Насте вскружила голову внезапная власть над демоном. Он не знает. Не знает того, что знает она.

— Расскажешь? — Граф улыбнулся ей так обворожительно, что сердце забилось чаще.

— Может быть, — преодолевая горячее желание во всем признаться, ответила она. — Если ответишь на мой вопрос.

Вместо ответа он вернул меч к другому оружию, поставил шлем на шкафчик. Девушка последовала его примеру.

— У него была возможность согласиться. Пусть и маловероятная. Но все же. Никто никогда не обречен на сто процентов. Всегда есть возможность сделать иной выбор. — Граф пожал плечами.

— Это несправедливо. Ты играешь с человеком в рулетку. Черное или красное. Как может смертный узнать, какой выбор верный? Это нечестная игра!

— Ты удивишься, Настя, но… на самом деле все в глубине души знают, какой выбор — верный. Но не всегда принимают правильное решение.

— А есть вероятность, что дата моей смерти не верна?

— Да. Хоть и очень низкая.

— Каково это… общаться со всеми нами и знать, когда мы умрем?

Этого вопроса он не ожидал.

— С какой стати тебя волнуют мои чувства? — Он ответил зло и резко и схватил ее за руку. Настя вздрогнула. Его глаза стали черными дырами, и она почувствовала, как подкосились от страха колени.

— Я просто спросила. Мне больно! — Его пальцы впивались все сильнее, еще немного, и он запросто сломает ей кости.

— Не задавай глупых вопросов — не получишь дурацких ответов.

— Пусти! — Под его взглядом и от боли в руке она опускалась на колени. Вдруг граф отпустил ее.

Послышался звук открывающейся двери. В зал вошла Лика.

— Настя! — Она бросилась к девушке, стоявшей на четвереньках перед графом.

— Кажется, что-то потеряла. — Голос графа донесся до Насти словно издалека.

— Все в порядке, Лика, правда.

— Что ты потеряла?

— Мне просто показалось, что что-то закатилось под шкаф. Но там ничего нет. — Настя поднялась. — Ладно. Пойду в душ.

Когда девушка неверным шагом вышла из зала, Лика внимательно посмотрела на графа. Тот подмигнул ей озорно, и ангел, не заметив ничего подозрительного, последовала за девушкой.

Оставшись в одиночестве, демон долго перебирал мечи, задумчиво ловил свое отражение в клинках. Он причинил Насте гораздо меньше боли, чем хотел. И гораздо больше боли причинила ему своим вопросом она. Человеческое дитя, смертная, чья жизнь лишь миг для таких, как он, попыталась своим наивным сознанием залезть к нему в душу. И когда она угомонится?

Скоро. Очень скоро.

Из дневника Насти



Я окончательно запуталась. Проводник, кто бы он ни был, вместо того чтобы пролить свет, где искать картину с демонессой, только напугал меня. И испортил отношения с графом.

Погуглив в Интернете имя «Самаэль», я и вовсе приуныла: начальник демонов, разрушительная сила, ангел смерти, эгрегор зла… Копание в справочниках по демонологии не помогло разобраться: информация была скудной. Если об Азазелло, о Люцифере и прочих я нашла подробные статьи и даже осознала, что демон демону рознь, поскольку обнаружила даже подробные иерархии, то о Самаэле упоминаний обнаружилось очень мало и часто они противоречили друг другу. А в одном документе в онлайн-библиотеке его имя и вовсе упоминалось в перечне архангелов.

Я всячески избегала собраний в агентстве под предлогом работы в кафе и учебы, потому что не хотела сталкиваться с графом Виттури. Конечно, я рассказала о том, что во второйкартине спрятана часть силы для Ноктурны. С Диего и Ликой мы встречались несколько раз в неделю. Они сообщали мне новости, которых, впрочем, было немного. Агенты по всему миру перепрятывали артефакты, искали пропавшие или исчезнувшие, а Джонни всячески измывался над всеми членами агентства, за исключением Риты и графа. Граф переехал в Барселону, в шикарный особняк на Тибидабо, откуда открывался вид на город.

Я все так же мучилась ночными кошмарами, и не раз, проснувшись посреди ночи с часто бьющимся сердцем, прислушивалась, не раздастся ли хриплое дыхание под дверью, вглядывалась в темноту и отчаянно хотела позабыть все приключения.

