Спасти демона любовью? Настя засмеялась. Невозможно. Во-первых, он не просил его спасать, а во-вторых, надо быть очень самонадеянной дурой, чтобы тягаться с нечистой силой. Все, что остается, — это контролировать себя. Не позволить душе погибнуть. Этому мотыльку, рванувшему на ложный свет. Нет. Стереть страсть, пусть это будет долго и больно. Выкорчевать желание. Любить демона — все равно что любить прекрасную статую и ждать, что однажды она оживет и полюбит в ответ. Можно восхищаться его красотой, словно скульптурой. Но не более… Ведь никому не придет в голову целовать и желать статую! Он произведение искусства. Она вправе тянуться к нему, но нужно помнить о границах тяги. И сознательно держать себя в руках. Настя должна преодолеть себя, воспитать. Возможно, в этом выход. Выход, о котором демон не подозревает.

Что, если, преодолев страсть, она не просто подчинится установкам морали и религии, о которых говорил граф, а найдет и откроет в душе нечто новое? Ведь это воспитание силы воли, вызов самой себе. В ее случае невозможно порхать с глупыми иллюзиями по поводу будущего с демоном. Его нет. Но если Настя так легко идет у него на поводу, так легко теряет свое «я» рядом с ним, то разве это не повод посмотреть на себя, взять себя в руки и воспитать заново? Он не прекрасный принц, он опасность и смерть, он сам говорит это. Значит, надо создать защиту вокруг своей души, поставить преграду для его сладких речей, разжигающих кровь взглядов и опасных прикосновений. Пока она будет мышкой, коту будет с чем играть. Но когда мышке надоест исполнять роль жертвы, она начнет сопротивляться.

— Я буду сражаться. — Настя смотрела на свое отражение. Глаза в глаза. Зеленый цвет ее глаз завораживал. Разве может она стать жертвой? — Ему не победить. В этой войне могу выиграть я. И только я. Хватит. Пора взять себя в руки. Я справлюсь. Мое имя — мой щит. Надо осознавать свои возможности и границы. Я всего лишь человек. Я не всесильна. Но я достаточно себя люблю, чтобы не преклоняться и не теряться перед ним, будь он хоть трижды демон. Да, он красив, да, я хочу его. Но если он несет гибель, то фиг тебе, Настя, как-нибудь обойдешься без него! Даже если я люблю его — как смею унижать себя и его, требуя того, чего он дать не может? Демоны не могут любить. Заруби себе это на носу. И отстань уже от мужика, не вешайся на него. Со стороны ты просто смешна. Не зря он все время тебя подкалывает. Угомонись. Победи себя. Воспитай свою волю.

Она слегка шлепнула себя по щеке.

— Ты же просто идиотка, Настя. Что ты вообще знаешь о нем? Как можно любить того, о ком ничего не ведаешь? Ты просто повелась на его красоту. Это неправильно, это жестоко. Ты его хочешь, потому что он для тебя так высоко — почти всесильное божество. Прекрасно. Тебе самой от себя не противно? Ты мелочна, эгоистична и поверхностна. Да ты же унижаешь его и себя! Дура-бабочка, обожающая жаркий свет, которому не до нее. Она сгорает, а лампочке все до лампочки.

Настя усилила спортивные тренировки. Ах ты подумала о нем снова? Иди и сделай двадцать приседаний или попрыгай. Оказалось, физически изматывая себя, вполне возможно снизить накал эротических фантазий с демоном в главной роли. И еще чувство юмора. Непременно надо смеяться и подкалывать саму себя. Ну-ну, девочка моя, эк ты размечталась о его объятиях! Даже все из рук выпало. Ты ж моя фуфаечка!

Почему-то именно слово «фуфаечка» возвращало ее с небес на землю эффективнее всего.



А тем временем после нестерпимо влажных холодов и снегопада, поставившего на уши всю Барселону (снег, правда, к утру растаял), наступила весна.

Настя после занятий в библиотеке школы языков собрала учебники, вышла на солнечную улицу и вздохнула: она договорилась с Цезарем о встрече в агентстве, а идти совсем не хотелось.

Прижимая учебники к груди, она дошла до двери агентства и поднялась до лестничной площадки с граффити, на котором были нарисованы Барселона и пес. Солнце ярко освещало стену, и поэтому Настя четко увидела кровавые следы руки. Кровь, каплей стекшая с одного из отпечатков ладони, казалась еще свежей. Настя выронила учебники, бегом бросилась наверх, жалея лишь о том, что не взяла свой меч. Картина на второй лестничной площадке была опрокинута. Она пробежала мимо Медузы Горгоны, впервые не взглянув на нее. Дверь агентства оказалась открыта. Она вбежала внутрь и похолодела: пол залит кровью, словно кого-то протащили по нему. Где-то раздавался плач, взволнованные голоса. Настя бросилась вперед по коридору.

В кабинете Цезаря Лика и рыдающий Серж сидели на коленях рядом с Итсаску. Вампирша была вся в крови, шея разорвана. Лика пыталась залечить ее раны.

— Я не успеваю, она слишком быстро теряет кровь! — Анжелика была в панике.

