– Ваше благородие, опять со стороны Бургаса турка шевелится! – выкрикнул наблюдатель с башни. – Ох и много же их там кучкуется!
– Рота, к бою! – рявкнул Егоров. – Всем занять свои места!
По внутреннему двору и по крепостным переходам опять затопали подошвы сапог. Стрелки готовили к бою штуцера, фузеи и трофейные ружья, пионеры прочищали затравочное отверстие от старого пороха у пушек и подсыпали туда новый.
– Ого, да они янычар сюда подогнали, видать, хорошо уже у них припекло! – воскликнул Егоров, вглядываясь в окуляр трубы. – Весело, с музыкой ребятки идут, флажками машут. Сейчас встре-етим!
Действительно, с юга в сторону крепости под барабанный бой и под звуки рёва труб шла плотная колонна в такой уже знакомой всем егерям одежде. Цвет Османской регулярной армии. Личная гвардия султана. В центре её колыхалось знамя и виднелось несколько отрядных значков.
– Ну вот и дожда-ались гостей, – проворчал Афанасьев. – Как же, ува-ажили! Закладывай заряд, Саввушка, и сам тут пока командуй, а я пойду из штуцера их старшин выцеливать. Вон наши стрелки уже с башен забухали.
Действительно, от позиций, занимаемых командой Курта, слышались хлопки штуцеров. Отборные стрелки уже начали свой бой, выбивая в первую очередь командиров янычар.
– Орудийным расчётам, ядрами огонь! – донеслась команда ротного. И Савва поднёс пальник к затравочному отверстию. – Побереги-ись!
Ба-а-ах! – рявкнуло орудие, и ядро с гулом ушло к колонне.
Крепость была расположена удачно, и пушка, стоявшая на стене у ворот, могла простреливать дорогу в оба конца. Переставляй только её лафет да наводи прицел. Канониры споро прочистили банником ствол, протолкнули взрезанный мешочек с порохом, а следом за ним ещё два, за ними пыж, ядро, ещё пыж.
– Готово, Савка! – крикнул Еремей, отскакивая от ствола. – Бей!
Здоровенный помор чуть поправил рычагом наводку и потянулся за пальником:
– Побереги-ись, братцы! В сторону!
В громовом грохоте пушка отскочила назад, клубы порохового дыма окутали стену. А ядро прошло первую, вторую, третью шеренгу, круша по пути и разрывая людские тела.
Янычары подходили на первый рубеж залпового огня.
– Триста шагов до цели! Пушки, огонь ближней картечью! Стрелкам то-овсь!
А грохот барабанов всё ближе и ближе, их бой словно пульсировал в висках.
– Жда-ать! Жда-ать!.. Огонь!
Сотня ружейных стволов выбила три первые шеренги на двух сотнях метрах от крепости. Янычары шли по телам своих товарищей к крепости.
– Огонь!
Ещё один залп. И ещё десятки атакующих упали на камни. Вжи-иу! Картечь со свистом выбила самый центр колонны. Но османы упорно шли вперёд, а с задних рядов уже готовили длинные деревянные лестницы. Два передних ряда встали на колено, задние поверх них, и, задрав вверх ружья, они по команде ударили залпом.
– Огонь россыпью! – рявкнул капитан. – Под пули не лезем!
Бам! Круглый свинцовый шарик ударил о верх бойницы, где сидел Лёшка, обдав его каменным крошевом. Интуитивно отшатнувшись от проёма, он вдруг зацепился взглядом за тот десяток фигур, которые пригнувшись пробирались краем колонны. Их путь шёл у самого обрыва, на плечах у пятерых были большие деревянные бочонки, а у одного в руках был какой-то моток.
– Ё-моё, вот раззява! – обругал сам себя Егоров. – Это же подрывники янычарские, пионеры, блин! Сейчас подберутся под прикрытием своих стрелков к воротам, заложат бочонки с порохом, и готов проход для штурмовой колонны. А мы тут лестницы их на стены ждём! Ох и хитрованы!
– Ку-у-урт! Ку-у-урт! – заорал Лёшка в сторону башни. – Вон ваша цель, минёры идут к воротам, снимите их срочно! – и сам заработал шомполом, проталкивая в ствол пулю.
