Почти час я лежу в своей комнате на кровати, стараясь ничего не чувствовать, кроме тихой пульсации в запястье. Мой взгляд блуждает по открытке из Мексики на окне, а затем по цветам, стоящим на моем столе. Это те самые, что растут у подъездной дорожки и которые Хиллари вчера привезла с собой в дом для моего отчима. Когда я встаю и подхожу ближе, то обнаруживаю крошечную открытку наверху среди цветов.

Добро пожаловать домой.

Это просто приятный жест от Хиллари, я знаю. Скорее всего она напишет что-то подобное для любого другого гостя, но все равно начинаю рыдать и долго не могу остановиться. Я свернулась на кровати в позе эмбриона, не обращая внимания на дикую боль в бедре.

Я не хочу вот так быстро уезжать теперь, когда я только приехала, когда мы с Ричардом хоть немного начали сближаться. Это я понимаю, когда мои слезы наконец иссякают и я снова могу спокойно выдохнуть. Втайне я, вероятно, давно приняла решение остаться здесь. Наверное, уже в тот момент, когда вчера вечером Ричард сказал мне, что, несмотря на бороду, он ни капельки не полон достоинства. Но признаться себе в этом сейчас мне совсем нелегко.

Я не знаю, действительно ли мне стоит пригласить Обри сюда. С одной стороны, я ужасно скучаю по ней, и подруге наверняка сейчас пойдет на пользу смена обстановки. С другой стороны, я еще не готова поделиться с ней тем крошечным чувством новообретенного домашнего уюта, которое так неожиданно прорастает в моей груди. Наверное, это ужасно эгоистично с моей стороны, но я еще не чувствую себя готовой. Но потом я вспоминаю, как часто Обри делила со мной свой дом, как внимательны ко мне были ее мама с сестрой за последние несколько лет, и чувствую себя ужасно. Вздохнув, я выпрямляюсь. Мне не хочется бросать Обри на произвол судьбы. Но мне придется придумать хорошую стратегию, как подготовить к этой встрече Ашера.

Позже, когда я прихожу на кухню, то замечаю, как все сверкает чистотой. Хиллари как раз моет несколько тарелок вручную, и из-за того, что она такая маленькая, ее руки по локти в раковине. Ноя нет в поле зрения, а ноутбук Ашера стоит закрытым на столе, поэтому я спрашиваю, знает ли она, где он.

– Может, он с собаками, – говорит Хиллари. – Не могла бы ты сделать мне одолжение и передать твоему отцу этот список? Он уже спрашивал об этом.

Подбородком она указывает на записку на шкафу.

– Да, конечно.

Я беру записку, не отрывая от нее взгляда.

– О, кстати, Харпер звонила и спрашивала о тебе. Ее номер во-о-н на том желтом стикере. Она попросила написать ей в WhatsApp, есть ли у тебя послезавтра время, чтобы вечером прийти на день рождения Сэма.

Я также беру маленький стикер и наклеиваю его на заднюю часть своего телефона, прежде чем убрать его обратно в задний карман джинсов. Вообще-то я думала, что завтра будет мой последний вечер на острове, но теперь все обстоит совсем по-другому. Тем более я рада звонку Харпер и перспективе встречи с ней и Сэмом. По-моему, эти двое – самая милая пара после Белоснежки и Прекрасного Принца.

Держа записку для Ричарда в руке, я шагаю по коридору к его кабинету. Только я хочу постучать в дверь, как замечаю, что она просто прикрыта. Если Ричарда нет, я могу просто положить записку ему на стол.

Для подстраховки я все равно стучу, прежде чем распахиваю дверь. Я замечаю движение и с удивлением вижу за столом Ашера, который занят разглаживанием скомканного листа бумаги.

– Ой, прости, я на самом деле хотела к твоему отцу.

Я осматриваюсь в кабинете, но Ашер тут один.

– Ты наводишь порядок?

С запиской я подхожу к письменному столу и кладу ее туда, где хранятся документы.

