Она помнила, насколько Рома боялся своего отца и всего того, на что были способны Белые цветы. Помнила, как он постоянно думал о том, что и как ему надо будет изменить, когда он встанет во главе банды. Ей это нравилось, и в ее груди расцветала надежда всякий раз, когда он говорил, что будущее принадлежит им, что когда-нибудь они объединят город, раз они вместе.
Джульетта уставилась на нож в стене и прошептала:
– Но ты этого не сделал.
– Не сделал. Я сказал ему, что скорее убью себя, и он мне пригрозил, что убьет нас обоих. Он с самого моего рождения ожидал, что когда-нибудь я его подведу, и это наконец произошло. Он сказал, что прикажет убить тебя…
– Он не смог бы добраться до меня, – перебила его Джульетта. – Он не настолько силен…
– Ты не можешь этого знать! – Голос Ромы сорвался, он отвернулся и опять посмотрел на проулок. – И я тоже не знал, насколько далеко простирается его власть. Мой отец… это не всегда очевидно, потому что он скрывает это, но у него везде есть глаза. И так было всегда. Если бы он решил убить тебя, осуществить свою угрозу, то он устроил бы дело так, будто мы с тобой прикончили друг друга, и вывел бы кровную вражду между нашими бандами на новый уровень. Он смог бы это сделать, я нисколько в этом не сомневаюсь.
– Мы могли бы сразиться с ним. – Джульетта не знала, зачем она пытается найти решение проблемы, которая давно осталась в прошлом. Наверное, она делает это инстинктивно, чтобы не думать о том, что, возможно – возможно – тогда, четыре года назад, Рома принял верное решение. – Ведь господин Монтеков всего лишь человек. Пуля в голову убила бы его.
Рома сдавленно рассмеялся без капли веселья.
– Мне тогда было всего пятнадцать лет. Я ничего не мог поделать, даже когда Дмитрий нарочно чересчур сильно хлопал меня по плечу. Неужели ты думаешь, что я смог бы всадить пулю в голову отца?
Это могла бы сделать я, – хотела сказать она. Но не принимает ли она желаемое за действительное, смогла бы она сделать такое на самом деле? Тогда она, как и Рома, верила, что этот расколотый город можно объединить. Она верила в это, когда они сидели под бархатным вечерним небом и смотрели на размытые огни вдали, когда Рома говорил, что он готов бросить вызов всему, даже звездам, чтобы изменить их судьбу.
– Astra inclinant, – шептал он, оставаясь искренним, даже когда переходил на латынь, – sed non obligant.
Звезды склоняют, но не принуждают.
Джульетта сделала вдох, но не смогла вдохнуть глубоко и почувствовала, как нечто в глубине ее существа отпустило ее.
– И что же было потом? Что заставило твоего отца передумать?
Рома принялся теребить свои рукава. Ему надо было чем-то занять руки, потратить на что-то свою энергию, поскольку он в отличие от Джульетты не мог стоять неподвижно.
– Мой отец хотел убить тебя, потому что чувствовал себя оскорбленным. А меня – потому что я посмел восстать против него. – Он замолчал, потом продолжил: – И я пришел к нему и предложил лучший план, такой, который нанес бы Алым больший урон и вернул бы мне потерянные позиции. – Он наконец посмотрел Джульетте в глаза. – Это должно было причинить тебе ужасную боль, но по крайней мере ты бы осталась жива.
– Ты… – Джульетта подняла руку, но не понимала, что пытается сделать. И в конце концов ткнула в его сторону пальцем, будто журя его. – Ты…
Ты не имел права делать такой выбор.
Рома накрыл ладонью ее руку, и ее пальцы сжались в кулак. Его руки не дрожали, а ее собственные тряслись от раскаяния.
– Если ты хочешь извинений, то я не могу тебе их дать, – прошептал Рома. – И… думаю, мне жаль, что это так. Но, когда мне пришлось выбирать между твоей жизнью и жизнью твоих Алых. – Он отпустил ее руку. – Я выбрал тебя. Ты удовлетворена?
