Зара сочиняла стихи, это было заметно по коротким строчкам. Что же писать?

Когда время вышло, комиссия, из членов которой я знала только нашего учителя музыки маэстро Калявани, собрала работы и уединилась в кабинете директрисы для их изучения.

Я села на подоконник.

– Кажется, Чезаре понравился твоей матушке? – рядом прислонилась Маура.

– Она русалка.

– Ну да.

– Ты знала?

– Филомена, – Панеттоне вздохнула и обняла меня за плечи, – ты говорила, что синьора Саламандер-Арденте немая, рассказывала, как вы плавали с ней за многие мили без всяких лодок, чтоб поиграть с морскими коньками, и пыталась научить нас с Карлой общаться с тобой мыслеформами. Разумеется, мы знали, что твоя мать русалка.

– Замечательно, – выдохнула я. – Если Чезаре вздумает меня попрекать скрытностью, скажу ему, что и сам бы мог понять.

– Не станет. – Маура посмотрела на дожа. – Кажется, он счастлив такой родней.

– Где твой «муженек»?

– Отправился сдаваться на милость своего батюшки.

– А твои родители так и не появились?

Панеттоне пожала плечами:

– Я нелюбимая дочь.

– Зато моя любимая подруга. – Я крепко обняла свою фрейлину. – Мне так жаль тебя отпускать.

– Куда отпускать?

– Ты же в положении! Дворец – вовсе не лучшее место для ребенка. Там попросту опасно.

– Какими мы будем родителями, если не сможем защитить своих детей?

Паола появилась у окна абсолютно бесшумно. Прочие ученицы ее сторонились, не вполне привыкнув к новому облику.

– Филомена, тебя зовут к директрисе.

– Зачем?

– Кажется, твое эссе оставляет желать лучшего.

В крайнем раздражении я поднялась по лестнице и уже намеревалась толкнуть кабинетную дверь, когда чьи-то сильные руки обняли меня, прижали к стене, и Чезаре, жарко дыша, шепнул:

– Не могу больше терпеть.

– У меня экзамен!

– Плевать.

– Ты дож!

– Плевать.

– Кстати, где твоя шапка?

Супруг не ответил. Потащил за собой к лестнице черного хода, наружу, по дощатой галерее, мимо палаццо Мадичи. Чезаре успел не только избавиться от шапки, но и снять парчовый камзол, оставшись в штанах и рубахе самого обычного вида, золотые сапоги смотрелись сейчас на нем престранно.

– Куда мы идем?

Мне не ответили.

– Лодка, здесь должна быть лодка…

– Поплывем во дворец?

Это была не гондола, а двухвесельный быстроходный ялик. Чезаре греб, я любовалась его лицом. Мой драгоценный супруг, мой красавчик дож, мой стронцо Чезаре.

– Не уверен, что смогу подобрать правильные слова, Филомена.


Я оживилась.

– Слова? Тебе помочь оправдаться в грядущем скандале? Скажем, что мне стало нехорошо.

– Тесоро, – Чезаре грустно улыбнулся, – ты всегда готова к бою и всегда на моей стороне. Я тебя недостоин.

– Его серенити, – грусть в словах мне абсолютно не понравилась, – желает, чтоб я поиграла за соперников?

– Избави боже!

– Тогда объяснись.

– Я хочу просить у тебя прощения и не знаю, с чего начать.

– Начни с начала. Когда ты влюбился в меня?

– А ты?

– Влюбилась? Пожалуй, с первого взгляда.

– На палубе «Бучинторо»?

Я хихикнула:

– Гораздо раньше, синьор Муэрто. Дело было так: примерная ученица «Нобиле-колледже-рагацце» узрела в гондоле у окон школы некоего мужчину с глазами самого необычного цвета, и пропала.

– Врешь?

– Нисколько, мы же говорим о влюбленности, это абсолютно точно была она – интерес, желание, острая как кинжал страсть. Полюбила я тебя гораздо позднее, и не в один миг. Сначала меня восхитил твой острый ум, хитрость и простота, с которой ты умудряешься проворачивать самые фантастичные дела. Как это произошло с тобой? И куда, кракен тебя раздери, мы направляемся?

На второй вопрос мне не ответили.

– Когда я увидел твои колени.

– На отмели?

– Да! Нелепая рыжая куколка с самыми стройными ножками во всех обитаемых мирах. Не представляешь, скольких усилий мне стоило удержаться и не предъявлять телесных прав на свою супругу. И да, пожалуй, это была еще не любовь. Но со мною это произошло моментально. В миг, когда моя голая супруга выпрыгнула из окна дворца дожей, чтоб плыть к своему кракену, меня будто громом поразило.

– Как приятно, – расплылась я в улыбке.

– Что хорошего? Я отпустил любимую женщину навстречу неизвестности и, несмотря на чувства, не отправился за ней.

– Ты дож!

– В том-то все и дело, тесоро. Я дож и обязан думать сначала об Аквадорате.

– За это твое качество я тоже люблю тебя.

– Девчонка.

– Почему? Потому что люблю тебя полностью? Или что предпочла бы плыть к кракену в одиночестве, чтоб не подлаживаться под спутника?

– Я ведь тогда не знал, что ты русалка.

– Наполовину.

– К счастью, – хмыкнул супруг. – Будь ты ростом с синьору Эву, твою матушку, я чувствовал бы себя с тобой несколько неуверенно.

– Глупости, – отмахнулась я. – Рост любви не помеха. Посмотри, мой отец своей супруге по пояс, но это не помешало им завести шестерых детей.

– Скажи мне одно, – попросил супруг серьезно, – почему родители назвали вас всех на одну букву?

– Батюшка – заводчик, – пожала я плечами, – у них так принято. Ну, мы – один помет, понимаешь?

Чезаре расхохотался. Настроение супруга улучшилось, я решила этим воспользоваться:

– Обещай не наказывать Паолу, то есть Зару, которая ей притворялась.

– Дона Муэрто успела мне рассказать о планах доны догарессы.

– Обещай.

– Ладно, как пожелаешь. Но подельников ее я тебе не отдам.

– Ты их поймал?