– Изогнутые, – согласилась Ольга Фёдоровна, – но не до такой степени! Они у неё слегка приподняты, а вы нарисовали луки какие-то! Хоть стрелы в них вставляй!

– Так у красавицы брови и есть луки амура, а ресницы – стрелы, – попытался развеселить Погодину художник.

– Ничего подобного! – не согласилась Ольга Фёдоровна. – Луки у восточных красавиц, а эта женщина тип северной красавицы.

– Северной так северной, – решил не препираться художник и перерисовал брови.

Но угодить Ольге Фёдоровне оказалось делом весьма сложным. Мужчина уже сообразил, что с него семь потов сойдёт, пока он выполнит заказ, за который сдуру взялся, польстившись на обещанные деньги. Мирослава в их спор не влезала. Она вполуха прислушивалась к тому, как Ольга Фёдоровна препирается с художником, вполглаза следила за тем, что рисует на бумаге его карандаш, и думала тем временем о своём. Наконец спустя два с половиной часа Ольга Фёдоровна сказала, что портрет очень похож на женщину, которую она видела. Только тут Мирослава пристально вгляделась в карандашное изображение и обомлела. Это была Снежана Твердохлёбова!

«Что могла делать Снежана у своего пасынка, – промелькнуло в голове у Мирославы, – из-за чего они могли ссориться? Ответ только один – из-за наследства. Но ведь завещание ещё не было оглашено! Надо срочно ехать в твердохлёбовский особняк и всё выяснять на месте. Заодно и с Варварой побеседую, – решила Мирослава и уже чуть было не бегом помчалась к своей машине, как вспомнила об Ольге Фёдоровне.

Погодина тем временем стояла рядом и наблюдала за выражением лица детектива. Когда Волгина аккуратно скатала в трубочку портрет, пенсионерка схватила её за рукав, радостно приговаривая точно ребёнок:

– А теперь кататься! Кататься на тройке! – И попыталась увлечь её в сторону кассы, где продавались билеты на катание на тройках.

– Ольга Фёдоровна! Миленькая! – взмолилась Мирослава. – Давайте покатаемся в следующий раз.

– Но вы же обещали, – тихо проговорила женщина, и по её щекам покатились крупные слёзы.

«Правду народ говорит, что старый, что малый», – вздохнула Мирослава и уже собралась смириться с обстоятельствами, как вдруг ей в голову пришла новая идея. Она подошла к художнику и спросила:

– Скажите, пожалуйста, как вас зовут?

– Василий, – ответил он, уставившись на неё удивлённым взглядом.

– А по отчеству?

– Петрович!

– Замечательно! – воскликнула Мирослава.

– В смысле? – недоумённо спросил художник, а потом сказал: – Мне тоже моё имя-отчество нравится.

– А кому оно может не понравиться, – воскликнула Мирослава, – Василий Петрович! У меня к вам ещё одна просьба!

– Какая?

– Вы видите эту даму? – Мирослава кивнула на Ольгу Фёдоровну.

– Я уже устал на неё глядеть, – признался художник, с опаской покосившись на Погодину.

– Правда, симпатичная? – подмигнула ему Мирослава.

– Да как вам сказать, – ответил Василий Петрович и нерешительно добавил: – Если только внимательней присмотреться.

– Вот! – одобрила его слова Мирослава. – А я смотрю, вы обручальное кольцо не носите… Рисовать мешает?

– Вообще-то я вдовый.

– Сочувствую.

– Ничего, жены уже десять годков нет.

– Наверное, сложно без женщины?

– Я с сыном живу и с его семьёй.

– Сноха достаёт?

– Иногда, – улыбнулся художник.

– Тогда точно стоит присмотреться к Ольге Фёдоровне. Она женщина во всех отношениях положительная.

– Как-то это всё неожиданно, – испуганно отозвался Василий Петрович.

– А вас никто и не торопит. Значит, так, – перешла она к делу, – Ольга Фёдоровна хочет покататься на тройке, я ей это в некотором роде обещала, но мне очень некогда. Василий Петрович! Умоляю вас, выручите меня! Вот деньги! Вот моя визитка! А вон Ольга Фёдоровна!

