– Не. Не люблю я этого брата-адвоката. Частно консультирую.
– Так, выходит, у тебя тоже шарашкина контора? – Аделия лукаво усмехнулась.
– Выходит, так. – Макс кивнул. Потом протянул руку и поймал девичьи пальцы, пожал: – Спасибо… Я никому не рассказывал про эти… негероические подробности с каноном.
Аделия не выдернула ладонь, позволила ему греть продрогшие пальцы, хоть и чувствовала, что он не просто держит их, а гладит, то сжимая, то чуточку разжимая.
– Я рассчитывала, что ты меня ударишь. Решила, что тогда попрошу твоего отца, чтобы он отвез нас с близнецами в город. Или на станцию, – призналась.
Откровенность – за откровенность.
Макс посмотрел на нее, скользнул взглядом по губам, острому подбородку, линии плеч.
– А я догадался…
Аделия презрительно фыркнула:
– Ну-ну, ври дальше.
Глава 7. Первая ночь
После откровенного разговора с Максом, очень не хотелось возвращаться в дом. Душное внимание родни, переглядывания и перешептывания за спиной: Аделия даже не представляла, что ей будет так неловко и неудобно. Но не вечно же мерзнуть на улице. Поднимался ветер. Подхватывал мелкий колючий снег и бросал им в людей, словно прогоняя со двора, отправляя в тепло. Подслеповатый фонарь отбрасывал на тропинку рваные тени, раскачивалась лампа у крыльца, поскрипывала несмазанными креплениями.
– Пойдем, ветер поднимается, – позвал Макс.
Аделия отчетливо почувствовала движение у забора – легкая тень, как порыв ледяного ветра метнулась вдоль стены, замерла на мгновение у калитки и рассыпалась.
Девушка оглянулась, но ничего кроме снежного вихря не заметила. Послушно поплелась за молодым мужчиной. Еще несколько раз оглянулась, но за спиной мелькали только тревожные тени яблонь и желтели квадраты оконных отсветов.
Макс распахнул входную дверь.
Выпустив на мороз детский хохот и топот ног. А вместе с ним и грозный окрик Александры:
– Да вы прекратите носиться по дому или нет?! Задолбали уже!
Аделия стояла на пороге, оглушенная не столько криком, сколько интонацией – раздражение, прикрытое обязанностью заботиться, неприязнь, припорошенная материнским гневом. Шестилетняя Ольга замерла на лестнице, Вадька от неожиданности натолкнулся на нее, едва не сбил со ступеньки, но успел ловко поймать сестру прежде, чем та упала через перила. Оглянулся на мать. В стеклянных глазах обоих детей – обида и неловкость. Но Вадька собрался быстрее, подтолкнул сестру:
– Пойдем в комнату.
Александра поджала губы, прошипела:
– Вот и идите в комнату.
Макс закрыл входную дверь на задвижку, пробормотал:
– Думал пожар или наводнение. Столько крика.
Александра обернулась на него, зло вытерла руки полотенцем:
– Поучи меня еще! Своих заведи и воспитывай… Хотя тебе теперь и морочиться не надо, готовых принимаешь…
И не дожидаясь ответа, ушла в кухню.
Оттуда доносился приглушенный разговор, слышались голоса Светланы и Риммы. Аделия не прислушивалась – ничего хорошего она там не ждала услышать. Прошептала Максу:
– Пойду посмотрю, как близнецы. Да и Таньке надо отзвониться, что приехали, что устроились.
Макс кивнул.
Посмотрел вслед девушки: та скрылась в полумраке коридора, двигалась плавно, как кошка, даже не включая свет. Слышал, как скрипнула дверь детской, на полу и стене мелькнул длинный желтый луч и тут же растаял.
Макс зашел в кухню.
Заметив его одного, Светлана и мать встрепенулись:
– Макс! Она хорошенькая, – отметила тетка.
– Зачем она тебе, с двумя детьми, – одновременно с сестрой поинтересовалась мать.
Макс взял мандарин с тарелки, ловко очистил от кожуры. Смял ее в кулаке, принюхался к дразнящему запаху цедры. Выбросил в ведро.
– Она хорошенькая, – подумав, согласился с теткой.
Прислонился бедром к столешнице: он попал на женские посиделки. Мать, Светлана и Александра. Самая компания, чтобы перемывать кости. Усмехнулся и отправил в рот несколько мандариновых долек.
Мать пересела за столом, придвинулась к нему ближе.
– Макс. Ты же молодой, зачем тебе этот хомут. Дети взрослые уже, сейчас пойдут репетиторы, поступления, кредиты на учебу…
– Компании всякие нехорошие, – подсказала Светлана.
– Пьянки-гулянки, – дополнила Александра.
– Чай-кофе-потанцуем, – в тон женщинам завершил Макс и усмехнулся – еще надеялся перевести на шутку.
– Прекрати ёрничать! – одернула мать. Макс со вздохом понял – перевести на шутку не удастся, скрестил руки на груди, разглядывая встревоженные и злые лица родственниц. – Она молоденькая совсем. А дети взрослые…
– Это во сколько ж она их родила? – кивнула Светлана.
– Шалашо́вка, – завершила мысль Александра.
– Хм. Двадцать минут и сорок секунд, – отозвался Макс задумчиво.
– Что двадцать минут и сорок секунд?
– Это то время, которое вы провели за одним столом с Адой, то есть то время, которое вы ее знаете. А уже донесли до меня информацию о ее прошлом, будущем и даже о сексуальных предпочтениях, – последнее он сказал, уколов Александру взглядом.
Светлана всплеснула руками:
– Ну, знаешь ли, у нас опыт…
– И мы все-таки женщины…
– Мы видим такие вещи!
Они словно трехголовая гидра вторили друг за другом, подхватывая интонации и заведенную тему. Макс покачал головой, отправил в рот оставшийся мандарин.
– Я не понимаю, Макс, ты это мне назло, да? – мать перешла на другой прием – плачущий голос. – Я просто не верю, чтобы такая женщина могла тебе понравиться…
– А кто мне должен нравиться по-твоему? – Макс прищурился.
– Ну не это-то же! – Александра повысила голос и поперхнулась под взглядом мужчины.
Макс медленно выдохнул, досчитал до одиннадцати.
– Значит так, дамы. Вы просили показать мою девушку, я это сделал. Когда мне будет нужен совет кого-нибудь из вас, я непременно обращусь. Но это случиться не сегодня и не завтра, – она направился к выходу из кухни: – И да, прозорливые мои. Это не ее дети. Это ее племянники, оставлены по семейным обстоятельствам на зимние каникулы… Если бы не ваша затея с семейной вылазкой, мы бы прекрасно провели время в Москве. А сейчас терпите. Разберусь с Каринкой, уеду и Аду с детьми заберу. – Напоследок он посмотрел на Александру: – И я не советую тебе орать на них так же, как ты орешь на Ольгу с Вадимом.
Родственница хотела ввязаться в спор, но получила локтем в бок от Светланы и умолкла.
Макс взял горсть мандаринов и направился в детскую.
⁂
Его насторожило, что в коридоре царила практически гробовая тишина. Дети и тишина в его понимании – вещи не совместимые. Тем более, если детей больше двух, и среди них наблюдается парочка, которая явно симпатизирует друг другу. Но из спален не доносилось ни звука. Макс подошел к комнате парней, постучал. Из-под двери соседней комнаты, которую занимали Ольга и племянница Аделии Василиса, лилась тощая полоска золотистого света. И – Макс прислушался – приглушенные голоса.
Он постучал и почти сразу толкнул дверь, спросил:
– Мандарины будете? – он замер в проеме.
Аделия сидела на полу, прислонившись к бортику кровати, и обнимала Ольгу. На Макса посмотрела круглыми как блюдца глазами.
Парни притихли, сидели рядком на кровати, розововолосый Вадька грыз ногти.
Василиса замерла у окна, скрестив руки на груди, стояла с видом воинственным и озадаченным.
Оценив обстановку, Макс покосился на коридор и, пока не привлек к себе внимание старшего поколения, зашел в комнату. Притворил за собой дверь. Кинул пару мандарин парням на кровать.