— Я должен дать тебе свою кровь. — Серж умолял Итсаску. Вампирша прохрипела:

— Нет! — Ее глаза закатились.

— Серж! — Заплаканная Лика с окровавленными руками беспомощно посмотрела на парня. — Сделай это. Быстро!

Он рванул рукав и, быстрее, чем Настя успела вдохнуть, разрезал себе руку. Алая кровь, пульсируя, вырвалась на волю. Он прижал рану к губам Итсаску.

— Пожалуйста, милая, пожалуйста!

Настя бросилась дальше. Она словно попала в ужасный сон: ноги стали ватными и плохо слушались.



В лаборатории все было перевернуто вверх дном. На единственном оставшемся стоять столе лежало тело Риты с огромной дырой в груди. Ильвир рыдал над ней, горько и безутешно. Цезарь с перебинтованной головой, с начинающим расплываться по лицу синяком, и граф Виттури, целый и невредимый, но злой, как тысяча демонов, стояли рядом. Услышав ее шаги, они обернулись.

— Диего? — Насте не хватило сил полностью произнести вопрос.

Ильвир обернулся и зло закричал:

— Это все из-за тебя!

Настя попятилась, задыхаясь от тревоги, бросилась прочь по коридору, распахивая все комнаты. Но Диего нигде не было. Она дошла до комнаты, где Лика и Серж пытались помочь Итсаску. Вампирша, крепко схватив Сержа за руку, жадно пила его кровь, не имея сил оттолкнуть и рыдая от собственного бессилия. Он шептал ей что-то успокаивающее, а она тихо и глухо рычала в ответ.

Лика с ужасом смотрела на эту сцену.

— Лика, где Диего?

— Рита пыталась провести окончательный ритуал излечения, но что-то пошло не так. И… — Лика всхлипнула. — Локи забрал Диего. Мы не представляем куда. А остальных он потрепал. А Рита…

— Я видела.

Лика заплакала.

— Надо остановить Итсаску, но я не знаю как. Она может быть опасной.

— Я сделаю это. — Граф Виттури вошел в комнату и вмиг заполнил ее собой. — Лика, Ильвиру нужна помощь, он в глубоком шоке. Настя, тебе тоже лучше выйти.

Но Настя и так знала, что ей нужно бежать на помощь Диего. Но куда? Куда Локи мог утащить его? И зачем?

Пока она бежала вниз по ступенькам, поняла, зачем и куда. Локи нужна была она. Он знал, что она побежит спасать Диего. И знал куда.

Как-то Джонни обмолвился ей о легенде: когда дьявол искушал Иисуса Христа, он привел его на гору, с которой открывался вид на побережье и море, на Барселону. Здесь, на Тибидабо, он пообещал дать ему все, если Христос станет служить ему.

«Тибидабо — это видоизмененная фраза „Тебе дарую“, — говорил Джонни. — Если ты еще не была там, советую подняться. Сейчас на этой горе храм. А вид по-прежнему прекрасный».




Через двадцать минут такси остановилось на площадке перед храмом, возвышающимся на горе. Прежде чем войти внутрь, Настя мельком обернулась: вид на Барселону и вправду открывался чудесный. В храме имелся лифт, на котором можно было подняться на смотровую площадку. Но на нем висела табличка «Не работает». Настя с досадой сжала кулаки: неужели она ошиблась?

Но тут дверцы лифта открылись. Она вошла, и дверцы захлопнулись до того, как она успела нажать на кнопку. Раздалось тихое хихиканье, которое становилось все громче, перерастало в смех, потом в хохот. Едва дверцы открылись, Настя выскочила из лифта.



— А вот и наша обычная смертная. И по вине этой девицы Локи лишился глаза! Невосполнимая потеря! А потом она еще и перенесла проклятие Кали, опять же на бедного Локи. Знаешь что? Ты молодец, девчонка! Без тебя Локи так и был бы домашним демоном на посылках. А теперь он смог вырваться и переродиться. Так-так-так… А это уже достойно награды. Как думаешь?

Настя подняла голову. На каменном перекрытии крыши по-турецки сидел мерзкого вида человечек с костяным лицом, больше похожим на черепушку, в темной пустоте которой горели злые желтые глазки. На голове у него была треугольная шляпа, как у шута, да и весь костюм он, казалось, позаимствовал из театрального реквизита: и кафтан, и короткие объемные штанишки были сшиты из разных лоскутов бархата и парчи. На ногах красовались черные туфли с серебряными бляшками. Диего неподвижно лежал в стороне от него. Настя невольно задержала дыхание: только когда заметила, как поднялся бок оборотня при вдохе, смогла выдохнуть сама. Диего жив. Теперь надо договориться с этим клоуном.

— Я думаю, что нас так и не представили друг другу. Ты так много говоришь, а я все не догоняю: ты вообще кто такой? — Настя совершенно его не боялась. Странный тип внушал отвращение, не страх.

— Милая моя, ты не узнаешь меня? После всего, что между нами было?

— Я тебя впервые вижу.