Зима в Барселоне была холодной и сырой. Мартин и Юка собирались на пару недель уехать в Швецию, похоже, парень хотел познакомить девушку с семьей. Я была за них рада: хоть кто-то в этом городе жил обычной жизнью.

Работа в кафе у Пепе с приходом холодов стала еще интереснее: мы варили глинтвейн разных видов, подавали их в толстых стаканах с апельсиновыми дольками. По кафе разносился запах корицы и гвоздики, а имбирное печенье в разных формочках я научилась печь сама.

Мне отчаянно хотелось зацепиться за эту жизнь: учеба, работа в кафе, пробежки с Диего вдоль моря. Не думать больше ни о чем. Пару недель казалось, что мне это удалось. А потом, когда на улице лил страшный ливень и гремел гром, дверь кафе отворилась, и человек в черном плаще, с которого потоками лила вода, вошел в зал. За исключением поглощенной друг другом парочки, в кафе никого не было. Пепе мучился от ревматизма и ушел пораньше, предоставив мне возможность закрыть заведение, как только последние посетители уйдут. Но из-за дождя на улице они не торопились, да и мне выходить из теплого и вкусно пахнущего горячей выпечкой помещения не хотелось.

На мгновение показалось, что вошел граф Виттури. Сердце предательски радостно подскочило. А я-то считала, что смогла преодолеть свою тягу к нему! Но посетитель опустил капюшон, и под ним оказалось симпатичное лицо незнакомого парня. Он с любопытством оглядел кафе и подошел к барной стойке. Прежде чем я успела спросить, что он будет заказывать, посетитель наклонился ко мне и тихо спросил:

— Это ты — Настя?

От неожиданности я испугалась, но кивнула.

— У меня для тебя посылка.


Он извлек из-под плаща черную лаковую коробочку, запечатанную в пластиковую упаковку.

Молнии на улице сверкали одна за другой. Гром гремел оглушительно. Я не расслышала, что он сказал, и переспросила:

— Прости, что?

— Не открывай, пока не придет час.

— Какой час? — Но парень уже набросил капюшон и вышел на улицу, где стояло светопреставление.

Гром грохотал так, что сердце уходило в пятки. Я взяла коробочку со стойки и поразилась тому, что она такая тяжелая. Покосившись на парочку, убрала коробочку в джинсы. Может, покажу Сержу, прежде чем открыть.

Когда посетители ушли, я завернулась в старый плед, который лежал у нас на всякий случай, села в кресло прямо у окна, зажав в ладонях горячий глинтвейн. Уходить не хотелось. Стоит шагнуть наружу — и промокну насквозь. Поэтому я решила переждать ливень, зная, что долго такой потоп длиться не будет. Потоки воды бурлили по мостовым, вспышки молний озаряли воду, падающую из темноты, и тогда капли превращались в монеты или блестящие наконечники стрел.

В слабом свете фонарей я вдруг заметила на углу фигуру мужчины. Он стоял под козырьком входа в бутик, и мне не нужно было угадывать, кто он. Заметив, что я его увидела (уж я-то для него была как на ладони), граф Виттури перебежал дорогу и подошел к входу в кафе. Я подскочила, открыла ему дверь. Его мокрое от дождя лицо было чертовски прекрасно.

— Вы не войдете?

Он покачал головой. Дождь перестал внезапно, словно краны перекрыли, и я, повинуясь графу, взяла куртку и вышла из кафе. Было холодно. Мерзко влажно и холодно. Я поежилась.

Внезапно вспомнилось, как в последний раз, когда мы виделись, он причинил мне боль.

— Зачем вы пришли?

Но он молчал, только вытер ладонью мокрое лицо.

Затем, когда я подумала, что мы так и будем всю ночь стоять у порога кафе и молчать, он спросил:

— Ты тоже это чувствуешь?

— Что? — испугалась я. Вдруг здесь, рядом с нами, стоит какая-то неведомая мне тварь и протягивает к нам свои щупальца?

— Это притяжение, что существует между нами. Между мной и тобой. — На этот раз он развернулся и посмотрел прямо мне в глаза.

Я забыла про холод, кажется, забыла даже про землю под ногами.

— Но разве… Это не вы…

Он жестом остановил меня.

