– Ты уверен, что я буду в безопасности? – кротко спросил он.
– Маурицио, со мной ты всегда в безопасности, – тепло ответил Кирдар.
Маурицио, полный надежды на то, что Кирдар захочет предложить ему спасение в последнюю минуту, на следующий день отправился на юг Франции, чтобы встретиться с шефом инвестиционной корпорации за обедом у бассейна на балконе отеля «Дю Кап».
– Маурицио, я хочу, чтобы ты понял: что бы ни происходило между нашими двумя компаниями, я никогда не переставал уважать тебя и твои взгляды. Но у меня есть бизнес, и я был под прицелом. Кто знает, может быть, когда-нибудь, если мы сможем спасти компанию, остановить убытки и начать вкладываться в нее, мы снова сможем что-то сделать вместе.
Пока Кирдар говорил, Маурицио понял, что «Инвесткорп» не сдвинется с места. Не будет спасения в последнюю минуту. Они провели приятный день, но это только с виду. Маурицио вернулся в Милан удрученный и разочарованный.
Тем летом Маурицио не планировал отпуск, а переехал в просторную квартиру, которую снял в Лугано, где дул прохладный ветерок и с тенистой зеленой террасы открывался вид на озеро. Он ежедневно ездил на машине в свой офис в Милане.
В сентябре Collegio Sindacale, то есть наблюдательный совет «Гуччи», уведомила Маззетти, что, поскольку акционеры компании не смогли урегулировать свои разногласия и не одобрили ни один из счетов компании с начала года, совет директоров был обязан по закону передать бухгалтерские книги компании в суд. Затем суды продадут активы компании, чтобы расплатиться с кредиторами.
– Они дали мне двадцать четыре часа, после чего собирались забрать книги, – сказал Маззетти. Он попросил отсрочки на сорок восемь часов, затем позвонил Маурицио и Фабио Франкини.
– Маурицио вляпался, – говорил Маззетти. – Он был окружен со всех сторон. Ему ничего не оставалось, как заключить соглашение.
– Я не могу себе представить, под каким давлением он находился, – добавил позже Свенсон. – Пока у него оставалась хоть какая-то надежда, Маурицио знал, что проживет еще один день. Только оказавшись на краю пропасти – перед лицом личного банкротства, банкротства компании, потери всего, – он осознал реальность происходящего. И мы все гадали, что же будет дальше.
В тот же день Маурицио поехал во Флоренцию и созвал совещание старших сотрудников в Зале Династии в 19:30 вечера.
– Итак, Dottore, что в итоге? Мы прикрываем лавочку? – спросил Дель’Инноченти со своей обычной грубой иронией.
– Я сделал это! – с энтузиазмом ответил Маурицио. – Я нашел деньги. Я выкупаю долю у «Инвесткорп».
– Фантастика! – ответили Дель’Инноченти и другие, которые болели за Маурицио в этой битве, опасаясь, что, если «Инвесткорп» возьмет верх, это сократит рабочие места, закроет фабрику и превратит Скандиччи в офис по закупкам.
– Приход «Инвесткорп» был описан как конец света, – сказал Дель’Инноченти.
Пока Маурицио собирал менеджеров во Флоренции, «военная команда» устроила совещание в Лондоне, гадая, что он собирается делать.
– Кто-то позвонил нам и сказал, что он собрал персонал и произнес эту bravissimo-речь в классической манере Маурицио, сказав, что собирается победить арабов, – вспоминал Свенсон. – Мы все задавались вопросом: «Он собирается потопить корабль или проявит рациональность и продаст его?»
Оказалось, что речь Маурицио была заключительным актом в его игре. Поздно вечером раздался телефонный звонок – Маурицио был готов капитулировать.
В пятницу, 23 сентября 1993 года, Маурицио подписал контракт с «Гуччи» в офисе швейцарского банка в Лугано в окружении юристов и финансистов. В то же утро его секретарша Лилиана Коломбо убрала его личные вещи из кабинета на пятом этаже здания на Пьяцца Сан-Феделе. Черно-белые фотографии Родольфо и Сандры, улыбающиеся лица дочерей, старинный прибор из хрустальных чернильниц, безделушки на его столе. Наконец, с помощью двух рабочих она сняла картину с видом Венеции, которую Родольфо подарил Маурицио.
– Именно это поразило меня, когда я в следующий раз вошел в его офис в понедельник утром, – рассказывал бывший административный директор «Гуччи» Марио Маззетти. – Кроме его личных вещей, все остальное было таким же, как и раньше, за исключением картины Родольфо, которой там больше не было.
В ту пятницу вечером Маурицио пригласил небольшую группу менеджеров «Гуччи», включая Маззетти, в свою квартиру в Лугано на приватный ужин.
Пока одинокий официант осторожно обходил стол, Маурицио объяснил им, что продал свою долю в «Гуччи».
– Я сделал то, что должен был сделать, – просто сказал он. – Я просто хотел, чтобы вы знали, что я сделал все, что мог, но они оказались сильнее. У меня не было выбора.
Когда Маурицио позвонил и сказал, что он согласится на продажу, «Инвесткорп» отреагировала мгновенно. Документы уже были подготовлены, и Рик Свенсон и еще один исполнительный директор «Инвесткорп» вылетели в Швейцарию на закрытие сделки. Они договорились о цене в 120 миллионов долларов.
– В швейцарском банке, где подписывали документы, меня поместили в комнату, а Маурицио заперли в другом конференц-зале со всеми его адвокатами, а я хотел его видеть, – сказал Свенсон. – Он также был моим другом, и никто не видел его в течение нескольких месяцев, поэтому я продолжал выходить в холл, чтобы посмотреть, смогу ли я его мельком увидеть.
Наконец Свенсон промаршировал к двери конференц-зала, распахнул ее и увидел четырех или пятерых адвокатов и Маурицио, ходившего, заложив руки за спину.
Маурицио остановился, и его лицо просияло.
– Buongiorno, Рик! – сказал он, подходя к Свенсону и обнимая его по-медвежьи, в стиле Гуччи.
– Это безумие! Мы же друзья, – продолжил Маурицио. – Я не собираюсь сидеть здесь со всеми этими юристами.