Джульетта зажмурила глаза. Ей уже было все равно, что это опасно, что она вот-вот расклеится посреди владений Белых цветов. Она прижала кулак ко лбу, почувствовала, как кольца впились в ее кожу и прошептала:
– Похоже, я никогда не буду удовлетворена.
Он выбрал меня. Она считала его черствым, думала, что он совершил чудовищное предательство в обмен на ее любовь.
Но правда состояла в том, что он пошел против всего, что составляло основу его жизни. Он запятнал свои руки кровью десятков невинных людей, наполнил бритвенными лезвиями свое сердце, лишь бы сохранить жизнь Джульетте и оградить ее от угроз своего отца. Он использовал сведения, которые узнал за время общения с ней, не как инструмент власти, а как инструмент слабости.
Ты выбрал меня четыре года назад. Но выберешь ли ты меня сейчас? Выберешь ли ты эту версию меня – со всеми моими острыми углами и руками, на которых куда больше крови, чем на твоих?
Ее город, ее банда, ее семья. Сейчас ей было бы лучше уйти, уйти от всего того, что могло отвлечь ее внимание от действительно важных вещей. Надежда – самое худшее из всех зол, в ящике Пандоры надежда жила рядом с горем и тоской, – а разве смогла бы она уцелеть рядом с горестями, имеющими такие острые зубы, если бы у нее самой не было острых когтей?
– Нам все еще необходимо поймать чудовище, – твердо сказала Джульетта, хотя и понимала, что ей следовало бы бежать от Ромы со всех ног. – Чэнхуанмяо – это территория Белых цветов. Пойдем.
Она боялась, что Рома скажет нет, что он уйдет, хотя сама она не в силах заставить себя уйти. В Чэнхуанмяо всегда было так много народу – как китайцев, так и иностранцев, – что там неизменно бывали и Алые. Для поисков Ларкспура ей больше не нужна помощь Ромы. Ей нет нужды продолжать сотрудничать с ним. И он это знает.
Глаза Ромы были пусты. Он стоял в непринужденной позе, с прямой спиной.
– Пойдем, – сказал он.
Глава тридцать один
Весть о бурлящем в городе недовольстве Тайлер Цай получил первым. Он гордился тем, что всегда держит ушки на макушке и глядит в оба. Средний обыватель переменчив, таким людям нельзя доверять, они ненадежны. За ними нужен глаз да глаз, их необходимо мягко вести в нужном направлении, правильно перебирая нити их судеб, иначе эти нити перепутаются, и они задохнутся, подавившись своей собственной глупостью.
– Господин Цай.
Посыльного, принесшего эту весть, звали Аньдунь, Тайлер взял его под свое крыло и специально обучал, чтобы тот приносил все новости сначала ему и только потом всем остальным.
– Дело плохо.
Тайлер выпрямился за своим письменным столом и положил ручку, которой выводил иероглифы.
– Что стряслось?
– Забастовка в Наньши, – задыхаясь, сказал Аньдунь. Он вбежал в комнату Тайлера в такой спешке, что едва не налетел на косяк. – И на сей раз есть жертвы.
– Жертвы? – переспросил Тайлер, наморщив лоб. – Это же просто рабочие, устроившие бузу, так каким же образом появились жертвы? Или их убило помешательство?
– Нет, за этим стоят коммунисты, – выпалил Аньдунь. – На фабрику пробрались люди из профсоюза, они подзуживали рабочих, тайно принесли им оружие. Погиб мастер. Его нашли с мясницким топором в голове.
Тайлер нахмурился и вспомнил про митинги на улицах, про политические партии, которые Алая банда пыталась держать под контролем. Возможно, они зря решили ориентироваться на Гоминьдан. Возможно, вместо этого им следовало повнимательней присматривать за коммунистами.
– Против чего они вздумали протестовать? – презрительно спросил Тайлер. – Да как они вообще смеют бунтовать против тех, кто дает им работу?
