— Нет. Я благодарна Доминику за работу. Благодарна за то, что принял меня в стаю. Он очень мужественный, умный и харизматичный вервольф. Но после всего того, что со мной случилось, я уже не уверена, что смогу подпустить к себе кого-нибудь. Это сделать очень сложно, когда близость ассоциируется с болью.

Она это так сказала, что даже меня передернуло, и в голове будто щелкнуло:

— Венера, мы сейчас говорим про боль и разочарование, которые тебе принесло решение мужа о разводе?

Ей не нужно ничего отвечать: ответ я читаю в ее взгляде.

Я буквально задыхаюсь от ярости и вскакиваю:

— Это нормально? Относиться так к своей жене? Что сказала его стая?

— У вервольфов хорошая регенерация, а я не выходила из дома, когда наши… игры заходили слишком далеко.

— Ваши или его? Доминик в курсе?

— Нет, и не нужно ему ничего говорить! У альфы и так слишком много проблем!

Со мной и старейшинами. Венера не говорит этого, но я и так прекрасно все знаю.

— Он должен узнать. И не только он, старейшины тоже. Что это за альфа, если он издевается над своей женой?

— Очень плохой, — соглашается она. — Мне пришлось посещать психоаналитика, чтобы перестать винить себя в этой истории. Но я пришла сюда не для того, чтобы ты меня жалела. Если честно, я рассказала даже больше, чем хотела. Просто…

— Ты не хочешь, чтобы Одри стала женой Августа, но, спасая Одри, ты не решишь проблему.

— Знаю. Я ошиблась, Чарли. Очень сильно ошиблась. К тому же перенесла свою историю на Одри и не учла, насколько она зациклилась на Доминике. Поэтому я здесь. Она что-то задумала.

Я снова возвращаюсь на диван:

— Давай поподробнее.

— Я рассказала Одри про тебя. Что ты имани, что есть еще такие. Про Хантера Бичэма.

Так, квест «ни слова про Хантера» я проигрываю.

— Про него зачем?

— Он — пример выжившего ребенка имани.

Логично.

— Я хотела, чтобы она поняла — обратной дороги нет и она не получит Доминика.

— Но это все бесполезно.

— Думаю, да. Я уже сотню раз пожалела о своих словах, — говорит Венера. — Но это не то, что заставило меня прийти сюда и признаться тебе во всем. Одри была у меня сегодня и просила устроить с тобой встречу. Вроде как хочет извиниться за…

— Сцену в кабинете?

— Да. Сначала я ей поверила, сказала, что могу поговорить с Домиником и, если ты захочешь, я привезу ее в стаю. Но она стала настаивать, чтобы я вывезла тебя из поселения. И это было очень подозрительно!

Настаивать она могла сколько угодно, Доминик меня отсюда не выпустит, и это, пожалуй, еще одна причина для отказа стать его женой. То, что я в нашей паре ничего не решаю.

— Чарли, я хочу снова стать твоим другом.

— Ты не переставала быть им, Венера. — Я обнимаю девушку, которой столько всего довелось пережить. — Но в следующий раз убедись, что наши женские разговоры никто не подслушивает.

Словно в ответ Венера замирает и прислушивается, и тут же мгновенно расслабляется.

— Никто не слушает.

— Отлично, — смеюсь я. — Тогда давай вернемся к гостям.



Остальная часть вечера проходит нормально. Если бы не разговор с Домиником и не мои упаднические мысли, так вообще все было бы замечательно. Только когда все собираются по домам, я понимаю, насколько сильно соскучилась по родителям. И по Рэбел, и по детским забавным комментариям Сайруса, и по магазину тоже.

Я соскучилась по своей простой и уютной жизни, которая больше никогда не станет прежней.

Поэтому я долго не отпускаю папу и маму, обнимаю их и не могу наговориться с ними. Вот только у волчонка и моего беременного организма совсем другие планы — в определенный момент начинают слипаться глаза, и я периодически теряю нить разговора. Приходится прощаться с ними, крепко обнимать каждого и обещать, что мы скоро встретимся.