Немец взмахнул с высоты рукой, показывая, что он приказ понял, и несколько стволов громыхнули в сторону новой цели.
Сверкнул огненный всполох. Оглушительный взрыв ударил с края обрыва и обрушил на атакующих целую тучу камней. Там, где только что бежали османские подрывники, сейчас зиял провал, целый кусок дороги рухнул гигантской осыпью в глубокое ущелье. Этот взрыв за одну секунду причинил туркам столько же урона, сколько и вся егерская рота за всю атаку. Только что стойкие, они побросали лестницы и, развернувшись, бросились в ту сторону, откуда только что пришли. Все камни были устланы телами и залиты кровью.
– Прикройте, братцы! – Со стены слетели верёвки и три фигуры в запылённых мундирах скользнули вниз.
– Что они себе позволяют? Стоять, Лёнька! Куда?! – Егоров кинулся к парапету, наблюдая, как ловко перепрыгивают с валуна на валун егеря.
– Я же говорил, ветродуй! Вот шустря-ак! – проворчал Макарыч, наблюдая за командой ротного барабанщика. И было в его словах больше восхищения, чем привычной суровости. Вестовые подхватили по барабану и, развернувшись, бросились обратно к крепости, а Лёнька чуть замешкался, и в его руках вдруг развернулся на древке янычарский флаг.
– Лёнька знамя турчанское взял, знамя! Прикрывайте его, братцы! – рявкнул Макарович и схватился за штуцер. Группа турок, опомнившись, бросилась в погоню, для них, для хороших воинов, этот символ был дорог, и они готовы были отдать свои жизни, лишь бы его вернуть. Но время было уже упущено, с крепостных стен гремели выстрелы, а эти отчаянные русские зелёные шайтаны-«егерэ» уже карабкались вверх по верёвкам.
– Ваше благородие, знамя и три барабана с трубой вот добыли, ну что они там бесхозные лежат, а нам всё в роте сгодится! – докладывал Лёнька. – Скучно ведь егерям без музыки!
– Скучно вам?! Кто позволил собой и людьми рисковать! – полыхал гневом Алексей. – А приди в себя янычары чуть раньше? Была бы вам тогда вечная скука на камнях. Придём в расположения, в караулы у меня устанешь ходить!
– Есть в караулы ходить! – вытянулся по швам барабанщик. – Я завсегда рад, вашбродь! – Молодой егерь подобострастно ел глазами командира. – Примите знамя, господин капитан, хоро-ошее, шёлко-овое.
– Леонид, ты мне его, как коробейник на сельском торгу, расхваливаешь! – усмехнулся Егоров. – За геройский и самоотверженный поступок хвалю, а вот за непродуманный риск порицаю. Ла-адно, чего уж там, молодец! – и капитан с улыбкой хлопнул капрала по плечу. – Иди в цитадель его снеси. И чтобы через час уже у нас тут музыка была! Никто тебя за язык не тянул, чать, уж научил своих вестовых барабанному бою? Не стыдно перед турками будет?
– Уважаемый! В русской крепости бьют барабаны и слышны звуки трубы! – доложился командир сотни янычар. – Чего ещё ждать от этих сумасшедших егерей?
Комутан алая янычар оттолкнул от себя лекаря и, тяжело прихрамывая, зашагал к повороту. Над перевалом раздавалась торжественная барабанная дробь. Русские барабанщики, выполняя приказ командира, били преображенский марш.
Две атаки отразили в этот день, одну ночью и ещё три на следующий день. Рота потеряла десять человек убитыми, и столько же лежало в цитадели серьёзно раненных. С мелкими ранениями и с рассечениями была половина личного состава.
– Ваше благородие, похоже, переговорщики в нашу сторону пожаловали! – донеслось с башни.
Не доходя сотни шагов до стен, высокий турок в белоснежном тюрбане взмахнул зелёной лавровой веткой. За ним стояли два янычара, без ружей, но с ятаганами за поясом.
– Юсуф-паша, великий полководец и комендант крепости Бургас желает говорить со старшим русского отряда! – прокричал один из янычар.