– Они смотрят на этот вопрос иначе, – ответил Аньдунь. – Те рабочие, которые не гибнут от помешательства, умирают от голода. Они выстраиваются в очередь за этой дурацкой вакциной и вместо того, чтобы винить чертова Ларкспура за то, что он дерет с них втридорога, они боготворят его за эти чудодейственные флаконы и винят фабрики Алых в том, что они платят им недостаточно для того, чтобы им хватило и на вакцину, и на еду.
Тайлер покачал головой.
– Бред.
– Однако коммунистам такие настроения на руку, и они пользуются ситуацией.
Так оно и было. Коммунисты и вправду обращали хаос в свою пользу, настраивая жителей Шанхая против тех, кто ими управлял, дабы ослабить власть банд. Но ничего, Алая банда по-прежнему сохраняла свою корону. Если им не удастся приструнить коммунистов, они просто уничтожат их.
– Это не единичный случай, – сообщил Аньдунь, видя, что Тайлер молчит. – Возможно, это восстание. Коммунисты что-то замышляют, и они наметили это на сегодня. Рабочие ропщут на всех фабриках Наньши. До конца дня наверняка произойдут новые убийства.
Долой богатых, считали рабочие фабрик. Их мучал такой голод, что они были готовы перебить гангстеров и напиться их кровью.
– Отправьте предупреждения всем, кто связан с Алыми, – приказал Тайлер. – Немедля.
Посыльный кивнул и сдвинулся было с места, но вдруг остановился.
– Есть еще кое-что.
– Еще кое-что? – переспросил Тайлер и, сцепив руки на затылке, качнулся на своем стуле.
– Лично я этого не видел, но… – Аньдунь придвинулся к Тайлеру и пригнул голову. Он непроизвольно понизил голос, как будто темы смерти и революции можно было обсуждать, говоря обычным тоном, а сплетни требовали большей почтительности. – Цаньсунь сказал, что он видел мадемуазель Джульетту на территории Белых цветов. Он сказал, что видел ее с… – Аньдунь вдруг замолк.
– Выкладывай, – рявкнул Тайлер.
– Он видел ее с Романом Монтековым.
Тайлер медленно опустил руки.
– В самом деле?
– Он увидел их мимоходом, всего на мгновение, – продолжал Аньдунь, – но подумал, что это подозрительно. И что вы, возможно, захотите об этом узнать.
– Так оно и есть. – Тайлер встал. – Спасибо, Аньдунь. А теперь мне надо найти мою дорогую кузину.
* * *
Между Ромой и Джульеттой установился своего рода мир. Они вроде бы перестали быть врагами, однако теперь вели себя друг с другом более холодно, чем до своего визита в «Мантую» – намного сдержаннее и напряженней. Джульетта украдкой взглянула на Рому, проталкиваясь сквозь толпы Чэнхуанмяо, посмотрела на его руки, сжатые в кулаки, на локти, прижатые к бокам.
Она не осознавала, что им стало комфортно друг с другом, пока они опять не почувствовали себя некомфортно.
– Мне же не изменяет память, не так ли? – спросила она, чтобы прервать молчание. – Арчибальд Уэлч сказал, что лаборатория находится на верхнем этаже чайной Лун Фа?
Джульетта замешкалась, чтобы лучше рассмотреть магазины, мимо которых они шли, и в нее один за другим врезались трое покупателей. Она поморщилась, едва удержавшись от сердитого восклицания, но тут же спохватилась. Лучше оставаться незамеченной, не так ли? Нет, она не получала от этого удовольствия, но, слившись с толпой, благодаря своему унылому пальто и еще более унылой прическе она только выиграла.
– Не понимаю, почему ты спрашиваешь меня, – ответил Рома. – Ведь я был так пьян, что свалился на пол.
– Нет ничего страшного в том, чтобы время от времени вытирать собой пол. Это свидетельство смирения.