И они, болтая, вместе пошли обратно по коридору.
– Маурицио, – наконец сказал Свенсон, пристально глядя на человека, с которым он так тесно сотрудничал в течение последних шести лет, – я сожалею о том, как все обернулось, но я хочу, чтобы ты знал, что мы действительно верили в тебя и в твою мечту о «Гуччи», и мы сделаем все возможное, чтобы воплотить твое видение в жизнь.
– Рик, – сказал Маурицио, медленно качая головой. – Что мне теперь делать? Отправиться в плавание? Мне больше нечем заняться!
Глава 14. Жизнь в роскоши
Утром в понедельник, 27 марта 1995 года, Маурицио Гуччи, как обычно, проснулся около семи утра. Несколько минут он лежал неподвижно, прислушиваясь к дыханию Паолы. Она прильнула к нему на массивной кровати в стиле ампир с четырьмя неоклассическими колоннами, увенчанными золотым шелковым балдахином и резным деревянным орлом. Это была великолепная кровать, достойная короля, но Маурицио любил быть величественным. Он рыскал по Парижу в поисках мебели в стиле ампир вместе с Тото Руссо, привившим ему любовь к ней, называя ее «элегантной, но не помпезной».
Кровать вместе с другими предметами, которые он собирал на протяжении многих лет, находилась на складе, пока он и Паола Франки, бывшая Коломбо, наконец не переехали в трехэтажную квартиру на Корсо Венеция почти год назад. В то время Маурицио и Паола были вместе уже более четырех лет, но на завершение ремонта ушло два с лишним года. Тем временем Маурицио жил в маленькой холостяцкой квартире на Пьяцца Бельджойзсо, тихой площади с домами восемнадцатого века, окруженной внушительными мраморными палаццо сразу за Дуомо. Паола жила в кондоминиуме, принадлежащем ее бывшему мужу, с девятилетним сыном Чарли.
Величественные палаццо девятнадцатого века выстроились вдоль Корсо Венеция, широкой улицы без зелени, которая тянется на северо-восток от площади Сан-Бабила мимо Джардини Публичи – городского сада Милана. Палаццо, где жили Маурицио и Паола в апартаментах № 38, находится прямо напротив станции «Палестро» на красной линии метро Милана и по диагонали от Джардини Публичи. Его классический фасад, отделанный необычной штукатуркой цвета бамии, выглядит довольно лаконично по сравнению с другими зданиями, стоящими вверх и вниз вдоль проспекта.
Маурицио познакомился с Паолой в 1990 году на частной вечеринке в танцевальном клубе Санкт-Морица. Привлеченный ее красотой, белокурыми волосами и гибкой высокой фигурой, он болтал с ней в баре. Они выяснили, что знали друг друга подростками, когда общались в одной группе друзей на пляжах Санта-Маргериты. Маурицио нравилась непринужденная манера Паолы и ее легкая улыбка – она казалась полной противоположностью Патриции во всех отношениях. Кроме двухлетней связи с Шери, у Маурицио не было никаких других серьезных отношений с тех пор, как он бросил Патрицию, продолжавшую занимать важное место в его жизни, хотя они и жили врозь. Они часто разговаривали и часто спорили. Он устал от конфликтов, но ему не хватало времени или энергии для других отношений. Маурицио также очень боялся СПИДа и, как известно, просил своих партнерш сдать кровь на анализ, прежде чем лечь с ними в постель.
– Маурицио был одним из самых завидных мужчин в Милане, но он не был бабником, – говорил его друг и бывший консультант Карло Бруно. – Им интересовалось много женщин, но он не был плейбоем.
– Ни Маурицио, ни Патриция никогда не найдут столь же значимого партнера в своей жизни, – сказал астролог, которого Патриция попросила погадать для всех них, – хотя звездная карта Паолы во многом имела те же характеристики, что и у Патриции, поэтому было понятно, что Маурицио почувствует к ней влечение.
Когда Маурицио и Паола встретились, она охладела к своему мужу Джорджо, крупному бизнесмену, который сделал свои деньги на добыче меди. В первый раз, когда Маурицио пригласил Паолу выпить, они засиделись до ужина, а после него разговаривали без остановки до часа ночи.
– Он поведал историю своей жизни, – позже рассказывала Паола. – Ему нужно было поговорить, он словно пытался облегчить груз, который лежал у него на сердце и в душе. Возможно, казалось, что он может горы свернуть, но на самом деле он был чрезвычайно чувствительным человеком, очень хрупким перед лицом целого ряда вещей. Он хотел защитить себя и поделиться своим видением всех скандалов, через которые прошли он и его семья. Это было ошеломляюще. Он сказал мне, что хочет быть похожим на орла, летящего высоко, способного видеть и контролировать все и никогда не попадать в силки.
Вначале они тайно встречались в его маленькой квартирке на Пьяцца Бельджойзсо, где Паола обнаружила, что ничто не делает Маурицио счастливее, чем простые домашние обеды. Он нарезал salame, пока она наливала красное вино, и они прижимались друг к другу под сводчатым потолком, прежде чем переместиться на кованую двуспальную кровать, выкрашенную в «помпейский красный», где Паола укрепила свою власть над Маурицио.
– Эта квартира стала нашим маленьким любовным гнездышком, – позже говорила она. Пока Маурицио и Паола развлекались, Патриция кипела от злости. Несмотря на все их усилия быть осторожными, они не могли скрыться от тайной сети шпионов, которыми Патриция руководила из своей квартиры в пентхаусе Галлериа Пассарелла, где Маурицио по-прежнему оплачивал все расходы. От друзей она узнала, что Маурицио видели в городе с высокой худой блондинкой, и ей не потребовалось много времени, чтобы выяснить личность Паолы. Патриция, у которой тоже были любовники, притворялась равнодушной, но следила за каждым движением Маурицио.
Тото Руссо нашел для Маурицио квартиру на Корсо Венеция. Поначалу Маурицио надеялся найти целую виллу – даже если это означало переезд из города, – которая могла бы стать Casa Gucci, символом той же роскоши и вкуса, которые по его задумке должен был олицетворять бизнес Гуччи. Маурицио так и не нашел виллу своей мечты и остановил свой выбор на съемной квартире на Корсо Венеция.
