– Вот я и подумал, что, может, дадите десяток солдат для охраны? – Староста испытующе поглядел на Артема. Не заметив пренебрежения, продолжил: – А мы тоже в долгу не останемся, чем можем, поможем. Среди нас хорошие охотники. Обеспечим провиантом и молочком… Мехами поделимся. У нас скорняки отменные. Что скажете?
– Да не вопрос, Турган, дам я десяток, чтобы сопроводить ваш караван. Еще кошке своей прикажу охранять. Когда думаете выдвигаться?
– Так через седмицу и тронуться можно. Туда дня три, обратно дней десять. За две седмицы управимся. Спасибо, что не отказали. И вот еще что… – Староста обвел глазами скудную обстановку комнаты. – Вижу, вы один. Дам я вам двух кухарок в помощь. И уберут, и постирают, и приготовят. Есть пара вдов… – Староста хитровато взглянул на Артема, но тот спокойно выдержал взгляд и ответил:
– Это было бы хорошо, Турган, баба, она всяко лучше денщика готовит…
– И мне бабу… – Из-под стола показался Свад и залез на свободный табурет. Нагло посмотрел на старосту и грозно, как ему самому казалось, произнес: – Иначе прокляну. Молоко скиснет. Вот.
– И домовенок ваш тут? – как ни в чем не бывало улыбнулся староста. – Проказник, всем бабам под юбки заглядывал. И били его… Вы ему молочка в блюдце налейте…
– Ты себе молока налей, кривошип с бородой, – огрызнулся Свад. – Я помогу со стеклодувом. Выберу молодых парней и обучу.
– А ты умеешь стекло делать? – удивился Артем.
– А что там уметь? – небрежно отмахнулся Свад. – Бери да делай.
Староста некоторое время молча смотрел на коротышку, потом спокойно заговорил:
– А ведь есть у меня для тебя девица, домовой. Чуть больше тебя, но это не страшно. – Заметив удивленный взгляд Артема и сильно заинтересованный – Свада, ухмыльнулся: – Сирота у нас одна есть. Калека.
– Зачем мне калека?! – возмутился Свад. – Мне здоровую давай. Вот с такими сиськами! – Коротышка показал руками, какие должны быть вторичные половые признаки у женщины.
– Так она здоровая, только четверть человека. А сиськи как раз такие и есть, – не смутился староста.
– Зачем мне четверть? Мне целая нужна.
– Девушка целая, только не выросла. Калека она с детства. Семнадцать весен. Самый сок. Ее мать заболталась с бабами, да не усмотрела, в колодец дочку уронила, и та что-то себе при падении повредила. Отец как узнал, так мать у колодца и прибил. А его самого жандармы забрали. Больше мы его не видели, а девочку спасли, вырастили. Только она расти перестала. И с детства у нее дар открылся лекарский. На кого руку положит, тот и выздоравливает. Хоть человек, хоть животина. Мы ее от инквизиции по подвалам прятали. Тем только дай повод, сожгут сразу и скажут «одержимая».
– Я не видел у вас карлиц, – удивился известию Артем. – И не выдал никто?
– А мы ее прятали всю дорогу. А теперь уже и не надо. Лушей ее зовут. В моем доме теперича поселил ее. А насчет выдачи, так дурней у нас нет. – И как само собой разумеющееся добавил: – Кто же лекарку предавать будет?
– В твоем доме? – Гремлун заерзал на табурете.
Староста глянул на гремлуна, нахмурился и тихо произнес:
– Если обидишь девочку, пеняй на себя. Найдем, не спрячешься.
Свад возмущенно выпятил грудь:
– Как ты мог такое подумать! Гремлун ребенка не обидит.
– Да? – язвительно спросил Артем. – А это что? – И показал свою руку. – Может, там тоже твоя работа?
– Да ты что? Я ее не видел и не знаю. Да пошли вы все по нисходящей амплитуде графика моих ценностей… – Разгневанный и оскорбленный гремлун слез с табурета и растворился в воздухе.
– Он что, и у вас в лагере бывал? – спросил Артем.
– Бывал, – усмехнулся староста. – Пугал баб и требовал самогон. Меня обозвал как-то странно… Катагеном недоделанным.
– Может, котангенсом?
– Вот! Точно, им. Ученый, стервец.
