– Полагаю, сила не передается через кровь. – Вильгельм хохотнул и провел пальцем по закрученным усам. Затем вновь повернулся к самозванцу. – Итак, что же ты хотел нам сказать?

– Должен спросить о том же, – добавил французский президент. – Что может быть настолько важным, что вы явились без приглашения на этот прием, где вас неизбежно арестуют?

– Зачем вы здесь собрались? Зачем королю Египта понадобился этот прием? – Самозванец распростер длинные руки, его взгляд блуждал по людям в толпе.

– Чтобы достичь долгосрочного мира, – лаконично ответил лорд Аттенборо.

– Мир. – Самозванец повторил слово, словно оно было любопытным фруктом, который он сорвал. – Вы думаете, что Египет способен принести вам мир, когда он не может добиться мира для самого себя. Когда его народ вопиет о несправедливости. Когда коррупция и упадничество пожирают его изнутри.

– Пусть каждый народ сам разбирается со своими проблемами, – парировал Вильгельм. – Я здесь не для того, чтобы судить, как суверен правит своими людьми. Если ты пришел, чтобы переубедить меня по этому поводу, то зря тратишь свое время. – Он любезно кивнул королю, который ответил тем же.

– Но Египет заботят не только его внутренние проблемы, – возразил самозванец. – Египет вмешивается во все ваши дела. Теперь он считает себя сверхдержавой, которая действует далеко за пределами своих границ. Султан определенно может это подтвердить.

Головы повернулись к мужчине, стоявшему среди антуража кайзера. Он был одет в турецкий костюм и красную феску, на его лице застыло меланхоличное выражение. Османский султан. Учитывая, что он вел себя скорее как часть свиты германского императора, а не равный ему правитель, Фатима его не сразу узнала.

– Некогда величественная Османская империя, – сказал самозванец. – Ныне ее раздирают восстания. Неспособная вернуть потерянные территории и каждый день теряющая новые. Ослабевшая и смиренная, она лишь ждет, когда ее растерзают враги. – Самозванец указал на лорда Аттенборо, французского президента и русского генерала Жилинского. – Разве Египет приходит на помощь? Разве Египет залечивает ее раны? Нет, он лишь глубже вонзает кинжал.

– Это возмутительно! – воскликнул король. – Египет всегда пытался сохранять целостность Османской империи. Мы искали приемлемые для всех сторон решения.

Пусть это было правдой, Османская империя оказалась в жалком положении. Возвращение джиннов не оделило их теми же дарами, что Египет. Они слишком широко раскинулись по нескольким континентам, с подданными, что не хранили верность султану. Националисты устраивали бунты в каждом ее уголке, претендуя на суверенитет, опираясь на собственные магические традиции. Тем временем Британия и Франция отказывались возвращать территории, насильно уступленные почти столетие назад. Русские, не скрываясь, поощряли движения за независимость на Востоке. Сохранение империи было невозможным, но никто не хотел видеть окончательного ее краха. Египет старался избежать полного хаоса.

– То, как они заставили вас признать независимость армян, было одним из таких приемлемых решений? – спросил самозванец султана. – Что в результате? Другие части империи, поверившие, что у них тоже получится? Верящие, что если будут сражаться, Египет появится и предоставит… приемлемое решение?

Лицо султана потемнело, и он повернулся к королю:

– Вы обещали, что признание независимости смягчит недовольство. Покажет, что с империей можно договориться. Теперь каждый националист недоволен государством, а народ перешептывается о моей слабости. – Смелое признание – хотя все здесь и без того об этом знали. Интриги и заговоры против султана ни для кого не были тайной. – Но когда мы зовем вас помочь на Балканах, вы говорите, что не можете прийти. Вы говорите, что этот конфликт вне сферы влияния Египта.

– Вот теперь разговор стал интересным! – хлопнул в ладоши кайзер.

Фатима почувствовала руку Амины на своем плече, принцесса придвинулась ближе и прошептала:

– Он настроит их друг против друга! Как змея, запущенная в дом! Остановите его!

Она не понимала, насколько это будет трудно устроить. Как многие здесь только искали причину, чтобы вцепиться друг другу в горло.