– Не хотела помешать, Хиллари просто просила меня передать это. Ну, теперь мне пора.

Я хотела было развернуться, но что-то заставляет меня почувствовать неладное. У Ашера снова этот взгляд. Взгляд такой же снисходительный, как это часто бывает, и я уже не знаю, что, черт возьми, я снова сделала не так. Он уставился на записку, которую я положила к документам.

– В чем дело?

Кажется, что в черепной коробке Ашера усиленно заработали шестеренки, а его нижняя челюсть движется так, как будто он случайно откусил что-то настолько твердое, что едва способен прожевать.

– Твой отец говорил с тобой? Ты злишься из-за того, что я скорее всего задержусь здесь еще на несколько дней? – в глубине души я вздыхаю. – Мне жаль, что я не придерживаюсь нашего соглашения. Твой отец просил меня об этом, ясно? Тебе не нужно переживать по этому поводу. Я не намерена жить здесь постоянно, и во время семестра я в любом случае в Нью-Йорке. И ты можешь не бояться, что я тебе как-то помешаю. Ты даже не заметишь, что я вообще здесь. Обещаю! – Я торжественно поднимаю руку и кладу три пальца на сердце. – Слово скаута, – пытаюсь усмехнуться я.

Ашер откашливается.

– Мне жаль.

Наверное, надо мной сейчас парит огромный вопросительный знак, но это не важно. Что бы с ним ни случилось, может, это состояние продлится еще какое-то время? Ашер гораздо приятнее, когда он не нападает на меня, и почему-то мне нравится это неуверенное движение его рта. Я киваю.

– Ладно. – я собираюсь уходить, но его голос останавливает меня посреди движения.

– Я сказал, что сожалею, – резко повторил он.

– И я услышала тебя.

Постепенно я начинаю волноваться. Он словно окаменел, и у меня не осталось ни малейшего понятия о том, чего он от меня ждет. Должна ли я дать ему теперь прощение? Но с чего начать?

Его брови неведомым образом хмурятся еще больше.

– Неужели это так трудно понять, Айви? Я, черт возьми, хочу извиниться перед тобой. Неужели ты не понимаешь? – его кулак приземляется на стол и заставляет лампу для чтения вздрогнуть. – Ты сказала, что тебе доставляет это удовольствие. Ты просто слушала, в чем я тебя обвиняю, не защищаясь. Почему, черт возьми, ты это сделала?

Он срывает со стола бумагу и подходит ко мне так быстро, что я невольно отпрыгиваю назад. Я чувствую, как дверь за моей спиной с лязгом захлопывается, а в следующее мгновение грудная клетка Ашера прижимается к моей. Чертовски тесно. Его лицо так близко к моему, что я не знаю, куда смотреть, и пялюсь в невидимую точку позади него. Затем Ашер припечатывает ладонью лист бумаги к стене рядом с моей головой.

Я пожимаю плечами:

– Что это такое?

– Твоя выписка по кредитной карте, – резко отвечает он. – По крайней мере, ее часть. И на ней почти ничего нет. Бьюсь об заклад, Феникс и Саймон обходятся моему отцу дороже, чем аренда твоей комнаты. – Ашер отворачивается от меня, когда я неловко выпрямляюсь, и только теперь я осмеливаюсь снова взглянуть на него. Его грудная клетка заметно приподнялась. Ашер глубоко втягивает воздух, затем на мгновение крепко сжимает губы, прежде чем скомкать бумагу. – Я просто не понимаю. Ты ни единым словом не пыталась защититься.

Постепенно до меня доходит, что он на самом деле имел в виду, и это меня бесит.


– Неужели ты тут рыскал сейчас, чтобы собрать средства давления на меня?

– А если и так? – рычит он. Я в шоке.

– Ты когда-нибудь слышал о конфиденциальности? Это личные документы твоего отца. Я же не пойду и не стану рыться в его столе в поисках твоих счетов. А почему нет? Потому что это меня касается!