Староста глубоко вздохнул, хлопнул широкими ладонями себя по коленям и поднялся.
– Так я пойду распоряжусь насчет вдов.
Артем, думая о своем, кивнул:
– Ага, иди.
Сотрудничество с поселенцами сулило выгоду. Надо отношения развивать. И подумать о том, чтобы солдаты, живущие без женской ласки, не насильничали крестьянок. Но не публичный же дом здесь обустроить?..
Староста ушел, а Артем, ничего не придумав, сел дописывать донесение. Но дописать ему снова не дал Козьма.
Он заглянул, огляделся и, загадочно улыбаясь, сообщил:
– Мессир, банька готова, прошу париться.
После дороги и купания в грязной воде грота у Артема чесалось все тело. Услышав о бане, он радостно поднял голову. Но рад был не только он.
– Баня – это хорошо! – проговорил неожиданно появившийся Иль. – Пошли, Артем, дорожную пыль смоем.
– Вам-то она зачем, господин бог? Вы же нематериальный.
– Еще какой материальный. И чувствую, как материальный, и чешусь, и… но это, впрочем, не важно. Бери полотенце, и пошли.
– Сейчас пойдем. Козьма, не уходи.
Денщик вошел и остановился у стола. Хранителя он не видел. Внимательно и преданно посмотрел на мага.
– Козьма, староста двух женщин пришлет готовить и убирать у меня. Боюсь, как бы солдаты обижать не стали.
– Этих забижать не будут, – ответил рассудительный Козьма.
– А других селянок? Как обычно происходит в крепостях?
– Обычно? Так по-разному. Смотря какой порядок будет. Ежели командир попускает, то могут и снасильничать. Тех мужиков, что будут из-за этого бунтовать, повесят. Остальные терпеть будут.
– То есть насильничали всегда? – уточнил Артем.
Козьма, который не видел в этом большой беды, только пожал плечами.
– Дело житейское, – спокойно пояснил он. – Крестьяне, они ж кто?.. – Продолжать не стал, но Артему и так стало понятно. Крестьяне как скот: прав не имели. Потому и считалось обычным делом насиловать их баб. – Обычно староста, – продолжил денщик, – выделял для этого дела вдовушек и перезрелок, кого замуж не взяли… И все были довольны.
– А в Хволе как делали? – уточнил Артем.
– Там вешали солдата, коли снасильничал, там начальства много. Но здесь не Хволь… А вообще в городе был дешевый женский дом. Там наш брат все жалованье спускал.
– Иль, как быть? – спросил Артем.
Хранитель не успел открыть рот, как, дымя сигаретой в мундштуке, рядом с хранителем появилась все та же неизвестная красавица, что встречалась с ним ранее. Артем так и не знал, кто она, откуда появляется и что хочет, но побаивался ее обаяния и легкого терпкого запаха женского желания, смешанного с потом.
– Артем, голубчик, – томно, с грудным придыханием произнесла дама. – Не беспокойся о таких вещах. Эту заботу я взвалю на свои хрупкие плечи… Ты вот что, – она затянулась, выпустила дым и улыбнулась невероятно обворожительной улыбкой, – лучше иди спать и выпусти Артамчика…
Женщина рассмеялась, ее бархатистый смех, лаская слух, прокатился по комнате, волосы немного растрепались, и наружу показались маленькие рожки.
«Ведьма!» – подумал Артем и провалился в забытье.
Глава 10
Артем, наученный горьким опытом недооценки возможностей дикарей, быстро спрятался за камень. Упал, вжался в землю и затаился. Он мысленно твердил свою мантру, которая однажды уже помогла ему слиться с местностью и остаться незамеченным:
– Я камень. Я просто камень…
Эту способность слияния с природой дал ему в благодарность за спасение Иль. Сначала Артем не понял, что за подарок он получил. Зачем ему сливаться? Он не бабочка и не цветок. Но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят…
Его отстраненные мысли прервал тихий шорох. Мимо тихо прошелестели шаги.
«Один! – догадался Артем. – Все-таки они меня потеряли». Он скосил глаза и увидел ноги, обутые в мягкие короткие сапоги из оленьей кожи. Дикари любили эту обувь, пришлась она по душе и Артему. Дикарь стоял рядом, в полушаге от камня, и не видел Артема.
«Недоумевает, где я, – догадался Артем. – Как переменчива, оказывается, жизнь!»