Прежде чем король успел возразить, в разговор вступил французский президент:

– Признаю, созыв этого мирного саммита и нам показался странным, учитывая, что Египет поддерживает беспорядки в Константине и Алжире. Может, вы и не посылали войска или оружие, но ваши джинны там. Они оказывают поддержку повстанцам вместе с местными джиннами, а Египет не предпринимает ничего, чтобы их остановить.

Король, похоже, был уже готов вскипеть от этой череды претензий, так что вместо него ответила королева:

– Президент Пуанкаре, – сказала она с величавым изяществом, которое противоречило ее происхождению, – неужели вы считаете, что мы отвечаем за каждого джинна в Египте? Многие из них не признают границ на человеческих картах, поскольку ходят по этой земле многие столетия.

– Ваше Высочество знает о джиннах больше, чем я, – низко поклонился Пуанкаре. – И все же, как Египет может претендовать на место посредника в мирных переговорах между государствами, если ваша страна не способна контролировать собственных граждан?

Самозванец наблюдал молча – словно ассасин, что уже вонзил кинжал и теперь ждал, когда хлынет кровь. Фатима ни на секунду не сводила с него глаз.

– Мне, к примеру, – размышлял Вильгельм, – кажется любопытным, что Египет так великодушен в попытках установить мир, но так скуп на свои чудеса. – Иностранные послы вновь загудели. – Германии пришлось прокладывать собственный путь. Ведь Египет отказался делиться своими секретами. Ладно, это не совсем правда, так ведь? Похоже, некоторые нации достойнее других. Яков! Как там новые газопроводы? И я слышал, скоро у вас будет новая верфь для дирижаблей?

– Не ваше дело, что мы делаем и с кем. – Жилинский ответил твердым взглядом.

– Это программы развития, – объяснил египетский премьер-министр, достаточно громко, чтобы его услышали все. – Они не включают технику, которая может предоставить одной стране преимущество над другими. Египет придерживается нейтралитета.

– Что, в таком случае, насчет ваших действий в Армении? – надавил султан.

– То же самое, Ваше Императорское Величество, – ответил премьер-министр. – Уверяю вас.

– Уверения, – повторил Вильгельм, приглаживая усы. – Мне бы не хотелось в один прекрасный день поднять голову и обнаружить над Балканами флот боевых дирижаблей, украшенных прекрасными русскими гербами, который прилетел помочь своим славянским кузенам. – Его тон стал острым, как клинок, чуть выдвинутый из ножен. – Было бы печально, если бы Германии пришлось помочь нашему другу султану и расстрелять этот флот. Даже такой прекрасный.

– Только если хотите увидеть миллион русских солдат, марширующих на Берлин, чтобы отомстить за родину! – оскалился Жилинский.

Взгляд Фатимы привлекло внезапное движение. Гоблин на плече кайзера зашевелился и проснулся. Он открыл тусклые желтые глаза и широко зевнул, обнажая острые клыки. Устроившись поудобнее, он повернулся к русскому генералу и скрипучим голосом заговорил:

– Гоблинский Двор не останется в стороне, мы не допустим подобного вторжения. В котором, без сомнения, будут участвовать грязные русалки и багинники наряду с жалкой деревенской магией. Ваши действия мы будем рассматривать как акт агрессии. – Он перевел злобный взгляд на французского президента. – Не думайте, что мы не знаем о ваших переговорах с этими отвратительными феями. В случае любого провокационного союза с этими вероломными существами наш Двор будет вынужден действовать.

– Ты смеешь нам угрожать? Гнусная тварь! – Лицо Пуанкаре побагровело.

После этих слов собрание взорвалось.

Оскалы превратились в крики. Стоявший неподалеку французский дипломат толкнул германского коллегу, и завязалась драка. Охранники короля оттащили его назад, пока он призывал послов к порядку. Вильгельм и Пуанкаре обменивались оскорблениями, стоя лицом к лицу, а Жилинский выглядел готовым броситься в бой.

Посреди всего этого хаоса Фатима изо всех сил старалась уследить за самозванцем. Она не сводила с него взгляда, несмотря на все усиливающийся накал дискуссий. Но теперь люди перемешались. Кто-то вцепился в одежду соседа. Другие пытались их разнять. Амина громко призывала успокоиться, в то время как Дженн выглядел готовым унести ее отсюда в любую секунду. Фатима растолкала людей, которые загораживали обзор, чтобы обнаружить, что самозванец исчез.