– Я не рылся в его столе. Выписка валялась в мусорном ведре. – как будто это делает ситуацию лучше! – И меня очень волнует то, что спустя четыре года ты вдруг появляется здесь и пытаешься играть в семью. Именно сейчас. Папа не первый раз писал тебе, и до сих пор это не могло заставить тебя приехать на остров.

Кажется, у меня начинает болеть голова. Я так устала ссориться с Ашером. Мне так жаль слышать от него только упреки. Да, его отец всегда заботился обо мне, а я отвергала его. Но он никогда не хотел, чтобы я возвращалась домой. Он просто был готов встретиться со мной в Нью-Йорке и разыграть там заинтересованного отчима. Да, я не защищалась. А почему? Потому Ашер не поверит ни одному моему слову, так что лучше оставить свои доводы при себе. Он сказал, что я могу пересмотреть свое мнение о нем, но разве то же самое не касается и его тоже?

– Я не пытаюсь «вдруг играть в семью». Если бы ты знал меня лучше, ты бы знал, как я по вам… – Скучала? Я останавливаюсь, потому что я не могу произнести слова, которые только что сформировал мой мозг, потому что это поставит меня под удар. Сделает уязвимой. – Именно сейчас? – беспечно спрашиваю я. – Что ты имеешь в виду?

Ашер лишь издает стон. Он возвращается к столу, где сердито швыряет бумажный ком обратно в мусорное ведро.

– Просто уйди. – он поворачивается ко мне спиной. Обеими руками Ашер опирается на стол. – Все в порядке. Я извинился, и ты все равно можешь сердиться на меня за то, что я обвинил тебя в том, что ты просто тянешь деньги из моего отца. Да, я просто полный придурок, но это, в конце концов, не новость для тебя, с этим я могу жить.

Вся его поза – чистая защита, каждая мышца его лица, натянута до предела. Белая рубашка, которую Ашер застегнул на рукавах, открывает мне вид, как выступают жилы на его предплечьях. Добровольно он никогда не позволит мне заглянуть ему в голову, и я это понимаю.

– Мне кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду, – осторожно говорю я, и мне стоит огромных усилий произнести вслух свои подозрения, потому что я едва осмеливаюсь даже подумать о них. Потому что это ужасно, потому что это пугает меня и потому что может быть, что Ашер никогда не простит мне этих слов. – Ты переживаешь, да? Потому что… – я сглатываю, – потому что твой отец стал все забывать?

Я произношу это тихо, осторожно. Тем не менее по его реакции мне сразу становится ясно, что я попала в точку, потому что голова Ашера наклоняется вперед, а он не говорит ни слова. Будь это не так, он бы засмеялся или выругался бы на меня. Я бы хотела, чтобы Ашер это сделал. Вместо этого его пальцы судорожно обхватывают столешницу.

Он поднимает одну руку и прижимает ладонь ко лбу.

– Черт, – стонет он, наклоняясь вперед.

Не раздумывая, я подхожу к нему и касаюсь его плеча.

– Не трогай меня, – рычит он, и я тут же отдергиваю руку.

Его тело дрожит. Ашер прижимает обе руки к лицу и выглядит так отчаянно, словно бремя всего мира лежит на его плечах, а я ничем не могу облегчить эту ношу.

Мы стоим так довольно долго, я прислушиваюсь к его дыханию, которое в конце концов становится медленнее, спокойнее. Он опускает руки и делает глубокий вдох. И тут я поворачиваюсь к двери, потому что у меня уже нет сил и я едва могу стоять. Потому что синяк пульсирует на моем бедре, а запястье болит, как сумасшедшее. И потому мне так чертовски больно от осознания, что даже в такой момент он не может вынести моего прикосновения.

– Мне жаль, – шепчу я, а потом тихо ухожу из комнаты.