Когда Руссо впервые провел Маурицио через большие деревянные входные двери, мимо изящных кованых железных ворот в тихое спокойствие внутреннего двора, Маурицио сразу же понравилось ощущение величественности, которое создавало здание, и его относительная тишина. За толстыми каменными стенами шум оживленной улицы казался приглушенным, далеким. Маурицио восхищался красочным мозаичным полом в палладианском стиле и величественной мраморной лестницей, которая поднималась в квартиру слева от внутреннего двора. У мраморной лестницы скрывался современный лифт за двумя большими деревянными дверями со стеклами.
Маурицио – в то время еще председатель правления «Гуччи» – считал, что престижное место и роскошная обстановка подходят человеку его положения. Квартира находилась на втором, после цокольного, этаже, или в piano nobile («великолепный этаж»), называемом так, потому что исторически знатные семейства, которые когда-то владели этими гранд-палацци, всегда жили именно на нем. Наверху мраморной лестницы парадные двери открывались в небольшой холл. Оттуда двустворчатая дверь вела в длинный коридор. Кухня и большая столовая были сразу справа, затем ряд гостиных и приемных открывались направо и налево от длинного холла. Расположенная за ним главная спальня выходила окнами на пышный сад внизу, рядом с садом виллы Инверницци. Квартира была настолько великолепна, что ее главный недостаток поначалу не бросался в глаза – в ней была только одна спальня. Когда Маурицио впервые приехал туда, он уже расстался с Патрицией и жил один. После встречи с Паолой он решил наладить свою семейную жизнь и хотел, чтобы Алессандра и Аллегра тоже переехали жить к ним, поэтому владельцы дома, семья Марелли, согласились сдать ему вторую квартиру наверху, которая тем временем освободилась. Если соединить две квартиры вместе, то места хватит и для девочек, и для сына Паолы, Чарли. Маурицио снял обе квартиры и приказал построить внутреннюю лестницу, чтобы соединить их.
– Это будет наш новый дом, – сказал он Паоле, обнимая ее за тонкую талию, когда их шаги эхом разносились по пустым комнатам. Не ставшая Casa Gucci, квартира на Корсо Венеция символизировала все, ради чего он работал: это были подходящие апартаменты для главы «Гуччи», которые также давали возможность наладить новую, более спокойную семейную жизнь. Маурицио понравилась идея, что все трое их детей могут спать под одной крышей с ними в своих собственных комнатах. Он страстно желал, чтобы его дочери проводили с ним больше времени, и надеялся, что так и будет, когда они с Паолой станут жить вместе. Маурицио боялся, что у него никогда не будет здоровых отношений со своими дочерьми, пока Патриция так сильно контролирует их. Несмотря на то что прошло много лет с тех пор, как он переехал, продолжающийся конфликт между ним и Патрицией оставлял ему не так много возможностей восстановить контакт с девочками.
Ремонт и отделка квартиры на Корсо Венеция заняли более двух лет и обошлись в несколько миллионов долларов. Когда квартира была готова, ее роскошные интерьеры заставили весь Милан вскидывать брови и чесать языками. Сплетники жаждали заглянуть внутрь, но Маурицио редко звал гостей, а фотографии квартиры никогда не публиковались. Однако бесконечно снующие туда-сюда бригады рабочих и поставки драгоценного антиквариата, изготовленных на заказ светильников, прекрасных обоев и роскошных шелков не остались незамеченными.
Общая площадь двух квартир составляла более 1200 квадратных метров на трех этажах, и только годовая арендная плата составляла более 400 миллионов лир, или около 250 000 долларов. Маурицио обратился к Тото, попросив его купить мебель, и дал ему полный карт-бланш. Руссо, взволнованный тем, что у него такой восторженный и страстный клиент, превзошел самого себя. Вся квартира была буквально выпотрошена, полы сорваны, а покрытие стен снято и заменено. Руссо заказал вырезанные лазером деревянные инкрустированные полы, скопированные из дворца в Санкт-Петербурге, спроектировал изготовленные на заказ панели и светильники, а также выбрал роскошные обои и богатые шторы. Специалисты восстановили или воссоздали потолочные фрески. Маурицио любил буазери, декоративные французские резные деревянные панели, и купил оригинальный комплект, который когда-то принадлежал бывшему королю Италии Виктору Эммануилу Савойскому, для длинной столовой. Купленные на аукционе во Франции, буазери были выкрашены в зеленый селадон и изящно украшены позолоченными рамами, узорами из цветов и ваз, а также витражными вставками. Руссо и Маурицио заказали массивный обеденный стол из искусственного мрамора, потому что не смогли найти в продаже достаточно длинный, и завершили отделку комнаты бледно-серыми шторами с легким блеском и зеркалами, встроенными в стены. Предназначенный для пышных банкетов, этот обеденный зал также стал местом, где Маурицио, Паола и Чарли завтракали каждое утро.
Маурицио с радостью привез в новую квартиру мебель, которую собирал раньше. Два мраморных обелиска стояли на площадке парадной лестницы, в то время как пара гарцующих бронзовых кентавров украшала вход по обе стороны от двери. Любимую вещь хозяина – старинный бильярдный стол, датируемый серединой 1800-х годов, – поставили в последней гостиной направо по коридору. На закругленных деревянных ножках красовались выразительные резные маски, а у стен стояли оригинальные одинаковые диваны. Когда рабочие приготовились обставить комнату изготовленными на заказ панелями и книжными полками, они, к своему удивлению, обнаружили сложный резной гипсовый потолок с мотивом лабиринта, скрытый под современными навесными панелями. Маурицио согласился восстановить потолок в его первоначальном состоянии. Когда пришло время заполнить многометровые заказные стеллажи, Маурицио, у которого было мало времени для чтения, накупил старых книг на вес.
Меблировка квартиры на Корсо Венеция спровоцировала конфликт между Руссо и Паолой, которая работала дизайнером интерьеров и хотела, чтобы к ее мнению прислушивались. Оба возмущались влиянием оппонента на Маурицио.
Паола была довольно тактичной, а вот Руссо не скрывал своего отношения к ней. Типичная сцена произошла однажды утром, когда шел ремонт. Руссо вошел в квартиру и крикнул во всю глотку: «E’arrivata la troia?» – «Шлюха уже приехала?»