– Командир отдельного егерского полка Первой армии генерал-фельдмаршала Румянцева подполковник Егоров изволит вас выслушать, – скрестив важно руки на груди, выкрикнул Лёшка со стены.
Турок с зелёной веткой немного помолчал, как видно, переваривая полученную информацию, и лишь после этого заговорил с лёгкой усмешкой на лощёном лице:
– Русский офицер, похоже, очень любит шутить. Мы знаем, что у него здесь нет полка, да и не уместить его в этой крепости. А также каждому в армии султана уже давно известно, что у любого русского полка есть своё знамя, и его солдаты воюют всегда под его тенью. Ваш отряд, занявший эту крепость, называется в вашей армии батальон, а это чуть больше трёх-четырёх сотен воинов. Они, конечно, все храбрецы, проделали такой трудный путь и, уничтожив гарнизон крепости, смогли продержаться в ней почти неделю. Но вот-вот сюда подойдут пушки, и тогда русским не поздоровится. Я, Юсуф-паша, будучи милостивым и уважая отвагу неприятеля, предлагаю русскому гарнизону со всем личным оружием и всем тем, что они только пожелают взять с собой, выйти из крепости. Их почётно проводят к своим войскам, и все они всенепременнейше останутся живы и даже получат от пятьсот пиастров для рядового и до десяти тысяч до самого главного командира. Что на это скажет русский подполковник? Ведь самое дорогое, что есть у человека – это его жизнь. И они с почётом смогут её сохранить, ведь егере и так с великой отвагой удерживали этот перевал вот уже шесть суток подряд.
Выслушав это витиеватое обращение, Егоров фыркнул и, обернувшись, крикнул Лёньку:
– Флаг свой шёлко-овый сюда тащи, быстро, коробейник! Уважаемый паша, вы, конечно, умеете произносить красивые речи, – Егоров широко усмехнулся. – Но говорите вы мне их сейчас, здесь, на вот этом самом месте, только лишь по той самой причине, что ничего не можете сделать с моим гарнизоном. И не важно, из кого он здесь состоит, из батальона или же из полка. Было бы по-другому, за вас бы говорили ружейные или пушечные стволы.
Алексей обернулся и подхватил принесённый ему барабанщиком янычарский стяг.
– А знамя у нас есть, вот оно, целого алая султанской гвардии. Неужели вы считаете, что наш гарнизон по своей значимости меньше, чем он? Насчёт вашего предложения, я делаю уважаемому паше встречное: если он уйдёт в свой Бургас с войсками немедленно, то подполковник Егоров готов ходатайствовать перед командованием русской армии не уничтожать сей славный город огнём артиллерии. За остальных я не знаю, но о том, чтобы выпустить вас в Стамбул, с докладом к султану, я буду хлопотать перед своим командованием отдельно!
Лицо паши потемнело от гнева:
– Вы все можете сильно пожалеть о своей дерзости! В последний раз я предлагаю вам сдать крепость, это знамя и уходить живыми из крепости, иначе всех до единого здесь ждёт смерть!
– Довольно слов! – Лёшка прервал разгневанного турка. – Вы чувствуете этот запах? Здесь на камнях, под солнцем, лежит несколько сотен ваших воинов. И ещё столько же ляжет, пока сюда не подойдёт наша армия. Мы даём вам время до утра вынести их отсюда и достойно предать земле. Они пали за своего султана и за свою страну и достойны уважения! А вы делаете вид, что хлопочете сейчас за честь и за жизнь чужих воинов. О своих позаботьтесь, уважаемый, о мёртвых и ещё пока живых, которых вы совсем скоро погоните на убой! И вы только недавно говорили, что самое главное, самое дорогое, что есть у человека, – это его жизнь. Но для настоящего воина, кроме неё, есть ещё чувство долга и его честь. Лишишься чести – и не будет уже смысла в этой жизни. Для нас, для русских солдат, эти понятия неотделимы. И сдача этой крепости равнозначна будет потере чести, а значит, и самой жизни. И повторюсь, мы даём вам время до утра, убирайте ваших погибших из-под стен. Обещаю, мы в вас не будем стрелять!
