– Поставь эти чертовы хлопья на место.
Ной вынырнул из своего укрытия и со стоном схватился за голову.
– Черт возьми, да в чем дело? Если Айви так добра, что хочет подать мне мой воздушный рис, тебе не нужно вмешиваться. Оставь ее, если она этого хочет, – фыркнул Ной.
– А кто сказал, что она этого хочет? – пролаял Ашер. – Может быть, она просто не осмеливается сказать тебе, чтобы ты отвалил от нее наконец.
О боже. Я не знаю, что здесь происходит, но точно знаю, что на самом деле не хочу быть замешанной во всем этом.
– Пошел ты, Ашер.
Они переглядываются так, как будто в любую минуту готовы наброситься друг на друга, а я все еще стою с упаковкой в руке и не знаю, что делать.
– Может… – я сглатываю, – может быть, вы будете так любезны, что просто избавите меня от этой ссоры? – осторожно спрашиваю я, а затем расправляю плечи. – Знаете что? – я держу упаковку воздушного риса обеими руками, как будто она является бомбой, которая может рвануть в любую минуту. – Успокойтесь, вы двое. Теперь я поставлю хлопья. О-о-о-очень медленно, ладно? – мои руки опускаются вниз в замедленном темпе. – Вы можете оставаться совершенно спокойными. Все хорошо, с вами ничего не случится. Я почти уверена, что она не взорвется, и, клянусь вам, у меня нет с собой другого оружия. Теперь я отпускаю упаковку. Смотрите внимательно. Это просто воздушный рис. Возможно, он способен изменить генетический код, я не знаю… Но он гарантированно не бахнет. Вот так, видите? Вот она – упаковка, и вы можете делать с ней все, что хотите. – Я оттягиваю обе руки назад, демонстративно подняв их вверх. – Плюс ко всему, желаю вам хорошего дня!
Ашер широко ухмыляется, а Ной смотрит на меня с открытым ртом, как будто я сделала что-то неприличное.
Я как раз собираюсь повернуться к двери и исчезнуть, когда «Доброе утро» из-за спины заставляет меня вздрогнуть.
– Как я погляжу, ты умеешь поставить своих братьев на место. – Ричард входит на кухню с какими-то бумагами в руках. Как и вчера вечером, на нем костюм, только на этот раз Ричард полностью застегнул рубашку, а строго завязанный галстук достает ему до пояса. Он наливает себе апельсиновый сок и ловит мой взгляд. – У тебя есть минутка для меня, Айви? Я хотел бы кое-что обсудить с тобой. – Он останавливается, хмурится и смотрит на бумажки в своей руке. – Речь идет о твоей выписке по кредитной карте, здесь что-то не так. Не могла бы ты пройти со мной в кабинет? – он поворачивается и выходит из комнаты в ожидании, что я тут же последую за ним.
Мое сердце уходит в пятки.
– Конечно, – быстро говорю я и чувствую скептический взгляд Ашера у себя на спине, но когда я оглядываюсь, его лицо непроницаемо. От усмешки Ашера не осталось и следа, и по моему лицу тут же начал распространяться жар. И почему только Ричарду обязательно нужно было затронуть такую тему перед своими сыновьями? Я точно знаю, что сейчас происходит в голове Ашера. Про себя он ликует, потому что нашел неопровержимые доказательства того, что я просто использую его отца. Я не забыла его слов, что он сказал, когда мы ехали сюда, и теперь они звенят у меня в голове словно церковный орган.
Каково это – тратить деньги моего отца? Тебе нужно было привыкнуть к нечистой совести, или это даже доставляет удовольствие – полностью игнорировать ее?
– Черт возьми, Айви, – говорит Ной, которого появление отца, судя по всему, вернуло к жизни. – Что ты наделала? И сделаешь ли ты это снова? Потому что, если ты способна отвлечь папу от меня таким образом, то можешь снова переехать сюда.
Он поднимает кулак.
