– Я должна снова извиниться, – смущенно сказала Амина. – Дженн не хотела показаться грубой. Но вы знаете, каковы кариины. Она живет с моей семьей уже несколько поколений.

Кариин. Это все объясняло. Ну, в некоторой степени. Говорят, истинный кариин – это личный джинн, связанный с определенными людьми: что-то вроде пожизненного компаньона или тени, возможно, даже духовный двойник. Однако конкретно этот вид джиннов зашел еще дальше – они связывали себя с целым родом, превращаясь в живое наследие, которое передавали в семье. Хотя в народе их называли кариинами, министерство внесло их в список не поддающихся классификации джиннов. Они могли быть непредсказуемыми, ветреными или яростными защитниками тех, с кем себя связали, – предсказать невозможно.

– Меня заинтересовал тот мужчина в шелковом халате, – сказала Амина. Ее подбородок указал на одного из гостей. – Советник и консорт покойной вдовствующей императрицы Китая. По слухам, в его венах течет драконья кровь и ему больше ста лет.

– Двухсот, – исправила Фатима.

Глаза женщины расширились.

– В нашей стране тоже есть драконы. Темпераментные создания, дай им шанс – и они выпьют наши реки. Китайские драконы ведут себя иначе?

– На самом деле никто не видел китайского дракона, – ответила Фатима. – Людей с их кровью, да. Но истинные драконы по-прежнему неуловимы.

– Ну, – пробормотала женщина, с интересом рассматривая советника. – Было бы интересно узнать, каков мужчина с драконьей кровью. Вы одна из послов?

– Я представляю египетское правительство.

– Местная. Глядя на ваш костюм, я думала, вы англичанка. Многих здесь знаете?

– У меня не слишком высокая должность. Просто агент в определенной организации.

– Агент Фатима, значит. Поскольку нас изолировали во дворце Абдин, у меня мало знакомых египтян. Странно, что нас поселили в том самом месте, где аль-Джахиз пробил канал в Каф – словно, чтобы мы понимали место Египта в этом мире.

Фатима даже не сомневалась в замыслах правительства. Говорят, что во дворце Абдин все еще витали остатки могущественной магии, которую сотворил аль-Джахиз, – и эти остатки можно почувствовать, словно дрожь в душе.

– Вы не похожи на бюрократку. – Женщина окинула ее оценивающим взглядом, задумчиво поджимая полные губы. – Они так хорошо не одеваются. – Она сняла бокал с подноса проходящего мимо автоевнуха и предложила второй Фатиме – от чего следователь отказалась. Кариин взял два и каждый осушил в один глоток. – Я часто думаю, почему вы, в вашем современном городе, просто не поставите во главе этих механических людей? Я бы что угодно отдала за них, вместо мужчин, которые управляют нами.

– Автоевнухи в основном плохо умеют мыслить, – объяснила Фатима.

– И чем это отличается от мужчин? – усмехнулась Амина.

Шутка заставила Фатиму улыбнуться. Но она была здесь не ради общения. Агент собиралась уже извиниться, когда к ним присоединились несколько новых людей.

Один из них был пожилым мужчиной с белыми усами на румяном лице, одетым в двубортный костюм, казавшийся натянутым до предела. Второй был невысокого роста, среднего возраста, в простом черном костюме. Его лицо носило безмятежное выражение, а борода с проседью полностью скрывала рот. Третий был выше, в синей имперской форме с золотом по воротнику и на широких манжетах кителя. Верхнюю губу покрывали подстриженные усы, и на окружение он смотрел глазами человека, привыкшего отдавать команды.

– Дайте людям заменить нас роботами, – фыркнул румяный мужчина, говоривший на английском, – и в тот же год эти подлецы будут призывать к их свержению!

– Думаете, у них еще хуже получится? – Амина повернулась к новому собеседнику, поднимая бровь.

– Мы, во всяком случае, разделяем с простолюдинами мышцы, кости, сердце, кровь и страсть. Не то что холодная бесчувственная воля машин.

