– Значит, это не сработало, – прошептала Кэтлин. – Помешательство продолжает распространяться. Послушай.
Из здания доносились крики. За ними последовали выстрелы.
– Нет, – прошептала Джульетта. – Не может быть.
Она бросилась бежать к парадному входу. Кто-то позвал ее, кто-то попытался схватить ее за локоть, но она продолжала бежать обратно, к месту преступления. Ей не пришлось толкать двери – через стеклянную филенку она увидела, как трое работников газеты вцепились в свои горла и рухнули на пол.
– Нет, – в ужасе пробормотала она. – Нет, нет, нет… – Она пнула белую стену, оставив на ней грязное пятно.
Их план не сработал.
– Джульетта, пошли! – Кэтлин схватила ее за руку и потянула за собой за секунду до того, как из дверей начали выбегать люди. Но Джульетта не могла сдвинуться с места. Краем глаза она видела, что Белые цветы наблюдают за ней, но у нее не было сил. Колени подогнулись, и она упала на траву.
– Бежим!
Послышались полицейские свистки. Должно быть, кто-то в здании вызвал полицию, услышав выстрелы.
– Бегите и затеряйтесь в переулках, – приказал Рома Венедикту и Маршалу. – Встретимся на крыше «Нефритового дракона».
Ресторан «Нефритовый дракон», расположенный в двух кварталах от них, был самым высоким зданием на этой улице, и там всегда было полно народу. Пользуясь многолюдностью больших ресторанов, бандиты нередко поднимались на их крыши, чтобы вести с них наблюдение. Венедикт и Маршал пустились бежать, а Кэтлин повторила:
– Джульетта, пошли.
Но та продолжала стоять на коленях.
– Ты иди, Кэтлин, и продолжай действовать согласно плану.
– А как же ты…
– Они могут арестовать тебя, но не меня. Они не посмеют.
Кэтлин посмотрела на свою кузину, потом перевела взгляд на Рому, который тоже не сдвинулся с места и продолжал стоять, сложив руки на груди. – Будьте осторожны, – прошептала она и прежде, чем трое полицейских подошли достаточно близко, бросилась прочь.
– Именем закона…
– Валите отсюда, – сказал Рома по-русски. Полицейские явно не поняли его, но в этом не было нужды – они сразу же узнали в нем наследника Белых цветов и переглянулись. Затем они молча попятились и поспешили туда, куда побежали Венедикт и Маршал, продолжая надеяться, что им все-таки удастся кого-нибудь арестовать.
– Джульетта, – сказал Рома, когда полицейские скрылись из виду. – Ты должна встать.
Но она не могла пошевелиться. И не хотела. Ее ярость прошла, и теперь ею овладело тупое оцепенение. Она так долго поддерживала огонь в своей груди, что не заметила, как там все выгорело дотла, и теперь, когда пламя потухло, на месте ее сердца зияла обугленная пустота.
– Зачем? – пробормотала она. – Ларкспур обманул нас. Он обманом заставил нас сделать за него грязную работу.
Рома вздохнул и опустился на корточки.
– Джульетта…
– Чжан Гутао не был ни в чем виноват, а я застрелила его. – Она не слушала Рому. – И чего мы достигли? Только продолжили кровопролитие…
– Не смей, – перебил он ее. – Не смей расклеиваться, дорогая.
О чем он? С ней все кончено. Она умерла.
– Я застрелила его, намеренно, хладнокровно. Он не причинил мне вреда и просил пощады.
– Мы пошли на осознанный риск, чтобы спасти тысячи людей. Ты стреляла ради Алисы. Ради того, чтобы спасти невинную жизнь. Возьми себя в руки. Ну же!
Джульетта сделала вдох. Сколько еще людей погибнет на их пути к настоящему чудовищу? И чем она вообще отличается от тех убийц, которые скрываются сейчас в этом городе и которых она пыталась остановить?
Она поняла, что плачет, только когда слезы закапали на ее руку. В глазах Ромы отразилась тревога.
Он попытался коснуться ее.
– Не надо, – выдавила из себя Джульетта, и дыхание ее пресеклось. Она оттолкнула руку Ромы. – Мне не нужна… твоя жалость.
Рома тоже опустился на колени.
– Это не жалость, – сказал он. – Ты сделала правильный выбор.
– Мы охотимся на чудовище, чтобы не дать ему опустошить город. – Джульетта вытянула перед собой окровавленные руки. – Но я… сама превратилась в чудовище.
Когда он захотел коснуться ее снова, она не остановила его. Он провел большим пальцем по ее щеке, вытирая слезу, она уткнулась лицом в его грудь, и его руки обняли ее, знакомые, незнакомые, родные.
– Чудовище не может скорбеть, – проговорил он, прижимаясь губами к ее волосам.