Рома не засмеялся. Впрочем, она этого и не ожидала. Она сделала ему знак идти дальше, пока здешние покупатели их не узнали.
– Пошли, вытиратель полов.
Джульетта уставилась на нож в стене и прошептала:
– Но ты этого не сделал.
– Не сделал. Я сказал ему, что скорее убью себя, и он мне пригрозил, что убьет нас обоих. Он с самого моего рождения ожидал, что когда-нибудь я его подведу, и это наконец произошло. Он сказал, что прикажет убить тебя…
– Он не смог бы добраться до меня, – перебила его Джульетта. – Он не настолько силен…
– Ты не можешь этого знать! – Голос Ромы сорвался, он отвернулся и опять посмотрел на проулок. – И я тоже не знал, насколько далеко простирается его власть. Мой отец… это не всегда очевидно, потому что он скрывает это, но у него везде есть глаза. И так было всегда. Если бы он решил убить тебя, осуществить свою угрозу, то он устроил бы дело так, будто мы с тобой прикончили друг друга, и вывел бы кровную вражду между нашими бандами на новый уровень. Он смог бы это сделать, я нисколько в этом не сомневаюсь.
– Мы могли бы сразиться с ним. – Джульетта не знала, зачем она пытается найти решение проблемы, которая давно осталась в прошлом. Наверное, она делает это инстинктивно, чтобы не думать о том, что, возможно – возможно – тогда, четыре года назад, Рома принял верное решение. – Ведь господин Монтеков всего лишь человек. Пуля в голову убила бы его.
Рома сдавленно рассмеялся без капли веселья.
– Мне тогда было всего пятнадцать лет. Я ничего не мог поделать, даже когда Дмитрий нарочно чересчур сильно хлопал меня по плечу. Неужели ты думаешь, что я смог бы всадить пулю в голову отца?
Это могла бы сделать я, – хотела сказать она. Но не принимает ли она желаемое за действительное, смогла бы она сделать такое на самом деле? Тогда она, как и Рома, верила, что этот расколотый город можно объединить. Она верила в это, когда они сидели под бархатным вечерним небом и смотрели на размытые огни вдали, когда Рома говорил, что он готов бросить вызов всему, даже звездам, чтобы изменить их судьбу.
– Astra inclinant, – шептал он, оставаясь искренним, даже когда переходил на латынь, – sed non obligant.
Звезды склоняют, но не принуждают.
Джульетта сделала вдох, но не смогла вдохнуть глубоко и почувствовала, как нечто в глубине ее существа отпустило ее.
– И что же было потом? Что заставило твоего отца передумать?
Рома принялся теребить свои рукава. Ему надо было чем-то занять руки, потратить на что-то свою энергию, поскольку он в отличие от Джульетты не мог стоять неподвижно.
– Мой отец хотел убить тебя, потому что чувствовал себя оскорбленным. А меня – потому что я посмел восстать против него. – Он замолчал, потом продолжил: – И я пришел к нему и предложил лучший план, такой, который нанес бы Алым больший урон и вернул бы мне потерянные позиции. – Он наконец посмотрел Джульетте в глаза. – Это должно было причинить тебе ужасную боль, но по крайней мере ты бы осталась жива.
– Ты… – Джульетта подняла руку, но не понимала, что пытается сделать. И в конце концов ткнула в его сторону пальцем, будто журя его. – Ты…
Ты не имел права делать такой выбор.
Рома накрыл ладонью ее руку, и ее пальцы сжались в кулак. Его руки не дрожали, а ее собственные тряслись от раскаяния.
– Если ты хочешь извинений, то я не могу тебе их дать, – прошептал Рома. – И… думаю, мне жаль, что это так. Но, когда мне пришлось выбирать между твоей жизнью и жизнью твоих Алых. – Он отпустил ее руку. – Я выбрал тебя. Ты удовлетворена?