Еще недавно он был охотником, затем дичью, потом вновь охотником, а теперь его загоняли, как зайца. Загоняли умело, оставляя единственный путь, который, как понимал Артем, вел в ловушку. Артем покрепче сжал в руке свой костяной нож. У того открылась новая способность. Он вводил человека, в которого вонзался, в болевой шок. Раненый замирал и секунд десять не мог не только пошевелиться, но даже вздохнуть. Это очень пригодилось. Артем без размаха вонзил нож в икру дикаря и вскочил. Дикарь с топором в руке застыл, открыв рот, и широко распахнутыми глазами уставился в землю. При этом он не видел Артема и ничего сделать не мог. Слишком неосторожно подобрался близко.
Следующий удар пришелся по шее. Молниеносно отскочив, Артем спрятался за большой валун с другой стороны и присел на корточки.
Дикарь стоял неподвижно, а из его шеи бил фонтан крови.
«Пятый», – мысленно подсчитал Артем. Он не обращал внимания на раненого дикаря, знал, что тот через несколько секунд умрет.
Из кустов тенью выметнулась Лариска. Сбила дикаря на землю и стала жадно лакать вытекающую кровь. Артем равнодушно отвернулся, закрыл глаза и сосредоточился. Потянулся к образу шамана и почувствовал, как часть его души оторвалась от тела. Теперь он уже не боялся этого состояния. В теле остался Артам и с ним их связующая нить судьбы. Она-то и держала сознание Артема на тонком, но крепком поводке. А в первый раз он так струхнул, как если бы на высоте десятиэтажного дома вдруг остался без видимой опоры под ногами. В тот раз, получив шок, он, боясь пошевелиться, завис над телом.
Невольно он вспомнил, как все начиналось…
Утро после бани не предвещало ничего плохого. Он проснулся на сероватых льняных простынях и некоторое время не мог понять, где он. Свет проникал через бойницу, вырывая из сумрака комнаты часть стола, пола и кусочек двери.
Причем у двери лежал сплетенный из разноцветных полосок половичок.
«Так, я в своей комнате, в крепости», – вспомнил он и с удивлением ощупал простыню, затем одеяло. Мягкое, как у него дома, из пера птицы. Но этого мало, под головой была подушка, и рядом еще одна, точно такая же, как на которой он спал, и она была… примята.
– Да не вопрос, Турган, дам я десяток, чтобы сопроводить ваш караван. Еще кошке своей прикажу охранять. Когда думаете выдвигаться?
– Так через седмицу и тронуться можно. Туда дня три, обратно дней десять. За две седмицы управимся. Спасибо, что не отказали. И вот еще что… – Староста обвел глазами скудную обстановку комнаты. – Вижу, вы один. Дам я вам двух кухарок в помощь. И уберут, и постирают, и приготовят. Есть пара вдов… – Староста хитровато взглянул на Артема, но тот спокойно выдержал взгляд и ответил:
– Это было бы хорошо, Турган, баба, она всяко лучше денщика готовит…
– И мне бабу… – Из-под стола показался Свад и залез на свободный табурет. Нагло посмотрел на старосту и грозно, как ему самому казалось, произнес: – Иначе прокляну. Молоко скиснет. Вот.
– И домовенок ваш тут? – как ни в чем не бывало улыбнулся староста. – Проказник, всем бабам под юбки заглядывал. И били его… Вы ему молочка в блюдце налейте…
– Ты себе молока налей, кривошип с бородой, – огрызнулся Свад. – Я помогу со стеклодувом. Выберу молодых парней и обучу.
– А ты умеешь стекло делать? – удивился Артем.
– А что там уметь? – небрежно отмахнулся Свад. – Бери да делай.
Староста некоторое время молча смотрел на коротышку, потом спокойно заговорил:
– А ведь есть у меня для тебя девица, домовой. Чуть больше тебя, но это не страшно. – Заметив удивленный взгляд Артема и сильно заинтересованный – Свада, ухмыльнулся: – Сирота у нас одна есть. Калека.
– Зачем мне калека?! – возмутился Свад. – Мне здоровую давай. Вот с такими сиськами! – Коротышка показал руками, какие должны быть вторичные половые признаки у женщины.
– Так она здоровая, только четверть человека. А сиськи как раз такие и есть, – не смутился староста.
