«Да, – ответил ему президент, – Враг невидим, но он затаился за каждым углом. Дорогие друзья, я как президент обещаю вам, что вскоре он будет полностью повержен, и вы, наконец, сможете спокойно гулять по улицам отвоёванных у него городов!»



«Это я вам тоже обещаю, – загадочно проговорил Борис, – только вы, дорогой Виктор Васильевич, этого уже не увидите».



Через десять минут речь наконец-то закончилась, и он смог опять продолжить свой путь по карте, которую он выучил наизусть. Он представил себе, как раньше той же дорогой ходил его дед, каждый день одной и той же дорогой, постепенно превращаясь из молодого и неопытного профессора в старого циничного революционера. По мере приближения к центру города, количество людей увеличивалось. Они шли и по тротуарам, и по проезжей части, у многих из них в руках были флаги Союзного Государства и портреты Правдина, дети бежали рядом, держа воздушные шарики, символизирующие Великое Освобождение и всеобщее безграничное счастье. «Им хорошо, – вдруг подумал Борис, – Странно, но среди этих лиц нет ни одного несчастного или недовольного. Они знают, что через несколько часов разойдутся по своим домам и будут ужинать своими продуктовыми наборами, радуясь тому, что исполнили свой гражданский долг, тому, что завтра по транслятору вновь объявят о стопроцентной поддержке их вечного президента, и их такая предсказуемая жизнь потечёт в своём обычном направлении, с ежечасной сводкой новостей, перерывами для развлечения и общения, с необременительной работой, за которую они получат деньги, чтобы вновь заказать себе свои третьи продуктовые наборы. Может быть, такое существование – это то, к чему всегда стремилось человечество? Жизнь улитки, переползающей из одного дня в другой, без малейших усилий, без будущего? Может быть, Государство, пребывавшее столько времени в состоянии войны, либо её последствий, наконец-то нашло ту точку равновесия, к которой оно так давно стремилось, которая позволила его жителям просто ходить по улицам, пусть всего лишь два раза в год, но не скрываясь от налётов, или озираясь вокруг в поисках пропитания, а просто идти вместе с остальными к своей примитивной цели». Борис долго всматривался в эти лица, но так и не нашёл в них ответов на свои вопросы.



Когда он, наконец, подошёл к университету, было чуть больше половины четвёртого. Приблизившись к зданию, окружённому парком, он вдруг почувствовал, что что-то не так. Да, определённо, забора здесь быть не должно. Забор значит ограничение доступа, и его пропуск мог не сработать для прохода внутрь. Борис поискал глазами входные ворота и направился к ним. Как он и предполагал, его встретила стойка саморегистрации, а сами ворота были снабжены панелью для микропропуска. Не готовый к такому повороту событий, Борис стоял и размышлял. Ему нужно было всего лишь приложить пропуск, чтобы узнать, осуществим ли вообще его план по захвату власти, или ему придётся просто пойти домой к надоевшим соседям и перловке. Борис засунул руку в карман, достал маленький чёрный квадратик и приложил его к считывателю. «Устройство не зарегистрировано для прохода в данное помещение. Осталось две попытки». Да, так он и думал. Конечно, в день Всенародного Голосования власти перекрыли доступ к половине объектов в городе, чтобы выпущенные из своих жилищ люди сильно не разбредались по нему. Это был конец. Обычный такой, заурядный конец всему. Борис, кажется, даже почувствовал какое-то облегчение, но злость и обида поднималась у него изнутри, и он готов был уже закричать, чтобы дать им волю, но тут он услышал позади себя какой-то странный скрип и шорох и окаменел. Кто это мог быть? Прохожий? Саморегистратор, который почему-то не был отключен в этот день? Ползающий боевой дрон? Но это был Славик. Всего лишь Славик. На велосипеде.



– Славик? Что ты здесь делаешь? Ты что, сдурел?

– Привет, Борис, – надменно произнёс сосед. – Как там в твоей книге? Ехали медведи на велосипеде? Сколько раз ты читал её? И неужели ни разу не задумывался, куда они ехали? Что заставило их сорваться со своих насиженных мест, выйти из берлог в неизвестность? Может быть… таинственное послание из прошлого, которое один из них прочитал и случайно оставил открытым на своём устройстве?

– Славик, ты же не…?

– Прочитал. От начала и до конца. И вот моё мнение: твой дед – абсолютно сумасшедший фанатик, полностью потерявший связь с реальностью. Люблю таких.

– Славик, это не то, что ты подумал, это просто…

– Да брось ты, сосед. Я, конечно, слишком молод и не слишком умён, но что-то в этой жизни ещё понимаю.

– Ты проголосовал?

– Ага.

– Тогда иди домой. Хочешь, вместе пойдём? – с надеждой предложил Борис.

– А как же завещание любимого дедушки? Последняя, так сказать, воля загубленного революционера?

– Славик, нет никакой воли, это просто шутка.