– Да куда столько? – Художник потряс купюрами, вручёнными ему Мирославой. – Тут же много!

– Ничего! Сначала вы покатаетесь, потом покормите даму в каком-нибудь кафе, а потом отвезёте на такси домой.

– На такси, – удивлённо проговорил художник.

– Ну не на трамвае же такую интересную женщину везти? – подмигнула ему Мирослава.


– Вообще-то у меня на стоянке возле парка машина стоит, – растерянно сообщил Василий Петрович.

– Так это вообще здорово!

– Только это «Жигули» – девятка.

– Отлично!

Тут вмешалась Ольга Фёдоровна:

– О чём это вы там шепчетесь? Ведь портрет готов! Пойдёмте, – она снова собралась ухватить за рукав Мирославу.

Но тут Василий Петрович неожиданно даже для детектива проявил себя истинным кавалером, он откашлялся и произнёс:

– Уважаемая Ольга! Пардон, Ольга Фёдоровна! Разрешите представиться. Вася, то есть Василий Петрович! Я в некотором роде приглашаю вас провести сегодняшний день со мной! – При этом он галантно поклонился.

– С вами? – изумилась Погодина, но вдруг, присмотревшись к Василию Петровичу, раскраснелась, как шестнадцатилетняя барышня прошлого века на первом свидании, и смущённо проговорила: – Можно просто Оля. Хорошо, Вася?

– Просто прекрасно! – воскликнул художник, кивнул Мирославе на прощанье и, подхватив под руку свою даму, поволок Ольгу Фёдоровну к кассам.

Мирослава облегчённо перевела дух и направилась к своей «Волге».





Глава 22




Дороги к этому времени уже расчистили, и Мирослава за час с небольшим добралась до коттеджного посёлка, в котором находился особняк Твердохлёбова. В этот раз она не стала церемониться и настояла на свидании со Снежаной Матвеевной.

Вдова спустилась вниз заспанная, сердитая и с покрасневшими глазами. Не здороваясь, она сразу кинулась в атаку.

– Я вовсе не обязана с вами разговаривать! Вы не имеете никакого права!

– Не обязаны и не имею, – резко прервала её Мирослава, – и если вы, Снежана, не хотите беседовать со мной, то я немедленно отправляюсь в полицию вот с этим шедевром самобытного искусства, – при этом Мирослава раскатала скатанный в трубочку портрет.

– Что это? – изумлённо вырвалось у Снежаны.

– Вы перестали узнавать себя, – усмехнулась детектив, – сочувствую.

– Нет! Я узнаю себя! Но я хочу знать, откуда у вас мой карандашный портрет! Я никому не позировала!

– Он написан уличным художником со слов свидетельницы, которая видела вас незадолго до того, как был убит Эдуард Твердохлёбов, ваш пасынок.

– Эдуард убит?! – воскликнула Снежана и как куль осела на стоявшую в холле тахту. В глазах женщины плескался ужас.

– Разве вы этого не знали? – спросила Мирослава.

– Нет, – выдавила из себя Снежана и расплакалась.

– Полно, – проговорила Мирослава, – до весны ещё далеко, так что ручьи отменяются.

– Что? – не поняла молодая женщина, но плакать перестала.

– Нам нужно серьёзно поговорить с вами, Снежана Матвеевна, а пореветь вы успеете и после того, как я уйду.

– А вы уйдёте? – недоверчиво спросила женщина.

– Оставаться жить у вас в доме я точно не собираюсь, – едва заметно улыбнулась Мирослава.

– Тогда пойдёмте в гостиную. Я бы пригласила вас к себе, но у меня там не прибрано, – оправдываясь, проговорила Твердохлёбова.

– Мне без разницы, в каком помещении состоится наш разговор. Лишь бы вы были откровенны со мной.

– Я буду, – пообещала Снежана, открывая перед детективом дверь гостиной.

Когда они расположились друг против друга в двух тяжёлых креслах под старину, Мирослава спросила:

– Итак, вы ездили к Эдуарду?

– Ездила, – кивнула Снежана.