Его помощник, Серджио Басси, вбежал в комнату, широко раскрыв глаза за круглыми дизайнерскими очками, напрасно успокаивая его: «Ш-ш-ш-ш! Тото! Она наверху и, наверное, слышала тебя!»
Руссо было все равно. Он добился от Маурицио обещания, что Паола ограничится украшением детской комнаты наверху и игровой комнаты внизу.
– Ее не пускали на наш этаж, – вспоминал Басси. – Когда Паола появилась на сцене, это изменило отношения между Маурицио и Тото, и в конце концов они сильно поссорились. Тото был типичным неаполитанцем, ревнивым и не желающим ничем делиться. Он затевал склоки с Паолой и устраивал сцены ревности.
Маурицио попросил Паолу превратить длинный пустой холл, примыкающий к мраморной лестнице, ведущей с главного двора, в комнату для игр и вечеринок. Она стала личной игровой площадкой Маурицио.
– В душе он действительно был ребенком, – рассказывала Паола много лет спустя. – Его глаза просто загорались при мысли об этой комнате, у него было много идей для нее.
Передняя часть комнаты превратилась в игровой зал с видеоиграми, автоматом для пинбола 1950-х годов и любимой игрушкой Маурицио, виртуальным гоночным болидом Формулы-1 со шлемом, рулем и курсом обучения. Затем Паола сделала телевизионную комнату похожей на мини-кинотеатр с бархатными занавесками, тремя рядами настоящих сидений из кинотеатра и гигантским телевизионным экраном. В дальнем конце длинной комнаты она создала салун в стиле Дикого Запада – страсть Маурицио.
– Я никогда раньше не делала ничего в таком стиле, – рассказывала Паола, с улыбкой всплеснув руками, – поэтому я села за книги и начала изучать вопрос.
Она заказала изогнутую деревянную стойку, барные стулья с кожаным верхом и обитые кожей диваны. Пустынные пейзажи с каньонами, кактусами и поднимающимися дымовыми сигналами тянулись вдоль стен, а нарисованный ковбой с важным видом расположился на качающихся деревянных дверях. Еще до того, как остальная часть дома была закончена, Маурицио и Паола устроили в игровой комнате костюмированную вечеринку, на которую гости пришли в костюмах ковбоев и индейцев.
Паола особенно заботилась о детских комнатах наверху, зная, как много значит для Маурицио, чтобы его дочери остались с ними. Для Алессандры и Аллегры она выбрала девичьи кровати с балдахином и согласовала цветочные принты и обои в бежевом, зеленом и розовом тонах. Для Чарли она выбрала более мальчишеские цвета и обои с веселым книжным мотивом, так как, шутила она, он не любил настоящие книги. У детей был весь второй этаж, включая комнату, где они могли развлекать своих друзей, небольшую кухню, если они хотели приготовить еду, комнату для гостей и отдельный вход, чтобы они могли приходить и уходить, когда им заблагорассудится. С тех пор как Маурицио и Паола переехали в эту квартиру год назад, Чарли был единственным обитателем детской комнаты – Алессандра и Аллегра не провели ни одной ночи в этих изящных кроватях с балдахином.
По мере того как продвигалась работа над домом, напряжение между Тото и Маурицио из-за Паолы, наконец, привело к разрыву.
– Окончательное выяснение отношений произошло, когда две их помощницы встретились, чтобы провести инвентаризацию, – вспоминал Басси. – Секретарша Тото сказала Лилиане, что Маурицио задолжал Тото миллиард лир. Лилиана сказала, что она сумасшедшая и что это Тото задолжал Маурицио деньги.
Дела пошли так плохо, что двое мужчин перестали разговаривать друг с другом. Паола победила.
В Милане ходили слухи, что пристрастие Тото к кокаину берет над ним верх. Друзья и клиенты, когда-то жаждавшие быть поближе к нему, начали дистанцироваться. Он жил отдельно от жены и дочери, которые тоже были в Милане, но никогда не просил развода. Позже у него возникли проблемы со здоровьем, и он перенес операцию на сердце, чтобы заменить три клапана. Врачи диагностировали у него эндокардит – la morte bianca – болезнь, распространенную среди потребителей кокаина, которая поражает ткани сердца. Но больше, чем проблемы с сердцем, на него повлияла импотенция – еще одно последствие употребления кокаина.
– Тото был настоящим донжуаном, – говорил Басси. – Он обладал особым магнетизмом по отношению к женщинам, а возможно, и к мужчинам. Он никогда не мог смириться с тем фактом, что больше не может заниматься сексом.
Тело Тото было найдено в номере миланского отеля, где он обычно пропадал на двух-трехдневных оргиях. Но на этот раз Руссо въехал в номер один. Персонал отеля, заметив потоки воды, хлынувшие из его номера, обнаружил его склонившимся над раковиной. Тото умер от сердечного приступа. Для его друзей это выглядело как самоубийство.
Маурицио присутствовал на похоронах Тото и сопровождал гроб в Санта-Маргериту, морской курорт, где он был похоронен. Во время заключительного обряда носильщики обнаружили, что гроб Тото был больше, чем склеп, и его нужно переделать.
«Даже в смерти ты выше всяких похвал», – подумал Маурицио, грустно улыбаясь при воспоминании о своем друге и качая головой. Еще один их друг умер два месяца назад. Маурицио повернулся к небольшой группе скорбящих и сказал:
– Кто знает, кто будет третьим?
По мере того как Паола приобретала все большее значение в его жизни, Маурицио пытался разорвать узы, все еще связывавшие его с Патрицией. Хотя он вносил щедрые ежемесячные депозиты на ее банковский счет в Милане – в среднем от 180 до 160 миллионов лир (100 000 долларов), – он запретил ей пользоваться домами в Санкт-Морице. Они с Паолой хотели сделать ремонт во всех трех этих домах и превратить L’Oiseau Bleu в свое собственное убежище, выделив два других дома для детей, гостей, слуг и развлечений. Патриция взбесилась. Она считала, что L’Oiseau Bleu принадлежит ей, и настояла на том, чтобы он передал маленькое шале ей, а два других – Алессандре и Аллегре. Мысль о том, что Маурицио будет там с Паолой, приводила ее в ярость, и она даже пригрозила сжечь дом дотла, дойдя до того, что попросила одного из слуг приготовить два бака бензина и оставить их рядом с домом.
– Просто поставь их рядом с домом, а об остальном я позабочусь, – приказала она сторожу. Он не подчинился, и Патриция обратилась к одному из своих экстрасенсов, который занимался зельями и заклинаниями.
– Маурицио, со мной ты всегда в безопасности, – тепло ответил Кирдар.
Маурицио, полный надежды на то, что Кирдар захочет предложить ему спасение в последнюю минуту, на следующий день отправился на юг Франции, чтобы встретиться с шефом инвестиционной корпорации за обедом у бассейна на балконе отеля «Дю Кап».
– Маурицио, я хочу, чтобы ты понял: что бы ни происходило между нашими двумя компаниями, я никогда не переставал уважать тебя и твои взгляды. Но у меня есть бизнес, и я был под прицелом. Кто знает, может быть, когда-нибудь, если мы сможем спасти компанию, остановить убытки и начать вкладываться в нее, мы снова сможем что-то сделать вместе.
Пока Кирдар говорил, Маурицио понял, что «Инвесткорп» не сдвинется с места. Не будет спасения в последнюю минуту. Они провели приятный день, но это только с виду. Маурицио вернулся в Милан удрученный и разочарованный.
Тем летом Маурицио не планировал отпуск, а переехал в просторную квартиру, которую снял в Лугано, где дул прохладный ветерок и с тенистой зеленой террасы открывался вид на озеро. Он ежедневно ездил на машине в свой офис в Милане.
В сентябре Collegio Sindacale, то есть наблюдательный совет «Гуччи», уведомила Маззетти, что, поскольку акционеры компании не смогли урегулировать свои разногласия и не одобрили ни один из счетов компании с начала года, совет директоров был обязан по закону передать бухгалтерские книги компании в суд. Затем суды продадут активы компании, чтобы расплатиться с кредиторами.
– Они дали мне двадцать четыре часа, после чего собирались забрать книги, – сказал Маззетти. Он попросил отсрочки на сорок восемь часов, затем позвонил Маурицио и Фабио Франкини.
– Маурицио вляпался, – говорил Маззетти. – Он был окружен со всех сторон. Ему ничего не оставалось, как заключить соглашение.
– Я не могу себе представить, под каким давлением он находился, – добавил позже Свенсон. – Пока у него оставалась хоть какая-то надежда, Маурицио знал, что проживет еще один день. Только оказавшись на краю пропасти – перед лицом личного банкротства, банкротства компании, потери всего, – он осознал реальность происходящего. И мы все гадали, что же будет дальше.
В тот же день Маурицио поехал во Флоренцию и созвал совещание старших сотрудников в Зале Династии в 19:30 вечера.
– Итак, Dottore, что в итоге? Мы прикрываем лавочку? – спросил Дель’Инноченти со своей обычной грубой иронией.
– Я сделал это! – с энтузиазмом ответил Маурицио. – Я нашел деньги. Я выкупаю долю у «Инвесткорп».
– Фантастика! – ответили Дель’Инноченти и другие, которые болели за Маурицио в этой битве, опасаясь, что, если «Инвесткорп» возьмет верх, это сократит рабочие места, закроет фабрику и превратит Скандиччи в офис по закупкам.
– Приход «Инвесткорп» был описан как конец света, – сказал Дель’Инноченти.
Пока Маурицио собирал менеджеров во Флоренции, «военная команда» устроила совещание в Лондоне, гадая, что он собирается делать.
– Кто-то позвонил нам и сказал, что он собрал персонал и произнес эту bravissimo-речь в классической манере Маурицио, сказав, что собирается победить арабов, – вспоминал Свенсон. – Мы все задавались вопросом: «Он собирается потопить корабль или проявит рациональность и продаст его?»
Оказалось, что речь Маурицио была заключительным актом в его игре. Поздно вечером раздался телефонный звонок – Маурицио был готов капитулировать.
В пятницу, 23 сентября 1993 года, Маурицио подписал контракт с «Гуччи» в офисе швейцарского банка в Лугано в окружении юристов и финансистов. В то же утро его секретарша Лилиана Коломбо убрала его личные вещи из кабинета на пятом этаже здания на Пьяцца Сан-Феделе. Черно-белые фотографии Родольфо и Сандры, улыбающиеся лица дочерей, старинный прибор из хрустальных чернильниц, безделушки на его столе. Наконец, с помощью двух рабочих она сняла картину с видом Венеции, которую Родольфо подарил Маурицио.
– Именно это поразило меня, когда я в следующий раз вошел в его офис в понедельник утром, – рассказывал бывший административный директор «Гуччи» Марио Маззетти. – Кроме его личных вещей, все остальное было таким же, как и раньше, за исключением картины Родольфо, которой там больше не было.
В ту пятницу вечером Маурицио пригласил небольшую группу менеджеров «Гуччи», включая Маззетти, в свою квартиру в Лугано на приватный ужин.
Пока одинокий официант осторожно обходил стол, Маурицио объяснил им, что продал свою долю в «Гуччи».
– Я сделал то, что должен был сделать, – просто сказал он. – Я просто хотел, чтобы вы знали, что я сделал все, что мог, но они оказались сильнее. У меня не было выбора.
Когда Маурицио позвонил и сказал, что он согласится на продажу, «Инвесткорп» отреагировала мгновенно. Документы уже были подготовлены, и Рик Свенсон и еще один исполнительный директор «Инвесткорп» вылетели в Швейцарию на закрытие сделки. Они договорились о цене в 120 миллионов долларов.
– В швейцарском банке, где подписывали документы, меня поместили в комнату, а Маурицио заперли в другом конференц-зале со всеми его адвокатами, а я хотел его видеть, – сказал Свенсон. – Он также был моим другом, и никто не видел его в течение нескольких месяцев, поэтому я продолжал выходить в холл, чтобы посмотреть, смогу ли я его мельком увидеть.