Она выругалась и закружила на месте, пытаясь его найти. Он не мог просто испариться. Он должен быть здесь! Ее отчаявшиеся глаза натолкнулись на самозванца, и она замерла в замешательстве. Человек в золотой маске стоял на другом конце сада, наблюдая за происходящим, словно сторонний зритель. Как он так быстро туда добрался? Это невозможно! Их взгляды встретились, затем он повернулся и двинулся прочь.


Фатима бросилась вслед, протискиваясь сквозь толпу, отпихивая послов. Когда она наконец вырвалась из столпотворения, то перешла на бег. Сады вокруг дворца были огромными. Ночные празднества проходили только в одном их секторе, и она видела, что он направился в неосвещенную часть – где пальмы и топиары сливались в густой лес. Фатима была уже на полпути, когда рядом с ней появился еще один человек.

– Я так думаю, куда бы ты ни торопилась, – сказала Сити, – мне туда тоже надо!

Фатима окинула подругу взглядом – та бежала, придерживая подол белого платья. Она надеялась на Хамида, Хадию или других агентов. Но на Сити всегда можно было положиться в бою.

– Он пошел в ту сторону! – пропыхтела следователь, указывая тростью.

Они добежали до деревьев, окунаясь в их тень, и принялись оглядываться. Сити втянула воздух, будто принюхиваясь. Затем указала подбородком: «Туда». Фатима не стала спорить, уже зная, что ее странностям можно доверять. Они перешли в бег, минуя топиары животных, образующих лабиринт, поворачивая в разные стороны, пока наконец не увидели своего врага.

– Стой! – выкрикнула Фатима.

Самозванец, не сбавляя шага, торопился под защиту деревьев. Направив револьвер в воздух, она нажала на спусковой крючок. Скоро на выстрел сбегутся охрана и солдаты. Хорошо. Кроме того, выстрел произвел желаемый эффект, заставив самозванца обернуться. Он уставился на них из-за своей золотой маски, а затем поднял руку, бросая в темноту нечто, похожее на песок. Нет, не песок. Пепел. В воздухе закружились хлопья, быстро собираясь в одинокую фигуру в маске и черной одежде. Пепельный гуль. Через мгновение их стало двое. Они зашагали вперед, пока хозяин остался в стороне, наблюдая.

Фатима не собиралась подпускать их ближе. Она прицелилась. Рядом с ней Сити с силой рванула подол – отрывая его напрочь. Под платьем открылись белые бриджи, заправленные в сапоги. К ее ногам были пристегнуты металлические детали, которые она сняла и начала собирать вместе. Фатима выждала, пока два пепельных гуля не подошли достаточно близко для выстрела в темноте – и нажала на курок.

В ту ночь на Кладбище она выяснила две вещи. Чем больше существо разделяется, тем слабее дубликаты. Кроме того, ранения одного из них влияли и на остальных. Пуля ударила в гуля слева, и он вскрикнул, истекая черным пеплом. Его доппельгангер дернулся, рассыпая пепел из идентичной раны. Она выстрелила вновь в того же гуля. Каждая пуля попадала в цель, замедляя их приближение.

– Готово! – Нубийка сделала шаг вперед. – Дай-ка мне попробовать.

Фатима повернула голову и обнаружила, что ее подруга держала в руках бландербасс с дулом-раструбом. Она все это время носила его разобранным под платьем? Оружие выстрелило с ужасающим грохотом, разрывая пепельного гуля на части, так что его конечности разлетелись в стороны. Сити шла вперед, перезаряжая и стреляя на ходу. После четырех выстрелов от гуля осталось только подергивающееся тело с двумя раздробленными ногами. Она взмахнула мушкетоном, как дубиной, сокрушая врага в пепел.

– Впечатляет, – сказал самозванец. – Но у нас незавершенное дело. – Он протянул правую руку и вытащил из пустоты гудящий клинок, направляя его на Сити. – Помнится, я всадил этот клинок тебе под ребро. И все же ты здесь. Как так получилось?

– У меня еще много сюрпризов. – Сити растянула губы в оскале.

– Мы знаем, что ты взял в хранилище. – Фатима тоже обнажила свой клинок.

– От меня ничто не укроется. – Самозванец издевательски взмахнул оружием.