– И все же вот они мы, – задумчиво произнесла Амина. – Решаем, будем ли мы отправлять этих людей на войну – терять их мышцы, кости, сердце и кровь. Возможно, нам бы нужно поменьше страсти и побольше холодной и бесчувственной воли.

– Разве я не говорил, что прекрасный пол скоро опередит нас в политике и философии? – обратился мужчина к своим спутникам, поднимая кустистую бровь. – Попомните мои слова, наши дни сочтены! – Он повернулся назад и добродушно продолжил: – Мои извинения, леди, мы подслушали ваш комментарий и решили обсудить этот вопрос. – Он с неловкостью посмотрел на кариина, затем снова вернулся к Амине. – Позвольте спросить, вы случайно не принцесса Тукулера?

– Тукулера больше не существует, – ответила Амина. – Но я внучка империи.

Глаза Фатимы расширились. Принцесса Тукулера! Перед ней стояла внучка аль-Хаджа Омара Тала, странствующего западноафриканского мистика, который предсказал второе пришествие аль-Джахиза! Он вернулся, чтобы завоевать свою родину в самопровозглашенном джихаде, пока соседние государства не объединились, чтобы его остановить. Тукулер не пережил своего основателя. Остатки империи объединились в конфедерацию халифатов, которые, вместе с Сокото[75] и с помощью джиннов, отбросили европейские армии. Омар Тал оставил сложное наследие, мягко говоря. Однако его потомков чуть не боготворили.

– Позвольте представиться, – сказал англичанин. – Я лорд Аттенборо, представитель Его Величества. Это – президент Франции Пуанкаре. – Он указал на невысокого мужчину в черном костюме. – А этот большой хмурый тип – генерал Жилинский, представитель Его Превосходительства из России.

– Разрешите осведомиться, мадам, – сердечно спросил Пуанкаре, – о цели вашего присутствия? Западные суданские халифаты вряд ли пожелают вмешиваться в любой конфликт, разворачивающийся в далекой Европе.

– У конфликтов есть привычка распространяться – как огонь в лесу. – Амина вернула дипломатичную улыбку. – Халифатам бы не хотелось, чтобы какие-то… шальные угли попали к нам.

Фатима проанализировала ее слова. Как Англия, так и Франция потерпели поражение в своих попытках захватить ее родину. Теперь французы пытались подавить восстания на алжирских территориях, и ни для кого не было секретом, что халифаты открыто поддерживали движение за независимость. Если начнется война, она охватит и колонии. Воистину шальные угли.

– Значит, давайте надеяться, – сказал Жилинский, – что мы найдем способ разрешить наши разногласия, не выходя на поле боя. Мне не доставляет никакого удовольствия посылать кавалерию на помощь нашим французским друзьям в их борьбе с колдовством халифата.

– Что такое? – вмешался голос. – Яков, ты опять о своей кавалерии?

В несколько широких шагов к ним присоединился мужчина в увешанном медалями белом военном костюме с белыми же эполетами. Если бы сегодня провели соревнование на количество наград, он бы с легкостью победил. Он был ниже остальных мужчин. Но его напористость с лихвой компенсировала рост.

Но ничто из этого Фатиму не заинтересовало. Ни каштановые усы мужчины, закрученные на концах, как у ее дядюшек. Ни стайка людей, следовавших за ним по пятам, как верные прислужники. Что ее поразило, так это существо, сидящее у него на плече: низкорослое и коренастое, с темно-зеленой кожей, носом-карандашом и длинными заостренными ушами. Одетое в подражание мужчине – вплоть до медалей, – оно походило на уродливую куклу. В этот момент название существа пришло в голову само собой. Гоблин. Кариин рядом с ними издал низкое шипение.

Голубые глаза мужчины охватили их всех одним взглядом, а затем он повернулся к Амине:

– Эти мужчины наскучивают вам разговорами, фрау? Они так и дальше могут продолжать. – В его английском слышался германский акцент, что неудивительно, учитывая гоблина. Сейчас глаза на маленьком морщинистом лице существа были закрыты. Насколько помнила Фатима, они спали большую часть времени, когда находились в этом мире.