Глава 7




Ресторан, который выбрал Ричард, расположен на Боу-стрит, прямо на берегу моря. Если взглянуть на улицу, то можно увидеть воду – синюю, словно чернила, а на горизонте – два моста, соединяющих Портсмут с Киттери. Но я не смотрю на улицу, а прячу лицо за карточкой меню, которую только что подал мне официант. Ричард даже не посмотрел в карту, а сразу же заказал бутылку шампанского, словно собирался что-то отпраздновать.

Я нервничаю. Под столом я чешу кончиком ботинка свою икру и беспокойно ерзаю на стуле. Что бы ни хотел сказать нам Ричард, я просто надеюсь, что он не болен. И что у нас с Ашером просто разыгралось воображение. После того как я увидела, как сильно Ашер беспокоится, мне было бы даже лучше, если бы отчим просто отослал меня прочь. Все лучше, чем то, что он болен.

Ной выглядит совершенно расслабленным. Он отпустил комментарий о том, что его отец, вероятно, просто познакомился с новой женщиной и что это час большого откровения. Не знаю, как он отнесется к этому, но уверена, что вечер сложится не так, как он себе это представляет. И я боюсь его реакции. Ной, ухмыляясь, складывает карту и заказывает гамбургер, а в качестве закуски куриные крылышки. Пока официант записывает его пожелания, я хватаюсь за свой стакан с водой и делаю несколько глотков. Ашер сидит прямо напротив меня и кивает в сторону моей руки:

– Она все еще болит?

Автоматически я ставлю стакан на стол и прячу руку за меню, как будто могу тем самым помешать разговору перейти к неловкому инциденту сегодня утром.

– Все хорошо, спасибо. – затем я быстро меняю тему: – Ты уже выбрал что-то? Я здесь никогда не была, как здесь готовят фалафель?

– Есть можно, – говорит Ашер, протягивая официанту свою карточку. – Я возьму ризотто из лосося, но без лосося.

– Если вам не нравится лосось, мы также можем предложить вам тунец вместо этого. Он свежий.

– Нет, спасибо, только ризотто.

Сбитый с толку официант кивает.

– Я возьму фалафель, – быстро говорю я.

– Не берите в голову. В вашем меню нет ничего плохого. – мой отчим улыбается, извиняясь, и заказывает еду для себя, а затем возвращает официанту папку. – Эти двое – вегетарианцы. Должно быть, все идет из семьи. Мать Айви тоже всегда ела только овощи.

Глаза Ашера прищуриваются, но лишь на мгновение. Он хорошо умеет притворяться хладнокровным. В конце концов, Ашер не может просто сказать отцу, что не считает меня частью семьи и как мало он хочет иметь со мной общего. Я отвожу взгляд. Ричард рассказывает о том, как впервые они обедали здесь вместе. Прошло много лет. Ной заказывает у официанта колу и настаивает на том, чтобы напиток подали в бокале для вина, потому что ему хочется пить как взрослому. Ричард улыбается этому, но Ной бросает на меня раздраженный взгляд, закатывает глаза, а затем продолжает печатать в своем телефоне. Разумеется, он уже сфотографировал стол и загрузил изображение в Инстаграм. Я просто жду, что его отец взбесится из-за этого, но Ричард словно не замечает поведения своего сына. Он нервничает, это очевидно. Нервничает еще больше, чем я. Ричард складывает салфетку и кладет ее рядом с тарелкой. Теперь его пальцы пощипывают уголок ткани. Я хотела бы, чтобы он уже просто сказал то, что собирался, и тем самым положил конец этому напряжению. Однако еще больше мне хотелось бы, чтобы меня здесь вообще не было. Носок моего ботинка шаркает по полу, когда я выпрямляю спину.

Задумавшись, я переставляю столовые приборы перед собой и думаю о замечании Сэма по поводу визита Ричарда к врачу в Скоттсдейл. Не более часа назад я загуглила оба этих термина и выяснила, что в Скоттсдейле есть отделение клиники Майо.

Официант приносит шампанское. Я закатываю рукав блузки выше запястья. На самом деле оно уже почти не болит, просто так мне гораздо удобнее.