Как правило, звонки совершались в пяти метрах от палатки – там был достаточно устойчивый прием. На этот раз Абуджа, захватив с собой Питера и пару сопровождающих, предложил прогуляться чуть дальше по тропе. Он объяснил это тем, что в лагере гости, и он не хочет, чтобы кто-то узнал, что здесь иностранцы. Мы прошли метров пятьдесят, но Сеть не ловила, и нас повели еще дальше от лагеря. Вскоре нас догнал Гоблин. Его присутствие меня несколько успокоило, поскольку присутствие здесь сразу трех командиров говорило о том, что в данный момент вряд ли кто-то будет разыгрывать какие-либо сценарии. Сложно было себе представить толстых Абуджу и Гоблина прыгающими под пулями по кустам, но для большего успокоения мы с Костей старались держаться между ними.
В итоге мы позвонили Ангелу и сказали, что боевики просят 200 млн найра. Наши тут же начали играть в «не слышал, не понял», и связь опять оборвалась. Набрали еще раз и попросили перезвонить (убили кредит на телефоне). Ждали минут двадцать, но ответа не было.
Вернулись к лагерю. Послали за картой для пополнения баланса. Гоблин забил ее себе на телефон вместо Абуджиного. Вместе они пытались перевести деньги, но ничего не получалось. Абуджа кричал на него.
Со стороны тропы, по которой мы пришли, доносились шелест кустов и бряцанье оружия. Все это время я следил за Питером, который делал знаки в ту сторону, откуда доносились эти звуки, означающие: «Свалите отсюда». Вероятно, группа бандитов, которая утром ушла из лагеря, потеряв терпение, подошла слишком близко в ожидании начала исполнения сценария – они не знали, что планы к этому времени поменялись. Несмотря на это, мы старались держаться как можно ближе к «веселой троице»[28]. Бандиты с телефона Гоблина попытались отправить смс, где написали, что им нужно 200 млн найра, и потребовали подтверждение о получении сообщения, но отправить его не удалось, потому что телефон переговорщиков не принимал. В итоге нас отправили обратно в палатку. Мы, кажется, даже успели задремать, когда услышали шум мотора. Вскоре лодка ткнулась в берег метрах в десяти от палатки, послышались окрики. Кто-то дернул затвор. В лагере забегали. Наши охранники переговаривались, что приехал король Опобо[29]. Кто-то из верхнего лагеря крикнул, чтобы с Королем на берег сошел только один сопровождающий и без оружия; требование сопровождалось щелчком затвора. Да, встреча не слишком радушная. Разговор с королем вели прямо на берегу, метрах в десяти от нашей палатки. По-видимому, его и усадили у толстого ствола дерева.
– Окажите уважение королю! – крикнул кто-то из приехавших, но его проигнорировали.
К ним вышел Питер с тремя пулеметчиками.
– Зачем приехали, Ваше величество? Не надо сюда приезжать, мы не звали вас!
– Вы зашли слишком далеко. Я прошу вас отпустить иностранцев. – Король говорил негромко, но уверенно.
Пулеметчики заржали. Голос Питера сорвался на визгливые нотки:
– У себя будете командовать! Здесь я хозяин, и я решаю, что и с кем делать! Давайте проваливайте, пока наше уважение к вам не закончилось!
– Не говорите так с королем! – закричали из лодки. Вместо ответа на берегу снова клацнули затворы, на этот раз пулеметные.
– Лучше езжайте, Ваше величество, а то как бы не вышло чего! Нам не о чем говорить.
Аудиенция была окончена. У меня в душе теплилась благодарность к Королю Опобо. Я не знаю, что им двигало и на что он надеялся. Но он проделал опасный путь и попытался поучаствовать в нашей судьбе. Это заслуживало уважения.
Вечером нам удалось дозвониться до группы переговорщиков и попросить их перезвонить. Но ответа снова не было. Позвонили опять, и я начал объяснять, что ситуация тупиковая, лагерь ликвидируется, в понедельник убили всех местных заложников, и группа готова разбегаться. Нас либо грохнут, либо, если сейчас за нас готовы заплатить, продадут.
В ответ сказали: «Не паникуйте, никто ничего с вами не сделает, идет игра». Я сказал, что их игра уже зашла в тупик, и неплохо бы понять, кто в ней побеждает, потому что это явно не мы. Переговорщики стали требовать поговорить с Костей. Абуджа сказал, что Костя в коме и говорить не может, но после неоднократных требований сдался. Он сказал, что если переговорщики гарантируют, что необходимая сумма денег собрана, то он даст им поговорить. Костя практически слово в слово повторил все, что говорил я. Его спрашивали, принесли ли нам лекарства и не появлялся ли человек с перевязанной рукой. Мы оба осознавали, что это может быть последний звонок и последний шанс все объяснить. Ощущения, что нас понимают, не было. Я сказал нашим, что, по-видимому, один из нас разговаривает с ними в последний раз, но, поскольку мы не знаем, кто, то просим оба: если с нами что-то случится, чтобы не оставили наши семьи. Теперь я понимаю, что никто бы о них не позаботился, и денег страховых тем более никто не получил бы. Нет тела – нет денег. Телефон у нас отобрали и стали снова требовать подтверждения, что есть 200 млн найра выкупа. Апогеем разговора стала фраза:
– Но мы же уже заплатили!
От нее у наших похитителей просто отвалились челюсти. Немая сцена. После почти минутного молчания разговор возобновился криками:
– Кому заплатили?!
Ответа, по всей видимости, они не получили. Связь снова пропала, и неоднократные попытки ее восстановить ничего не дали. Оставалась еще одна, последняя попытка – звонок послу РФ. Поскольку кредит на телефоне уже заканчивался, я начал с самого важного: попросил посла полномочиями, данными ему государством, принять наши с Костей завещания. Потом я объяснил, что ситуация тупиковая, и если сегодня не поступит подтверждение, что есть 200 млн найра, то одного из нас, скорее всего, к утру убьют. В ответ посол сказал, что сделает все возможное. Потом попросил переговорить с Костей, которого постарался ободрить, и, наконец, попросил передать трубку бандитам, сказав, чтобы они воздержались от необдуманных действий, ведь Россия сейчас сильная страна, и если с нами что-то случится, то им не поздоровится. Сам того не зная, он подтвердил мою «сказку» про «отряд возмездия».
