Обнять. Утешить. И сказать, что у нее получилось. Что не просто получилось остаться, она сама стала белой, белее многих иных. Но я сидела и жевала.
— Бобби нужен был сын? Я знала, что мужчины ценят сыновей. И старалась быть рядом с Вихо. Я стала матерью для него. Такой матерью, от которой ему сложно было бы отказаться. Сперва я во многом действовала, полагаясь лишь на свое чутье.
И оно не подвело.
У меня и тени сомнений… да не только у меня. Папенька, надо полагать, не сильно ударялся в воспоминания, а потому вряд ли кто в городе знал, что матушка Вихо и не матушка вовсе.
— Потом, когда Бобби счел меня в достаточной мере привлекательной, стало легче. Теперь он смог бы вернуть меня лишь в случае, если бы я нарушила закон. Не ваш. У айоха есть свои законы. Но я была хорошей женой. Мой дом был чист. Мужчина сыт и ухожен. Сын… тоже. Когда я понесла, я обрадовалась. Дети, даже те, которым мужчины не слишком рады, связывают. Если бы родился мальчик… я бы сделала так, что Бобби обратил бы на него внимание.
Не сомневаюсь.
Но на свет появилась я. Вот незадача.
— Ты же… роды длились долго. Мудрейшая оказалась права. Боги отказали мне в праве быть матерью. И дома… дома ни ты, ни я не выжили бы.
Надо же, столько лет прошло, а она полагает домом земли айоха?
— Здесь мне помог мистер Эшби. И он же сказал, что других детей не будет. Тогда я испугалась. Бесплодная женщина позорит семью, но… Бобби лишь обрадовался. Сказал, что ему достаточно двоих, и что главное, я буду жить. Я…
В ее глазах заблестели слезы.
Слезы ли?
Палец коснулся темных ресниц.
— Тогда… мы говорили. Долго. Он признался, что привязан ко мне. А я… мое сердце пело. Впервые кто-то сказал, что я нужна… именно я.
Понимаю.
Но не скажу об этом. А соберу посуду со стола, оно и вправду лучше делом заняться.
— Он предложил мне принять веру. И пожениться. Он выправил документы…
— На тебя.
Матушка пожала плечами.
— У меня появился паспорт. А отец О’Нил научил меня читать. Женщины из церковного комитета… я не знала, что женщины могут быть добры друг к другу, — это было сказано с удивлением, которому я не поверила. — Они тоже учили. Одеваться. Выбирать наряды. Причесываться. Готовить. Я же училась. С радостью, да…
— И учила меня?
— Я хотела, чтобы ты нашла себе хорошего мужа. Не обманывайся, Уна, этот мир, даже нынешний, в котором женщине разрешено владеть имуществом, принадлежит мужчинам.
— Неужели?
Я отправила тарелки в умывальник, который сиял чистотой. И это сияние бесило неимоверно.
— Да, моя собственная бабушка… была той, кто умел говорить с драконами. Она поднималась в горы и приносила чешую, кости и драконьи камни, которые потом продавали, покупая еду для племени. Но думаешь, кто-то ценил ее? Ее муж, когда был недоволен, брался за палку. А мог и выгнать из шатра. И выгнал. И в одну ночь она замерзла насмерть, а в горы пошла одна из девяти ее дочерей, чтобы принести чешую, кости и камни. Бобби как раз помогал эти камни продавать. Когда я поняла, сколько они стоят на самом деле, то долго смеялась… очень долго… но дело в другом. Моей матери дара не досталось. Как и мне. И поэтому я не могла надеяться, что он проснется у тебя.
Вода брызнула тугой струей, разбившись о тарелки, рассыпавшись мелкими каплями, от которых после высыхания останутся белесые разводы.
— Но я не о том. Ты злилась на меня. А я пыталась тебя научить. Я не желала тебе зла, — матушка наблюдала за мной и взгляд ее был спокоен. — Ты тянулась за Вихо, но его путь — путь мужчины. Это мужчины могут позволить себе быть безответственными. Пусть они растрачивают жизнь на удовольствия. Пусть ищут славу и богатство. А женщинам нужен покой.
