Это неважно, – хотела сказать она. Она знала, о чем он сейчас думает. Им надо быть осторожными. Надо вести себя так, чтобы члены банд не увидели их вместе. За ними охотятся убийцы Ларкспура, так что надо смотреть в оба. Это неважно, – хотела крикнуть она. Если их люди не перестанут умирать, если они не смогут спасти тех, кого должны оберегать, ничто в этом мире не будет иметь значения.

Джульетта толкалась сквозь очередь к входу. Когда старик, стоящий недалеко от двери, попытался оттеснить ее, она изрыгнула самое ужасающее проклятие в шанхайском диалекте, которое смогла припомнить, и он в страхе отшатнулся.

Она почувствовала присутствие Ромы у себя за спиной, когда остановилась перед мужчиной огромного роста, который охранял дверь. Рома предостерегающе сжал ее локоть. Этот мужчина был вдвое крупнее ее. В свете масляной лампы было видно, что он, скорее всего, явился из какой-то земли к югу от Китая, где свирепствовал голод и люди были готовы на все.

Рома еще крепче сжал локоть Джульетты, но она вырвала руку и взглядом приказала ему прекратить. Он никогда еще так не боялся за ее безопасность. Пока Джульетта была в отъезде, он участвовал во множестве разборок с Алой бандой. На него много раз нападали с ножом, и у него было достаточно шрамов, поскольку его первой реакцией всегда была оборона, а не ответный удар. Это было неизбежно – хотя он и ненавидел насилие, оно находило его, и ему ничего не оставалось, кроме как действовать или пасть от руки врага. Но при этом у него всегда была поддержка, за ним всегда наблюдали несколько его людей, готовых прийти на помощь.

Теперь же их было только двое: он и Джульетта – против таинственной угрозы, не имеющей отношения ни к Алой банде, ни к Белым цветам. Они противостояли некой силе, которая желала убить их обоих, которая хотела уничтожить тех, кто правил Шанхаем, чтобы погрузить город в хаос.

– Пропусти нас, – приказала Джульетта.

– Проход открыт только тем, кто служит Ларкспуру, – басом ответил верзила. – Остальные должны ждать своей очереди.

Рома огляделся по сторонам. Кругом толпились те, кто явился на вакцинацию, но несколько мужчин стояли за пределами очереди и явно находились здесь затем, чтобы охранять порядок.

– Джульетта. – Рома перешел на русский, чтобы их никто не смог понять. – В толпе есть по меньшей мере пять человек, которых нанял Ларкспур. У них наверняка есть оружие, и они точно отреагируют, если сочтут, что ты представляешь угрозу.

– У них есть оружие? – Джульетта говорила по-русски без акцента – у нее был хороший учитель, – но немного в нос. В этом был некий шарм, поскольку так русские гласные произносила только она. – Что ж, оружие есть и у меня.

Она размахнулась и ударила верзилу кулаком. Охранник рухнул как подкошенный, освободив проход, и Джульетта пинком открыла дверь и втащила за собой Рому еще до того, как он осознал, что произошло.

Она использовала свой пистолет, – понял он. Нет, у нее не появилась вдруг сверхъестественная сила – она просто взяла свой пистолет за ствол и всадила рукоятку охраннику в висок. Тот даже не видел, как она достала оружие, поскольку все его внимание было сосредоточено на ее решительном лице и холодной улыбке.

Джульетта встречала опасность с распростертыми объятиями. Роме казалось, что сам он так бы не смог, даже сейчас, когда его миру грозила опасность, когда Алиса лежала в больнице с руками и ногами, пристегнутыми к койке. Он не знал, что могло бы подтолкнуть его к краю, и надеялся, что этого никогда не произойдет, потому что не хотел этого видеть.

– Задвинь засов, – бросила Джульетта.

Рома вернулся в реальность и запер тонкую стальную дверь. Он настороженно посмотрел на Джульетту, затем огляделся по сторонам. Перед ними была лестница, круто уходящая вверх.

– У нас есть максимум пять минут, пока они не сломают эту хлипкую дверь, – прикинул Рома. Снаружи в дверь уже колотили что есть сил.

– Пять минут – более чем достаточно, – сказала Джульетта и ткнула большим пальцем назад, в сторону двери. – Я беспокоюсь, что у нас куда меньше времени из-за этого шума.

Она побежала вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки и куда-то убрав пистолет. Хотя Рома все время смотрел на нее, он не смог бы сказать, куда он подевался. В ее пальто имелся один неглубокий карман, на расшитом бисером платье их, похоже, не было вовсе. Куда же она прячет все свое оружие?