После всех переговоров Абуджа сказал, что особо никаких результатов не видит и завтра ему нужно будет уехать к своей семье на праздники, а его тут напрягают продолжать переговоры. Он жаловался, что потратил на нас много денег, покупая воду и еду. Я попросил его подождать и сказал, что завтра что-нибудь обязательно произойдет.
Абуджа обратил внимание, что мы с Костей играем в шашки, и предложил мне вечером сыграть партию. Играл он сильно, и я, проиграв первую партию, предложил ему сыграть в поддавки. Объяснил нехитрые правила. Теперь партию проиграл он, а проигрывать, видимо, он очень не любил. Сказав, что уже поздно и пора спать, он в задумчивости растянулся на полу. Этот его проигрыш стал, можно сказать, ключевым в нашей истории и положил начало долгожданной полосе везения.
Вокруг палатки еще продолжались шевеления с обсуждением сценария «нападения» на лагерь. Кто-то из пулеметчиков зашел со стороны стенки, к которой прилегал наш с Костей матрац, и пальцем пытался нащупать его уровень, чтобы определить, где мы лежим. Этим хождениям положил конец Абуджа, приказавший всем идти спать.
13 февраля 2009 года утром никаких новостей не было. К обеду Абуджа сказал, что больше ждать не будет, ему надо ехать домой. С ним вдруг засобирался и Питер. Они уехали из лагеря, сказав, что будут звонить сами.
Глава 16
Беги, негр, беги…
После отъезда Абуджи и Питера, около 16.00, к нам в палатку зашел командир одной из групп – его звали Принц Саракай. Именно его группа захватила меня в Икот-Абаси. Он сказал, что идет сильное давление со стороны правительства, и, наверное, наш вопрос будет очень скоро решен. Я использовал эту возможность, чтобы объяснить ему, что мы представляем интерес только вместе и только живые. Он ответил, что хорошо это понимает, но не имеет влияния на группу Питера.
Вскоре нашим охранникам позвонил сам Питер и сказал, что после того, как вопрос с нами решится, надо убирать Пятницу – он слишком много видел и знает. Потом перезвонил и добавил, что надо отработать вечером сценарий с нападением на лагерь, а труп Пятницы представить как труп одного из нападавших. В момент «нападения» наши охранники должны либо набрать телефон переговорщиков, чтобы они слышали звуки боя, либо дать одному из нас позвонить. Обо всем этом наша охрана возбужденно болтала перед палаткой, не подозревая, как хорошо их слышно внутри.
Я рассказал Косте, что Пятницу приговорили. Когда тот вернулся с охоты часов в пять вечера, мы подозвали его, и я тихо сказал, что ему пора бежать. Естественно, он мне не поверил. Ответил, что бежать некуда, что кругом вода и джунгли, и он даже не знает, где находится. Пятница верил, что за него собран выкуп, поэтому и резона убивать его нет. Я возразил, что смысл есть, поскольку он слишком много знает, но как поступать – это его личное дело.
Он сбежал. Когда настал вечер и пришло время разыгрывать сценарий с нападением, Пятницы на месте не оказалось. Возможно, он почувствовал чересчур высокий интерес к себе, потому что его обычное беспрепятственное передвижение в этот вечер вызывало у всех вопросы – куда он идет и как быстро вернется. Когда все разошлись по своим местам и нам уже готовы были сунуть телефон для звонка, его хватились. Поначалу обыскали весь лагерь. Найти его не смогли. До кого-то дошло, что он мог сбежать. Все стали гадать, кто мог его предупредить. На нас не подумали, решили, что это его соплеменник из верхнего лагеря. Притащили его к нашей палатке, но тот, естественно, ничего не знал. Позвонили Пятнице и спросили, где он. Он ответил, что его послали за едой для белых. Тут же связались с Питером, который, естественно, сказал, что никого никуда не посылал. Снова набрали Пятнице, долго орали, что ему лучше вернуться по-хорошему, что убивать его не станут, только немного побьют, а если не вернется, то догонят и порубят мачете на кусочки.
Для Пятницы их доводы, видимо, были крайне убедительными, потому что он имел глупость поверить им. Когда он вернулся в лагерь, была уже глубокая ночь. Конечно, смысла звонить переговорщикам уже не было. Его избили и спросили, кто его предупредил. Он, заглянув опухшей от побоев мордой в палатку, ткнул пальцем в меня. Я притворился спящим.
ИЗ-ЗА ТУЧ ПОЯВЛЯЕТСЯ ЛУНА. КАКОЙ-ТО ПРЯМО МАРСИАНСКИЙ ПЕЙЗАЖ – МАНГРОВЫЕ КОРНИ И ВЗРОСЛЫЕ ДЕРЕВЬЯ В ЛУННОМ СВЕТЕ. ИДТИ СТАНОВИТСЯ ЛЕГЧЕ, НО СИЛ УЖЕ НЕТ.
Когда все вышли из палатки, я растолкал Костю и сказал, что Пятница меня сдал. Охранники тут же позвонили Питеру и сказали, что я предупредил Пятницу. Тот сказал ждать его решения до завтра.
Настал День святого Валентина. День прошел обычно: по радио передавали праздничные программы. А часов в восемь вечера появилась лодка, и кто-то пробежал по лагерю с воплями, что на заводе смогли достать наши анкеты (их мы заполняли на английском еще при оформлении на работу), и там написано, что я коп (полицейский), который работал всю жизнь на государство, а значит, меня однозначно надо прикончить. Возник спор, в котором кто-то вдруг обронил, что 14 февраля – это святой праздник и проливать кровь в этот день – большой грех. Все, на удивление, с этим согласились. Решено было оставить это дело до следующего дня.