– А ты скорбишь? – чуть слышно спросила она. Не было нужды уточнять, что она имеет в виду, ибо они оба видели сейчас тот взрыв, загубленные жизни, пролитую кровь.
– Я скорбел, – так же тихо ответил он. – Скорбел месяцы, годы, оставаясь за воротами кладбища. Но я не жалею, что выбрал тебя. Какой бы жестокой ты себя ни считала, твое сердце бьется ради твоих людей. Поэтому ты и застрелила его. Не потому, что ты безжалостна. А потому, что в твоей душе живет надежда.
Джульетта подняла голову. Если Рома сейчас повернется, хотя бы чуть-чуть, они окажутся нос к носу.
– Я жалею о том, что мне пришлось выбирать, – продолжал он. Он говорил шепотом, но, несмотря на окружающий их шум и хаос, несмотря на вой сирен и крики полицейских, Джульетта ясно слышала каждое его слово. – Жалею о том, что кровная вражда заставила меня совершить это – я сделал то, что должен был сделать, даже если это сделало меня чудовищем в твоих глазах. Эта вражда продолжает убивать, но я все равно не мог перестать любить тебя, даже когда мне казалось, что я ненавижу тебя.
Любовь. Любил.
Ненавидел. Любовь.
Джульетта отстранилась, но только затем, чтобы посмотреть Роме в глаза. Он не отвел взгляда.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – думала она.
Пожалуйста, не разрушай меня опять.
– Ты больше не проведешь меня, – продолжал он. – Ты и теперь остаешься все той же неустрашимой девушкой, за которую я готов был отдать жизнь. Я сделал свой выбор, поверив в тебя, – сделай же свой выбор и ты. Ты продолжишь сражаться или сломаешься, рассыплешься на куски?
Она всю жизнь делала и то и другое – то сражалась, то начинала рассыпаться на куски.
– Ответь мне сначала ты, – прошептала она.
Рома напрягся. Он знал. Знал, о чем она хочет спросить.
– Ты все еще любишь меня?
Рома закрыл глаза. Текли секунды, и Джульетте показалось, что она попыталась перепрыгнуть расселину, но не рассчитала и теперь летит в темную бездну, вниз, вниз, вниз…
– Ты что, не слушаешь меня, когда я говорю? – дрогнувшим голосом спросил он. – Я люблю тебя. Я всегда тебя любил.
Только что Джульетте казалось, что в ее груди зияет пустота, но нет, ее сердце было живо.
– Рома Монтеков, – с жаром сказала она.
Он вздрогнул, и в его глазах отразилась тревога.
– Что?
– Я сейчас поцелую тебя.
И, стоя на коленях на пятачке травы возле твердыни коммунистов, на глазах у множества полицейских, под переплетением телефонных проводов Джульетта обхватила лицо Ромы ладонями и поцеловала его в губы со всем пылом четырех потерянных лет.
– Прости меня, – прошептал он, когда они оторвались друг от друга. – Прости меня, Джульетта.
Она так устала от ненависти, крови и мести и хотела одного – вот этого. Обняв его, она положила подбородок ему на плечо и крепко прижала его к себе. Они вновь обрели друг друга, и ее разум шептал: вот мы и снова вместе – наконец.
– Я прощаю тебя, – тихо проговорила она. – И, когда это закончится, когда чудовище будет мертво и город снова станет нашим, мы с тобой поговорим по-настоящему.
Рома улыбнулся. И поцеловал ее в шею.
– Хорошо. Я не против.
– А теперь… – Джульетта разжала объятия. – Нам нужно разыскать чудовище и убить его.
Глава тридцать четыре
В городе начинается мелкий дождь. Люди на улицах бегут в укрытия, торговцы поспешно сдвигают с тротуаров свои лотки и кричат своим детям поскорее укрыться от дождя, пока не начался ливень… и до того, как с юга придет буря.
Теперь слухи уже дошли до всех. Сегодня коммунисты начнут восстание в Наньши. Поначалу они планировали делать это медленно, поднимая фабрики поочередно, но теперь спешат, поскольку услышали, что убит их генеральный секретарь, и испугались, что за членами партии охотится наемный убийца. Они жаждут мести и клянутся поднять всех рабочих города сразу, до того, как кто-то еще будет убит.
Дождь продолжает капать. На одной из крыш неподвижно находятся пятеро членов двух банд, не обращая внимания на дождь. Они сидят на бетонной кровле – и одна из девушек подставила лицо ветру, не мешая каплям воды впитываться в ее волосы.
Они подавлены. Их попытки спасти лежащую в больнице светловолосую девочку, которую любят трое из них, привели ее на порог гибели. Если сегодня в самом деле вспыхнет восстание, она умрет. Они могут только молиться, чтобы все это оказалось только слухом, пустой молвой.