— Всем ли?
— Уже не знаю. Тогда мне казалось, что я все делаю правильно. Ты полукровка. И не слишком красива по меркам белых людей. И тебе придется постараться, доказывая, что ты достойна хорошего дома. А стало быть, важно воспитание. Хорошие манеры. Умение держать себя. Вести дом.
— Прислуживать?
— Если понадобиться.
Я кивнула.
В этом вся мать и… и теперь я не то, чтобы не осуждаю ее. Скорее начинаю понимать.
— Меня злило твое упрямство. И это нежелание слушать меня. И…
— Я сама?
— Я видела других девочек. Тихих. Скромных. Разумных.
Как Зои Фильчер.
— А я была не тихой, не скромной…
— Не разумной, — поправила матушка. Она покачала головой, глядя, как я размазываю по тарелкам пену. Сама матушка воду пускала тонкой струйкой, да и то лишь затем, чтобы смочить тарелки.
После их следовало хорошенько вымыть.
Сполоснуть.
Вытереть досуха. Поставить в шкаф, выставив по размеру.
— Тебе никогда не хватало гибкости. И действовала ты так, как надлежит мужчине. Эти постоянные споры с соседями. Драки… зачем ты расцарапала Зои лицо?
— А зачем она обозвала меня дрянью?
Точнее, выразилась Зои куда как интересней, оказалось, что и леди известно много разных слов. Я вспылила…
— Дорогая, что мешало обозвать ее тоже?
Может, отсутствие фантазии? Впрочем, я стряхнула тарелку и сунула ее в шкаф.
— Или не обозвать, но сделать так, чтобы некоторые… скажем так, особенности ее характера стали известны широкой публике? Ударить, конечно, проще, но в этом случае жертвой стала Зои.
Слово царапнуло.
Жертва?
Несомненно… бледная полупрозрачная кожа. Худоба. И взгляд, преисполненный ненависти, будто это я виновата в том, что с ней случилось.
— Неудачный пример, — согласилась матушка. — Но так ведь во всем, что бы ты ни делала, ты проявляла одновременно упрямство и редкостную узколобость.
— Спасибо.
— Не за что. В этом есть и моя вина. Мне бы следовало объяснить тебе, что мир… все еще принадлежит мужчинам.
— Повторяешься.
— И буду повторяться.
Я вытерла ладони о штаны. Вот… к чему этот разговор? Откровения? Впрочем, теперь я точно знаю, почему матушка не дала свою кровь. Хотя, конечно, глупо. Она родила Вихо или нет, дело третье. Главное, что Вихо считал ее матерью.
— Уна… — она закусила губу и уперла пальцы в подбородок. — Тебе стоит уехать.
— С чего бы?
— Чучельник вернулся.
— И черт с ним…
— Начнется расследование…
Это я уже поняла. И маленькая семейная тайна, может статься, перестанет быть тайной. Что изменится? Да сколь я знаю, ровным счетом ничего.
— В городе… уже неспокойно. Знаешь Мередит Ингби?
— Злоязыкая старуха.
— Именно, но у нее огромное количество родственников. Есть те, кто работают в полиции. И вот, там уверены, что все это время Чучельник продолжал убивать. Счет идет на сотни, если не на тысячи… хотя тут, полагаю, она несколько преувеличивает.
Сказано это было без особой уверенности.
— Она всегда преувеличивает.
Вот не понимаю, каким боком я. Мередит Ингби обожала сплетни, причем настолько, что не отказывала себе в удовольствии их выдумывать.
— Но пошел слух, что это из-за Эшби.
— Ника?!
— Миссис Фильчер уверена, что именно он и есть Чучельник.
— Ник?
Ненормальная женщина. Вот она и вправду думает, что ей станет легче, если Ника посадят? Зои поправится? Или… скорее она получит опеку и над Зои, и над состоянием Эшби.
— Конечно, это лишь домыслы, и правды в них немного. Ей сочувствуют, хотя некоторые и полагают, что она слишком уж увлеклась. И что если она и вправду так ненавидит Ника, ей следует уехать.