Разговор продолжился обсуждением того, как удалось достать анкеты. Выяснилось, что люди у них есть везде, в том числе на заводе. После этого все неожиданно вернулись к вечеру нападения на коттеджный поселок. Кто-то рассказал, как Питер накануне осады напугал охранявших поселок военных и убедил их, что если они вовремя убегут, то стрелять в них не будут, а если окажут сопротивление, то убьют всех. Потом так же уговорили полицейских не высовываться и не оказывать сопротивления, пообещав, что только попугают иностранцев, ничего больше.
Хотелось кричать, что нас предали и продали, но правда была в том, что боевики даже денег не дали, просто напугали! Это никак не укладывалось в моей голове. Впав в эйфорию от своей крутости, безнаказанности и вседозволенности, боевики успокоились и вскоре потянулись спать, кидая на меня злобные взгляды.
15 февраля 2009 года утром мы проснулись от споров. Наши похитители разбились на две группы. Одна считала, что убить надо «маленького» – Костю, поскольку от него проку нет, язык не знает и статус его гораздо ниже, чем мой. Во главе этой группы стоял Джулиус, родственник Питера. Вторая группа, под предводительством Харрисона, считала, что грохнуть надо меня, что я – потенциальный источник их бед и я их всех сдам. По-видимому, четкого решения, кого из нас убивать, не было. Они попеременно звонили то Питеру, то Абудже. И то один, то другой прибегали, радостно крича, что их взяла.
К середине дня Абудже это надоело, и он сказал, чтобы ему не звонили, а решали все сами. Снова приходил Принц Саракай и пытался убедить Харрисона и Джулиуса, что никого из нас нельзя убивать – мы представляем ценность только вместе, и за одного могут вообще не заплатить. Судя по всему, особым правом голоса он действительно не обладал. Споры не прекращались.
Наконец, когда стало ясно, что ситуация зашла в тупик, было решено сыграть в «русскую рулетку». По замыслу, Джулиус и Харрисон выбирали себе одного из нас, а затем занимали позицию с пулеметами; в это время мы с Костей должны были убегать от них на какое-то расстояние. Каждый стрелял в чужого «игрока», а победить должен был тот, кто останется в живых. С такими условиями игры наши шансы остаться в живых вообще обнулились.
Неожиданно позвонил Питер и потребовал всю группу пулеметчиков к себе – ему надо было куда-то ехать. Харрисон с Джулиусом договорились закончить свой спор после восьми часов вечера, когда все вернутся обратно. Не успел Джулиус уехать к Питеру, как Харрисон опять набрал Абуджу, и неизвестно, как это ему удалось, но он вытащил из него разрешение убить меня. На этот раз распоряжение было окончательным: меня убить, Костю пытать, но оставить в живых и вывезти потом в новый лагерь в Восточном Опобо.
В нашем лагере оставалось трое охранников около нашей палатки и четверо – в верхнем лагере. Часа в два позвонил Абуджа и сказал, чтобы в три часа дня на радиостанцию «Серебряная Птица» отправили смс о том, что один заложник погиб, а другой ранен.
Настало три часа дня, но новость в эфире не прозвучала. Позвонил Абуджа, отругал всех и потребовал послать еще одно сообщение с тем же текстом. Вторая новость тоже не прозвучала в эфире. В четыре Абуджа позвонил опять и сказал, что денег точно не будет, а потому кончать надо обоих. Он предупредил, что, поскольку его приказы уже несколько раз нарушались, то он ставит временные рамки; палача для пыток он пришлет.
В час ночи нас начнут пытать, к двум часам ночи мы будем едва живы. Потом Абудже должны позвонить и сказать, что мы еще теплые, потом нас должны убить и отчитаться перед ним, и тогда он скажет, куда привезти трупы. Если за нас не удалось получить денег, то, по крайней мере, другим должно быть неповадно торговаться. Этим он собирался насолить и губернатору штата Аква-Ибом. Осознав после этого звонка, что ночь может выдаться бессонной, Харрисон бросил матрац на развилку дерева и завалился спать.
Глава 17
Побег
Подслушав окончательный приговор, я сказал Косте, что, похоже, надежды больше нет и пора делать ноги. По крайней мере, я не собираюсь безвозмездно давать ковыряться в себе ножичком. С нас собирались содрать кожу и натереть рыбой. Ощущения для меня незнакомые, но в том, что они болезненны, я вполне верил боевикам, имевшим богатый опыт мучительства.
– Что, так все плохо? – спросил Костя.
– Похоже, для нас это единственный шанс спастись, и глупо будет им не воспользоваться, – ответил я.
Костя молча встал, надел пиджак и стал распихивать по карманам оставшиеся лекарства. Я осторожно выглянул за занавеску, пытаясь определить, где кто находится. Имека что-то готовил на костре, Харрисон спал на дереве, а за углом палатки на матраце готовился ко сну раненый боевик с коммуникатором. Мы с Костей поискали в палатке нож, но не нашли (он обычно лежал у Пятницы). В углу валялось мачете, но оно был абсолютно тупое, и мне было трудно представить себя размахивающим им в окружении трех вооруженных боевиков. К тому же в нашем случае для бесшумного устранения охранников мачете никак не подходило. Еще меньше для этих целей годилось весло, стоявшее в углу.
Имека подошел к раненому и попросил у него сланцы, чтобы сходить за водой. Еще минута, и он утопал в сторону верхнего лагеря. Снова осторожно выглянув в окно палатки, я увидел, что раненый пристраивается спать. Мы еще раз быстро осмотрели палатку в поисках того, что можно прихватить с собой. На более детальный осмотр времени не было. Я сунул в карман пару бинтов и договорился с Костей, что он возьмет бутылку с водой.
Я выглянул наружу, чтобы определить, где оружие. Оно находилось там же, где и всегда, – справа от выхода из палатки. Винтовка Имеки и пулемет раненого стояли прислоненными к стенке метрах в двух от входа, а на жерди навеса висел автомат Харрисона с тремя смотанными вместе скотчем магазинами. Я подозвал Костю и попросил посмотреть, видны ли в магазинах патроны. Он сказал, что видны. Тогда я сказал Косте, что возьму автомат, валю раненого и Харрисона, и мы уходим влево по тропе. Костя берет воду и пулемет раненого. Еще минут пять мы вглядывались туда, куда ушел Имека, но его видно не было.