– Хорошая шутка. Я бы даже сказал, смешная. Знаешь, Борис, да ты просто трус. Ты не можешь даже взять и хотя бы попробовать сделать что-то, кроме отсиживания своей задницы и рисования тупых и ничего не значащих танков. В тебе нет внутреннего конфликта, Борис, и ты никогда, понимаешь, никогда не найдёшь свой катарсис. Эх, был бы это мой дед! Вот я бы тогда развернулся!

– Какая разница, кто чей дед? Эти уроды все перекрыли. Конец революции. Все. Наигрались.

– А что если я скажу тебе, что у меня есть кое-что для тебя. Кое-что, о чём ты, конечно же забыл?

– Что?

– Микропропуск. Третьего уровня доступа.

– К чему ты клонишь? Хочешь сказать, что ты можешь открыть эту дверь?

– Я могу практически всё, Борис. Иди, делай то, что велит тебе совесть. Пропуск я тебе дам.

– А маршрутный лист? Вряд ли эта железка откроется без маршрутного листа, – колебался Борис.

– И об этом я тоже позаботился, – гордо воскликнул Славик. – Когда я узнал, что половину города перекроют на День Голосования, я заранее выписал себе маршрутный лист на все городские объекты. Ну что, пойдёшь внутрь, или будешь дальше искать отговорки?

– А ты? Ты должен пойти со мной, чтобы открыть дверь изнутри.

– Я же сказал, что отдам тебе этот пропуск. Мне он уже не нужен.

– Почему? Как ты войдёшь в квартиру?

– Я не пойду домой. Борис, я поеду кататься на велосипеде по городу. Как тебе кажется, нормальная идея?

– Может быть ты, наконец-то перестанешь валять дурака и объяснишь мне, что происходит? – Борис почти закричал от внезапно нахлынувшей ярости.

– Да, ты прав, – согласился Славик. – Слушай, ты ведь спросил меня, проголосовал я, или нет. Но ты не спросил главного – за кого я отдал свой голос.

– А что, разве есть варианты?

– Я же говорил тебе, мой юный друг, варианты есть всегда, даже когда кажется, что их нет. Я нашёл свой вариант, то есть, мне подсказал его твой дед. И я назвал имя. Единственное имя, которое пришло мне в голову. Имя, которое нельзя произносить.


– Да что за имя ты назвал, придурок? – с уже нескрываемым раздражением прорычал Борис.

– Я подошёл к стойке для голосования и сказал им: «Я, гражданин Вячеслав Лебедев, внутренний код 343-АТ2917, отдаю свой голос за Сергея Анатольевича Малинина». Представь, как они обосрутся! Нет, ты только подумай, имя, которое они не слышали 50 лет, человек, который просто исчез, вдруг появился из ниоткуда и, главное, в этот торжественный день, когда они готовятся праздновать очередную победу!

– Славик, ты шутишь, или ты совсем идиот? Они же могут ликвидировать тебя, как только получат информацию!

– Не могут, а именно это и сделают! Да, Бориска, они убьют меня. Но, послушай, это же не самое страшное, правда?

– Слав, я не дам им. Я клянусь, как только я отключу всё оборудование, я первым делом…

– Спасибо за заботу, Борюнчик, но ты не успеешь. Они не дадут мне далеко уйти, они боятся, что я разнесу эту заразу. Да и не надо меня спасать. Понимаешь, Борис, я всю жизнь искал свой катарсис и думал, что я родился в неправильное время в неправильном месте. В Союзном Государстве катарсисы, как известно, не водятся, им здесь, мягко говоря, не рады. А сейчас я вдруг понял: вот он. Мой единственный шанс сделать что-то необычное, какую-то фатальную глупость, совершить абсолютно иррациональную, но мою, собственную, личную ошибку. Борис, я отдам тебе пропуск, а потом поеду кататься на велосипеде и буду ездить до тех пор, пока меня не догонит самоизолятор и не растворит в своём желудочном соке. Можешь, кстати, мне памятник поставить. Скромненький такой памятничек своему верному другу и соратнику. Эх, жаль, я не смогу сам его спроектировать. Ну ладно, мне пора. Не забудь выбросить микропропуск, а то мало ли что…



Он сунул Борису пропуск, сел на свой странный велосипед и вскоре совсем пропал из вида, скрывшись за углом университетского парка.



«Славик… Как же так… Глупый, самодовольный, надоедливый Славик… Нет, он и тут сумел меня обойти. Воспользовался моментом, чтобы уйти красиво, так, как уходят только герои и идиоты. Я же ведь так за все эти годы толком и не узнал его. Раздражался, завидовал, пытался хоть в чём-то стать лучше, но так и не увидел твой внутренний конфликт. И, наверное не увидел бы никогда, если бы не этот твой абсолютно непредсказуемый поступок. Не за этим ли ты его совершил? В любом случае, я буду скучать по тебе, сосед».