Когда они поднялись почти на самый верх лестницы, Рома ощутил аромат благовоний, а оказавшись наконец на лестничной площадке, не очень удивился, увидев обстановку, вызывающую в памяти сказки тысячи и одной ночи, в которых говорилось о джиннах. Яркие шелковые занавески с затейливыми узорами, горящие свечи, богатые ковры на полу и стенах, создающие ощущение тепла и пахнущие стариной. Здесь не было ни единого стула, только множество подушек, на каждой из которых кто-то сидел.

В середине комнаты стоял низкий столик, с одной стороны которого находился мужчина, вытянувший руку и закатавший рукав, а с другой – женщина со шприцем в руке, делающая ему укол. Оба они также сидели на подушках.

– Mon Dieu[15], – вскрикнул мужчина с закатанным рукавом. Джульетта опять держала в руке пистолет, наведя его на женщину, держащую шприц.

– Вы и есть Ларкспур? – спросила она по-английски.

Рома окинул взглядом остальных людей в комнате – их тут было более двух десятков. Он не смог бы сказать, кто из них работает на Ларкспура, а кто пришел за вакциной. Половина из них сели прямее, подтвердив, что они тут на службе, но было видно, что они не вмешаются, если начнется перестрелка. Они сидели с подрагивающими локтями, втянув головы в плечи – пожалуй, они были похожи на Пола Декстера, который пару раз заходил в штаб-квартиру Белых цветов. Они считали себя могущественными и полагали, что все заглядывают им в рот, но, по сути, были бесхарактерны и трусливы. Они даже не посмеют заикнуться о том, что видели Рому и Джульетту вместе, для этого у них кишка тонка.

Женщина со шприцем ответила не сразу. Она извлекла иглу из руки мужчины и протерла ее. Справа от нее пламя свечей отражалось в пяти стоящих в ряд флаконах с красной жидкостью, слева стояли четыре флакона с синей. Чем дольше женщина тянула с ответом, тем более вероятным казалось, что она и есть Ларкспур, а местоимения мужского рода, мелькавшие в разговорах о нем – это просто допущение.

Но тут она подняла накрашенные сурьмой глаза с густыми ресницами, сердито уставилась на дуло пистолета Джульетты и сказала:

– Нет, я не Ларкспур.

У нее был необычный акцент, напоминающий французский, но не совсем. Француз, сидящий напротив нее, застыл. Возможно, он полагал, что, если он не будет шевелиться, Джульетта не заметит его.

– Что содержится в этих растворах для инъекций? – спросила Джульетта.

Она что-то делала левой рукой, но что? Какое-то время Рома этого не понимал, пока до него не дошло, что она показывает на флаконы. Она хотела, чтобы он взял один из них.

– Если бы я вам рассказала, нам пришлось бы выйти из дела.

Пока Рома придвигался все ближе и ближе к флаконам, Джульетте ужасно хотелось нажать на спусковой крючок. Давным-давно кто-то из ее наставников сказал, что самый опасный ее недостаток – ее резкость. Она не помнила, кто именно из ее наставников это был. Учитель китайской литературы? Учитель французского? Учитель этикета? Впрочем, это не имело значения, поскольку она сразу же возмущенно набросилась на него, чем подтвердила его правоту.

Сейчас ей надо глубоко дышать. Улыбнись, – сказала она себе. Знакомясь с кем-то в Нью-Йорке, она всегда расправляла плечи и улыбалась, олицетворение беспечности и задора, настоящая современная эмансипированная девушка, старающаяся вести себя еще более эмансипированно из-за того, что была китаянкой.

– Тогда ответьте мне вот на какой вопрос. – Она улыбнулась, как будто все это было невероятно весело и ее пистолет не был нацелен этой женщине в лицо. – Что Ларкспуру известно об этой эпидемии помешательства? Почему только у него одного есть лекарство от этой заразы?

Пока Джульетта вела переговоры, Рома схватил француза за шкирку, чтобы как следует напугать его, и по-французски велел ему встать и убраться отсюда. При этом он наклонился, угрожающе нависая над мужчиной, как будто наслаждался его страхом. Но на самом деле он делал это, чтобы оказаться над столиком с флаконами для инъекций и украдкой спрятать один флакон с синей жидкостью в рукав.

Между тем женщина, не замечая того, что творилось у нее под носом, невозмутимо пожала плечами. Ее полнейшее бесстрастие бесило Джульетту все больше и больше.

– Вам придется задать этот вопрос самому Ларкспуру, – ответила женщина, – но боюсь, никто не знает ни где он находится, ни кто он такой.