Я вздыхаю, прежде чем с неохотой отбиваю своим кулаком. Слегка прихрамывая – мое дурацкое бедро снова начало болеть, – я прохожу мимо кухонной стойки к двери.
Кабинет Ричарда находится в левом крыле виллы, и я вхожу в коридор, ответвляющийся от мраморной прихожей. Уборщица собирается пылесосить ковровые покрытия на первом этаже, и я снова чувствую себя как в отеле. Только в отеле меня вряд ли бы отправили к директору.
– Это причина, по которой ты вызвал меня сюда из Нью-Йорка? – спрашиваю я Ричарда, когда наконец вхожу в кабинет. Он сидит не за письменным столом, а в кресле и держит бумаги перед собой на коленях. – Из-за моей выписки по кредитной карте?
– Нет, я просто пользуюсь возможностью, что ты сейчас здесь. Остальное мы можем спокойно обсудить сегодня вечером. Я хотел бы пригласить вас всех на ужин. Так мы снова побудем вместе.
Я не могу придумать объяснение его странному поведению. Что еще он хочет от меня? Неужели вчера он был так ласков со мной, чтобы сегодня деловым тоном перед своими сыновьями выставить меня каким-то паразитом?
– Садись. – Ричард постукивает по креслу рядом с собой, и с трясущимися коленями я следую его призыву. – Всего несколько дней назад я решил посмотреть твой счет. – Он снимает очки и кладет их на столик, потом протягивает мне листки: – Что ты мне на это скажешь?
Я беру их и просматриваю бумаги, но не обнаруживаю ничего необычного.
– Что я стараюсь экономить?
Я не должна была произносить это как вопрос – это становится мне ясно, когда я замечаю, как хмурятся его брови.
– С места твоей учебы были списаны только семестровые сборы и сумма за твою комнату в общежитии. Но там что-то не так. Это одни и те же суммы каждый месяц.
– Ну да, арендная плата не изменилась, а плата за обучение только что была установлена, поэтому так быстро ничего не поменяется.
– А на что, осмелюсь спросить, ты жила последний год? – Ричард снова берет со стола свои очки и перебирает пальцами по одной из дужек, прежде чем наконец надеть их. Он выглядит беспокойным, как будто есть еще много того, что ему хочется сказать. – Видимо, ты с самого начала учебы отказываешься тратить мои деньги. Я хочу знать, почему ты отвергаешь средства, которые я предоставляю тебе.
Не вижу причин, почему мне должно быть за это стыдно, тем не менее следующая фраза почти извиняющимся тоном слетает у меня с губ:
– Я работаю.
– Вместо того чтобы полностью сосредоточиться на учебе? Как ты собираешься все это осилить, если между делом так много работаешь?
– Большинство студентов так живет, – говорю я. – Кроме того, я работаю не каждый день. Это всего четыре дня в неделю.
– И где же?
На самом деле это звучит не укоризненно, а заинтересованно, поэтому я стараюсь ответить довольно расслабленно:
– В ресторане «Бомбей бистро». Это в часе езды от кампуса в центре Манхэттена. Работа нормальная, у меня хороший начальник, и он платит мне семь пятьдесят в час.
– Но на это же все равно нельзя прожить.
– Мне хватает. – Все и в самом деле не так плохо, в конце концов, мне просто нужно покупать еду и одежду. – До сих пор всегда хватало.
Это правда. Если покупать одежду либо на распродажах, либо в секонд-хендах и почти никогда не есть вне дома. Я не думаю, что это плохо, многие люди живут точно так же.
Когда Ричард делает глубокий вдох, я быстро продолжаю говорить:
– Я, конечно же, верну тебе деньги за обучение и аренду, как только получу диплом и найду работу получше. Надеюсь, этого достаточно для тебя в качестве объяснения.
– Более чем. – Ричард глубоко вздыхает. – Почему ты это делаешь? Разве я когда-нибудь давал тебе понять, что мне не хочется оплачивать твое образование? Тебе вообще не нужно ничего мне возвращать, Айви. Это же просто смешно. Ты часть семьи.
