Никуда я не прыгну, не посмею. Потому что, если он мне откажет, умру в тот же миг.

Гондолу тряхнуло, подошвы золотых сапог стукнули о нашу палубу. Чезаре!

– Молчи! – приказал дож. – Матушка, рад видеть тебя в добром здравии. Дона… Раффаэле, тебя не рад, но поговорим после. Теперь ты.

Он взял меня за плечи и посмотрел прямо в глаза.

– Запомни раз и навсегда, капризная рыжая саламандра: никакого развода я тебе не дам, до самой своей смерти. Поняла?

Я попыталась открыть рот, но Чезаре заорал:

– Молчи! Ни слова.

Я смотрела на супруга и часто моргала. Он тяжело дышал и, кажется, потерял нить разговора.

– Развода не дам, – пробормотал он негромко. – Да! И после моей смерти, Филомена, ты свободы не получишь. Так что о жизни веселой вдовушки забудь мечтать сразу. Дворцовые юристы об этом позаботятся.

– Чезаре запер этих крючкотворов в Пьомби перед отплытием, – сказал с соседней гондолы Артуро, обращаясь к синьоре Муэрто. – Разумеется, они напишут все, что он им приказал.

Дож сурово посмотрел на секретаря и вернул взгляд ко мне.

– И не воображай, что наш брак будет фиктивным. Ты станешь моей женщиной немедленно.

Подумав о зрителях вокруг, я вздрогнула. Немедленно? Прямо здесь?

– Да, я мерзавец, – кивнул дож, – тиран и чудовище. Привяжу к себе любимую женщину вопреки ее желанию, не смогу подарить ей детей…

– Это мы еще посмотрим! – пискнула я. Плечи болели от крепкой хватки. – Стронцо Чезаре.

– Грязный рот.

– Так целуй, ты задолжал мне сотни поцелуев за эти «стронцо».

Ресницы тишайшего дрогнули.

– Ну? – подначила я. – Или слухи о женолюбии его серенити ложь?

– У меня не было женщины с того дня, как я подобрал в водах лагуны рыжую куклу в коротком платьице.

– Похвально. Но я, представь, тоже тебе не изменяла.

– Они будут целоваться? – спросил кто-то нетрезвым басом. – Время-то не ждет, в полдень начнется экзамен. Что скажешь, Мария? Плывем в Нобиле, пока тишайший скандалит с доной догаресой?

Не видная мне Мария визгливо отругала спутника:

– Все самое интересное пропустим. Его серенити собирается здесь не только целоваться.

Вокруг загоготали. Вампирша, поймав мой взгляд, оттолкнулась веслом от ближайшего борта и направила гондолу в Нобиле канал.

– Можно поговорить в другом месте? – спросила я шепотом супруга.

Чезаре меня поцеловал. Я слышала аплодисменты и крики, кто-то вопил:

– Супруги помирились!

– Стронцо Чезаре, – пробормотала я, уткнувшись лбом в парчовую грудь, – чего тебе стоило исполнить свой великий супружеский долг на острове Николло?

– Тогда я думал, что смогу отпустить свою догарессу, что тебе без меня будет лучше.

Ответ звучал глухо, подбородок Чезаре упирался в мою макушку.

– Передумал?

– Да. Без тебя все бессмысленно. Ты уверена, Филомена? Ты сможешь меня полюбить? На острове ты сказала…

– Болван! Я люблю тебя.

– Что?

– И влюблена, и вожделею, и мучаюсь ревностью… Если ты, стронцо, хотя бы подумаешь о том, чтобы мне изменить… Где, ты говоришь, твои юристы?

– Любишь? – спросил он громко. – Все слышали? Супруга только что призналась его серенити в нежной страсти!


Позер! И я растворилась в поцелуе, прерванном строгим голосом свекрови:

– «Нобиле-колледже-рагацце». Решайтесь, детишки. Или сбегайте, чтобы резвиться без помех, либо, Чезаре, отпускай женушку держать экзамены.

– Сбежим? – шепнул Чезаре.

Я радостно кивнула.

– Филомена!

Обернувшись, я увидела на причальном пороге директрису в самой легкомысленной из ее сутан и невысокого рыжеволосого господина в зеленом камзоле.

– Батюшка…

Отец протянул мне руку и буквально вздернул на площадку.

– Отправляя тебя в столицу, Филомена, я не ожидал, что на третьем году учебы ты пристрастишься к авантюрам.

– Синьор Саламандер-Арденте, – Чезаре поздоровался первым, я любезность оценила, – прошу вас, не будьте слишком строги к доне догарессе.

А это уже походило на угрозу. Не «к дочери», он упомянул титул.

Отец смутился:

– Простите, ваша серенити. Для Саламандер-Арденте невероятная честь породниться с тишайшим Муэрто.

Чезаре рассыпался в комплиментах моим манерам, которые мог привить мне лишь самый лучший из родителей, уму, и красоте, которую я абсолютно точно унаследовала… Тут супруг запнулся. Из двери школы, пригнувшись, чтоб не ушибить голову о косяк, показалась моя матушка.