– Зачем мне четверть? Мне целая нужна.
– Девушка целая, только не выросла. Калека она с детства. Семнадцать весен. Самый сок. Ее мать заболталась с бабами, да не усмотрела, в колодец дочку уронила, и та что-то себе при падении повредила. Отец как узнал, так мать у колодца и прибил. А его самого жандармы забрали. Больше мы его не видели, а девочку спасли, вырастили. Только она расти перестала. И с детства у нее дар открылся лекарский. На кого руку положит, тот и выздоравливает. Хоть человек, хоть животина. Мы ее от инквизиции по подвалам прятали. Тем только дай повод, сожгут сразу и скажут «одержимая».
– Я не видел у вас карлиц, – удивился известию Артем. – И не выдал никто?
– А мы ее прятали всю дорогу. А теперь уже и не надо. Лушей ее зовут. В моем доме теперича поселил ее. А насчет выдачи, так дурней у нас нет. – И как само собой разумеющееся добавил: – Кто же лекарку предавать будет?
– В твоем доме? – Гремлун заерзал на табурете.
Староста глянул на гремлуна, нахмурился и тихо произнес:
– Если обидишь девочку, пеняй на себя. Найдем, не спрячешься.
Свад возмущенно выпятил грудь:
– Как ты мог такое подумать! Гремлун ребенка не обидит.
– Да? – язвительно спросил Артем. – А это что? – И показал свою руку. – Может, там тоже твоя работа?
– Да ты что? Я ее не видел и не знаю. Да пошли вы все по нисходящей амплитуде графика моих ценностей… – Разгневанный и оскорбленный гремлун слез с табурета и растворился в воздухе.
– Он что, и у вас в лагере бывал? – спросил Артем.
– Бывал, – усмехнулся староста. – Пугал баб и требовал самогон. Меня обозвал как-то странно… Катагеном недоделанным.
– Может, котангенсом?
– Вот! Точно, им. Ученый, стервец.
Староста глубоко вздохнул, хлопнул широкими ладонями себя по коленям и поднялся.
– Так я пойду распоряжусь насчет вдов.
Артем, думая о своем, кивнул:
– Ага, иди.
Сотрудничество с поселенцами сулило выгоду. Надо отношения развивать. И подумать о том, чтобы солдаты, живущие без женской ласки, не насильничали крестьянок. Но не публичный же дом здесь обустроить?..
Староста ушел, а Артем, ничего не придумав, сел дописывать донесение. Но дописать ему снова не дал Козьма.
Он заглянул, огляделся и, загадочно улыбаясь, сообщил:
– Мессир, банька готова, прошу париться.
После дороги и купания в грязной воде грота у Артема чесалось все тело. Услышав о бане, он радостно поднял голову. Но рад был не только он.
– Баня – это хорошо! – проговорил неожиданно появившийся Иль. – Пошли, Артем, дорожную пыль смоем.
– Вам-то она зачем, господин бог? Вы же нематериальный.
– Еще какой материальный. И чувствую, как материальный, и чешусь, и… но это, впрочем, не важно. Бери полотенце, и пошли.
– Сейчас пойдем. Козьма, не уходи.
Денщик вошел и остановился у стола. Хранителя он не видел. Внимательно и преданно посмотрел на мага.
– Козьма, староста двух женщин пришлет готовить и убирать у меня. Боюсь, как бы солдаты обижать не стали.
– Этих забижать не будут, – ответил рассудительный Козьма.
– А других селянок? Как обычно происходит в крепостях?
– Обычно? Так по-разному. Смотря какой порядок будет. Ежели командир попускает, то могут и снасильничать. Тех мужиков, что будут из-за этого бунтовать, повесят. Остальные терпеть будут.
– То есть насильничали всегда? – уточнил Артем.
Козьма, который не видел в этом большой беды, только пожал плечами.
– Дело житейское, – спокойно пояснил он. – Крестьяне, они ж кто?.. – Продолжать не стал, но Артему и так стало понятно. Крестьяне как скот: прав не имели. Потому и считалось обычным делом насиловать их баб. – Обычно староста, – продолжил денщик, – выделял для этого дела вдовушек и перезрелок, кого замуж не взяли… И все были довольны.
– А в Хволе как делали? – уточнил Артем.