Дует ветер. Пронзительно кричит птица.
Из здания доносились крики. За ними последовали выстрелы.
– Нет, – прошептала Джульетта. – Не может быть.
Она бросилась бежать к парадному входу. Кто-то позвал ее, кто-то попытался схватить ее за локоть, но она продолжала бежать обратно, к месту преступления. Ей не пришлось толкать двери – через стеклянную филенку она увидела, как трое работников газеты вцепились в свои горла и рухнули на пол.
– Нет, – в ужасе пробормотала она. – Нет, нет, нет… – Она пнула белую стену, оставив на ней грязное пятно.
Их план не сработал.
– Джульетта, пошли! – Кэтлин схватила ее за руку и потянула за собой за секунду до того, как из дверей начали выбегать люди. Но Джульетта не могла сдвинуться с места. Краем глаза она видела, что Белые цветы наблюдают за ней, но у нее не было сил. Колени подогнулись, и она упала на траву.
– Бежим!
Послышались полицейские свистки. Должно быть, кто-то в здании вызвал полицию, услышав выстрелы.
– Бегите и затеряйтесь в переулках, – приказал Рома Венедикту и Маршалу. – Встретимся на крыше «Нефритового дракона».
Ресторан «Нефритовый дракон», расположенный в двух кварталах от них, был самым высоким зданием на этой улице, и там всегда было полно народу. Пользуясь многолюдностью больших ресторанов, бандиты нередко поднимались на их крыши, чтобы вести с них наблюдение. Венедикт и Маршал пустились бежать, а Кэтлин повторила:
– Джульетта, пошли.
Но та продолжала стоять на коленях.
– Ты иди, Кэтлин, и продолжай действовать согласно плану.
– А как же ты…
– Они могут арестовать тебя, но не меня. Они не посмеют.
Кэтлин посмотрела на свою кузину, потом перевела взгляд на Рому, который тоже не сдвинулся с места и продолжал стоять, сложив руки на груди. – Будьте осторожны, – прошептала она и прежде, чем трое полицейских подошли достаточно близко, бросилась прочь.
– Именем закона…
– Валите отсюда, – сказал Рома по-русски. Полицейские явно не поняли его, но в этом не было нужды – они сразу же узнали в нем наследника Белых цветов и переглянулись. Затем они молча попятились и поспешили туда, куда побежали Венедикт и Маршал, продолжая надеяться, что им все-таки удастся кого-нибудь арестовать.
– Джульетта, – сказал Рома, когда полицейские скрылись из виду. – Ты должна встать.
Но она не могла пошевелиться. И не хотела. Ее ярость прошла, и теперь ею овладело тупое оцепенение. Она так долго поддерживала огонь в своей груди, что не заметила, как там все выгорело дотла, и теперь, когда пламя потухло, на месте ее сердца зияла обугленная пустота.
– Зачем? – пробормотала она. – Ларкспур обманул нас. Он обманом заставил нас сделать за него грязную работу.
Рома вздохнул и опустился на корточки.
– Джульетта…
– Чжан Гутао не был ни в чем виноват, а я застрелила его. – Она не слушала Рому. – И чего мы достигли? Только продолжили кровопролитие…
– Не смей, – перебил он ее. – Не смей расклеиваться, дорогая.
О чем он? С ней все кончено. Она умерла.
– Я застрелила его, намеренно, хладнокровно. Он не причинил мне вреда и просил пощады.
– Мы пошли на осознанный риск, чтобы спасти тысячи людей. Ты стреляла ради Алисы. Ради того, чтобы спасти невинную жизнь. Возьми себя в руки. Ну же!
Джульетта сделала вдох. Сколько еще людей погибнет на их пути к настоящему чудовищу? И чем она вообще отличается от тех убийц, которые скрываются сейчас в этом городе и которых она пыталась остановить?
Она поняла, что плачет, только когда слезы закапали на ее руку. В глазах Ромы отразилась тревога.
Он попытался коснуться ее.
– Не надо, – выдавила из себя Джульетта, и дыхание ее пресеклось. Она оттолкнула руку Ромы. – Мне не нужна… твоя жалость.
Рома тоже опустился на колени.
– Это не жалость, – сказал он. – Ты сделала правильный выбор.
– Мы охотимся на чудовище, чтобы не дать ему опустошить город. – Джульетта вытянула перед собой окровавленные руки. – Но я… сама превратилась в чудовище.
Когда он захотел коснуться ее снова, она не остановила его. Он провел большим пальцем по ее щеке, вытирая слезу, она уткнулась лицом в его грудь, и его руки обняли ее, знакомые, незнакомые, родные.
– Чудовище не может скорбеть, – проговорил он, прижимаясь губами к ее волосам.