Джульетта зажмурила глаза. Ей уже было все равно, что это опасно, что она вот-вот расклеится посреди владений Белых цветов. Она прижала кулак ко лбу, почувствовала, как кольца впились в ее кожу и прошептала:
– Похоже, я никогда не буду удовлетворена.
Он выбрал меня. Она считала его черствым, думала, что он совершил чудовищное предательство в обмен на ее любовь.
Но правда состояла в том, что он пошел против всего, что составляло основу его жизни. Он запятнал свои руки кровью десятков невинных людей, наполнил бритвенными лезвиями свое сердце, лишь бы сохранить жизнь Джульетте и оградить ее от угроз своего отца. Он использовал сведения, которые узнал за время общения с ней, не как инструмент власти, а как инструмент слабости.
Ты выбрал меня четыре года назад. Но выберешь ли ты меня сейчас? Выберешь ли ты эту версию меня – со всеми моими острыми углами и руками, на которых куда больше крови, чем на твоих?
Ее город, ее банда, ее семья. Сейчас ей было бы лучше уйти, уйти от всего того, что могло отвлечь ее внимание от действительно важных вещей. Надежда – самое худшее из всех зол, в ящике Пандоры надежда жила рядом с горем и тоской, – а разве смогла бы она уцелеть рядом с горестями, имеющими такие острые зубы, если бы у нее самой не было острых когтей?
– Нам все еще необходимо поймать чудовище, – твердо сказала Джульетта, хотя и понимала, что ей следовало бы бежать от Ромы со всех ног. – Чэнхуанмяо – это территория Белых цветов. Пойдем.
Она боялась, что Рома скажет нет, что он уйдет, хотя сама она не в силах заставить себя уйти. В Чэнхуанмяо всегда было так много народу – как китайцев, так и иностранцев, – что там неизменно бывали и Алые. Для поисков Ларкспура ей больше не нужна помощь Ромы. Ей нет нужды продолжать сотрудничать с ним. И он это знает.
Глаза Ромы были пусты. Он стоял в непринужденной позе, с прямой спиной.
– Пойдем, – сказал он.
Глава тридцать один
Весть о бурлящем в городе недовольстве Тайлер Цай получил первым. Он гордился тем, что всегда держит ушки на макушке и глядит в оба. Средний обыватель переменчив, таким людям нельзя доверять, они ненадежны. За ними нужен глаз да глаз, их необходимо мягко вести в нужном направлении, правильно перебирая нити их судеб, иначе эти нити перепутаются, и они задохнутся, подавившись своей собственной глупостью.
– Господин Цай.
Посыльного, принесшего эту весть, звали Аньдунь, Тайлер взял его под свое крыло и специально обучал, чтобы тот приносил все новости сначала ему и только потом всем остальным.
– Дело плохо.
Тайлер выпрямился за своим письменным столом и положил ручку, которой выводил иероглифы.
– Что стряслось?
– Забастовка в Наньши, – задыхаясь, сказал Аньдунь. Он вбежал в комнату Тайлера в такой спешке, что едва не налетел на косяк. – И на сей раз есть жертвы.
– Жертвы? – переспросил Тайлер, наморщив лоб. – Это же просто рабочие, устроившие бузу, так каким же образом появились жертвы? Или их убило помешательство?
– Нет, за этим стоят коммунисты, – выпалил Аньдунь. – На фабрику пробрались люди из профсоюза, они подзуживали рабочих, тайно принесли им оружие. Погиб мастер. Его нашли с мясницким топором в голове.
Тайлер нахмурился и вспомнил про митинги на улицах, про политические партии, которые Алая банда пыталась держать под контролем. Возможно, они зря решили ориентироваться на Гоминьдан. Возможно, вместо этого им следовало повнимательней присматривать за коммунистами.
– Против чего они вздумали протестовать? – презрительно спросил Тайлер. – Да как они вообще смеют бунтовать против тех, кто дает им работу?