Семья. В ушах гудит так, будто мне прилетел удар прямо по барабанной перепонке. Не могу поверить, что он сказал это серьезно. Должно быть, я ослышалась. Он не может произнести это так, как будто это само собой разумеется. Если бы я действительно была частью семьи, то разве он изгнал бы меня? Смог бы Ричард просто вычеркнуть меня из своей жизни в течение одного дня? Если бы я действительно была частью этой семьи, то он не убирал бы мою комнату. Я, черт возьми, не являюсь частью этой семьи.
У меня такое чувство, будто на грудь мне положили груду камней. Мне так много хотелось сказать: Ты выставил меня прочь. Ты просто уничтожил меня. Почему ты это сделал? Но я не даю этому вылиться наружу, потому что, как только я начну говорить, то боюсь, что не смогу остановиться. Я бы ревела, в какой-то момент начала бы кричать и сделала бы ему больно. А если я причиню ему боль, то… тогда он просто оставит меня – прямо как тогда, в интернате. Ричард сделает это снова. Он снова отправит меня прочь, потому что я ему неудобна, потому что я сделала что-то не так. Потому что я снова и снова ссорюсь с Ашером. Так же, как в тот день, когда я выбежала из дома – растерянная и испуганная. Боже мой, мне было пятнадцать! В пятнадцать лет со всеми случается что-то подобное. Ты так уязвим! Тогда я просто убежала, чтобы он меня вернул. Я хотела, чтобы меня нашли. Я хотела, чтобы Ричард крепко держал меня, а не чтобы оттолкнул от себя из-за этих неприятностей.
Ричард вдруг протягивает руку и касается моей щеки. Я была так поглощена своими отчаянными мыслями, что не заметила, как это происходит, и поэтому я дергаюсь, словно от удара током.
– Ты поранилась.
– Что? Ах, да это ерунда. – я качаю головой, и он снова опускает руку. – Всего лишь несколько мелких царапин. Я бегала сегодня утром и была невнимательна.
Мое горло совершенно пересохло от множества невысказанных слов, и я глотаю.
– Я действительно совершил много ошибок в своей жизни, – вдруг начинает Ричард и тихо вздыхает. Мне трудно выдерживать его взгляд, и я задерживаю дыхание, когда он спокойно продолжает говорить: – И теперь я пытаюсь все исправить. Даже с Ноем. Я надеялся, что ты сможешь мне в этом помочь. Но больше всего я надеялся, что ты простишь меня за то, что я не всегда принимал правильные решения, особенно по отношению к тебе. Думаешь, ты сможешь?
Я не знаю, что на это сказать. Я чувствую только это удушье в горле и непреодолимое желание закричать в толстую подушку. Долго кричать. Так долго, пока во мне больше не останется сил и я просто провалюсь в сон.
Почему-то я чувствую себя беспомощной. Конечно, мне хотелось бы простить отчима, но кроме того мне хочется иметь возможность доверять ему и больше панически не бояться быть отвергнутой. Ричард ничего мне не объяснил. Я понятия не имею, каковы были его мотивы, да и каковы они сегодня. До сих пор я была твердо убеждена, что мой страх пройдет только тогда, когда я порву с семьей Блейкли раз и навсегда. Я задыхаюсь, пытаясь выиграть время.
– Не возражаешь, если я сделаю глоток твоего апельсинового сока? – наклоняюсь над столом, чтобы дотянуться до бокала Ричарда, к которому он до сих пор даже не притронулся.
– Разумеется. Я как раз задавался вопросом, что же это такое. Он выглядит странно.
Уже поднеся стакан к губам, я останавливаюсь. Через его край я смотрю во все еще растерянное лицо Ричарда, которое расслабляется на моих глазах. Наверное, это шутка. Меньше пяти минут назад Ричард сам налил себе сока. Я делаю большой глоток, потом дрожащими пальцами снова ставлю стакан на место.