– Зачем они тебе? Что ты задумал?

Он прижал палец к губам золотой маски, как бы призывая к тишине.

– Девять Владык спят, – прошептал он.

Фатима нахмурилась. Девять Владык? О чем он?

– Девять Владык спят, – нараспев продолжал самозванец. – Разве мы хотим их разбудить? Загляни им в глаза – и они выжгут твою душу!

Фатима стиснула зубы. Ну хоть раз могут злодеи не говорить загадками?

– Мы и дальше будем болтать или делом займемся? – прорычала Сити. Она надела свои когти и теперь чуть не пританцовывала в нетерпении.

– Давай! – выкрикнула Фатима и бросилась вперед.

Они встретили самозванца в рывке. Фатима атаковала, парируя поющий меч, затем нанесла собственный удар. Сити полоснула когтями, которые, разбрасывая искры, встретил клинок противника. Теперь ими двигало нечто иное, чем той ночью на Кладбище. Сити видела, как чернят и нападают на ее друзей. Фатима видела, как горит министерство. Память питала их решимостью. Сегодня это должно закончиться!

Сити кинулась на самозванца внезапным броском. Когти прошли сквозь защиту, распарывая его мантию. Он попятился, только чтобы получить пинок в грудь, отправивший мужчину на землю. Ударившись оземь, он явственно застонал, и черный меч растворился в тумане. Сити победно вскричала, подогнула колени, готовясь к прыжку, но аль-Джахиз вдруг поднял затянутую в кольчугу ладонь:

– Нет! – Слово прозвучало резко, будто приказ.

И Сити совершенно неожиданно замерла.

– Ну конечно! – удивленно выдохнул самозванец. – Мне еще тогда показалось, что я это почувствовал. Но я не был уверен. Как еще ты могла пережить мой клинок?

Фатима непонимающе уставилась на Сити. Что происходит? Женщина просто остановилась на месте с напряженными перед атакой мышцами. Однако казалось, что она не может пошевельнуться, словно окаменев на месте статуей. Какое-то новое колдовство? Агент подняла меч и направила его вниз, на самозванца:

– Отмени то, что сделал! – потребовала она.

Он расхохотался. Фатима впервые услышала его смех. И его глаза засияли еще ярче. Опасно. Самозванец произнес слово. Что-то на языке джиннов. Ей показалось, что оно может означать «откройся» или «превратись». Глаза Сити обратились к Фатиме, в них плескалось чувство, которое раньше она в своей любовнице не видела, – страх. Затем она изменилась.

Фатиме показалось, что Сити попросту исчезла. На ее месте появилась женщина, чье лицо немного напоминало ее подругу. Но она была выше, неестественно выше, с чернильно-черной кожей. Над головой изгибалось два багровых бараньих рога, а глаза напоминали кошку – вертикальные, кроваво-красные зрачки на переливчатом золоте. Фатиме понадобилось мгновение, чтобы понять, что она видела. Сити не превратилась в другую женщину. Сити стала джиннией.

– Ты не знала. – В голосе самозванца звучало веселье. – Так даже слаще. – Он повернулся к Сити. На этот раз он говорил на арабском: – Убей.

Фатима оказалась на земле, не успев и глазом моргнуть. Воздух с силой вырвался из ее груди, когда на нее навалилась тяжесть. Кто-то сидел сверху, придавив ее коленом, удерживая ее. Она пыталась дышать. Но кто-то схватил ее за шею и начал душить. Не кто-то. Сити. Ее душила Сити.

Фатима судорожно била ногами, пытаясь сбежать из этого кошмара. Но Сити и раньше была сильнее, а теперь она перестала быть человеком. Между вспышками боли Фатима пыталась сосредоточиться, всматриваясь в странное, но знакомое лицо – наполненное яростью, оскаленное, с острыми длинными клыками. Ее взгляд метнулся вверх и нашел глаза Сити. Глаза джиннии. Приоткрыв губы, она попыталась вдохнуть, чтобы произнести имя:

– Сити.

Звук получился настолько слабым, что Фатима с трудом узнала свой голос. Она надеялась, что ее имя сможет разрушить убийственный транс, в который погрузилась подруга. Прорваться сквозь ту силу, что ею овладела. Но все оставалось по-прежнему. Она сумела сделать еще один вдох и попыталась снова: