– Вы чего тут притаились? – легко подбросил мандарин Василисе, та поймала с видом заправского баскетболиста и уткнулась носом в рябую оранжевую кожицу. Отвернулась. – Да ладно вам, я свой. Чего случилось, колитесь.
Присел на корточки перед Аделией и Ольгой, дотронулся до плеча девочки:
– Олька. Ты ревешь, что ли? Из-за матери? – он с вопросом посмотрел на Аделию. Та виновато опустила глаза.
– Из-за матери, конечно, – вместо сестры отозвался Вадька.
Макс тоже сел на пол, подвернул ноги калачиком и уперся локтями в колени. Мандарины, принесенные для Аделии и Ольги, положил рядом с девочкой, на ковер. Вздохнул:
– Ну, ребят, сорвалась. Не права, конечно, но все мы люди-челове́ки, со всеми бывает. Не казнить же ее из-за этого? – он взял мандарин, принялся его неторопливо чистить. Снял кожуру, методично подергал за рыхлые веточки альбедо на оранжевых боках долек, сложил кучкой.
Вся компания как заколдованная наблюдала за его руками.
Макс лукаво усмехнулся:
– Вы чего пялитесь? Я Ольге чищу, как пострадавшей… – Протянул плод девочке. – На, подкрепляйся витаминами…
Та отодвинулась, наконец, от Аделии, поправила волосы и вытерла тыльной стороной ладони мокрый от слез и соплей нос. Громко шмыгнула.
– С-спасибо, – прошелестела.
Разломила мандарин пополам, отдала половину Аделии. Макс с удивлением наблюдал за девушкой – гадалка за те несколько минут, что он был в кухне, успела войти в круг доверия этих ребят. Полностью и безоговорочно. Он видел это по одинаковым выражениям лиц, опущенным плечам и отсутствующим взглядам. Более того, она в их компании стала главной – именно на нее тайком поглядывали парни в поисках одобрения. Именно ей протянула половину мандарина зареванная Ольга.
Но гадалка хранила молчание.
Макс взял второй плод, перекинул из одной руки в другую, будто мяч. Аделия чувствовала, что он ее разглядывает, изучает. Холодно, методично, профессионально. Улыбка и расслабленная поза не могли ее обмануть: он препарировал ее как своих подследственных на допросе. Аделия чувствовала, что начинает понимать ту несчастную женщину, которая запустила в него принтер.
Они смотрели друг другу в глаза: он с изучающим интересом, она – с нарастающим раздражением.
Он продолжал перебрасывать оранжевый плод слева направо, звук удара о ладонь все больше напоминал метроном. За неимением принтера, Аделия перехватила мандарин в полете и сердито сорвала с него кожуру. Разобрала на две половинки, одну подбросила парням, другую разделила между Ольгой и Василисой. Избавившись от «подношения», взглянула на Макса с издевкой.
– Мать просто как с цепи сорвалась в последнее время, – неожиданно заговорил Вадька. – Вечно на взводе, вечно орет. Тихо сидишь – «что надулся». Говоришь – «орешь», с матерью споришь. И почти сразу – в истерику. Как ее все достало. Как ее никто не любит, не ценит…
Парня словно прорвало. Он смотрел на дольки мандарина и говорил, говорил.
– На днях, на Ольгу орала из-за четверки в четверти.
– А чего, много четверок? – присвистнул Макс.
– Да одна всего, одна! – Ольга хотела подскочить, но ее перехватила Аделия, с силой вернула на ковер. Девочка снова шмыгнула носом, добавила тихо: – Она просто меня ненавидит…
– Да ну, брось, – Макс растерялся: как обходиться с женскими истериками он представлял, но с детскими, приправленными обидами… Нет, его этому не учили.
Аделия полоснула его взглядом – мужчина поперхнулся и мгновенно умолк.
– Ольке правда больше меня достается, – шепотом признался Вадька и отвернулся к окну.
– Я думаю, это усталость, ребят, – Макс старался выглядеть убедительно: он старше, он опытней, он хладнокровнее. – Конец года. Может, на работе что-то не ладится… Вы со своей стороны смо́трите, типа, мать придирается. А она может из последних сил сдерживается, балансирует, чтобы вас защитить, чтобы вас эти неприятности не коснулись. Принимает огонь на себя, так сказать…
Ему показалось или Ольга на мгновение перестала дышать, закусила губу, будто проглотив несказанное? И опустила глаза.
– А кому сейчас легко? – Вадька приготовился спорить. – Отцу, может? Но он же не орет на нас.
– Вадим, от тебя такого ребячества вообще не ожидал… Ну, будь снисходителен к женским слабостям. Что ты мать с отцом равняешь? У отца получается, у матери сейчас нет… В другой раз, может, наоборот получится… – он говорил и ловил себя на мысли, что Ольга замкнулась, спряталась сама и спрятала то, что скрывает даже от собственного брата.
Макс взглянул на Аделию:
– Я вообще шел тебя забирать, спать ложится. Завтра в Смоленск хочу смотаться. Ты со мной? Или здесь останешься? – он чувствовал себя иезуитом и провокатором: короткая фраза, за которую у девушки сменилось несколько масок. Королевское высокомерие на словах «тебя забирать», испуг и смущение – на словах «ложиться спать». Паника на фразе «в Смоленск хочу смотаться». Ужас и мольба во время паузы между фразами и облегчение на вопросе «ты со мной».
– Я с тобой! – выдохнула с готовностью.