Он напоминал ей марионетку из кукольного театра: его движения были неестественными, костные пластины на лице постоянно двигались, плечи, пальцы и локти как-то странно поворачивались.

Настя бросила еще один взгляд на Диего, мельком, чтобы убедиться, что он в сознании. Но парень весь был в крови и только тяжело дышал. Внутри все сжалось от напряжения и страха.

Черепушка довольно ухмыльнулся, колыхнулись, постукивая, черепа на его костяной треуголке.

— Хочешь спасти своего драного котика?

— Дурацкий вопрос, мистер очевидность.

Настя сама не знала, откуда у нее взялась эта нахальная манера разговаривать. Но, похоже, с этим товарищем по-другому невозможно.

— Я тебе его отдам. Взамен на одну вещицу.

— Говори.

Тварь мерзко и мелко захихикала и, к ужасу Насти, начала спускаться. Бархатный костюмчик, расшитый золотом, зловещая шляпа, неестественные и немного паучьи движения, постукивания костей — словно великий шут из самого последнего круга ада решил явиться перед ней.

Она невольно отступила. Вблизи лицо его было еще неприятнее: костяные пластины изобразили подобие ухмылки.

Глупо открыв рот, шут залез к себе в карманы и долго там копался.

— Где же оно?

Черепушка вытащил гигантского тарантула с волосатыми лапками, стеклянный шар с разноцветными бусинами внутри, золотую ленточку, гигантскую канцелярскую скрепку. Все это он вынимал, рассматривал и отбрасывал прочь, бормоча какую-то ерунду. Настя знала, что он делает это нарочно, чтобы порисоваться. При мысли о том, что Диего в этот момент угасает всего в нескольких шагах от нее, девушка почувствовала злость на кривляющееся существо.

— Нельзя ли побыстрее? — нетерпеливо спросила она.

Адский шут начал вынимать предметы из кармана так быстро, что Настя едва успевала их увидеть. Полетели в стороны пищащие игрушки, оружие, змея, баночки, которые, разбиваясь о каменный настил храма, выпускали то цветную жидкость, то газ. Он даже достал розу и сунул Насте так быстро, что та взяла. Настя чувствовала себя зрителем-идиотом. Наконец, победоносно вскрикнув, паяц извлек из кармана нечто завернутое в черный бархатный платок.

— Вот оно!

Он аккуратно, один за другим, откинул уголки платка в стороны, и Настя почувствовала тошноту, увидев на черной ткани багровое сокращающееся сердце.

— Это сердце Риты.

— Я всегда верил в твой интеллект. — Адское создание злобно сверкнуло желтыми глазками и тут же изобразило подобие улыбки.

— Оно еще бьется. Но как это возможно?

— У Риты, как у кошки, семь жизней, — злобно хихикнул шут, и черепа, висящие на его треугольной шляпе, тоже затряслись от смеха. — Мне нужна для этого сердечка подходящая шкатулочка. Одна такая есть на примете. У графа Виттури.

— Ты хочешь, чтобы я…

— Именно! Принеси мне шкатулку. Я отдам тебе котика. Все будут счастливы!

Настя бросила взгляд на Диего. Он в отчаянии покачал головой, умоляя ее не соглашаться. Она отвела взгляд. Выбор у нее небольшой.

— Хорошо. Как выглядит шкатулка?



Нервы скрутило в тугой стальной узел. Настя словно умерла и родилась заново, настолько другой она себя чувствовала. В агентство с учебниками в руках вошла одна Настя, а в особняк графа — совсем другая. Позвонила в дверь. Дворецкий открыл, пропустил, не задавая вопросов, и она очутилась в гостиной. Она не представляла себе, где искать шкатулку, но предполагала, что поиск надо начать с кабинета графа. Настя не боялась гнева демона. Впервые она не думала о нем вообще. Только одно волновало: спасти Диего и сердце Риты.

Не было сомнений, колебаний, страха. Только железная решимость во что бы то ни стало завладеть шкатулкой и отыскать какое-нибудь оружие для защиты. Она не доверяла этому клоуну, не верила ни одному его слову. Она верила только в себя.

Настя прошлась по особняку, мимолетно оглядывая шикарную обстановку, потому что взгляд искал лишь шкатулку из вулканического стекла в форме ларца с серебряными креплениями.

Наконец, она нашла кабинет графа. На огромных стеллажах в беспорядке лежали и стояли книги, манускрипты, свитки вперемешку с различного рода вещами. Здесь даже было чучело ворона. Настя машинально провела рукой по взъерошенным перьям птицы. На столе стояла чаша в грубой оправе, усыпанная камнями, лежали неизвестные ей инструменты, которые казались навигационными приборами. Она словно очутилась в лавке антиквара или в кабинете колдуна. Но вместе с тем все предметы дышали невозмутимостью, надменностью, легкой насмешкой графа Виттури. Настя словно слышала его голос и смех, и острое желание увидеть графа на мгновение наполнило все ее существо. Так, что даже дыхание перехватило, а на глазах выступили слезы. Но Настя быстро взяла себя в руки: она не имеет права думать ни о чем ином, кроме шкатулки.