– А ты скорбишь? – чуть слышно спросила она. Не было нужды уточнять, что она имеет в виду, ибо они оба видели сейчас тот взрыв, загубленные жизни, пролитую кровь.
– Я скорбел, – так же тихо ответил он. – Скорбел месяцы, годы, оставаясь за воротами кладбища. Но я не жалею, что выбрал тебя. Какой бы жестокой ты себя ни считала, твое сердце бьется ради твоих людей. Поэтому ты и застрелила его. Не потому, что ты безжалостна. А потому, что в твоей душе живет надежда.
Джульетта подняла голову. Если Рома сейчас повернется, хотя бы чуть-чуть, они окажутся нос к носу.
– Я жалею о том, что мне пришлось выбирать, – продолжал он. Он говорил шепотом, но, несмотря на окружающий их шум и хаос, несмотря на вой сирен и крики полицейских, Джульетта ясно слышала каждое его слово. – Жалею о том, что кровная вражда заставила меня совершить это – я сделал то, что должен был сделать, даже если это сделало меня чудовищем в твоих глазах. Эта вражда продолжает убивать, но я все равно не мог перестать любить тебя, даже когда мне казалось, что я ненавижу тебя.
Любовь. Любил.
Ненавидел. Любовь.
Джульетта отстранилась, но только затем, чтобы посмотреть Роме в глаза. Он не отвел взгляда.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – думала она.
Пожалуйста, не разрушай меня опять.
– Ты больше не проведешь меня, – продолжал он. – Ты и теперь остаешься все той же неустрашимой девушкой, за которую я готов был отдать жизнь. Я сделал свой выбор, поверив в тебя, – сделай же свой выбор и ты. Ты продолжишь сражаться или сломаешься, рассыплешься на куски?
Она всю жизнь делала и то и другое – то сражалась, то начинала рассыпаться на куски.
– Ответь мне сначала ты, – прошептала она.
Рома напрягся. Он знал. Знал, о чем она хочет спросить.
– Ты все еще любишь меня?
Рома закрыл глаза. Текли секунды, и Джульетте показалось, что она попыталась перепрыгнуть расселину, но не рассчитала и теперь летит в темную бездну, вниз, вниз, вниз…
– Ты что, не слушаешь меня, когда я говорю? – дрогнувшим голосом спросил он. – Я люблю тебя. Я всегда тебя любил.
Только что Джульетте казалось, что в ее груди зияет пустота, но нет, ее сердце было живо.
– Рома Монтеков, – с жаром сказала она.
Он вздрогнул, и в его глазах отразилась тревога.
– Что?
– Я сейчас поцелую тебя.
И, стоя на коленях на пятачке травы возле твердыни коммунистов, на глазах у множества полицейских, под переплетением телефонных проводов Джульетта обхватила лицо Ромы ладонями и поцеловала его в губы со всем пылом четырех потерянных лет.
– Прости меня, – прошептал он, когда они оторвались друг от друга. – Прости меня, Джульетта.
Она так устала от ненависти, крови и мести и хотела одного – вот этого. Обняв его, она положила подбородок ему на плечо и крепко прижала его к себе. Они вновь обрели друг друга, и ее разум шептал: вот мы и снова вместе – наконец.
– Я прощаю тебя, – тихо проговорила она. – И, когда это закончится, когда чудовище будет мертво и город снова станет нашим, мы с тобой поговорим по-настоящему.
Рома улыбнулся. И поцеловал ее в шею.
– Хорошо. Я не против.
– А теперь… – Джульетта разжала объятия. – Нам нужно разыскать чудовище и убить его.
Глава тридцать четыре
В городе начинается мелкий дождь. Люди на улицах бегут в укрытия, торговцы поспешно сдвигают с тротуаров свои лотки и кричат своим детям поскорее укрыться от дождя, пока не начался ливень… и до того, как с юга придет буря.
Теперь слухи уже дошли до всех. Сегодня коммунисты начнут восстание в Наньши. Поначалу они планировали делать это медленно, поднимая фабрики поочередно, но теперь спешат, поскольку услышали, что убит их генеральный секретарь, и испугались, что за членами партии охотится наемный убийца. Они жаждут мести и клянутся поднять всех рабочих города сразу, до того, как кто-то еще будет убит.
Дождь продолжает капать. На одной из крыш неподвижно находятся пятеро членов двух банд, не обращая внимания на дождь. Они сидят на бетонной кровле – и одна из девушек подставила лицо ветру, не мешая каплям воды впитываться в ее волосы.
Они подавлены. Их попытки спасти лежащую в больнице светловолосую девочку, которую любят трое из них, привели ее на порог гибели. Если сегодня в самом деле вспыхнет восстание, она умрет. Они могут только молиться, чтобы все это оказалось только слухом, пустой молвой.
Дует ветер. Пронзительно кричит птица.