– Прости, о чем ты меня только что спросил?
Сердце пульсирует у меня в горле. Я задерживаю дыхание, все мои чувства похожи на сплошной оголенный нерв, и я слышу голос Ричарда, который раздается в моей голове словно эхо. Вчера вечером он сказал: А теперь иди спать, Кэтрин.
Я невольно качаю головой. Это смешно, Айви! То, о чем ты сейчас думаешь, абсолютно нелепо!
– О чем я тебя спрашивал? – Ричард проводит пальцами по переносице, как будто это способно помочь ему сосредоточиться. – Ну, я думал, ты расскажешь мне о своей работе. Она тебе нравится? Как думаешь, у тебя получается уделять время своим интересам? Ты всегда была такой талантливой и творческой, это ты наверняка унаследовала от матери.
Внутренне я словно застыла. Вся деловитость и властность осыпались с Ричарда, словно слой пыли. Он улыбается мне так тепло, что у меня становится очень тяжело на сердце.
– Эм… в основном я подаю курицу тикка и карри, – отвечаю я. О боже, мне нужно что-то рассказать. Что-то, что заглушит мои мысли. Я не хочу думать о том, что может означать поведение Ричарда. – Я… собираюсь разработать новый логотип для Кирана, моего босса.
– Киран – владелец этого ресторана?
– Да, – быстро отвечаю я. – Если ему понравится мой вариант, я могу переделать меню и визитные карточки. Это всего лишь маленький ресторанчик, но если описать это в положительном ключе, то это мой первый заказ на брендинг.
Я вымученно улыбаюсь, а затем просто продолжаю говорить и рассказываю ему об университете и моих курсах. Я быстро тараторю об этом, а также позволяю себе некоторые не совсем уместные подробности – такие как последняя студенческая вечеринка. Но я также рассказываю об Обри и о том, что мы хотели поехать с ее матерью в пляжный домик на Лонг-Айленде на эти каникулы.
– Но сейчас непохоже, что из этого что-то выйдет. Обри поссорилась с мамой и теперь, наверное, останется в общежитии.
– Как ты смотришь на то, чтобы просто пригласить ее к нам?
Я недоверчиво смотрю на него.
– Имеешь в виду сейчас? Сюда? – я ищу в его лице что-то, что выдаст мне, действительно ли сейчас он имеет это в виду серьезно. – Хм… Вообще-то… вполне может быть, что она уже согласилась на работу, и теперь у Обри нет времени.
И кроме того, мне кажется, что это совершенно глупая идея, ведь я обещала Ашеру как можно скорее исчезнуть из его поля зрения. Если вместо этого я останусь и приглашу еще и подругу, он превратит мою жизнь в ад.
– Спроси ее об этом. – Ричард ободряюще кивает мне, потом забирает у меня бумаги, которые я все еще судорожно сжимаю, и бросает их на столик возле кресла. – А теперь позволь мне еще немного поработать.
Я неуверенно закусываю нижнюю губу.
– Хочешь, я принесу тебе еще сока? – спрашиваю я, стараясь, чтобы это звучало вполне безобидно. – Какой уж там был сок?
– Я думаю, что это был апельсиновый, но не стоит. В конце концов, я еще не инвалид и могу принести его себе, если вдруг захочу.
* * *
Мне это все почудилось. Я просто переутомилась, и мне это померещилось. Проблема не в Ричарде, проблема во мне. Боже мой, он просто разок оговорился, такое бывает. И по поводу сока он, вероятно, просто пошутил. Это была шутка, которую я просто не поняла, потому что мы не так близки. Я чувствую себя полной дурой, потому что позволила себе мысль о том, что Ричард каким-то образом может быть не в своем уме. Жар ударяет мне в лицо, когда я представляю себе, как высказываю Хиллари эти подозрения. Это смешно, повторяю я снова и снова, и все же остается этот осадок сомнений, которые, словно зуд, просто не хотят оставлять меня.
Ной вынырнул из своего укрытия и со стоном схватился за голову.
– Черт возьми, да в чем дело? Если Айви так добра, что хочет подать мне мой воздушный рис, тебе не нужно вмешиваться. Оставь ее, если она этого хочет, – фыркнул Ной.
– А кто сказал, что она этого хочет? – пролаял Ашер. – Может быть, она просто не осмеливается сказать тебе, чтобы ты отвалил от нее наконец.
О боже. Я не знаю, что здесь происходит, но точно знаю, что на самом деле не хочу быть замешанной во всем этом.
– Пошел ты, Ашер.
Они переглядываются так, как будто в любую минуту готовы наброситься друг на друга, а я все еще стою с упаковкой в руке и не знаю, что делать.
– Может… – я сглатываю, – может быть, вы будете так любезны, что просто избавите меня от этой ссоры? – осторожно спрашиваю я, а затем расправляю плечи. – Знаете что? – я держу упаковку воздушного риса обеими руками, как будто она является бомбой, которая может рвануть в любую минуту. – Успокойтесь, вы двое. Теперь я поставлю хлопья. О-о-о-очень медленно, ладно? – мои руки опускаются вниз в замедленном темпе. – Вы можете оставаться совершенно спокойными. Все хорошо, с вами ничего не случится. Я почти уверена, что она не взорвется, и, клянусь вам, у меня нет с собой другого оружия. Теперь я отпускаю упаковку. Смотрите внимательно. Это просто воздушный рис. Возможно, он способен изменить генетический код, я не знаю… Но он гарантированно не бахнет. Вот так, видите? Вот она – упаковка, и вы можете делать с ней все, что хотите. – Я оттягиваю обе руки назад, демонстративно подняв их вверх. – Плюс ко всему, желаю вам хорошего дня!
Ашер широко ухмыляется, а Ной смотрит на меня с открытым ртом, как будто я сделала что-то неприличное.
Я как раз собираюсь повернуться к двери и исчезнуть, когда «Доброе утро» из-за спины заставляет меня вздрогнуть.
– Как я погляжу, ты умеешь поставить своих братьев на место. – Ричард входит на кухню с какими-то бумагами в руках. Как и вчера вечером, на нем костюм, только на этот раз Ричард полностью застегнул рубашку, а строго завязанный галстук достает ему до пояса. Он наливает себе апельсиновый сок и ловит мой взгляд. – У тебя есть минутка для меня, Айви? Я хотел бы кое-что обсудить с тобой. – Он останавливается, хмурится и смотрит на бумажки в своей руке. – Речь идет о твоей выписке по кредитной карте, здесь что-то не так. Не могла бы ты пройти со мной в кабинет? – он поворачивается и выходит из комнаты в ожидании, что я тут же последую за ним.
Мое сердце уходит в пятки.
– Конечно, – быстро говорю я и чувствую скептический взгляд Ашера у себя на спине, но когда я оглядываюсь, его лицо непроницаемо. От усмешки Ашера не осталось и следа, и по моему лицу тут же начал распространяться жар. И почему только Ричарду обязательно нужно было затронуть такую тему перед своими сыновьями? Я точно знаю, что сейчас происходит в голове Ашера. Про себя он ликует, потому что нашел неопровержимые доказательства того, что я просто использую его отца. Я не забыла его слов, что он сказал, когда мы ехали сюда, и теперь они звенят у меня в голове словно церковный орган.
Каково это – тратить деньги моего отца? Тебе нужно было привыкнуть к нечистой совести, или это даже доставляет удовольствие – полностью игнорировать ее?
– Черт возьми, Айви, – говорит Ной, которого появление отца, судя по всему, вернуло к жизни. – Что ты наделала? И сделаешь ли ты это снова? Потому что, если ты способна отвлечь папу от меня таким образом, то можешь снова переехать сюда.
Он поднимает кулак.
Я вздыхаю, прежде чем с неохотой отбиваю своим кулаком. Слегка прихрамывая – мое дурацкое бедро снова начало болеть, – я прохожу мимо кухонной стойки к двери.
Кабинет Ричарда находится в левом крыле виллы, и я вхожу в коридор, ответвляющийся от мраморной прихожей. Уборщица собирается пылесосить ковровые покрытия на первом этаже, и я снова чувствую себя как в отеле. Только в отеле меня вряд ли бы отправили к директору.
– Это причина, по которой ты вызвал меня сюда из Нью-Йорка? – спрашиваю я Ричарда, когда наконец вхожу в кабинет. Он сидит не за письменным столом, а в кресле и держит бумаги перед собой на коленях. – Из-за моей выписки по кредитной карте?
– Нет, я просто пользуюсь возможностью, что ты сейчас здесь. Остальное мы можем спокойно обсудить сегодня вечером. Я хотел бы пригласить вас всех на ужин. Так мы снова побудем вместе.
Я не могу придумать объяснение его странному поведению. Что еще он хочет от меня? Неужели вчера он был так ласков со мной, чтобы сегодня деловым тоном перед своими сыновьями выставить меня каким-то паразитом?
– Садись. – Ричард постукивает по креслу рядом с собой, и с трясущимися коленями я следую его призыву. – Всего несколько дней назад я решил посмотреть твой счет. – Он снимает очки и кладет их на столик, потом протягивает мне листки: – Что ты мне на это скажешь?
Я беру их и просматриваю бумаги, но не обнаруживаю ничего необычного.
– Что я стараюсь экономить?
Я не должна была произносить это как вопрос – это становится мне ясно, когда я замечаю, как хмурятся его брови.
– С места твоей учебы были списаны только семестровые сборы и сумма за твою комнату в общежитии. Но там что-то не так. Это одни и те же суммы каждый месяц.
– Ну да, арендная плата не изменилась, а плата за обучение только что была установлена, поэтому так быстро ничего не поменяется.
– А на что, осмелюсь спросить, ты жила последний год? – Ричард снова берет со стола свои очки и перебирает пальцами по одной из дужек, прежде чем наконец надеть их. Он выглядит беспокойным, как будто есть еще много того, что ему хочется сказать. – Видимо, ты с самого начала учебы отказываешься тратить мои деньги. Я хочу знать, почему ты отвергаешь средства, которые я предоставляю тебе.
Не вижу причин, почему мне должно быть за это стыдно, тем не менее следующая фраза почти извиняющимся тоном слетает у меня с губ:
– Я работаю.
– Вместо того чтобы полностью сосредоточиться на учебе? Как ты собираешься все это осилить, если между делом так много работаешь?
– Большинство студентов так живет, – говорю я. – Кроме того, я работаю не каждый день. Это всего четыре дня в неделю.
– И где же?
На самом деле это звучит не укоризненно, а заинтересованно, поэтому я стараюсь ответить довольно расслабленно:
– В ресторане «Бомбей бистро». Это в часе езды от кампуса в центре Манхэттена. Работа нормальная, у меня хороший начальник, и он платит мне семь пятьдесят в час.
– Но на это же все равно нельзя прожить.
– Мне хватает. – Все и в самом деле не так плохо, в конце концов, мне просто нужно покупать еду и одежду. – До сих пор всегда хватало.
Это правда. Если покупать одежду либо на распродажах, либо в секонд-хендах и почти никогда не есть вне дома. Я не думаю, что это плохо, многие люди живут точно так же.
Когда Ричард делает глубокий вдох, я быстро продолжаю говорить:
– Я, конечно же, верну тебе деньги за обучение и аренду, как только получу диплом и найду работу получше. Надеюсь, этого достаточно для тебя в качестве объяснения.
– Более чем. – Ричард глубоко вздыхает. – Почему ты это делаешь? Разве я когда-нибудь давал тебе понять, что мне не хочется оплачивать твое образование? Тебе вообще не нужно ничего мне возвращать, Айви. Это же просто смешно. Ты часть семьи.