4


Борис шёл по дорожке университетского парка и искал глазами телефонную будку. Всё заросло уже начавшей желтеть травой и молодыми деревьями. Будки не было. В том месте, куда показывал навигатор тоже была трава, и только небольшая каменная площадка, проглядывающая из зарослей, давала понять, что раньше здесь что-то стояло. Борис начал беспорядочно втыкать лопату в разные места вокруг этой площадки, пока не наткнулся на что-то твёрдое. Откопав небольшую железную коробочку, он увидел, что из неё выходили два провода, которые вели к воротам с устройством считывания микропропусков. Борис вдруг понял, что какой-то неизвестный умелец пробрался в парк и переподключил контейнер к городской линии, которая снабжала электричеством ворота. «Интересно, кто же это мог быть? Он до сих пор жив?», – подумал Борис.



Он ввел пароль, оставленный ему в инструкции дедом, что-то щёлкнуло, и контейнер открылся. Под крышкой была небольшая прямоугольная коробочка, к которой вёл провод питания. Сбоку мигал красным небольшой светодиод, а прямо под ним было отверстие, из которого торчала карта памяти, такая же, как та, которую Борис вытащил из головы слоника 10 лет назад. Он аккуратно поддел её ногтем, и, с небольшим усилием, достал и зажал в руке.



Одновременно с этим, на другом конце города, шестидесятипятилетний полноватый мужчина в очках с толстыми линзами подпрыгнул на своём стуле, и сердце его забилось так, что он испугался инфаркта.

– Не может быть! – закричал он. – Нет, надо всё проверить, это просто невероятно… Нет, всё верно… Карту извлекли… Карту извлекли! Лиза! Лиза!

Его жена влетела в комнату.

– Костя что такое? Тебе плохо? Самопомощь…

– Лиза, у него получилось! Владимир Иванович был прав! Лиза, почти сорок лет, представляешь, тридцать четыре года, если быть точным, и он смог! Третий уровень доступа, я думал, надежды нет. Думал, что я зря все эти годы следил, напрасно ходил тогда, восстанавливал питание… Сейчас-сейчас, подожди, дай собраться с мыслями…

– Костя, что ты такое несёшь? У кого получилось, какой третий уровень доступа?

– Я потом всё объясню. Сейчас надо готовиться. Скоро случится что-то совершенно необыкновенное, и нам очень повезло, что мы дожили до этого момента. Как жаль, что нам уже так много лет… Иначе я бы сейчас сам… Но нет, надо готовиться. Думаю, от трёх до пяти часов. Лиза, скоро этого ничего не будет! Ни трансляторов, ни саморегистраторов, ни закрытых дверей, представляешь, ничего! Мы будем свободны!



И Константин Федорович, по старой привычке отгрызая по кусочку ноготь на большом пальце, начал готовиться стать свободным.





5


Борис вышел из парка, и автоматическая дверь заблокировалась у него за спиной. 16:00. Время возвращаться домой. Но он почему-то стоял у ворот и не мог заставить себя сделать первый шаг. Несколько людей прошли мимо, и Борис заволновался. Он внимательно осмотрел их, но не увидел ничего, кроме обычных прохожих, прогуливающихся рядом с парком. Но одна фигура привлекла его внимание. Это была старушка, и Борис понял, что она напоминает ему Юлиану Павловну, такая же маленькая и сухая, чуть сгорбленная и немного сутулая, с аккуратно причёсанными седыми волосами. Борис стоял и смотрел на старушку, как вдруг заметил, что она направляется к нему. Бежать было некуда, и он стал лихорадочно рыться в рюкзаке, как будто забыл, или проверял что-то. Старушка приблизилась, сдвинула на нос свои не лишённые элегантности очки и внимательно посмотрела на него.



– Молодой человек, а вы случайно не Борис? – неожиданно спросила она.

– Что, простите? Кто?

– Не Борис, говорю?

– Н-н-нет, не Борис.

– Ну здравствуйте, не Борис. А я не Надежда, как там меня… Петровна? Константиновна? Васильевна? А, впрочем, какая разница? Будем не знакомы. Я, видите ли, два раза в год сюда прихожу, пока ноги держат, но в первый раз вижу кого-то у этих ворот. Зачем прихожу, спрашиваете? А я и сама не помню. Всё жду кого-то… То ли Бориса, то ли не Бориса. А зачем он мне, я и сама не знаю. Понимаете, мне стёрли память. Пришли домой, забрали в какое-то страшное место и долго стирали, стирали, стирали… Вот, посмотрите, – и она показала Борису свои руки с торчащими в разные стороны пальцами, как будто переломанными в нескольких местах, – Я не помню, что я им тогда говорила, но, кажется, они остались довольны. И в благодарность лишили меня воспоминаний. Но какого-то Бориса, нет, Владимира, нет, всё-таки, наверное, Бориса, я ещё помню. И это место… Как будто что-то тянет меня сюда каждый раз, когда открываются двери. И я иду, а что мне остаётся делать-то? И вы, молодой человек, наверное, поэтому пришли. Что-то позвало вас, да?

– Нет, я просто гулял. Знаете, я уже пойду, – стараясь не показывать раздражения сказал Борис, – Мне голосовать надо.