Лицо французского президента напряглось от этой колкости, а у русского генерала и вовсе окаменело. Только Аттенборо оставался невозмутимым. Он поклонился германцу.

– Мадам Амина, позвольте представить Его Превосходительство Вильгельма II, кайзера Германской империи и Пруссии.


Теперь присутствие гоблина обрело смысл. Именно Германия созвала конференцию европейских наций в 1884 году – два года спустя после разгрома британцев у Тель-эль-Кебир. Встреча проводилась в Берлине, и на конференции решили, что колонизация – единственный способ противостоять «магической угрозе», дабы не появился второй Египет. Эта миссия оказалась сложнее, чем ожидалось. Немецко-итальянские войска, отправленные на захват Эфиопии, были разбиты наголову в битве при Адуа[76] в 1896 году. В 1898-м британцы потерпели еще одно впечатляющее поражение у Омдурмане[77]. Оказалось, пулеметы «максим» не шли ни в какое сравнение с тем, что аль-Джахиз выпустил в мир.

Германия извлекла уроки из этих унижений. Пока другие европейские страны отвергали магию, новый кайзер принял ее с распростертыми объятиями. Немецкие народные сказки были собраны и проанализированы на предмет практического применения. Джиннов в Германии не водилось, зато нашлись другие создания – главными из которых оказались гоблины. В отличие от предшественника Вильгельм II начал открыто заигрывать и слать предложения Гоблинскому двору, что позволило Германии быстро вырасти в магических и промышленных компетенциях – она стала, возможно, единственным соперником Египта в этом отношении. Договор обязал германского лидера держать при себе гоблинского советника. Хоть Фатима и не подозревала, что это соглашение требовало столь буквального толкования.

– Когда я заметил вашу компанию, – сказал Вильгельм, – сразу понял, что она будет самой интересной в этом месте. Яков! Вижу, Николай прислал тебя вместо того, чтобы приехать самому. – Он склонился к Амине и добавил притворным шепотом: – Я слышал, что царь едва может покинуть страну, со всеми этими восстаниями и чернью на улицах. – С жизнерадостной улыбкой он повернулся к Пуанкаре: – Всегда приятно тебя видеть, Пуанкаре. Как дела с колониями? – Он снова склонился и добавил: – Еще одно побоище, вроде того, что вы устроили в последний раз, и я не уверен, что от их империи что-нибудь останется.

Амина лишь отпила из бокала, поддерживая зрительный контакт с Фатимой. Ей не требовалось говорить, чтобы следователь поняла: мужчины. Они бывают такими детьми.

– Почему все выглядят словно кто-то умер? – требовательно спросил Вильгельм.

Внезапно поднялись возгласы – за которыми последовал крик. Каждая голова повернулась в сторону шума.

– Может, кто-то действительно умер, – заключил он.

Фатима перешла в боевую готовность, сканируя толпу, чтобы понять, что произошло. Люди пятились назад с ошеломленными лицами. Она напряженно всматривалась, готовясь к тому, что может случиться. Несколько послов, спотыкаясь, отбежали в сторону, наконец освобождая путь. Ее сердце замерло. Там, в темной мантии, стояла фигура в золотой маске.

Самозванец был здесь.





Глава восемнадцатая




Фатима наблюдала, как человек в золотой маске непринужденно шагает по дворцовому саду, заложив руки за спину. За ним следовала тишина. Он остановился всего раз, обернувшись, чтобы на кого-то посмотреть. Абигейл Уортингтон. Она стояла как вкопанная, с округлившимися глазами. Когда их взгляды встретились, ее тело обмякло – и юную англичанку едва успел поймать абиссинский наследник. Потеряла сознание. По крайней мере, на этот раз она не приземлилась на руку.

Фатима понятия не имела, как самозванец сумел обмануть охрану, но он совершил ошибку. В саду хватало агентов и полиции для его ареста. На этот раз его не спасут никакие волнения. Она уже выхватила револьвер, приготовившись удерживать противника, пока не подоспеет подмога, когда поднялась новая суматоха. Кто-то еще проталкивался сквозь толпу, расступающуюся во второй раз. К самозванцу двигался король в сопровождении охраны – королева и премьер-министр догоняли позади.