Я приближение ее почуяла гораздо раньше. В ушах зашумело, и мыслеформы, толпясь и накладываясь друг на друга, сложились в картину тревоги, облегчения и радости встречи. Они прибыли в Аквадорату вдвоем – супруги Саламандер-Арденте. Братья остались на острове, Бьянка – она матушке не особо нравилась – была там же. Малышка Филомена вышла замуж! Какое важное событие, как жаль, что она не разделила его с матерью… Что за нелепица с форколскими сиренами? Атаргате возмущена наветом и грозит… Тут мама мысленно рассмеялась. Не грозит, ты же знаешь Атаргате. Сирена лишь удивлена, что дож не рассказал ей о своей беде. Хотя, может, к слову не пришлось. Она вспоминает твоего супруга с теплотой, говорит, лучшего карточного шулера в своей жизни не встречала.

– Синьора Саламандер-Арденте? – поклонился дож. – Филомена не предупредила меня, что вы… русалка.

Мама посмотрела в его глаза цвета спокойного моря. Общаться мыслеформами получалось у нее не со всеми, но, кажется, Чезаре ее понимал. Подслушать не удавалось. Куда там мне, полукровке, до способностей настоящей дочери моря.

– Мне теперь понятна твоя любовь к нелюдям, – сообщила над ухом свекровь и стукнула деревянной ногой о плитку, шагнув к моим родителям.

– Русалка? – шепнула Паола. – Настоящая русалка? Чезаре знал?

– Думаешь, он обидится? – встревожилась я. – На то, что не призналась сразу? Просто к слову не пришлось. К тому же это не страшно. Русалки – одни из самых почитаемых существ во всех морских державах.

– Красавица, – сказала вампирша. – Волосами ты пошла в нее. Папенька тоже рыжий, но оттенок совсем другой. Она отдала свой голос за возможность ходить по суше?

– Сирене Атаргате, форколские старушки специализируются на таких превращениях.

Паола вдруг схватила мой локоть.

– Изолла-ди-кристалло? Послушай, я ведь знаю эту историю. Морской владыка пожелал отдать одну из своих дочерей за дожа Аквадораты и в приданое положил волшебный хрустальный атолл. Но русалка влюбилась в простого моряка, и владыка, рассердившись, скрыл остров от людских глаз.

– Наверное, – пожала я плечами. – Разве это сейчас важно? Да и батюшка вовсе не моряк, а разводит огненных саламандр.



– Ученицам предписано занять свои места! – зычно прокричала сестра Аннунциата, свешиваясь из окна. Когда только она успела там оказаться? – Драгоценные гости, родственники, друзья, к сожалению, скромные размеры нашей школы не позволяют нам пригласить всех внутрь, располагайтесь здесь, под окнами, я самолично буду оглашать вам результаты после каждого тура. Ваша серенити, мы просим вас занять место главы экзаменационной коллегии.

Дож оторвался от беседы с любимой тещей – рог его золотой шапки едва достигал тещиного плеча – и, запрокинув голову, сообщил сестре Аннунциате, что невероятно польщен приглашением, но вынужден отказаться, так как является лицом заинтересованным. Попросил, чтоб к его супруге проявили строгость, невзирая на титул, и пообещал предоставить «Нобиле-колледже-рагацце» более просторные помещения.

А потом повернулся ко мне.

– А тебя, Филомена, отшлепаю, если провалишь хотя бы один из предметов.

В причал ткнулся нос новой гондолы.

– Карла, Маура! – Я помогла подругам подняться.

– Я беременна, – сообщила Панеттоне и уставилась на Зару. – Паола? Что с тобой случилось?

– Она вампирша. – Маламоко задвинула блондинку себе за спину.

– Потом, все потом! – Я погнала всех в класс. – Голубку зовут Зара, но это не важно, мы теперь друзья. Панеттоне! Ты времени не теряла. Карла, поздравляю, и ума не приложу, как ты выкрутишься.

Экзамены оказались полной ерундой. То есть для меня. Разумеется, веселье за окнами могло отвлечь, гостей там было столько, что гондолы покрыли канал подобно осенним листьям. При желании можно было пересечь улицу из конца в конец, не замочив ног. Публика ходила друг к другу в гости, выпивала и закусывала. Не было только музыки и фейерверков, но пробки хлопали поминутно, покидая бутылочные горлышки, и беседы, поначалу приглушенные, становились все громче.

Во время оглашения результатов первого тура я выглянула через плечо директрисы. Супруг, услышав, что дона Филомена Муэрто стала первой по математике, зааплодировал. К нему присоединились мои родители и свекровь, сидящие подле дожа в его гондоле, и все прочие граждане Аквадораты.

Вторым была литература. Нам дали тему «Женские добродетели» и час времени на ее раскрытие. Перья заскрипели по бумаге. Я обернулась к Мауре. Она рисовала рожицы. Карла, то есть Карло – сейчас с нами был абсолютно точно он – смотрел на белый лист остановившимся взглядом. Да уж, Панеттоне его знатно ошеломила. Мне стали понятны ее забавные пищевые эксперименты накануне.