– Да будет так, – кивнул паша. – До завтрашнего вечера да не прогремят здесь выстрелы!
– Ну вот, значится, и ещё на один день мы тут времечко оттянули, – Тимофей с кряхтеньем снял с плеча три турецких ружья. – Тяжёлые карамультуки, стволы-то у них длинные, заряжать долго, но зато и пулять они хорошо должны вот энтой своей круглой пулей. Господин поручик, а чего ещё там этот важный турок нашему капитану сказал? Вы же ведь хорошо по-ихнему разумеете?
– Да что сказал? – пожал плечами Милорадович. – Золото нам предлагал. Вот на Николу по золотой монете в пять сотен пиастров, на капрала Кузьму по две, ну а на тебя, значит, по целых три, лишь бы мы поскорее отсюда ушли.
– Ну и жмо-от же этот паша! – оскорбился унтер. – Мы, чай, мешками эти пиастры только вот недавно ворочали.
– Ну а дал бы он тебе цельный мешок, неужто бы ушёл отсюда? – прищурился, глядя на унтера, Живан.
– Да на кой он мне, – сплюнул егерь. – Я теперяча эти камни на вот энтих вот крепостных стенах, да политые кровью ребят, не в жизнь уже ворогу не отдам, пущай хоть всё золото басурманское они сюды сносят!
– Ну и правильно, – согласился с ним Живан. – Тогда ты ещё разочек сходи за ружьями, Тимош, а там мы уж будем ворота на ночь затворять.
Плутонг со штыками на ружьях стоял наготове перед приоткрытыми створками. В них проходили с крепостных подступов те егеря, что отбирали трофейное оружие у павших и складывали его во внутреннем дворике штабелями. С другой стороны сновала вереница турок, выносящая на южную дорогу, за дальний поворот своих убитых. Работы им было на целый день и на всю ночь, потом всех павших предстояло предать земле. У мусульман принято хоронить усопших до заката.
Егеря хоронили своих солдат в том укромном ущелье, где они неделю назад ночевали перед штурмом крепости. Большой сколоченный крест встал над братской могилой с начертанными на нём именами погибших.
Следующая ночь прошла спокойно.
– Можа, и не полезут, зубы-то себе обломавши? – гадал Кудряш, перезаряжая очередное турецкое ружьё. – Сказывал же их гхенерал в белом тюрбане, что до вчерашнего вечера только у них с нами тут перемирие, а уже утро вон нового дня сереет. Ночью энти-то и не шовелились даже, а мы их тут, выходит, что зазряшно все прождали. Всю ночку вон ведь как бодрились да факелы на стенах жгли.
– И ничего не зряшно, чего ты мелешь, балабол, – фыркнул Афоня, засыпая мерку пороха в ствол карамультука. – Вон сколько на турчанских ружьях пороху заменили. Теперяча и осечки бояться ужо не нужно будет! На вот, сухарь пока погрызи, можа, полегчевее тебе станет?
– Благодарствую. Свой есть! – буркнул Кудряш и полез в карман.
Бум! Бум! – бухнуло вдали, и в сером рассветном воздухе прошелестели два ядра. Одно из них пролетело мимо крепости, а второе ударило в стену.
– Тревога! – Егеря спешно занимали свои места.
– Ну с…ки! Всё-таки подтянули они на перевал орудия, сдержал Юсуф своё слово! – зло выругался Алексей. – Курт, до цели пять с половиной, шесть сотен шагов, постарайтесь там орудийную прислугу угомонить!
Главный оружейник пристально вглядывался вдаль.
– Далеко, господин капитан, на самый предел боя штуцер. Только два итальянский до орудий достать и наша большая винтовальная пищаль. Сейчас солнце совсем встать, и мы начнём стрелять в цель.
Бум! Бум! – ещё два ядра ударили в стену. Бум! – раздался третий выстрел. К первым двум пушкам присоединилась ещё одна, и её снаряд прошёл выше башни.
Понятно, топчу тоже было неудобно вести огонь при плохой видимости, но у них-то цель была огромной в отличие от егерей. Знай себе лупи, выполняя приказ паши.
– Всем укрыться и не высовываться! Пушки со стены в ниши пока закатите, вдруг сдуру и по ним попадут, – скомандовал Алексей, сам заскакивая в башню.