Наконец Свенсон промаршировал к двери конференц-зала, распахнул ее и увидел четырех или пятерых адвокатов и Маурицио, ходившего, заложив руки за спину.
Маурицио остановился, и его лицо просияло.
– Buongiorno, Рик! – сказал он, подходя к Свенсону и обнимая его по-медвежьи, в стиле Гуччи.
– Это безумие! Мы же друзья, – продолжил Маурицио. – Я не собираюсь сидеть здесь со всеми этими юристами.
И они, болтая, вместе пошли обратно по коридору.
– Маурицио, – наконец сказал Свенсон, пристально глядя на человека, с которым он так тесно сотрудничал в течение последних шести лет, – я сожалею о том, как все обернулось, но я хочу, чтобы ты знал, что мы действительно верили в тебя и в твою мечту о «Гуччи», и мы сделаем все возможное, чтобы воплотить твое видение в жизнь.
– Рик, – сказал Маурицио, медленно качая головой. – Что мне теперь делать? Отправиться в плавание? Мне больше нечем заняться!
Глава 14. Жизнь в роскоши
Утром в понедельник, 27 марта 1995 года, Маурицио Гуччи, как обычно, проснулся около семи утра. Несколько минут он лежал неподвижно, прислушиваясь к дыханию Паолы. Она прильнула к нему на массивной кровати в стиле ампир с четырьмя неоклассическими колоннами, увенчанными золотым шелковым балдахином и резным деревянным орлом. Это была великолепная кровать, достойная короля, но Маурицио любил быть величественным. Он рыскал по Парижу в поисках мебели в стиле ампир вместе с Тото Руссо, привившим ему любовь к ней, называя ее «элегантной, но не помпезной».
Кровать вместе с другими предметами, которые он собирал на протяжении многих лет, находилась на складе, пока он и Паола Франки, бывшая Коломбо, наконец не переехали в трехэтажную квартиру на Корсо Венеция почти год назад. В то время Маурицио и Паола были вместе уже более четырех лет, но на завершение ремонта ушло два с лишним года. Тем временем Маурицио жил в маленькой холостяцкой квартире на Пьяцца Бельджойзсо, тихой площади с домами восемнадцатого века, окруженной внушительными мраморными палаццо сразу за Дуомо. Паола жила в кондоминиуме, принадлежащем ее бывшему мужу, с девятилетним сыном Чарли.
Величественные палаццо девятнадцатого века выстроились вдоль Корсо Венеция, широкой улицы без зелени, которая тянется на северо-восток от площади Сан-Бабила мимо Джардини Публичи – городского сада Милана. Палаццо, где жили Маурицио и Паола в апартаментах № 38, находится прямо напротив станции «Палестро» на красной линии метро Милана и по диагонали от Джардини Публичи. Его классический фасад, отделанный необычной штукатуркой цвета бамии, выглядит довольно лаконично по сравнению с другими зданиями, стоящими вверх и вниз вдоль проспекта.
Маурицио познакомился с Паолой в 1990 году на частной вечеринке в танцевальном клубе Санкт-Морица. Привлеченный ее красотой, белокурыми волосами и гибкой высокой фигурой, он болтал с ней в баре. Они выяснили, что знали друг друга подростками, когда общались в одной группе друзей на пляжах Санта-Маргериты. Маурицио нравилась непринужденная манера Паолы и ее легкая улыбка – она казалась полной противоположностью Патриции во всех отношениях. Кроме двухлетней связи с Шери, у Маурицио не было никаких других серьезных отношений с тех пор, как он бросил Патрицию, продолжавшую занимать важное место в его жизни, хотя они и жили врозь. Они часто разговаривали и часто спорили. Он устал от конфликтов, но ему не хватало времени или энергии для других отношений. Маурицио также очень боялся СПИДа и, как известно, просил своих партнерш сдать кровь на анализ, прежде чем лечь с ними в постель.
– Маурицио был одним из самых завидных мужчин в Милане, но он не был бабником, – говорил его друг и бывший консультант Карло Бруно. – Им интересовалось много женщин, но он не был плейбоем.
– Ни Маурицио, ни Патриция никогда не найдут столь же значимого партнера в своей жизни, – сказал астролог, которого Патриция попросила погадать для всех них, – хотя звездная карта Паолы во многом имела те же характеристики, что и у Патриции, поэтому было понятно, что Маурицио почувствует к ней влечение.
Когда Маурицио и Паола встретились, она охладела к своему мужу Джорджо, крупному бизнесмену, который сделал свои деньги на добыче меди. В первый раз, когда Маурицио пригласил Паолу выпить, они засиделись до ужина, а после него разговаривали без остановки до часа ночи.
– Он поведал историю своей жизни, – позже рассказывала Паола. – Ему нужно было поговорить, он словно пытался облегчить груз, который лежал у него на сердце и в душе. Возможно, казалось, что он может горы свернуть, но на самом деле он был чрезвычайно чувствительным человеком, очень хрупким перед лицом целого ряда вещей. Он хотел защитить себя и поделиться своим видением всех скандалов, через которые прошли он и его семья. Это было ошеломляюще. Он сказал мне, что хочет быть похожим на орла, летящего высоко, способного видеть и контролировать все и никогда не попадать в силки.
Вначале они тайно встречались в его маленькой квартирке на Пьяцца Бельджойзсо, где Паола обнаружила, что ничто не делает Маурицио счастливее, чем простые домашние обеды. Он нарезал salame, пока она наливала красное вино, и они прижимались друг к другу под сводчатым потолком, прежде чем переместиться на кованую двуспальную кровать, выкрашенную в «помпейский красный», где Паола укрепила свою власть над Маурицио.
– Эта квартира стала нашим маленьким любовным гнездышком, – позже говорила она. Пока Маурицио и Паола развлекались, Патриция кипела от злости. Несмотря на все их усилия быть осторожными, они не могли скрыться от тайной сети шпионов, которыми Патриция руководила из своей квартиры в пентхаусе Галлериа Пассарелла, где Маурицио по-прежнему оплачивал все расходы. От друзей она узнала, что Маурицио видели в городе с высокой худой блондинкой, и ей не потребовалось много времени, чтобы выяснить личность Паолы. Патриция, у которой тоже были любовники, притворялась равнодушной, но следила за каждым движением Маурицио.