– Этот человек – террорист и убийца! – выкрикнул он. – Арестуйте его!

Даже когда его окружила стража с поднятыми винтовками, самозванец не сдвинулся с места. Он лишь устремил взгляд поверх их голов и обратился к собравшимся:

– Сегодня я пришел без оружия в руках. Все, что у меня есть, – это слова. Неужели король Египта боится человека и его слов?

Вопрос был вызовом. И Фатима видела, как взгляды перемещаются на короля. Прежде чем он успел ответить, заговорил кто-то другой.

– Я не боюсь слов, – пожал плечами Вильгельм, умудрившись не сбросить спящего гоблина. – Ваше Превосходительство, вы пригласили нас в свою страну и держали нас в изоляции в ваших дворцах и садах. Однако все мы знаем, что происходит на улицах вашего города. Новости на каждом языке, даже если остальные слишком вежливы, чтобы их упоминать. Теперь перед нами появился их виновник. Мне бы хотелось знать почему.

– Чтобы принести правду, которую другие от вас скрывают. – Самозванец повернулся к кайзеру.

В толпе поднялось шушуканье, разнесшееся по саду низким гулом.

– И что за правду может открыть человек, который прячется за маской? – насмешливо осведомилась Амина.

– Он аферист. – Король воспользовался моментом, чтобы восстановить свой авторитет. – Шарлатан. Называет себя тем, кем быть не может. Его словам нельзя верить.

– Прошу прощения, Ваше Превосходительство. Но, возможно, нам самим стоит об этом судить. – На этот раз заговорил французский президент. Он поклонился, но не сводил глаз с самозванца.

– Уверяю вас, – нахмурился король, – что бы этот шарлатан ни утверждал, он лжет.

– И кем же ты себя называешь? – спросил Вильгельм.

Самозванец выпрямился, его глаза запылали.

– Я аль-Джахиз. Я вернулся.

Отовсюду раздались ахи. Слухи – это одно. И совсем другое – услышать своими ушами. Одни раскрыли рот от изумления. Другие не знали, что думать. Над толпой поднялся голос.

– Ты не аль-Джахиз. – Это был неестественно красивый джинн, советник короля. Он пробился сквозь толпу, выше людей вокруг себя, его черные глаза сияли на фоне молочно-белой кожи. – Ты тени его не стоишь. Обманщик, посмевший присвоить титул…

– Молчать, – скомандовал самозванец, взмахнув рукой.

К ужасу Фатимы голова джинна дернулась назад, словно от удара. Рот захлопнулся так, что звук сомкнувшихся зубов отозвался треском. Он стоял в замешательстве, схватившись за подбородок и с силой за него дергая. Но челюсть не разжималась, будто ее заварили и скрепили печатью. В темных глазах появилась неуверенность, и советник сделал шаг назад с выражением ужаса на идеальном лице.

Собрание затихло при виде испуганного джинна. Рядом с собой Фатима слышала, как Амина шепчет молитву, а кариин выступил перед ней, защищая принцессу. Даже король замолчал, глядя на происходящее, словно не верил глазам. Его охрана оставалась на своей позиции. Но на лицах проступило сомнение. Самозванец не обращал на них никакого внимания, устремив взгляд на Фатиму. Нет. Не на нее. На лидеров и послов рядом с ней.

– Слухи не преувеличивали, – раздался голос Вильгельма в тишине. Он одновременно казался впечатленным и осторожным. На мгновение его внимание переключилось на Амину. – Что скажете, фрау? Ваш дед предсказывал возвращение суданского мистика. Он действительно вернулся во плоти?

Из-за спины Дженн все еще потрясенная Амина впилась взглядом в самозванца. Однако она взяла себя в руки и обратилась к германскому кайзеру:

– Мне часто приходится напоминать людям, что я – не мой дедушка. Вам придется составить собственное суждение.