— Нет. Не я. Я думал, это твоя влюбленность, но я тоже чувствую, что, когда мы далеко, есть сила, которая тянет меня к тебе. Словно настойчиво повторяет, что ты мне нужна. Вот только для чего?

Притяжение к нему было неодолимым. Я вдруг подумала, что, поцелуй он меня тут, на пороге, я бы затащила его в кафе и, наплевав на все, взяла силой, если бы потребовалось. Мои губы уже почти прошептали: «Хочешь?» Он словно прочитал мои мысли и покачал головой:

— Я ужасно консервативен и порядочен. Переспать с девушкой можно только после того, как получишь ее душу.

Мне снова стало холодно, я даже отступила на шаг.

— Хочу, чтобы ты сопротивлялась. Сейчас это даже на охоту не похоже, протяни руку — и ты сдашься. — Он улыбался так соблазнительно, что даже злиться не было сил.

— Если я стану сильнее, смогу устоять перед тобой?

— Тебе не устоять, все равно проиграешь. Просто мне нравится усложнять себе задачу.

— Какой же ты… Какой же вы…

Все бранные слова не подходили. Не негодяй, не наглец, а самоуверенный демон. Он вдруг крепко схватил меня за плечи.

— Мне приятно наблюдать за этой борьбой. Ты сопротивляешься. Спотыкаешься, падаешь, вновь поднимаешься. Ты не сдаешься. Или сдаешься?

Его шепот, страстный, хриплый, проникал в меня подобно терпкому вину, которое обжигает горло и растекается по телу жаром и огнем. Испуганное сердце билось у горла, словно я стояла на краю пропасти, а оно, несчастное, не знало, как спастись. Слегка запрокинув голову, я в экстазе впитывала яд его слов. Хотелось сказать, что граф не выиграет, не победит, но тело желало обвить руками его шею, прижаться губами к его рту, попросить напоить грехом, пасть, отправить все к чертям. Желание жгло изнутри болью. Его прикосновения разжигали страсть, пусть его пальцы, ослабив хватку, лишь слегка касались руки, а дыхание обжигало шею — я хотела, чтобы он обнял меня, смял, сломал, хотела, чтобы он причинил мне боль. Слишком сильной была тяга. Слишком соблазнительным грех. Слишком притягательным демон. Его пальцы вдруг переплелись с моими и крепко сжали. Я застонала от накала желания.

— Еще не время…

Он исчез так внезапно, что я не сразу осознала, что уже одна. Из пустоты и черноты ночного неба вдруг, как по волшебству, повалил снег. Я стояла, подставив лицо падающему сверху белому чуду, и плакала. Молилась сама не знаю кому. Просто свету, просто снегу, просто небу… Вселенной.

«Защити меня!» Снежинки падали на кожу и таяли, мешаясь со слезами. И ощущение чуда вдруг переполнило душу. Я рассмеялась, закинув голову к небу. Подумалось, что на моей стороне только свет, разрезающий тьму, как меч.

Дома не выдержала и попыталась открыть черную коробочку. Только ничего не вышло.

Я знаю, все закончится плохо. Однажды я не выдержу. Просто плюну на все, сожгу все мосты и скажу ему: «Бери мою душу. Только прошу, не отпускай». И тогда все закончится. Где найти силы на постоянное сопротивление? Я ведь нежелезная. Он снится мне ночами: ласкает и целует. Каждое прикосновение — божественно. Он постоянно в моих мыслях, его имя на губах: «Самаэль». Ангел-искуситель, демон-хранитель. Как же быть?



Настя не знала ни его мыслей и чувств, ни его подлинных целей и стремлений. Еще никогда она не ощущала так явственно всю суть поговорки «чужая душа — потемки». Еще какие потемки! Чернота. Если у него вообще есть душа. Настя не могла понять демона. И никогда не сможет. И предсказать не в состоянии. Поэтому единственное, что подчиняется ее контролю, — это она сама. Она может решать только за себя. Только о себе должна волноваться и беспокоиться, как бы к нему ни тянуло. Эта тяга ненормальна. Это ее собственный эгоизм тянется к графу, ведь он демон и может притянуть только за страсть, эгоизм, похоть. Она желала его. Невероятно, сильно, всем телом, но эту страшную силу тоже надо укротить, ведь понятно же, что выхода в случае власти страстей только два: ее гибель в его объятиях или ее быстрое сгорание. Ни тот, ни другой вариант не устраивал.