– Возможно, нам следует бежать. Рано или поздно это помешательство, эта зараза проникнет во все уголки Шанхая.

– Но куда же нам бежать?

– Люди называют Америку землей обетованной.

Девушка фыркает. Только этот звук и способен выразить ее отношение к этой стране, одновременно прекрасной и ужасной, зажатой и полной презрения. Земля обетованная. Земля, где мужчины в белых балахонах и капюшонах с прорезями для глаз ездят по улицам, убивая чернокожих. Где законы запрещают китайцам высаживаться на ее берегах. Где детей иммигрантов разлучают с их матерями на Эллис-Айленде навсегда.

Даже земля обетованная должна иногда приходить в себя. И хотя под ее гнилью, возможно, таится красота, хотя она велика, открыта и обильна, хотя она прячет тех, кто хочет спрятаться, и льет свет на тех, кто желает стать знаменитым, она находится не здесь и до нее далеко.

– Наше место здесь, Рома. И так будет всегда.

Ее голос дрожит, ибо она уверена в том, что говорит. Они обманывают себя, мнят, будто они наследники, принц и принцесса, восседающие на золотых тронах империи, блестящей и богатой.

Но это не так. Они преступники – преступники, стоящие во главе империи воров, наркоторговцев и сутенеров и готовящиеся унаследовать город, который деморализован и повержен, город, который смотрит на них с тоской.

Шанхай знает это. Он всегда это знал.

Весь этот чертов город вот-вот рассыплется в прах.





* * *


– Прячась здесь, мы только теряем время, – сказал Маршал. Он сидел, то и дело нетерпеливо водя носками ботинок по бетону.

– А что нам, по-твоему, надо делать? – спросила Джульетта, запрокинув голову. Она не поддалась желанию прижаться к Роме хотя бы потому, что это ужаснуло бы Кэтлин. – Если Ларкспур играет в этом какую-то роль, то после нашего визита он наверняка переехал и ушел на дно. Если же он шарлатан и солгал нам насчет вины Чжана Гутао только затем, чтобы мы убили его, то это тупик.

– Это невозможно, – пробормотала Кэтлин. – В таком большом городе не может быть, чтобы никто ничего не знал.

– Дело не в том, что кто-то что-то знает, – сказал Венедикт. – А в том, что у нас нет времени. Мы не можем отключить Алису от аппаратов, не подвергнув опасности ее жизнь. И оставить ее там, рядом с фабрикой, на которой может начаться бунт, мы тоже не можем.

– Возможно, рабочие подождут еще несколько недель, – ответил Маршал. – Коммунистов, которые ходят на собрания, мало. Они пока не так уж сильны.

Рома покачал головой.

– Пусть они и не так уж сильны, но все остальные откровенно слабы. Это помешательство поразило слишком многих. Если не физически, то морально. Те, кто остался жив, больше не предан своим патронам.

– Это вопрос времени, – сказала Кэтлин.

Венедикт вздохнул.

– Все это не имеет никакого смысла.

Маршал что-то тихо пробормотал, обращаясь к нему, и он прошептал что-то в ответ. Отметив, что разговор разделился, а Кэтлин молчит, погрузившись в свои мысли, Джульетта опять повернулась к Роме.

– Мы что-нибудь придумаем, – сказала она. – Не все потеряно.

– Да, пока, – тихо ответил он. – Но они убьют ее. Перережут ей горло, пока она спит. Она погибнет так же, как погибла моя мать.

Джульетта моргнула и выпрямилась.

– Но ведь твоя мать умерла от болезни.

На щеку Ромы упала дождевая капля, и он смахнул ее точно так же, как смахнул бы слезу. Когда их взгляды встретились, на его лице не отразилось недоумения относительно того, почему Джульетта так думает. На нем читалась только мягкая печаль.

– Разве это не так? – спросила Джульетта, ощутив, что на внутренней стороне запястий у нее почему-то выступил пот. – Как ей могли перерезать горло, если она умерла от болезни?

Рома покачал головой и мягко сказал:

– Это было нападение Алых, дорогая.

Джульетта вдруг почувствовала, что не может дышать. У нее потемнело в глазах, закружилась голова. И ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжать сидеть неподвижно, чтобы казаться безучастной.

– Кровная вражда есть кровная вражда. Не думай об этом. Это не твоя вина.

– Я думала, что это была болезнь, – чуть слышно проговорила Джульетта. – Мне сказали, что это была болезнь.

Госпожа Монтекова умерла через две недели после того, как она покинула Шанхай. Через две недели после того, как при нападении на Алых погибли все их слуги.

О боже. О боже. О боже…


– Белые цветы говорили так просто затем, чтобы не потерять лицо, – объяснил Рома. – Она была найдена с красной розой, вложенной в ее руку.

– Погодите!

Это воскликнул Венедикт, и Джульетта в ту же секунду дернулась и подалась вперед. Рома бросил на нее странный взгляд и положил ладонь ей на спину, чтобы успокоить ее. Но Джульетта не заметила его жеста.

Ты должна ему сказать. Он должен это знать.

Он никогда меня не простит.

Джульетта потрясла головой, чтобы прояснить свои мысли. Этим она займется потом. Нет смысла думать об этом сейчас.

– Что именно Ларкспур сказал вам двоим? – спросил Венедикт. – Повторите мне это слово в слово.

– Веня, мы ведь уже рассказали тебе…

– Еще раз, – резко бросил он. – В этом было что-то очень знакомое.

Рома и Джульетта удивленно переглянулись.

– Он сказал, – ответил Рома, – Чжан Гутао превращается в чудовище. А я использую сведения, которыми он со мной делится.

Венедикт схватил Маршала за плечо.

– А до этого?

– Это не имеет отношения к делу, – ответила Джульетта, поморщив нос.

– Если вы говорили мне об этом прежде, то скажите еще раз.

– Он спросил: «Вы хотите знать, какие у меня дела с Чжаном Гутао?» – ответил Рома. – Веня, в чем дело?

Венедикт нахмурился. Кэтлин подошла ближе к остальным, словно чувствуя, что им необходимо встать ближе, чтобы не дать другим узнать то, что теперь знают они.

– Следя за квартирой Чжана Гутао, – медленно проговорил Венедикт, – мы видели, что туда приходили множество иностранцев, чтобы побеседовать с его личным помощником. Они пытались говорить с ним о политике, но уходили через несколько минут.

На его лоб упала большая дождевая капля.

– Это касается француза, за которым ты тогда пошел? – спросил Маршал.

Венедикт кивнул.

– Я попытался заставить его сказать мне, что он там делал, но он только заявил, что его дела с Чжаном Гутао меня не касаются. Тогда это не показалось мне таким уж странным, однако… – Венедикт нахмурился еще больше. – Почему он заговорил о своих делах именно с Чжаном Гутао, если встреча была лишь с его помощником?

Факты в голове Джульетты начали складываться в единую цепь. Возможно, у Ларкспура сложилось неверное впечатление.

– Личный помощник Чжана Гутао, – проговорила она. – Наверное, он также являлся его ассистентом в «Вестнике труда»?

– Да, – уверенно подтвердила Кэтлин. – Его зовут Ци Жэнь. Он был и его стенографистом на партийных собраниях.

Пустой письменный стол в редакции «Вестника труда» с листком, на котором было написано: «ДЛЯ ЧЖАНА ГУТАО». Рисунки с изображением чудовища. Дверь черного хода, содрогавшаяся так, будто некто только что встал из-за своего письменного стола, почувствовав, что вот-вот превратится в чудовище, и поспешил наружу, чтобы никто этого не увидел.

Она вспомнила, как Ци Жэнь попытался выдать себя за Чжана Гутао, когда она и Рома пришли в квартиру генерального секретаря. Причем сделал он это с легкостью, как будто привык к этому, как будто сам Чжан Гутао поручил ему проводить встречи, на которые он сам не желал тратить время. Как будто у него вошло в привычку изображать своего патрона перед ничего не подозревающими иностранцами, желающими встретиться с генеральным секретарем Коммунистической партии Китая.

– Возможно, Ларкспур не лгал, – тихо сказала она. – Возможно, он считал, что говорит правду, когда заявил, что чудовище – это Чжан Гутао.

Это значило, что чудовищем Шанхая был не Чжан Гутао.

Им был Ци Жэнь.

Здание под их ногами вдруг содрогнулось, и они вскочили, готовые к нападению. Никто на них не напал, но с улиц послышались крики, и откуда-то дохнуло жаром. Что-то было не так, очень не так.

С крыши им были видны все прилежащие улицы. На западе полыхал огонь – он вспыхнул во дворе полицейского участка. Там произошел взрыв – именно он сотряс крышу под их ногами и все соседние здания, подняв в воздух пыль и песок, которые теперь сыпались на мостовую.

В участок валом валили рабочие с красными повязками на рукавах.

– Это начинается здесь, – изумленно пробормотала Джульетта. – Волнения начинаются в самом городе.

Это было гениально. Волнения, вспыхнувшие в центре, быстро не подавить. Очень скоро они перекинутся на окраины, и тогда там начнется резня.

Началось.

– Больница, – потрясенно выговорил Рома. – Веня, Маршал, доберитесь до больницы. Защитите Алису.