Я краем глаза взглянул на часы, висевшие на стене палатки, они показывали половину пятого. Адреналин хлынул в кровь, меня слегка трясло, в голове крутилось высказывание Эпикура[30], часто приписываемое японским самураям: «Смерть не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет».
В тот момент, когда я крадучись ступил за занавеску палатки, все тревоги исчезли, наступило странное ощущение спокойствия и тишины. Время замедлило ход. Я как будто наблюдал за собой со стороны. Неожиданно затих генератор, работающий в лесу, за верхним лагерем – наверное, кончилось топливо. Продолжая двигаться, я понял: сейчас как минимум двое в верхнем лагере будут заняты его заправкой и запуском. Господь Бог явно был на нашей стороне. Мягко ступая, я наконец добрался до автомата и, стараясь держать спящего Харрисона в поле зрения, аккуратно сдернул ремень автомата с жерди и одновременно с этим увидел расширяющиеся от удивления глаза раненого, сидевшего за углом на матраце. В ту же секунду я щелчком скинул предохранитель в положение одиночного огня. Раненый завизжал, как дикая обезьяна, и в отчаянии прыгнул на меня, хватаясь за автомат. Возможно, именно это и спасло ему жизнь. Но, заполучив автомат, я ощутил приток сил и уж отдавать его явно не собирался! Сработали старые навыки (последний раз автомат я держал в 1998 году, но мышцы помнили отработанные сотни раз движения). Рванув автомат на себя и вверх, я резко описал стволом окружность, шагом вперед вернул его к земле и на себя, стряхивая нападавшего. Тот покатился на землю. Я передернул затвор автомата, а раненый, вереща, уже на четвереньках несся в верхний лагерь.
Боковым зрением я увидел упавшего с дерева Харрисона, который приземлился на все четыре конечности. Повернувшись к нему вполоборота, я произвел в его направлении три одиночных выстрела. Он попытался убежать в сторону верхнего лагеря. Я выстрелил в него еще два раза, и он так на четвереньках и замер. Я не стал разбираться, попал в него или нет, и начал спиной вперед отходить на тропу, поглядывая на вход в палатку и держа под прицелом тропу, ведущую в верхний лагерь. Я крикнул:
– Костя, ко мне!
Заметив, как Костя выбегает из палатки, я бросился бежать по тропе. За спиной я слышал его дыхание. Как мы и решили ранее, метров через двести мы свернули с тропы и, стараясь оставлять как можно меньше следов, побежали через подсохший водоем. Уже через несколько шагов мне пришлось снять мокасины, поскольку их засасывало в грунт. Я сунул их за пазуху и продолжил путь в носках. С кроссовками у Кости таких проблем не было. Поросшие свежей зеленью мангровые корни[31] хорошо закрывали нас от лагеря.
Первая автоматная очередь прозвучала, когда мы были уже на середине озера. Было слышно, как пули ударили в поросль мангров метрах в пяти от нас на уровне пояса.
Первая пулеметная очередь прозвучала, когда мы были уже на другом краю водоема. Было понятно, что стреляют наугад. До лагеря уже было метров пятьсот. Я напомнил Косте, что он – наши глаза, на меня надежды нет, и чтобы он внимательно осмотрелся. Мы выскочили на тропу на другой стороне водоема, Костя шел впереди. Не задерживаясь на дорожке, мы стали углубляться в джунгли. Пришлось снова надеть мокасины. И тут случился казус: я, споткнувшись о тонкую лиану (а лианы в джунглях – как кабель полевого телефона, только с шипами, как у роз), упал и при падении случайно нажал на спусковой крючок. Выстрел эхом прокатился по джунглям, мы замерли.
В следующую секунду ниже по тропе, с которой мы входили в джунгли, и в метрах ста перед нами началась стрельба из пулеметов и автоматов; раздались крики бандитов. Продолжая двигаться, мы неминуемо наскочили бы на один из этих заслонов, а так – незапланированная «разведка боем» дала свои результаты.
Мы ползком продвигались в глубь джунглей, практически не обращая внимания на колючки, ссадины и непроходимость. Ползли минут тридцать, пока не решили, что ушли уже достаточно глубоко, но все это время крики не стихали. Послышался шум моторной лодки, и вскоре стрельба и крики вспыхнули с новой силой – к ним добавился лай собаки. Это меня совсем не обрадовало. Я стал осматриваться в поисках укрытия, из-за которого можно было бы вести стрельбу. Сдаваться без боя в мои планы не входило. Радовало то обстоятельство, что двигаться в джунглях толпой было практически нереально, так же, как и двигаться бесшумно. А огромное количество лиан, усеянных шипами, создавали превосходные природные заграждения, мешающие быстро перемещаться. Мы внимательно вслушивались в доносящиеся звуки.
– Костя, если дело дойдет до боя, то я тебя пристрелю.
– Да ты что?! Такой грех на душу! – прошептал Костя. – Я тебя прощаю. Все-таки, надеюсь, до этого не дойдет.
– Мне в этом плане хуже будет, потому что Бог самоубийц не любит, но, возможно, в моем случае сделает исключение. Если, конечно, успею застрелиться. Ну уж постараюсь прихватить с собой по максимуму.
Костя, смирившись, опустил голову и начал молиться, прося Бога, чтобы нас не нашли. Из долетавших до нас криков и визга собаки стало понятно, что никто не горит особым желанием лезть в джунгли. Постепенно крики стали стихать, и уже вскоре до нас доносились лишь отдаленные разговоры. Можно было перевести дух и расслабиться. Не рискуя соваться в джунгли, наши преследователи выставили караулы на тропе.