Семья. В ушах гудит так, будто мне прилетел удар прямо по барабанной перепонке. Не могу поверить, что он сказал это серьезно. Должно быть, я ослышалась. Он не может произнести это так, как будто это само собой разумеется. Если бы я действительно была частью семьи, то разве он изгнал бы меня? Смог бы Ричард просто вычеркнуть меня из своей жизни в течение одного дня? Если бы я действительно была частью этой семьи, то он не убирал бы мою комнату. Я, черт возьми, не являюсь частью этой семьи.
У меня такое чувство, будто на грудь мне положили груду камней. Мне так много хотелось сказать: Ты выставил меня прочь. Ты просто уничтожил меня. Почему ты это сделал? Но я не даю этому вылиться наружу, потому что, как только я начну говорить, то боюсь, что не смогу остановиться. Я бы ревела, в какой-то момент начала бы кричать и сделала бы ему больно. А если я причиню ему боль, то… тогда он просто оставит меня – прямо как тогда, в интернате. Ричард сделает это снова. Он снова отправит меня прочь, потому что я ему неудобна, потому что я сделала что-то не так. Потому что я снова и снова ссорюсь с Ашером. Так же, как в тот день, когда я выбежала из дома – растерянная и испуганная. Боже мой, мне было пятнадцать! В пятнадцать лет со всеми случается что-то подобное. Ты так уязвим! Тогда я просто убежала, чтобы он меня вернул. Я хотела, чтобы меня нашли. Я хотела, чтобы Ричард крепко держал меня, а не чтобы оттолкнул от себя из-за этих неприятностей.
Ричард вдруг протягивает руку и касается моей щеки. Я была так поглощена своими отчаянными мыслями, что не заметила, как это происходит, и поэтому я дергаюсь, словно от удара током.
– Ты поранилась.
– Что? Ах, да это ерунда. – я качаю головой, и он снова опускает руку. – Всего лишь несколько мелких царапин. Я бегала сегодня утром и была невнимательна.
Мое горло совершенно пересохло от множества невысказанных слов, и я глотаю.
– Я действительно совершил много ошибок в своей жизни, – вдруг начинает Ричард и тихо вздыхает. Мне трудно выдерживать его взгляд, и я задерживаю дыхание, когда он спокойно продолжает говорить: – И теперь я пытаюсь все исправить. Даже с Ноем. Я надеялся, что ты сможешь мне в этом помочь. Но больше всего я надеялся, что ты простишь меня за то, что я не всегда принимал правильные решения, особенно по отношению к тебе. Думаешь, ты сможешь?
Я не знаю, что на это сказать. Я чувствую только это удушье в горле и непреодолимое желание закричать в толстую подушку. Долго кричать. Так долго, пока во мне больше не останется сил и я просто провалюсь в сон.
Почему-то я чувствую себя беспомощной. Конечно, мне хотелось бы простить отчима, но кроме того мне хочется иметь возможность доверять ему и больше панически не бояться быть отвергнутой. Ричард ничего мне не объяснил. Я понятия не имею, каковы были его мотивы, да и каковы они сегодня. До сих пор я была твердо убеждена, что мой страх пройдет только тогда, когда я порву с семьей Блейкли раз и навсегда. Я задыхаюсь, пытаясь выиграть время.
– Не возражаешь, если я сделаю глоток твоего апельсинового сока? – наклоняюсь над столом, чтобы дотянуться до бокала Ричарда, к которому он до сих пор даже не притронулся.
– Разумеется. Я как раз задавался вопросом, что же это такое. Он выглядит странно.
Уже поднеся стакан к губам, я останавливаюсь. Через его край я смотрю во все еще растерянное лицо Ричарда, которое расслабляется на моих глазах. Наверное, это шутка. Меньше пяти минут назад Ричард сам налил себе сока. Я делаю большой глоток, потом дрожащими пальцами снова ставлю стакан на место.