– Они смотрят на этот вопрос иначе, – ответил Аньдунь. – Те рабочие, которые не гибнут от помешательства, умирают от голода. Они выстраиваются в очередь за этой дурацкой вакциной и вместо того, чтобы винить чертова Ларкспура за то, что он дерет с них втридорога, они боготворят его за эти чудодейственные флаконы и винят фабрики Алых в том, что они платят им недостаточно для того, чтобы им хватило и на вакцину, и на еду.
Тайлер покачал головой.
– Бред.
– Однако коммунистам такие настроения на руку, и они пользуются ситуацией.
Так оно и было. Коммунисты и вправду обращали хаос в свою пользу, настраивая жителей Шанхая против тех, кто ими управлял, дабы ослабить власть банд. Но ничего, Алая банда по-прежнему сохраняла свою корону. Если им не удастся приструнить коммунистов, они просто уничтожат их.
– Это не единичный случай, – сообщил Аньдунь, видя, что Тайлер молчит. – Возможно, это восстание. Коммунисты что-то замышляют, и они наметили это на сегодня. Рабочие ропщут на всех фабриках Наньши. До конца дня наверняка произойдут новые убийства.
Долой богатых, считали рабочие фабрик. Их мучал такой голод, что они были готовы перебить гангстеров и напиться их кровью.
– Отправьте предупреждения всем, кто связан с Алыми, – приказал Тайлер. – Немедля.
Посыльный кивнул и сдвинулся было с места, но вдруг остановился.
– Есть еще кое-что.
– Еще кое-что? – переспросил Тайлер и, сцепив руки на затылке, качнулся на своем стуле.
– Лично я этого не видел, но… – Аньдунь придвинулся к Тайлеру и пригнул голову. Он непроизвольно понизил голос, как будто темы смерти и революции можно было обсуждать, говоря обычным тоном, а сплетни требовали большей почтительности. – Цаньсунь сказал, что он видел мадемуазель Джульетту на территории Белых цветов. Он сказал, что видел ее с… – Аньдунь вдруг замолк.
– Выкладывай, – рявкнул Тайлер.
– Он видел ее с Романом Монтековым.
Тайлер медленно опустил руки.
– В самом деле?
– Он увидел их мимоходом, всего на мгновение, – продолжал Аньдунь, – но подумал, что это подозрительно. И что вы, возможно, захотите об этом узнать.
– Так оно и есть. – Тайлер встал. – Спасибо, Аньдунь. А теперь мне надо найти мою дорогую кузину.
* * *
Между Ромой и Джульеттой установился своего рода мир. Они вроде бы перестали быть врагами, однако теперь вели себя друг с другом более холодно, чем до своего визита в «Мантую» – намного сдержаннее и напряженней. Джульетта украдкой взглянула на Рому, проталкиваясь сквозь толпы Чэнхуанмяо, посмотрела на его руки, сжатые в кулаки, на локти, прижатые к бокам.
Она не осознавала, что им стало комфортно друг с другом, пока они опять не почувствовали себя некомфортно.
– Мне же не изменяет память, не так ли? – спросила она, чтобы прервать молчание. – Арчибальд Уэлч сказал, что лаборатория находится на верхнем этаже чайной Лун Фа?
Джульетта замешкалась, чтобы лучше рассмотреть магазины, мимо которых они шли, и в нее один за другим врезались трое покупателей. Она поморщилась, едва удержавшись от сердитого восклицания, но тут же спохватилась. Лучше оставаться незамеченной, не так ли? Нет, она не получала от этого удовольствия, но, слившись с толпой, благодаря своему унылому пальто и еще более унылой прическе она только выиграла.
– Не понимаю, почему ты спрашиваешь меня, – ответил Рома. – Ведь я был так пьян, что свалился на пол.
– Нет ничего страшного в том, чтобы время от времени вытирать собой пол. Это свидетельство смирения.
Рома не засмеялся. Впрочем, она этого и не ожидала. Она сделала ему знак идти дальше, пока здешние покупатели их не узнали.
– Пошли, вытиратель полов.