– Рота, к бою! – рявкнул Егоров. – Всем занять свои места!
По внутреннему двору и по крепостным переходам опять затопали подошвы сапог. Стрелки готовили к бою штуцера, фузеи и трофейные ружья, пионеры прочищали затравочное отверстие от старого пороха у пушек и подсыпали туда новый.
– Ого, да они янычар сюда подогнали, видать, хорошо уже у них припекло! – воскликнул Егоров, вглядываясь в окуляр трубы. – Весело, с музыкой ребятки идут, флажками машут. Сейчас встре-етим!
Действительно, с юга в сторону крепости под барабанный бой и под звуки рёва труб шла плотная колонна в такой уже знакомой всем егерям одежде. Цвет Османской регулярной армии. Личная гвардия султана. В центре её колыхалось знамя и виднелось несколько отрядных значков.
– Ну вот и дожда-ались гостей, – проворчал Афанасьев. – Как же, ува-ажили! Закладывай заряд, Саввушка, и сам тут пока командуй, а я пойду из штуцера их старшин выцеливать. Вон наши стрелки уже с башен забухали.
Действительно, от позиций, занимаемых командой Курта, слышались хлопки штуцеров. Отборные стрелки уже начали свой бой, выбивая в первую очередь командиров янычар.
– Орудийным расчётам, ядрами огонь! – донеслась команда ротного. И Савва поднёс пальник к затравочному отверстию. – Побереги-ись!
Ба-а-ах! – рявкнуло орудие, и ядро с гулом ушло к колонне.
Крепость была расположена удачно, и пушка, стоявшая на стене у ворот, могла простреливать дорогу в оба конца. Переставляй только её лафет да наводи прицел. Канониры споро прочистили банником ствол, протолкнули взрезанный мешочек с порохом, а следом за ним ещё два, за ними пыж, ядро, ещё пыж.
– Готово, Савка! – крикнул Еремей, отскакивая от ствола. – Бей!
Здоровенный помор чуть поправил рычагом наводку и потянулся за пальником:
– Побереги-ись, братцы! В сторону!
В громовом грохоте пушка отскочила назад, клубы порохового дыма окутали стену. А ядро прошло первую, вторую, третью шеренгу, круша по пути и разрывая людские тела.
Янычары подходили на первый рубеж залпового огня.
– Триста шагов до цели! Пушки, огонь ближней картечью! Стрелкам то-овсь!
А грохот барабанов всё ближе и ближе, их бой словно пульсировал в висках.
– Жда-ать! Жда-ать!.. Огонь!
Сотня ружейных стволов выбила три первые шеренги на двух сотнях метрах от крепости. Янычары шли по телам своих товарищей к крепости.
– Огонь!
Ещё один залп. И ещё десятки атакующих упали на камни. Вжи-иу! Картечь со свистом выбила самый центр колонны. Но османы упорно шли вперёд, а с задних рядов уже готовили длинные деревянные лестницы. Два передних ряда встали на колено, задние поверх них, и, задрав вверх ружья, они по команде ударили залпом.
– Огонь россыпью! – рявкнул капитан. – Под пули не лезем!
Бам! Круглый свинцовый шарик ударил о верх бойницы, где сидел Лёшка, обдав его каменным крошевом. Интуитивно отшатнувшись от проёма, он вдруг зацепился взглядом за тот десяток фигур, которые пригнувшись пробирались краем колонны. Их путь шёл у самого обрыва, на плечах у пятерых были большие деревянные бочонки, а у одного в руках был какой-то моток.
– Ё-моё, вот раззява! – обругал сам себя Егоров. – Это же подрывники янычарские, пионеры, блин! Сейчас подберутся под прикрытием своих стрелков к воротам, заложат бочонки с порохом, и готов проход для штурмовой колонны. А мы тут лестницы их на стены ждём! Ох и хитрованы!
– Ку-у-урт! Ку-у-урт! – заорал Лёшка в сторону башни. – Вон ваша цель, минёры идут к воротам, снимите их срочно! – и сам заработал шомполом, проталкивая в ствол пулю.