Так, не шевелясь, мы пролежали на одном месте, пока не опустились сумерки. Надо было как-то устраиваться на ночлег. Оставив Косте автомат, я прополз немного вперед и нашел небольшую впадину, окруженную поваленными деревьями. Когда полз, обратил внимание на какую-то дыру в большом кусте. Попросил Костю посмотреть, что там. Оказалось, это некое подобие шалаша, образовавшегося естественным путем. Опавшая листва и ветки образовали плотную крышу, а внутри могли достаточно удобно разместиться мы с Костей. В этом шалаше мы и расположились на ночлег.
Глава 18
Утро новой жизни
В итоге мы позвонили Ангелу и сказали, что боевики просят 200 млн найра. Наши тут же начали играть в «не слышал, не понял», и связь опять оборвалась. Набрали еще раз и попросили перезвонить (убили кредит на телефоне). Ждали минут двадцать, но ответа не было.
Вернулись к лагерю. Послали за картой для пополнения баланса. Гоблин забил ее себе на телефон вместо Абуджиного. Вместе они пытались перевести деньги, но ничего не получалось. Абуджа кричал на него.
Со стороны тропы, по которой мы пришли, доносились шелест кустов и бряцанье оружия. Все это время я следил за Питером, который делал знаки в ту сторону, откуда доносились эти звуки, означающие: «Свалите отсюда». Вероятно, группа бандитов, которая утром ушла из лагеря, потеряв терпение, подошла слишком близко в ожидании начала исполнения сценария – они не знали, что планы к этому времени поменялись. Несмотря на это, мы старались держаться как можно ближе к «веселой троице»[28]. Бандиты с телефона Гоблина попытались отправить смс, где написали, что им нужно 200 млн найра, и потребовали подтверждение о получении сообщения, но отправить его не удалось, потому что телефон переговорщиков не принимал. В итоге нас отправили обратно в палатку. Мы, кажется, даже успели задремать, когда услышали шум мотора. Вскоре лодка ткнулась в берег метрах в десяти от палатки, послышались окрики. Кто-то дернул затвор. В лагере забегали. Наши охранники переговаривались, что приехал король Опобо[29]. Кто-то из верхнего лагеря крикнул, чтобы с Королем на берег сошел только один сопровождающий и без оружия; требование сопровождалось щелчком затвора. Да, встреча не слишком радушная. Разговор с королем вели прямо на берегу, метрах в десяти от нашей палатки. По-видимому, его и усадили у толстого ствола дерева.
– Окажите уважение королю! – крикнул кто-то из приехавших, но его проигнорировали.
К ним вышел Питер с тремя пулеметчиками.
– Зачем приехали, Ваше величество? Не надо сюда приезжать, мы не звали вас!
– Вы зашли слишком далеко. Я прошу вас отпустить иностранцев. – Король говорил негромко, но уверенно.
Пулеметчики заржали. Голос Питера сорвался на визгливые нотки:
– У себя будете командовать! Здесь я хозяин, и я решаю, что и с кем делать! Давайте проваливайте, пока наше уважение к вам не закончилось!
– Не говорите так с королем! – закричали из лодки. Вместо ответа на берегу снова клацнули затворы, на этот раз пулеметные.
– Лучше езжайте, Ваше величество, а то как бы не вышло чего! Нам не о чем говорить.
Аудиенция была окончена. У меня в душе теплилась благодарность к Королю Опобо. Я не знаю, что им двигало и на что он надеялся. Но он проделал опасный путь и попытался поучаствовать в нашей судьбе. Это заслуживало уважения.
Вечером нам удалось дозвониться до группы переговорщиков и попросить их перезвонить. Но ответа снова не было. Позвонили опять, и я начал объяснять, что ситуация тупиковая, лагерь ликвидируется, в понедельник убили всех местных заложников, и группа готова разбегаться. Нас либо грохнут, либо, если сейчас за нас готовы заплатить, продадут.
В ответ сказали: «Не паникуйте, никто ничего с вами не сделает, идет игра». Я сказал, что их игра уже зашла в тупик, и неплохо бы понять, кто в ней побеждает, потому что это явно не мы. Переговорщики стали требовать поговорить с Костей. Абуджа сказал, что Костя в коме и говорить не может, но после неоднократных требований сдался. Он сказал, что если переговорщики гарантируют, что необходимая сумма денег собрана, то он даст им поговорить. Костя практически слово в слово повторил все, что говорил я. Его спрашивали, принесли ли нам лекарства и не появлялся ли человек с перевязанной рукой. Мы оба осознавали, что это может быть последний звонок и последний шанс все объяснить. Ощущения, что нас понимают, не было. Я сказал нашим, что, по-видимому, один из нас разговаривает с ними в последний раз, но, поскольку мы не знаем, кто, то просим оба: если с нами что-то случится, чтобы не оставили наши семьи. Теперь я понимаю, что никто бы о них не позаботился, и денег страховых тем более никто не получил бы. Нет тела – нет денег. Телефон у нас отобрали и стали снова требовать подтверждения, что есть 200 млн найра выкупа. Апогеем разговора стала фраза:
– Но мы же уже заплатили!
От нее у наших похитителей просто отвалились челюсти. Немая сцена. После почти минутного молчания разговор возобновился криками:
– Кому заплатили?!
Ответа, по всей видимости, они не получили. Связь снова пропала, и неоднократные попытки ее восстановить ничего не дали. Оставалась еще одна, последняя попытка – звонок послу РФ. Поскольку кредит на телефоне уже заканчивался, я начал с самого важного: попросил посла полномочиями, данными ему государством, принять наши с Костей завещания. Потом я объяснил, что ситуация тупиковая, и если сегодня не поступит подтверждение, что есть 200 млн найра, то одного из нас, скорее всего, к утру убьют. В ответ посол сказал, что сделает все возможное. Потом попросил переговорить с Костей, которого постарался ободрить, и, наконец, попросил передать трубку бандитам, сказав, чтобы они воздержались от необдуманных действий, ведь Россия сейчас сильная страна, и если с нами что-то случится, то им не поздоровится. Сам того не зная, он подтвердил мою «сказку» про «отряд возмездия».