– Прости, о чем ты меня только что спросил?
Сердце пульсирует у меня в горле. Я задерживаю дыхание, все мои чувства похожи на сплошной оголенный нерв, и я слышу голос Ричарда, который раздается в моей голове словно эхо. Вчера вечером он сказал: А теперь иди спать, Кэтрин.
Я невольно качаю головой. Это смешно, Айви! То, о чем ты сейчас думаешь, абсолютно нелепо!
– О чем я тебя спрашивал? – Ричард проводит пальцами по переносице, как будто это способно помочь ему сосредоточиться. – Ну, я думал, ты расскажешь мне о своей работе. Она тебе нравится? Как думаешь, у тебя получается уделять время своим интересам? Ты всегда была такой талантливой и творческой, это ты наверняка унаследовала от матери.
Внутренне я словно застыла. Вся деловитость и властность осыпались с Ричарда, словно слой пыли. Он улыбается мне так тепло, что у меня становится очень тяжело на сердце.
– Эм… в основном я подаю курицу тикка и карри, – отвечаю я. О боже, мне нужно что-то рассказать. Что-то, что заглушит мои мысли. Я не хочу думать о том, что может означать поведение Ричарда. – Я… собираюсь разработать новый логотип для Кирана, моего босса.
– Киран – владелец этого ресторана?
– Да, – быстро отвечаю я. – Если ему понравится мой вариант, я могу переделать меню и визитные карточки. Это всего лишь маленький ресторанчик, но если описать это в положительном ключе, то это мой первый заказ на брендинг.
Я вымученно улыбаюсь, а затем просто продолжаю говорить и рассказываю ему об университете и моих курсах. Я быстро тараторю об этом, а также позволяю себе некоторые не совсем уместные подробности – такие как последняя студенческая вечеринка. Но я также рассказываю об Обри и о том, что мы хотели поехать с ее матерью в пляжный домик на Лонг-Айленде на эти каникулы.
– Но сейчас непохоже, что из этого что-то выйдет. Обри поссорилась с мамой и теперь, наверное, останется в общежитии.
– Как ты смотришь на то, чтобы просто пригласить ее к нам?
Я недоверчиво смотрю на него.
– Имеешь в виду сейчас? Сюда? – я ищу в его лице что-то, что выдаст мне, действительно ли сейчас он имеет это в виду серьезно. – Хм… Вообще-то… вполне может быть, что она уже согласилась на работу, и теперь у Обри нет времени.
И кроме того, мне кажется, что это совершенно глупая идея, ведь я обещала Ашеру как можно скорее исчезнуть из его поля зрения. Если вместо этого я останусь и приглашу еще и подругу, он превратит мою жизнь в ад.
– Спроси ее об этом. – Ричард ободряюще кивает мне, потом забирает у меня бумаги, которые я все еще судорожно сжимаю, и бросает их на столик возле кресла. – А теперь позволь мне еще немного поработать.
Я неуверенно закусываю нижнюю губу.
– Хочешь, я принесу тебе еще сока? – спрашиваю я, стараясь, чтобы это звучало вполне безобидно. – Какой уж там был сок?
– Я думаю, что это был апельсиновый, но не стоит. В конце концов, я еще не инвалид и могу принести его себе, если вдруг захочу.
* * *
Мне это все почудилось. Я просто переутомилась, и мне это померещилось. Проблема не в Ричарде, проблема во мне. Боже мой, он просто разок оговорился, такое бывает. И по поводу сока он, вероятно, просто пошутил. Это была шутка, которую я просто не поняла, потому что мы не так близки. Я чувствую себя полной дурой, потому что позволила себе мысль о том, что Ричард каким-то образом может быть не в своем уме. Жар ударяет мне в лицо, когда я представляю себе, как высказываю Хиллари эти подозрения. Это смешно, повторяю я снова и снова, и все же остается этот осадок сомнений, которые, словно зуд, просто не хотят оставлять меня.