Немец взмахнул с высоты рукой, показывая, что он приказ понял, и несколько стволов громыхнули в сторону новой цели.
Сверкнул огненный всполох. Оглушительный взрыв ударил с края обрыва и обрушил на атакующих целую тучу камней. Там, где только что бежали османские подрывники, сейчас зиял провал, целый кусок дороги рухнул гигантской осыпью в глубокое ущелье. Этот взрыв за одну секунду причинил туркам столько же урона, сколько и вся егерская рота за всю атаку. Только что стойкие, они побросали лестницы и, развернувшись, бросились в ту сторону, откуда только что пришли. Все камни были устланы телами и залиты кровью.
– Прикройте, братцы! – Со стены слетели верёвки и три фигуры в запылённых мундирах скользнули вниз.
– Что они себе позволяют? Стоять, Лёнька! Куда?! – Егоров кинулся к парапету, наблюдая, как ловко перепрыгивают с валуна на валун егеря.
– Я же говорил, ветродуй! Вот шустря-ак! – проворчал Макарыч, наблюдая за командой ротного барабанщика. И было в его словах больше восхищения, чем привычной суровости. Вестовые подхватили по барабану и, развернувшись, бросились обратно к крепости, а Лёнька чуть замешкался, и в его руках вдруг развернулся на древке янычарский флаг.
– Лёнька знамя турчанское взял, знамя! Прикрывайте его, братцы! – рявкнул Макарович и схватился за штуцер. Группа турок, опомнившись, бросилась в погоню, для них, для хороших воинов, этот символ был дорог, и они готовы были отдать свои жизни, лишь бы его вернуть. Но время было уже упущено, с крепостных стен гремели выстрелы, а эти отчаянные русские зелёные шайтаны-«егерэ» уже карабкались вверх по верёвкам.
– Ваше благородие, знамя и три барабана с трубой вот добыли, ну что они там бесхозные лежат, а нам всё в роте сгодится! – докладывал Лёнька. – Скучно ведь егерям без музыки!
– Скучно вам?! Кто позволил собой и людьми рисковать! – полыхал гневом Алексей. – А приди в себя янычары чуть раньше? Была бы вам тогда вечная скука на камнях. Придём в расположения, в караулы у меня устанешь ходить!
– Есть в караулы ходить! – вытянулся по швам барабанщик. – Я завсегда рад, вашбродь! – Молодой егерь подобострастно ел глазами командира. – Примите знамя, господин капитан, хоро-ошее, шёлко-овое.
– Леонид, ты мне его, как коробейник на сельском торгу, расхваливаешь! – усмехнулся Егоров. – За геройский и самоотверженный поступок хвалю, а вот за непродуманный риск порицаю. Ла-адно, чего уж там, молодец! – и капитан с улыбкой хлопнул капрала по плечу. – Иди в цитадель его снеси. И чтобы через час уже у нас тут музыка была! Никто тебя за язык не тянул, чать, уж научил своих вестовых барабанному бою? Не стыдно перед турками будет?
– Уважаемый! В русской крепости бьют барабаны и слышны звуки трубы! – доложился командир сотни янычар. – Чего ещё ждать от этих сумасшедших егерей?
Комутан алая янычар оттолкнул от себя лекаря и, тяжело прихрамывая, зашагал к повороту. Над перевалом раздавалась торжественная барабанная дробь. Русские барабанщики, выполняя приказ командира, били преображенский марш.
Две атаки отразили в этот день, одну ночью и ещё три на следующий день. Рота потеряла десять человек убитыми, и столько же лежало в цитадели серьёзно раненных. С мелкими ранениями и с рассечениями была половина личного состава.
– Ваше благородие, похоже, переговорщики в нашу сторону пожаловали! – донеслось с башни.
Не доходя сотни шагов до стен, высокий турок в белоснежном тюрбане взмахнул зелёной лавровой веткой. За ним стояли два янычара, без ружей, но с ятаганами за поясом.
– Юсуф-паша, великий полководец и комендант крепости Бургас желает говорить со старшим русского отряда! – прокричал один из янычар.