После всех переговоров Абуджа сказал, что особо никаких результатов не видит и завтра ему нужно будет уехать к своей семье на праздники, а его тут напрягают продолжать переговоры. Он жаловался, что потратил на нас много денег, покупая воду и еду. Я попросил его подождать и сказал, что завтра что-нибудь обязательно произойдет.
Абуджа обратил внимание, что мы с Костей играем в шашки, и предложил мне вечером сыграть партию. Играл он сильно, и я, проиграв первую партию, предложил ему сыграть в поддавки. Объяснил нехитрые правила. Теперь партию проиграл он, а проигрывать, видимо, он очень не любил. Сказав, что уже поздно и пора спать, он в задумчивости растянулся на полу. Этот его проигрыш стал, можно сказать, ключевым в нашей истории и положил начало долгожданной полосе везения.
Вокруг палатки еще продолжались шевеления с обсуждением сценария «нападения» на лагерь. Кто-то из пулеметчиков зашел со стороны стенки, к которой прилегал наш с Костей матрац, и пальцем пытался нащупать его уровень, чтобы определить, где мы лежим. Этим хождениям положил конец Абуджа, приказавший всем идти спать.
13 февраля 2009 года утром никаких новостей не было. К обеду Абуджа сказал, что больше ждать не будет, ему надо ехать домой. С ним вдруг засобирался и Питер. Они уехали из лагеря, сказав, что будут звонить сами.
Глава 16
Беги, негр, беги…
После отъезда Абуджи и Питера, около 16.00, к нам в палатку зашел командир одной из групп – его звали Принц Саракай. Именно его группа захватила меня в Икот-Абаси. Он сказал, что идет сильное давление со стороны правительства, и, наверное, наш вопрос будет очень скоро решен. Я использовал эту возможность, чтобы объяснить ему, что мы представляем интерес только вместе и только живые. Он ответил, что хорошо это понимает, но не имеет влияния на группу Питера.
Вскоре нашим охранникам позвонил сам Питер и сказал, что после того, как вопрос с нами решится, надо убирать Пятницу – он слишком много видел и знает. Потом перезвонил и добавил, что надо отработать вечером сценарий с нападением на лагерь, а труп Пятницы представить как труп одного из нападавших. В момент «нападения» наши охранники должны либо набрать телефон переговорщиков, чтобы они слышали звуки боя, либо дать одному из нас позвонить. Обо всем этом наша охрана возбужденно болтала перед палаткой, не подозревая, как хорошо их слышно внутри.
Я рассказал Косте, что Пятницу приговорили. Когда тот вернулся с охоты часов в пять вечера, мы подозвали его, и я тихо сказал, что ему пора бежать. Естественно, он мне не поверил. Ответил, что бежать некуда, что кругом вода и джунгли, и он даже не знает, где находится. Пятница верил, что за него собран выкуп, поэтому и резона убивать его нет. Я возразил, что смысл есть, поскольку он слишком много знает, но как поступать – это его личное дело.
Он сбежал. Когда настал вечер и пришло время разыгрывать сценарий с нападением, Пятницы на месте не оказалось. Возможно, он почувствовал чересчур высокий интерес к себе, потому что его обычное беспрепятственное передвижение в этот вечер вызывало у всех вопросы – куда он идет и как быстро вернется. Когда все разошлись по своим местам и нам уже готовы были сунуть телефон для звонка, его хватились. Поначалу обыскали весь лагерь. Найти его не смогли. До кого-то дошло, что он мог сбежать. Все стали гадать, кто мог его предупредить. На нас не подумали, решили, что это его соплеменник из верхнего лагеря. Притащили его к нашей палатке, но тот, естественно, ничего не знал. Позвонили Пятнице и спросили, где он. Он ответил, что его послали за едой для белых. Тут же связались с Питером, который, естественно, сказал, что никого никуда не посылал. Снова набрали Пятнице, долго орали, что ему лучше вернуться по-хорошему, что убивать его не станут, только немного побьют, а если не вернется, то догонят и порубят мачете на кусочки.
Для Пятницы их доводы, видимо, были крайне убедительными, потому что он имел глупость поверить им. Когда он вернулся в лагерь, была уже глубокая ночь. Конечно, смысла звонить переговорщикам уже не было. Его избили и спросили, кто его предупредил. Он, заглянув опухшей от побоев мордой в палатку, ткнул пальцем в меня. Я притворился спящим.
ИЗ-ЗА ТУЧ ПОЯВЛЯЕТСЯ ЛУНА. КАКОЙ-ТО ПРЯМО МАРСИАНСКИЙ ПЕЙЗАЖ – МАНГРОВЫЕ КОРНИ И ВЗРОСЛЫЕ ДЕРЕВЬЯ В ЛУННОМ СВЕТЕ. ИДТИ СТАНОВИТСЯ ЛЕГЧЕ, НО СИЛ УЖЕ НЕТ.
Когда все вышли из палатки, я растолкал Костю и сказал, что Пятница меня сдал. Охранники тут же позвонили Питеру и сказали, что я предупредил Пятницу. Тот сказал ждать его решения до завтра.
Настал День святого Валентина. День прошел обычно: по радио передавали праздничные программы. А часов в восемь вечера появилась лодка, и кто-то пробежал по лагерю с воплями, что на заводе смогли достать наши анкеты (их мы заполняли на английском еще при оформлении на работу), и там написано, что я коп (полицейский), который работал всю жизнь на государство, а значит, меня однозначно надо прикончить. Возник спор, в котором кто-то вдруг обронил, что 14 февраля – это святой праздник и проливать кровь в этот день – большой грех. Все, на удивление, с этим согласились. Решено было оставить это дело до следующего дня.
Разговор продолжился обсуждением того, как удалось достать анкеты. Выяснилось, что люди у них есть везде, в том числе на заводе. После этого все неожиданно вернулись к вечеру нападения на коттеджный поселок. Кто-то рассказал, как Питер накануне осады напугал охранявших поселок военных и убедил их, что если они вовремя убегут, то стрелять в них не будут, а если окажут сопротивление, то убьют всех. Потом так же уговорили полицейских не высовываться и не оказывать сопротивления, пообещав, что только попугают иностранцев, ничего больше.
