты действительно нашли там человеческие останки. – Я пребываю в шоке, но она быстро добавляет: – Он, конечно, никого не убивал, скорее, просто украл их у гробовщика. Что само по себе уже достаточно плохо, если ты хочешь знать мое мнение.
Я тоже думаю, что это плохо. Учитывая, что старик Вайдфарбер, должно быть, принадлежит к отряду колдунов, приславших мне письмо.
– Не хочу обременять тебя этим дальше, – говорит Хелена. – Ты просто должна знать, что я не сержусь на то, что солдаты императора полностью опустошили и запечатали подвал Вайдфарберов. Мне даже не нужно возвращаться в этот дом, хотя и было сказано, что мы можем заехать туда через три дня.
– И Фред признался, что интересовался тобой только по приказу своего отца?
– Да, точно, – подтверждает Хелена. – Помнишь бал, на котором наследный принц должен был выбрать себе невесту? Конечно, помнишь! И бьюсь об заклад, куда лучше меня, потому что не пила столько, сколько я тем вечером. Фред приглашал тебя, но ты отшила его, как и всех остальных, кто не был принцем.
И снова я смеюсь, потому что все, что она говорит – правда: в тот вечер я танцевала только с принцами. Однако высокомерие или что-то в этом роде тут ни при чем: просто так получилось.
– Ты спросила, не хочет ли он пригласить вместо тебя меня, – продолжает Хелена. – В отличие от всех остальных, кому ты предлагала то же самое, он согласился, и мы танцевали друг с другом. Он мне понравился. В тот вечер Фред выглядел абсолютно нормальным, но, когда я встретила его на рынке через три дня, показался мне торопливым и нервным. Но чем больше мы узнавали друг друга, тем спокойнее он становился. Да, сейчас он действительно что-то значит для меня, а я – для него. И именно поэтому он рассказал мне, что начал ухаживать за мной не из-за восхищения и любви. И пока мы узнавали друг друга, он все больше проникался чувствами ко мне. Ложь породила настоящую любовь и неподдельное восхищение.
Я тронута. Хелена, как правильно, весьма практична, какой бы трудной ни была ее жизнь. Реальная жизнь всегда была жестким расчетом затрат и выгод. Тем более безумными и страстными казались ее мечты. И вот где-то между холодным расчетом и бурными фантазиями место в ее сердце занял Фред. Это ли не прекрасная история любви?
– После бала, – продолжает Хелена, – отец приказал ему обольстить меня. Он должен был притвориться, что влюблен в меня. Отец Фреда сказал: «Она – подруга этой девчонки Фарнфли, это еще может пригодиться». Теперь я понимаю, что за этим стояло. Отец Фреда причастен к покушению на принца Перисала, и если бы у него получилось, следующим в списке был бы твой принц. А я, в конце концов, стала бы для него кем-то вроде шпиона.
Возможно, так оно и было бы. А может, старик Вайдфарбер сделал это, потому что считал меня дочерью Короля-Призрака и хотел через Хелену подобраться ко мне. Но видимо, Хелена об этом ничего не знает. Вот и хорошо.
– А сколько лет отцу Фреда?
– Ой, он жутко старый! Брак с матерью Фреда – его пятый. Фред говорит, он в своем подвале не раз использовал заклинания молодости.
– Ну, выглядит он лет на семьдесят. Так что его омолаживающая магия вряд ли оказалась такой уж успешной.
Хелена наклоняется и шепчет мне прямо на ухо:
– Фред видел его свидетельство о рождении. Он клянется жизнью своей матери, что его отцу больше трехсот лет.
Ого! Кажется, Испе́р действительно поймал настоящего древнего колдуна.
– Клэри, я так рада, что он больше не с нами! – восклицает Хелена. – И Фред тоже. А после всего, что он рассказал мне о своей матери, которая редко снисходит до разговора со мной, она испытывает такое же облегчение. Этот человек был страшен и не терпел абсолютно никаких возражений. Да и следователи императора пришли к выводу, что мы не имели никакого отношения к тайным действиям отца Фреда. Мы вернем магазин пуговиц и сможем жить дальше без этого чудовища. Я так благодарна твоему Испе́ру! Вот так-то.
– Отец Фреда не вернется?
– Он якобы является главным виновником покушения. Нет, он не вернется, если только не сможет освободиться, чего, я надеюсь, никогда не случится. Как сильно ты была больна на самом деле? Ходили слухи, что у тебя ужасно заразный грипп, но ты не выглядишь такой уж больной.
– Ложная тревога. Моя фея устроила грандиозное представление, а Испе́р принял всевозможные меры предосторожности. Но температура продержалась один день, а потом я снова почувствовала себя хорошо.
– Ага.
Хелена не верит ни единому моему слову. Я слышу это в ее голосе.
– Просто продолжай говорить всем что-то подобное, – говорю я. – Испе́р не хотел, чтобы я ходила по городу и расспрашивала людей о его расследовании.