Тото Руссо нашел для Маурицио квартиру на Корсо Венеция. Поначалу Маурицио надеялся найти целую виллу – даже если это означало переезд из города, – которая могла бы стать Casa Gucci, символом той же роскоши и вкуса, которые по его задумке должен был олицетворять бизнес Гуччи. Маурицио так и не нашел виллу своей мечты и остановил свой выбор на съемной квартире на Корсо Венеция.
Когда Руссо впервые провел Маурицио через большие деревянные входные двери, мимо изящных кованых железных ворот в тихое спокойствие внутреннего двора, Маурицио сразу же понравилось ощущение величественности, которое создавало здание, и его относительная тишина. За толстыми каменными стенами шум оживленной улицы казался приглушенным, далеким. Маурицио восхищался красочным мозаичным полом в палладианском стиле и величественной мраморной лестницей, которая поднималась в квартиру слева от внутреннего двора. У мраморной лестницы скрывался современный лифт за двумя большими деревянными дверями со стеклами.
Маурицио – в то время еще председатель правления «Гуччи» – считал, что престижное место и роскошная обстановка подходят человеку его положения. Квартира находилась на втором, после цокольного, этаже, или в piano nobile («великолепный этаж»), называемом так, потому что исторически знатные семейства, которые когда-то владели этими гранд-палацци, всегда жили именно на нем. Наверху мраморной лестницы парадные двери открывались в небольшой холл. Оттуда двустворчатая дверь вела в длинный коридор. Кухня и большая столовая были сразу справа, затем ряд гостиных и приемных открывались направо и налево от длинного холла. Расположенная за ним главная спальня выходила окнами на пышный сад внизу, рядом с садом виллы Инверницци. Квартира была настолько великолепна, что ее главный недостаток поначалу не бросался в глаза – в ней была только одна спальня. Когда Маурицио впервые приехал туда, он уже расстался с Патрицией и жил один. После встречи с Паолой он решил наладить свою семейную жизнь и хотел, чтобы Алессандра и Аллегра тоже переехали жить к ним, поэтому владельцы дома, семья Марелли, согласились сдать ему вторую квартиру наверху, которая тем временем освободилась. Если соединить две квартиры вместе, то места хватит и для девочек, и для сына Паолы, Чарли. Маурицио снял обе квартиры и приказал построить внутреннюю лестницу, чтобы соединить их.
– Это будет наш новый дом, – сказал он Паоле, обнимая ее за тонкую талию, когда их шаги эхом разносились по пустым комнатам. Не ставшая Casa Gucci, квартира на Корсо Венеция символизировала все, ради чего он работал: это были подходящие апартаменты для главы «Гуччи», которые также давали возможность наладить новую, более спокойную семейную жизнь. Маурицио понравилась идея, что все трое их детей могут спать под одной крышей с ними в своих собственных комнатах. Он страстно желал, чтобы его дочери проводили с ним больше времени, и надеялся, что так и будет, когда они с Паолой станут жить вместе. Маурицио боялся, что у него никогда не будет здоровых отношений со своими дочерьми, пока Патриция так сильно контролирует их. Несмотря на то что прошло много лет с тех пор, как он переехал, продолжающийся конфликт между ним и Патрицией оставлял ему не так много возможностей восстановить контакт с девочками.
Ремонт и отделка квартиры на Корсо Венеция заняли более двух лет и обошлись в несколько миллионов долларов. Когда квартира была готова, ее роскошные интерьеры заставили весь Милан вскидывать брови и чесать языками. Сплетники жаждали заглянуть внутрь, но Маурицио редко звал гостей, а фотографии квартиры никогда не публиковались. Однако бесконечно снующие туда-сюда бригады рабочих и поставки драгоценного антиквариата, изготовленных на заказ светильников, прекрасных обоев и роскошных шелков не остались незамеченными.
Общая площадь двух квартир составляла более 1200 квадратных метров на трех этажах, и только годовая арендная плата составляла более 400 миллионов лир, или около 250 000 долларов. Маурицио обратился к Тото, попросив его купить мебель, и дал ему полный карт-бланш. Руссо, взволнованный тем, что у него такой восторженный и страстный клиент, превзошел самого себя. Вся квартира была буквально выпотрошена, полы сорваны, а покрытие стен снято и заменено. Руссо заказал вырезанные лазером деревянные инкрустированные полы, скопированные из дворца в Санкт-Петербурге, спроектировал изготовленные на заказ панели и светильники, а также выбрал роскошные обои и богатые шторы. Специалисты восстановили или воссоздали потолочные фрески. Маурицио любил буазери, декоративные французские резные деревянные панели, и купил оригинальный комплект, который когда-то принадлежал бывшему королю Италии Виктору Эммануилу Савойскому, для длинной столовой. Купленные на аукционе во Франции, буазери были выкрашены в зеленый селадон и изящно украшены позолоченными рамами, узорами из цветов и ваз, а также витражными вставками. Руссо и Маурицио заказали массивный обеденный стол из искусственного мрамора, потому что не смогли найти в продаже достаточно длинный, и завершили отделку комнаты бледно-серыми шторами с легким блеском и зеркалами, встроенными в стены. Предназначенный для пышных банкетов, этот обеденный зал также стал местом, где Маурицио, Паола и Чарли завтракали каждое утро.
Маурицио с радостью привез в новую квартиру мебель, которую собирал раньше. Два мраморных обелиска стояли на площадке парадной лестницы, в то время как пара гарцующих бронзовых кентавров украшала вход по обе стороны от двери. Любимую вещь хозяина – старинный бильярдный стол, датируемый серединой 1800-х годов, – поставили в последней гостиной направо по коридору. На закругленных деревянных ножках красовались выразительные резные маски, а у стен стояли оригинальные одинаковые диваны. Когда рабочие приготовились обставить комнату изготовленными на заказ панелями и книжными полками, они, к своему удивлению, обнаружили сложный резной гипсовый потолок с мотивом лабиринта, скрытый под современными навесными панелями. Маурицио согласился восстановить потолок в его первоначальном состоянии. Когда пришло время заполнить многометровые заказные стеллажи, Маурицио, у которого было мало времени для чтения, накупил старых книг на вес.