Хотелось кричать, что нас предали и продали, но правда была в том, что боевики даже денег не дали, просто напугали! Это никак не укладывалось в моей голове. Впав в эйфорию от своей крутости, безнаказанности и вседозволенности, боевики успокоились и вскоре потянулись спать, кидая на меня злобные взгляды.
15 февраля 2009 года утром мы проснулись от споров. Наши похитители разбились на две группы. Одна считала, что убить надо «маленького» – Костю, поскольку от него проку нет, язык не знает и статус его гораздо ниже, чем мой. Во главе этой группы стоял Джулиус, родственник Питера. Вторая группа, под предводительством Харрисона, считала, что грохнуть надо меня, что я – потенциальный источник их бед и я их всех сдам. По-видимому, четкого решения, кого из нас убивать, не было. Они попеременно звонили то Питеру, то Абудже. И то один, то другой прибегали, радостно крича, что их взяла.
К середине дня Абудже это надоело, и он сказал, чтобы ему не звонили, а решали все сами. Снова приходил Принц Саракай и пытался убедить Харрисона и Джулиуса, что никого из нас нельзя убивать – мы представляем ценность только вместе, и за одного могут вообще не заплатить. Судя по всему, особым правом голоса он действительно не обладал. Споры не прекращались.
Наконец, когда стало ясно, что ситуация зашла в тупик, было решено сыграть в «русскую рулетку». По замыслу, Джулиус и Харрисон выбирали себе одного из нас, а затем занимали позицию с пулеметами; в это время мы с Костей должны были убегать от них на какое-то расстояние. Каждый стрелял в чужого «игрока», а победить должен был тот, кто останется в живых. С такими условиями игры наши шансы остаться в живых вообще обнулились.
Неожиданно позвонил Питер и потребовал всю группу пулеметчиков к себе – ему надо было куда-то ехать. Харрисон с Джулиусом договорились закончить свой спор после восьми часов вечера, когда все вернутся обратно. Не успел Джулиус уехать к Питеру, как Харрисон опять набрал Абуджу, и неизвестно, как это ему удалось, но он вытащил из него разрешение убить меня. На этот раз распоряжение было окончательным: меня убить, Костю пытать, но оставить в живых и вывезти потом в новый лагерь в Восточном Опобо.
В нашем лагере оставалось трое охранников около нашей палатки и четверо – в верхнем лагере. Часа в два позвонил Абуджа и сказал, чтобы в три часа дня на радиостанцию «Серебряная Птица» отправили смс о том, что один заложник погиб, а другой ранен.
Настало три часа дня, но новость в эфире не прозвучала. Позвонил Абуджа, отругал всех и потребовал послать еще одно сообщение с тем же текстом. Вторая новость тоже не прозвучала в эфире. В четыре Абуджа позвонил опять и сказал, что денег точно не будет, а потому кончать надо обоих. Он предупредил, что, поскольку его приказы уже несколько раз нарушались, то он ставит временные рамки; палача для пыток он пришлет.
В час ночи нас начнут пытать, к двум часам ночи мы будем едва живы. Потом Абудже должны позвонить и сказать, что мы еще теплые, потом нас должны убить и отчитаться перед ним, и тогда он скажет, куда привезти трупы. Если за нас не удалось получить денег, то, по крайней мере, другим должно быть неповадно торговаться. Этим он собирался насолить и губернатору штата Аква-Ибом. Осознав после этого звонка, что ночь может выдаться бессонной, Харрисон бросил матрац на развилку дерева и завалился спать.
Глава 17
Побег
Подслушав окончательный приговор, я сказал Косте, что, похоже, надежды больше нет и пора делать ноги. По крайней мере, я не собираюсь безвозмездно давать ковыряться в себе ножичком. С нас собирались содрать кожу и натереть рыбой. Ощущения для меня незнакомые, но в том, что они болезненны, я вполне верил боевикам, имевшим богатый опыт мучительства.
– Что, так все плохо? – спросил Костя.
– Похоже, для нас это единственный шанс спастись, и глупо будет им не воспользоваться, – ответил я.
Костя молча встал, надел пиджак и стал распихивать по карманам оставшиеся лекарства. Я осторожно выглянул за занавеску, пытаясь определить, где кто находится. Имека что-то готовил на костре, Харрисон спал на дереве, а за углом палатки на матраце готовился ко сну раненый боевик с коммуникатором. Мы с Костей поискали в палатке нож, но не нашли (он обычно лежал у Пятницы). В углу валялось мачете, но оно был абсолютно тупое, и мне было трудно представить себя размахивающим им в окружении трех вооруженных боевиков. К тому же в нашем случае для бесшумного устранения охранников мачете никак не подходило. Еще меньше для этих целей годилось весло, стоявшее в углу.
Имека подошел к раненому и попросил у него сланцы, чтобы сходить за водой. Еще минута, и он утопал в сторону верхнего лагеря. Снова осторожно выглянув в окно палатки, я увидел, что раненый пристраивается спать. Мы еще раз быстро осмотрели палатку в поисках того, что можно прихватить с собой. На более детальный осмотр времени не было. Я сунул в карман пару бинтов и договорился с Костей, что он возьмет бутылку с водой.
Я выглянул наружу, чтобы определить, где оружие. Оно находилось там же, где и всегда, – справа от выхода из палатки. Винтовка Имеки и пулемет раненого стояли прислоненными к стенке метрах в двух от входа, а на жерди навеса висел автомат Харрисона с тремя смотанными вместе скотчем магазинами. Я подозвал Костю и попросил посмотреть, видны ли в магазинах патроны. Он сказал, что видны. Тогда я сказал Косте, что возьму автомат, валю раненого и Харрисона, и мы уходим влево по тропе. Костя берет воду и пулемет раненого. Еще минут пять мы вглядывались туда, куда ушел Имека, но его видно не было.
Я краем глаза взглянул на часы, висевшие на стене палатки, они показывали половину пятого. Адреналин хлынул в кровь, меня слегка трясло, в голове крутилось высказывание Эпикура[30], часто приписываемое японским самураям: «Смерть не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет».