– Командир отдельного егерского полка Первой армии генерал-фельдмаршала Румянцева подполковник Егоров изволит вас выслушать, – скрестив важно руки на груди, выкрикнул Лёшка со стены.
Турок с зелёной веткой немного помолчал, как видно, переваривая полученную информацию, и лишь после этого заговорил с лёгкой усмешкой на лощёном лице:
– Русский офицер, похоже, очень любит шутить. Мы знаем, что у него здесь нет полка, да и не уместить его в этой крепости. А также каждому в армии султана уже давно известно, что у любого русского полка есть своё знамя, и его солдаты воюют всегда под его тенью. Ваш отряд, занявший эту крепость, называется в вашей армии батальон, а это чуть больше трёх-четырёх сотен воинов. Они, конечно, все храбрецы, проделали такой трудный путь и, уничтожив гарнизон крепости, смогли продержаться в ней почти неделю. Но вот-вот сюда подойдут пушки, и тогда русским не поздоровится. Я, Юсуф-паша, будучи милостивым и уважая отвагу неприятеля, предлагаю русскому гарнизону со всем личным оружием и всем тем, что они только пожелают взять с собой, выйти из крепости. Их почётно проводят к своим войскам, и все они всенепременнейше останутся живы и даже получат от пятьсот пиастров для рядового и до десяти тысяч до самого главного командира. Что на это скажет русский подполковник? Ведь самое дорогое, что есть у человека – это его жизнь. И они с почётом смогут её сохранить, ведь егере и так с великой отвагой удерживали этот перевал вот уже шесть суток подряд.
Выслушав это витиеватое обращение, Егоров фыркнул и, обернувшись, крикнул Лёньку:
– Флаг свой шёлко-овый сюда тащи, быстро, коробейник! Уважаемый паша, вы, конечно, умеете произносить красивые речи, – Егоров широко усмехнулся. – Но говорите вы мне их сейчас, здесь, на вот этом самом месте, только лишь по той самой причине, что ничего не можете сделать с моим гарнизоном. И не важно, из кого он здесь состоит, из батальона или же из полка. Было бы по-другому, за вас бы говорили ружейные или пушечные стволы.
Алексей обернулся и подхватил принесённый ему барабанщиком янычарский стяг.
– А знамя у нас есть, вот оно, целого алая султанской гвардии. Неужели вы считаете, что наш гарнизон по своей значимости меньше, чем он? Насчёт вашего предложения, я делаю уважаемому паше встречное: если он уйдёт в свой Бургас с войсками немедленно, то подполковник Егоров готов ходатайствовать перед командованием русской армии не уничтожать сей славный город огнём артиллерии. За остальных я не знаю, но о том, чтобы выпустить вас в Стамбул, с докладом к султану, я буду хлопотать перед своим командованием отдельно!
Лицо паши потемнело от гнева:
– Вы все можете сильно пожалеть о своей дерзости! В последний раз я предлагаю вам сдать крепость, это знамя и уходить живыми из крепости, иначе всех до единого здесь ждёт смерть!
– Довольно слов! – Лёшка прервал разгневанного турка. – Вы чувствуете этот запах? Здесь на камнях, под солнцем, лежит несколько сотен ваших воинов. И ещё столько же ляжет, пока сюда не подойдёт наша армия. Мы даём вам время до утра вынести их отсюда и достойно предать земле. Они пали за своего султана и за свою страну и достойны уважения! А вы делаете вид, что хлопочете сейчас за честь и за жизнь чужих воинов. О своих позаботьтесь, уважаемый, о мёртвых и ещё пока живых, которых вы совсем скоро погоните на убой! И вы только недавно говорили, что самое главное, самое дорогое, что есть у человека, – это его жизнь. Но для настоящего воина, кроме неё, есть ещё чувство долга и его честь. Лишишься чести – и не будет уже смысла в этой жизни. Для нас, для русских солдат, эти понятия неотделимы. И сдача этой крепости равнозначна будет потере чести, а значит, и самой жизни. И повторюсь, мы даём вам время до утра, убирайте ваших погибших из-под стен. Обещаю, мы в вас не будем стрелять!
– Да будет так, – кивнул паша. – До завтрашнего вечера да не прогремят здесь выстрелы!
