– Помочь?

– Нет!

Неожиданно резкий ответ, он заставил сердечко Мауры трепетать. Так тебе и надо, черноглазый лжец. Нянюшка Попета? Ха! Три ха. Прозрачный наряд дона да Риальто затолкала в сундук своими руками. Был он на самом деле частью карнавального костюма, накидкой, надеваемой поверх черного атласного чехла, чтобы изображать ночную ипостась Аквадораты, тишайшую Даму.

Карла сидела перед туалетным столиком, расчесывала свои смоляные кудри, Маура видела в отражении ее тонкое скуластое лицо.

– Как там наша Филомена?

Маламоко хмыкнула:

– Дрессирует Чезаре или воюет с Голубкой.

– Война на истощение. Не понимаю. – Панеттоне отложила книгу на прикроватный столик. – Чего добивается Раффаэле?

– Выжидает, пока место подле дожа снова станет вакантным. – Карла отложила щетку и развернулась к подруге. – Кузен Муэрто считается исключительным женолюбом. Сплетни отчасти правдивы, а отчасти он распустил их сам.

– Зачем?

– Ну, наверное, чтоб компенсировать слухи о своем бесплодии.

– Но это ведь правда?

– К сожалению. Чезаре бросается на любую смазливую мордашку, чтобы доказать всем, и прежде всего себе, свою мужскую состоятельность. Но знаешь, что забавно? После женитьбы на нашей Аквадоратской львице в интрижках тишайший Муэрто замечен не был. То есть специально я этим не интересовалась, но за последние недели выслушала жалобы нескольких его постоянных дам на небрежение и охлаждение.

– Но Паола сохраняет надежду?

– И этого я тоже специально не узнавала, но гвардейцы из тех ребят, что были с кузеном на его «Безмятежности», считают, что с дочерью островного губернатора у его серенити были настоящие чувства.

– Были и прошли. Я что-то не замечала хоть каких-то авансов Паоле со стороны дожа.

Карла поднялась и пошла к своей кровати.

– Погаси свет, пожалуйста. – Пока Панеттоне тянулась к ночнику, Маламоко отбросила покрывало. – Нет, погоди минуточку.

Она провела ладонью по простыне:

– Что за черт? Постель абсолютно мокрая.

– Слуги забыли прикрыть окно? – предположила Маура. – Ночной воздух за прошедшие недели пропитал все влагой. Попробуй кровать Филомены.

Карла пересекла спальню, сдернула покрывало соседней постели, чертыхнулась:

– Здесь то же самое.

– Хорошо, что я выбрала себе место подальше от окна, – обрадовалась Панеттоне. – Предусмотрительная синьорина да Риальто проведет ночь в тепле и сухости. Иди ко мне, моя несчастная подруга, разделим сон на двоих.

И, чтобы Карла не успела возразить, девушка резко задула ночник, погрузив спальню во тьму. Маламоко не осталось ничего, кроме как на ощупь добраться до ее кровати.

Они и раньше иногда спали вместе, но теперь Мауру переполняло искристое, как вино, возбуждение. Панеттоне еще перед ужином успела подняться в дорутуары и вылить на постели подруг по кувшину воды, и теперь довольно улыбалась в темноте, накрывая своего черноглазого лжеца одеялом. Ах, Такколо, какая неспокойная ночь тебя ожидает.

Они поболтали о Филомене. То есть болтала в основном Маура, Карло отвечал односложно и довольно хрипло, а потом и вовсе притворился, что заснул.

Ах так? Чему и научилась дона да Риальто за прошедший месяц, так это не откладывать на потом ничего важного. А если завтра Аквадорату накроет волна цунами? Последним ее чувством будет разочарование в упущенных возможностях.

– Жарко, – пробормотала Маура и стала расстегивать рубиновые пуговки.

– Что ты творишь? – «проснулся» Маламоко.

– Древние хиняне… – начала девушка и зажмурилась от яркого света, озарившего спальню: Карло зажег ночник.

Пуговки закончились, и алый шелк скользнул с плеч.

– Древние хиняне знали более сотни способов возлежания.

– Зачем ты разделась? – «Синьорина Маламоко» отодвинулся на край постели.

– Жарко, – пожала Панеттоне обнаженными плечиками. – На что ты смотришь?

Черные глаза Карло жадно обшарили ее грудь, остановились на золотом колечке с синим камнем, висящим на цепочке на шее.