В тот момент, когда я крадучись ступил за занавеску палатки, все тревоги исчезли, наступило странное ощущение спокойствия и тишины. Время замедлило ход. Я как будто наблюдал за собой со стороны. Неожиданно затих генератор, работающий в лесу, за верхним лагерем – наверное, кончилось топливо. Продолжая двигаться, я понял: сейчас как минимум двое в верхнем лагере будут заняты его заправкой и запуском. Господь Бог явно был на нашей стороне. Мягко ступая, я наконец добрался до автомата и, стараясь держать спящего Харрисона в поле зрения, аккуратно сдернул ремень автомата с жерди и одновременно с этим увидел расширяющиеся от удивления глаза раненого, сидевшего за углом на матраце. В ту же секунду я щелчком скинул предохранитель в положение одиночного огня. Раненый завизжал, как дикая обезьяна, и в отчаянии прыгнул на меня, хватаясь за автомат. Возможно, именно это и спасло ему жизнь. Но, заполучив автомат, я ощутил приток сил и уж отдавать его явно не собирался! Сработали старые навыки (последний раз автомат я держал в 1998 году, но мышцы помнили отработанные сотни раз движения). Рванув автомат на себя и вверх, я резко описал стволом окружность, шагом вперед вернул его к земле и на себя, стряхивая нападавшего. Тот покатился на землю. Я передернул затвор автомата, а раненый, вереща, уже на четвереньках несся в верхний лагерь.
Боковым зрением я увидел упавшего с дерева Харрисона, который приземлился на все четыре конечности. Повернувшись к нему вполоборота, я произвел в его направлении три одиночных выстрела. Он попытался убежать в сторону верхнего лагеря. Я выстрелил в него еще два раза, и он так на четвереньках и замер. Я не стал разбираться, попал в него или нет, и начал спиной вперед отходить на тропу, поглядывая на вход в палатку и держа под прицелом тропу, ведущую в верхний лагерь. Я крикнул:
– Костя, ко мне!
Заметив, как Костя выбегает из палатки, я бросился бежать по тропе. За спиной я слышал его дыхание. Как мы и решили ранее, метров через двести мы свернули с тропы и, стараясь оставлять как можно меньше следов, побежали через подсохший водоем. Уже через несколько шагов мне пришлось снять мокасины, поскольку их засасывало в грунт. Я сунул их за пазуху и продолжил путь в носках. С кроссовками у Кости таких проблем не было. Поросшие свежей зеленью мангровые корни[31] хорошо закрывали нас от лагеря.
Первая автоматная очередь прозвучала, когда мы были уже на середине озера. Было слышно, как пули ударили в поросль мангров метрах в пяти от нас на уровне пояса.
Первая пулеметная очередь прозвучала, когда мы были уже на другом краю водоема. Было понятно, что стреляют наугад. До лагеря уже было метров пятьсот. Я напомнил Косте, что он – наши глаза, на меня надежды нет, и чтобы он внимательно осмотрелся. Мы выскочили на тропу на другой стороне водоема, Костя шел впереди. Не задерживаясь на дорожке, мы стали углубляться в джунгли. Пришлось снова надеть мокасины. И тут случился казус: я, споткнувшись о тонкую лиану (а лианы в джунглях – как кабель полевого телефона, только с шипами, как у роз), упал и при падении случайно нажал на спусковой крючок. Выстрел эхом прокатился по джунглям, мы замерли.
В следующую секунду ниже по тропе, с которой мы входили в джунгли, и в метрах ста перед нами началась стрельба из пулеметов и автоматов; раздались крики бандитов. Продолжая двигаться, мы неминуемо наскочили бы на один из этих заслонов, а так – незапланированная «разведка боем» дала свои результаты.
Мы ползком продвигались в глубь джунглей, практически не обращая внимания на колючки, ссадины и непроходимость. Ползли минут тридцать, пока не решили, что ушли уже достаточно глубоко, но все это время крики не стихали. Послышался шум моторной лодки, и вскоре стрельба и крики вспыхнули с новой силой – к ним добавился лай собаки. Это меня совсем не обрадовало. Я стал осматриваться в поисках укрытия, из-за которого можно было бы вести стрельбу. Сдаваться без боя в мои планы не входило. Радовало то обстоятельство, что двигаться в джунглях толпой было практически нереально, так же, как и двигаться бесшумно. А огромное количество лиан, усеянных шипами, создавали превосходные природные заграждения, мешающие быстро перемещаться. Мы внимательно вслушивались в доносящиеся звуки.
– Костя, если дело дойдет до боя, то я тебя пристрелю.
– Да ты что?! Такой грех на душу! – прошептал Костя. – Я тебя прощаю. Все-таки, надеюсь, до этого не дойдет.
– Мне в этом плане хуже будет, потому что Бог самоубийц не любит, но, возможно, в моем случае сделает исключение. Если, конечно, успею застрелиться. Ну уж постараюсь прихватить с собой по максимуму.
Костя, смирившись, опустил голову и начал молиться, прося Бога, чтобы нас не нашли. Из долетавших до нас криков и визга собаки стало понятно, что никто не горит особым желанием лезть в джунгли. Постепенно крики стали стихать, и уже вскоре до нас доносились лишь отдаленные разговоры. Можно было перевести дух и расслабиться. Не рискуя соваться в джунгли, наши преследователи выставили караулы на тропе.
Так, не шевелясь, мы пролежали на одном месте, пока не опустились сумерки. Надо было как-то устраиваться на ночлег. Оставив Косте автомат, я прополз немного вперед и нашел небольшую впадину, окруженную поваленными деревьями. Когда полз, обратил внимание на какую-то дыру в большом кусте. Попросил Костю посмотреть, что там. Оказалось, это некое подобие шалаша, образовавшегося естественным путем. Опавшая листва и ветки образовали плотную крышу, а внутри могли достаточно удобно разместиться мы с Костей. В этом шалаше мы и расположились на ночлег.
Глава 18
Утро новой жизни