Встретимся, но как скоро?


Во мне столько сил, что я даже не возражаю, когда Доминик берет меня на руки и несет в спальню. Не возражаю я и против того, что он меня раздевает и укутывает в одеяло. Да, сегодня я не настроена выполнять предписания доктора.

— Теперь так будет всегда? — спрашиваю я, не позволяя Доминику уйти.

— Что именно?

Он опускается на кровать, и я прижимаюсь щекой к его ладони.

— Я буду сидеть в безопасном месте, пока твои враги не дремлют.

— Пока я с ними не разберусь.

— Разберешься с этими, появятся новые. Кампала, Хантер и старейшины хотят навредить мне, чтобы достать тебя.

Разве что Кампала хочет воспитывать супер-ребенка, но Доминику пока об этом знать необязательно.

— Я твое слабое место, а на деле легкая добыча, поэтому мне всю жизнь придется ходить и оглядываться.

— Что ты предлагаешь?

Я не верю в его наносное спокойствие, Доминик внимательно следит за каждым моим словом, за каждым жестом.

— Моим первым вариантом было расстаться, я могла бы забрать ребенка и уехать туда, где никто не знает про имани. Думаю, именно так поступила мама Хантера. Ничем хорошим это не закончилось, но дело не в этом. Я не хочу уезжать. Не хочу лишать нашего волчонка отца. Но и жить как пленница тоже не хочу. Владыка, я вообще не знаю, сколько мне осталось!

Доминик сверкает глазами.

— Не смотри на меня так, — прошу я. — Ты прекрасно знаешь, что я могу не пережить роды. Но если, а я на это очень и очень надеюсь, переживу, то мне хотелось бы нормальную жизнь, не суррогат. Именно поэтому я попросила тебя научить меня голосу альфы, и именно поэтому я хочу, чтобы мы были равноправными партнерами и разбирались с нашими врагами вместе.

— Мы и так вместе.

— Нет. Пока что ты воюешь один.

— Ты женщина, — рычит этот невыносимый альфа, — и носишь нашего ребенка. Ты не должна воевать.

Я передумываю спать. Наверное, срабатывает огромная доза адреналина. Не рычать, а говорить тихо и спокойно совсем не получается.

— Даже если я реально смогу помочь?

— Как?

Я сажусь на постели.

— Ты не спросил меня, о чем мы разговаривали с Венерой.

— Считал, что, если это важно, ты расскажешь сама.

— Это важно. Очень важно, Доминик. Она пришла, чтобы передать мне просьбу Одри.

— Одри? — Доминик приподнимает брови.

— Да! Одри хочет со мной встретиться и извиниться за то, что пыталась соблазнить тебя.

— Венера предложила тебе с ней увидеться?

По лицу моего волка вижу, что он уже мысленно изгнал волчицу и из стаи, и из города.

— Наоборот, предупредила, чтобы я не соглашалась.

Доминик расслабляется. Все хищники расслабляются перед смертоносным рывком.

— Тоже сомневаешься в том, что Одри раскаялась? — интересуюсь я.

— Это не похоже на нее.

— Зато я вижу, откуда у волка ушки растут. Старейшины! Конелл что-то задумай.

— Я во всем разберусь.

— Или мы разберемся, Доминик. Я соглашусь на встречу, они выйдут на меня, а ты на них. Так у нас появятся доказательства, что старейшин больше интересует их статус, чем мир среди вервольфов.

— Тогда ты согласишься стать моей женой?

— Доминик, ты торгуешься?

— Я знаю, как ты ко мне относишься, Шарлин. Я это чувствую. Но твое упрямство переходит все границы. Я не вижу тебя своим партнером, ты моя женщина, но если тебе нужна разумная причина для согласия, я тебе ее предоставлю. Ты выйдешь за меня?