– Маура?


Она прыгнула на него как кошка, сомкнула руки на шее, потянула вниз, осыпая поцелуями подбородок:

– Просто заткнись, стронцо.

Карло ответил на поцелуй, они упали на постель. Маура лихорадочно дергала оборки ночной сорочки. Ткань с треском порвалась, девушка уцепилась за нее, Карло повернулся, помогая. Его гладкая кожа горела под ее пальцами. Острые ключицы, твердые мышцы плеч и спины, пушок на животе, длинные стройные ноги… Маура отстранилась, чтобы рассмотреть тело возлюбленного во всех подробностях. Хорошо, что ночник горит. Хинские гравюры подготовили ее к наличию мужского достоинства, но сильно приуменьшили его размеры.

– Мы, – прохрипел Карло, – не должны…

– Я же велела тебе заткнуться.

Синьорина да Риальто любила и умела командовать. И сейчас ее мало интересовало, что и кому они там должны. Он ей должен. Себя. Сейчас. Полностью.

А потом ей стало не до мыслей. Длинные руки Карло привлекли ее к себе, и губы коснулись ее, и касались, кажется, везде, и влажный жар затопил ее тело от кончиков пальцев на ногах до самой макушки.





* * *


Чезаре пропустил меня вперед. Я пересекла гардеробную и присела на резной, с гобеленовой обивкой, стул у камина. Супруг прикрыл дверь и скрылся за ширмой.

– Если хочешь пить, Артуро оставил где-то здесь бутылочку вина.

– Амароне?

С края ширмы свесился парчовый подол.

– Ненавижу эту приторно-горькую гадость, предпочитаю бароло.

Бутыль в оплетке стояла на круглом столике, и я налила чуточку в пустой бокал, чтобы только ощутить вкус.

– Неплохо. Даже изысканно.

Я наполнила бокал до краев и пила небольшими глотками, смакуя свежую пряность напитка. Золоченый сапог пролетел через комнату, к нему присоединился второй.

– Плесни немного и мне. – Чезаре вышел из-за ширмы босиком, в узких черных штанах и белой сорочке, распахнутой на груди.

– Простите, ваша серенити. – Я потрясла пустой бутылью в воздухе.

– Ничего не оставила? – он посмотрел на бокал.

Поворот головы, движение шеи, мышцы натягивают смуглую кожу… Мой взгляд скользит вниз, по темной дорожке волос от груди к животу. Где-то неподалеку грохотнул залп фейерверка.

– Ничего! – Длинным глотком я допила вино и перевернула бокал, демонстрируя его пустоту. – Кто успел, тот и съел.

Я показала супругу язык и торжествующе расхохоталась.

– Как же так, – сокрушался Чезаре, подбираясь ко мне мягкими кошачьими шагами. – Мои надежды на десерт полностью разрушены?

Сорвавшись с места, я отскочила за кресло.

– Утешьтесь тем, что мне пришлось по вкусу ваше бароло.

Кресло отлетело в сторону, дож схватил меня за плечи.

– Так себе утешение, – сообщил он серьезно, – я требую свой десерт.

И Чезаре меня поцеловал. Глубоко, властно, влажно. И я ответила на поцелуй. Ладони мои прижались к его животу, не затем, чтобы оттолкнуть, а впитывая кожей новые ощущения.

– Тесоро, – простонал Чезаре, когда мои руки двинулись вниз по его телу, поглаживая и узнавая.

И в этот раз я не отстранилась. Мысли о том, что он называет так всех своих девиц, меня не тревожили. Обмякнув, я позволила подхватить меня на руки, прикусила его смуглую кожу на шее, там, где под ней билась синяя кровяная жилка. Чезаре тяжело и хрипло дышал, опустил меня на диванчик у окна, встал на колени, осыпая поцелуями грудь и плечи в вырезе платья. Я запустила пальцы в его волосы и выгнулась, принимая ласку.

– Филомена, ты лучшее, что случалось в моей жизни, благословение, подарок. Я люблю…

– Чезаре! – Дверь гардеробной, распахнувшись, ударилась о стену. – Беда!

Я натянула на плечи сползшее платье. Как неприлично. Нас ждет матушка, а мы… Постойте, беда?

Синьор Копальди был растрепан и с ног до головы покрыт копотью.

– Что еще, Артуро? – Пружинно поднявшись, дож подошел к секретарю.