– Там вешали солдата, коли снасильничал, там начальства много. Но здесь не Хволь… А вообще в городе был дешевый женский дом. Там наш брат все жалованье спускал.
– Иль, как быть? – спросил Артем.
Хранитель не успел открыть рот, как, дымя сигаретой в мундштуке, рядом с хранителем появилась все та же неизвестная красавица, что встречалась с ним ранее. Артем так и не знал, кто она, откуда появляется и что хочет, но побаивался ее обаяния и легкого терпкого запаха женского желания, смешанного с потом.
– Артем, голубчик, – томно, с грудным придыханием произнесла дама. – Не беспокойся о таких вещах. Эту заботу я взвалю на свои хрупкие плечи… Ты вот что, – она затянулась, выпустила дым и улыбнулась невероятно обворожительной улыбкой, – лучше иди спать и выпусти Артамчика…
Женщина рассмеялась, ее бархатистый смех, лаская слух, прокатился по комнате, волосы немного растрепались, и наружу показались маленькие рожки.
«Ведьма!» – подумал Артем и провалился в забытье.
Глава 10
Артем, наученный горьким опытом недооценки возможностей дикарей, быстро спрятался за камень. Упал, вжался в землю и затаился. Он мысленно твердил свою мантру, которая однажды уже помогла ему слиться с местностью и остаться незамеченным:
– Я камень. Я просто камень…
Эту способность слияния с природой дал ему в благодарность за спасение Иль. Сначала Артем не понял, что за подарок он получил. Зачем ему сливаться? Он не бабочка и не цветок. Но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят…
Его отстраненные мысли прервал тихий шорох. Мимо тихо прошелестели шаги.
«Один! – догадался Артем. – Все-таки они меня потеряли». Он скосил глаза и увидел ноги, обутые в мягкие короткие сапоги из оленьей кожи. Дикари любили эту обувь, пришлась она по душе и Артему. Дикарь стоял рядом, в полушаге от камня, и не видел Артема.
«Недоумевает, где я, – догадался Артем. – Как переменчива, оказывается, жизнь!»
Еще недавно он был охотником, затем дичью, потом вновь охотником, а теперь его загоняли, как зайца. Загоняли умело, оставляя единственный путь, который, как понимал Артем, вел в ловушку. Артем покрепче сжал в руке свой костяной нож. У того открылась новая способность. Он вводил человека, в которого вонзался, в болевой шок. Раненый замирал и секунд десять не мог не только пошевелиться, но даже вздохнуть. Это очень пригодилось. Артем без размаха вонзил нож в икру дикаря и вскочил. Дикарь с топором в руке застыл, открыв рот, и широко распахнутыми глазами уставился в землю. При этом он не видел Артема и ничего сделать не мог. Слишком неосторожно подобрался близко.
Следующий удар пришелся по шее. Молниеносно отскочив, Артем спрятался за большой валун с другой стороны и присел на корточки.
Дикарь стоял неподвижно, а из его шеи бил фонтан крови.
«Пятый», – мысленно подсчитал Артем. Он не обращал внимания на раненого дикаря, знал, что тот через несколько секунд умрет.
Из кустов тенью выметнулась Лариска. Сбила дикаря на землю и стала жадно лакать вытекающую кровь. Артем равнодушно отвернулся, закрыл глаза и сосредоточился. Потянулся к образу шамана и почувствовал, как часть его души оторвалась от тела. Теперь он уже не боялся этого состояния. В теле остался Артам и с ним их связующая нить судьбы. Она-то и держала сознание Артема на тонком, но крепком поводке. А в первый раз он так струхнул, как если бы на высоте десятиэтажного дома вдруг остался без видимой опоры под ногами. В тот раз, получив шок, он, боясь пошевелиться, завис над телом.
Невольно он вспомнил, как все начиналось…
Утро после бани не предвещало ничего плохого. Он проснулся на сероватых льняных простынях и некоторое время не мог понять, где он. Свет проникал через бойницу, вырывая из сумрака комнаты часть стола, пола и кусочек двери.
Причем у двери лежал сплетенный из разноцветных полосок половичок.
«Так, я в своей комнате, в крепости», – вспомнил он и с удивлением ощупал простыню, затем одеяло. Мягкое, как у него дома, из пера птицы. Но этого мало, под головой была подушка, и рядом еще одна, точно такая же, как на которой он спал, и она была… примята.