– Ну вот, значится, и ещё на один день мы тут времечко оттянули, – Тимофей с кряхтеньем снял с плеча три турецких ружья. – Тяжёлые карамультуки, стволы-то у них длинные, заряжать долго, но зато и пулять они хорошо должны вот энтой своей круглой пулей. Господин поручик, а чего ещё там этот важный турок нашему капитану сказал? Вы же ведь хорошо по-ихнему разумеете?
– Да что сказал? – пожал плечами Милорадович. – Золото нам предлагал. Вот на Николу по золотой монете в пять сотен пиастров, на капрала Кузьму по две, ну а на тебя, значит, по целых три, лишь бы мы поскорее отсюда ушли.
– Ну и жмо-от же этот паша! – оскорбился унтер. – Мы, чай, мешками эти пиастры только вот недавно ворочали.
– Ну а дал бы он тебе цельный мешок, неужто бы ушёл отсюда? – прищурился, глядя на унтера, Живан.
– Да на кой он мне, – сплюнул егерь. – Я теперяча эти камни на вот энтих вот крепостных стенах, да политые кровью ребят, не в жизнь уже ворогу не отдам, пущай хоть всё золото басурманское они сюды сносят!
– Ну и правильно, – согласился с ним Живан. – Тогда ты ещё разочек сходи за ружьями, Тимош, а там мы уж будем ворота на ночь затворять.
Плутонг со штыками на ружьях стоял наготове перед приоткрытыми створками. В них проходили с крепостных подступов те егеря, что отбирали трофейное оружие у павших и складывали его во внутреннем дворике штабелями. С другой стороны сновала вереница турок, выносящая на южную дорогу, за дальний поворот своих убитых. Работы им было на целый день и на всю ночь, потом всех павших предстояло предать земле. У мусульман принято хоронить усопших до заката.
Егеря хоронили своих солдат в том укромном ущелье, где они неделю назад ночевали перед штурмом крепости. Большой сколоченный крест встал над братской могилой с начертанными на нём именами погибших.
Следующая ночь прошла спокойно.
– Можа, и не полезут, зубы-то себе обломавши? – гадал Кудряш, перезаряжая очередное турецкое ружьё. – Сказывал же их гхенерал в белом тюрбане, что до вчерашнего вечера только у них с нами тут перемирие, а уже утро вон нового дня сереет. Ночью энти-то и не шовелились даже, а мы их тут, выходит, что зазряшно все прождали. Всю ночку вон ведь как бодрились да факелы на стенах жгли.
– И ничего не зряшно, чего ты мелешь, балабол, – фыркнул Афоня, засыпая мерку пороха в ствол карамультука. – Вон сколько на турчанских ружьях пороху заменили. Теперяча и осечки бояться ужо не нужно будет! На вот, сухарь пока погрызи, можа, полегчевее тебе станет?
– Благодарствую. Свой есть! – буркнул Кудряш и полез в карман.
Бум! Бум! – бухнуло вдали, и в сером рассветном воздухе прошелестели два ядра. Одно из них пролетело мимо крепости, а второе ударило в стену.
– Тревога! – Егеря спешно занимали свои места.
– Ну с…ки! Всё-таки подтянули они на перевал орудия, сдержал Юсуф своё слово! – зло выругался Алексей. – Курт, до цели пять с половиной, шесть сотен шагов, постарайтесь там орудийную прислугу угомонить!
Главный оружейник пристально вглядывался вдаль.
– Далеко, господин капитан, на самый предел боя штуцер. Только два итальянский до орудий достать и наша большая винтовальная пищаль. Сейчас солнце совсем встать, и мы начнём стрелять в цель.
Бум! Бум! – ещё два ядра ударили в стену. Бум! – раздался третий выстрел. К первым двум пушкам присоединилась ещё одна, и её снаряд прошёл выше башни.
Понятно, топчу тоже было неудобно вести огонь при плохой видимости, но у них-то цель была огромной в отличие от егерей. Знай себе лупи, выполняя приказ паши.
– Всем укрыться и не высовываться! Пушки со стены в ниши пока закатите, вдруг сдуру и по ним попадут, – скомандовал Алексей, сам заскакивая в башню.