Макс ухмыльнулся:
– Тогда спать… И это касается всей честно́й компании. Будет утро, будут свежие мысли.
Порывисто встал и притянул Аделию к себе. Подтолкнул к выходу.
– Спать-спать. Всем спать! Вадим, Оля, покажите ребятам, где ванная-туалет, ставим сотовые на зарядку и по комнатам. Не заставляйте меня приходить и проверять расквартировку через тридцать минут…
Он выразительно посмотрел на ребят прежде, чем закрыть дверь.
⁂
В кухне все еще шли задушевные разговоры – Макс очень надеялся, что на этот раз не про них с Аделией.
– Каринка мне плешь проела буквально из-за этих курсов, – рассказывала Светлана. – Купи и купи. А я ей говорю – миллионами не ворочаю. Где мы с отцом возьмем сорок тыщ, если у нас пенсия тридцать пять всего. И ипотеку за дом еще не выплатили до конца.
– Да-а, детям сегодня только подавай, – задумчиво отозвалась Александра.
Светлана отметила с раздражением:
– Так у них и перспектив больше, чем у нас с вами было. Курсами и удаленкой можно хоть в Гарварде учиться. Были б деньги…
– Так и я о том.
Римма цокнула языком, вздохнула:
– Они и сами в 16 зарабатывают столько, сколько я со своими двумя высшими никогда не зарабатывала… Вон, вчера передачу смотрела. Соплячка, одиннадцатый класс. Блогер модный и этот… инфлу-ен-сер…
– Это что за зверь такой?
– А шут его знает, – Римма отмахнулась. – Я толком и не поняла. Но лопочет складно… Так вот, у нее доход пара лимонов в месяц. На пукалках этих в инстаграме, представляешь, Свет? А тут пыжишься, пыжишься, и тридцать пять пенсия…
– На двоих, – уточнила Светлана.
– На двоих, – Римма задумчиво помолчала. – Так что может она и права у тебя. Может и стоит сейчас вложить эти сорок тысяч, чтобы потом Каринка пару лимонов в месяц зарабатывала… Не знаю, вам виднее, конечно…
– У нее прекрасное образование. Будет. – Светлана явно не была настроена уступать. – Она еще после школы своими идеями нас донимала. Уговорили. Объяснили. Взялась за голову, пошла в нормальный ВУЗ, с нормальными перспективами и нормальной специальностью, а не вот это все…
Макс, проходя мимо кухни, заглянул:
– Мы спать! – сообщил радостно, игнорируя недавний разговор с родственницами и взаимное раздражение от него.
Аделия выглянула из-за его плеча, тоже кивнула:
– Спокойной ночи. – Получилось дрожащим голосом, будто она очень скромна и стесняется. На самом деле – жутко замерзла. Вот только в детской спальне согрелась, а вышла в коридор, и будто через ледяной ручей перебиралась: ноги до колен не чувствовали ничего, кроме холода, проваливались в него, как в трясину.
Девушка сжала кулаки, покосилась на входную дверь – может, открыта? Но нет. Да и все остальные обитатели дома, включая болтающих женщин, ходили босиком или в тонких носках.
Хозяйка дома активно закивала им:
– А чего так рано, молодежь? Мы еще думали чайку попить, вон, Александра печенье испекла.
Римма и Александра промолчали, слегка кивнули только. Макс побарабанил по дверному наличнику:
– Мы с Адой завтра часов в шесть выдвигаемся до Смоленска, чтобы к восьми уже там быть на месте. Так что лучше выспаться.
И потянул Аделию на второй этаж.
– Ты чего дрожишь? – неловко обнял за плечи.
– Да мерзну жутко…
Аделия отстранилась, сняла мужскую руку с плеча. Макс тоже оглянулся на входную дверь, убедился, что плотно заперта, и из-под нее не дует.
– А ты теплую одежду с собой брала?
– Конечно! Я на улице так не мерзну, как в доме, – девушка прошла к их спальне, толкнула дверь.
Зайдя внутрь, тут зажгла свет. Девушка поежилась, с сомнением оглянулась на Макса. Тот притворил за собой дверь, закрыл на задвижку.
– Кто первый в душ? – Растер рагривок, прищурился, словно не замечая немой вопрос в глазах девушки.
– Ты…
Мужчина кивнул, достал из комода полотенце, бросил на кровать, поверх покрывала:
– Это тебе.
И сунув свое полотенце под мышку, ушел в ванную. Первые несколько минут Аделия прислушивалась к тому, как шумит вода, как доносится тихое бормотание и мурлыканье. Тихо пересекла комнату, застыла у окна. Сквозь морозный узор пробивался серебристый свет луны, рисовал на подоконнике призрачные узоры, искрился древней, исконной магией. Девушка обхватила себя за плечи, вгляделась в темноту.
Дом стоял в центре села, но по странному стечению обстоятельств – в окружении пустых домов. Справа на Аделию смотрел небольшой двухэтажный дом, крепкий, приземистый, добротный. За ним угадывался небольшой сад. Он не выглядел заброшенным, вероятно, хозяева работают в городе и приезжают в него по выходным. Чистят дорожки, прогревают, проветривают. Ему хорошо здесь одному. Чего не скажешь о его соседе: его покосившаяся кровля требовала ремонта, темные окна тускло поглядывали давно немытыми стеклами, потемневшая дверь оказалась сорвана с петель и тихо поскрипывала на ветру, впуская внутрь непрошенных гостей – ночь и стужу.