Джульетта едва не нажала на спусковой крючок. Нет, она не хотела, чтобы эта женщина умерла; она не любила убивать людей ради забавы. Но, если они стояли у нее на пути, их приходилось убирать. Сейчас она желала действовать, не убивать. Ее люди мерли как мухи от какого-то заразного помешательства, которое она не могла остановить, ее город трясся от страха перед чудовищем, с которым она не могла сразиться, и ей чертовски надоело ничего не делать.

Все, что угодно, лучше, чем просто стоять и ждать. Если она что-то не предпримет, то взорвется.


Рома дотронулся до ее локтя.

– Он у меня, – тихо пробормотал он по-русски, и Джульетта, до этого стоявшая до боли стиснув зубы, опустила пистолет.

– Что ж, ладно. Продолжайте хранить свои секреты. У вас тут есть окно, из которого мы могли бы выпрыгнуть?





* * *


– Нам еще не пора вернуться домой?

Венедикт закатил глаза. Они бродили по улицам, прислушиваясь, но в общем-то не особо напрягаясь. Вряд ли их поиски увенчаются успехом – ведь до этого все их попытки были тщетны. Те, кого поражало помешательство либо до последней секунды сопротивлялись своим спасителям, либо были уже мертвы.

– Веня, мы только зря теряем время, – захныкал Маршал. – Зря! А-ааа…

Венедикт закрыл ему рот рукой, как делал нередко. Маршал терпел это ровно три секунды, затем со смехом ткнул друга локтем в бок и, хотя Венедикт крикнул, чтобы он замолчал, произнес что-то нечленораздельное сквозь хохот. Ему хотелось смеяться, хотелось наполнить вечернюю темноту весельем, даже если она ничего не даст им взамен.

Но тут послышался странный звук.

– Марш, – выдохнул Венедикт. – Подожди, я серьезно.

– Ага, как же…

– Я серьезно. Послушай!

Маршал оборвал свой смех, поняв, что Венедикт не шутит, и прислушался.

Это были звуки удушья.

– Отлично. – Маршал принялся закатывать рукава. – Наконец-то. – Он бросился вперед, будто ринувшись в бой со щитом в одной руке и копьем в другой.

Венедикт кинулся следом, стараясь разглядеть в темноте очередную жертву заразы. Это был неясный силуэт – кто-то согнулся в три погибели, больше походя на животное, чем на человека.

Они находились в самом сердце территории Белых цветов, на восточном краю восточной половины города. Венедикт ожидал, что жертвой окажется кто-то из своих, но перед ними был не Белый цветок. В лунном свете они увидели длинную черную косу с поблескивающей в лунном свете проседью. И форму армии Гоминьдана.

– Держи ее, – скомандовал Венедикт.

Женщина сделала шаг назад, то ли поняв русский Венедикта, то ли уловив его не терпящий возражений тон. Но ушла она недалеко, поскольку за спиной у нее была кирпичная стена. Если бы она контролировала себя, то могла бы повернуться и кинуться в другой конец переулка, но она была не в себе – на нее действовали насекомые, она раздирала собственное горло.

– Ты шутишь? – прошипел Маршал. – Она же из Гоминьдана. Они этого так не оставят…

Но Венедикт уже доставал револьвер.

– Они ничего не узнают.

Обычно безрассудные решения принимал Маршал, который проявлял здравый смысл, только когда пытался спасти Венедикта от неприятностей.

– Веня!

Но было уже поздно. Венедикт впечатал рукоятку своего револьвера в висок женщины из Гоминьдана. Когда она рухнула на бетон, раскинув руки с окровавленными кончиками пальцев, Венедикт, крякнув, схватил ее за талию и потащил, словно тряпичную куклу.

С ее лба текла кровь, на горле виднелись раны, но яремная вена была цела. Она будет еще жива, когда они доставят ее в лабораторию.

Это же человек, шепнул Венедикту внутренний голос. – Нельзя похищать человека с улицы ради экспериментов.

Но ведь она и так умрет.

Разве тебе решать, когда?

Иначе погибнет еще больше людей.

Ты убил слишком многих, чтобы делать вид, будто тебя заботит одна человеческая жизнь.

– Помоги мне, – сказал он Маршалу, таща женщину прочь.

Маршал скорчил гримасу.

– Хорошо, хорошо, – пробормотал он, нагнувшись. В его руке блеснул нож, и отсеченная коса женщины упала на бетон.

– Так меньше шансов заразиться, – объяснил он и схватил женщину за ноги. – Пошли. Лауренс, наверное, уже закрывает лавочку.