Меблировка квартиры на Корсо Венеция спровоцировала конфликт между Руссо и Паолой, которая работала дизайнером интерьеров и хотела, чтобы к ее мнению прислушивались. Оба возмущались влиянием оппонента на Маурицио.
Паола была довольно тактичной, а вот Руссо не скрывал своего отношения к ней. Типичная сцена произошла однажды утром, когда шел ремонт. Руссо вошел в квартиру и крикнул во всю глотку: «E’arrivata la troia?» – «Шлюха уже приехала?»
Его помощник, Серджио Басси, вбежал в комнату, широко раскрыв глаза за круглыми дизайнерскими очками, напрасно успокаивая его: «Ш-ш-ш-ш! Тото! Она наверху и, наверное, слышала тебя!»
Руссо было все равно. Он добился от Маурицио обещания, что Паола ограничится украшением детской комнаты наверху и игровой комнаты внизу.
– Ее не пускали на наш этаж, – вспоминал Басси. – Когда Паола появилась на сцене, это изменило отношения между Маурицио и Тото, и в конце концов они сильно поссорились. Тото был типичным неаполитанцем, ревнивым и не желающим ничем делиться. Он затевал склоки с Паолой и устраивал сцены ревности.
Маурицио попросил Паолу превратить длинный пустой холл, примыкающий к мраморной лестнице, ведущей с главного двора, в комнату для игр и вечеринок. Она стала личной игровой площадкой Маурицио.
– В душе он действительно был ребенком, – рассказывала Паола много лет спустя. – Его глаза просто загорались при мысли об этой комнате, у него было много идей для нее.
Передняя часть комнаты превратилась в игровой зал с видеоиграми, автоматом для пинбола 1950-х годов и любимой игрушкой Маурицио, виртуальным гоночным болидом Формулы-1 со шлемом, рулем и курсом обучения. Затем Паола сделала телевизионную комнату похожей на мини-кинотеатр с бархатными занавесками, тремя рядами настоящих сидений из кинотеатра и гигантским телевизионным экраном. В дальнем конце длинной комнаты она создала салун в стиле Дикого Запада – страсть Маурицио.
– Я никогда раньше не делала ничего в таком стиле, – рассказывала Паола, с улыбкой всплеснув руками, – поэтому я села за книги и начала изучать вопрос.
Она заказала изогнутую деревянную стойку, барные стулья с кожаным верхом и обитые кожей диваны. Пустынные пейзажи с каньонами, кактусами и поднимающимися дымовыми сигналами тянулись вдоль стен, а нарисованный ковбой с важным видом расположился на качающихся деревянных дверях. Еще до того, как остальная часть дома была закончена, Маурицио и Паола устроили в игровой комнате костюмированную вечеринку, на которую гости пришли в костюмах ковбоев и индейцев.
Паола особенно заботилась о детских комнатах наверху, зная, как много значит для Маурицио, чтобы его дочери остались с ними. Для Алессандры и Аллегры она выбрала девичьи кровати с балдахином и согласовала цветочные принты и обои в бежевом, зеленом и розовом тонах. Для Чарли она выбрала более мальчишеские цвета и обои с веселым книжным мотивом, так как, шутила она, он не любил настоящие книги. У детей был весь второй этаж, включая комнату, где они могли развлекать своих друзей, небольшую кухню, если они хотели приготовить еду, комнату для гостей и отдельный вход, чтобы они могли приходить и уходить, когда им заблагорассудится. С тех пор как Маурицио и Паола переехали в эту квартиру год назад, Чарли был единственным обитателем детской комнаты – Алессандра и Аллегра не провели ни одной ночи в этих изящных кроватях с балдахином.
По мере того как продвигалась работа над домом, напряжение между Тото и Маурицио из-за Паолы, наконец, привело к разрыву.
– Окончательное выяснение отношений произошло, когда две их помощницы встретились, чтобы провести инвентаризацию, – вспоминал Басси. – Секретарша Тото сказала Лилиане, что Маурицио задолжал Тото миллиард лир. Лилиана сказала, что она сумасшедшая и что это Тото задолжал Маурицио деньги.
Дела пошли так плохо, что двое мужчин перестали разговаривать друг с другом. Паола победила.
В Милане ходили слухи, что пристрастие Тото к кокаину берет над ним верх. Друзья и клиенты, когда-то жаждавшие быть поближе к нему, начали дистанцироваться. Он жил отдельно от жены и дочери, которые тоже были в Милане, но никогда не просил развода. Позже у него возникли проблемы со здоровьем, и он перенес операцию на сердце, чтобы заменить три клапана. Врачи диагностировали у него эндокардит – la morte bianca – болезнь, распространенную среди потребителей кокаина, которая поражает ткани сердца. Но больше, чем проблемы с сердцем, на него повлияла импотенция – еще одно последствие употребления кокаина.
– Тото был настоящим донжуаном, – говорил Басси. – Он обладал особым магнетизмом по отношению к женщинам, а возможно, и к мужчинам. Он никогда не мог смириться с тем фактом, что больше не может заниматься сексом.
Тело Тото было найдено в номере миланского отеля, где он обычно пропадал на двух-трехдневных оргиях. Но на этот раз Руссо въехал в номер один. Персонал отеля, заметив потоки воды, хлынувшие из его номера, обнаружил его склонившимся над раковиной. Тото умер от сердечного приступа. Для его друзей это выглядело как самоубийство.
Маурицио присутствовал на похоронах Тото и сопровождал гроб в Санта-Маргериту, морской курорт, где он был похоронен. Во время заключительного обряда носильщики обнаружили, что гроб Тото был больше, чем склеп, и его нужно переделать.
«Даже в смерти ты выше всяких похвал», – подумал Маурицио, грустно улыбаясь при воспоминании о своем друге и качая головой. Еще один их друг умер два месяца назад. Маурицио повернулся к небольшой группе скорбящих и сказал:
– Кто знает, кто будет третьим?
По мере того как Паола приобретала все большее значение в его жизни, Маурицио пытался разорвать узы, все еще связывавшие его с Патрицией. Хотя он вносил щедрые ежемесячные депозиты на ее банковский счет в Милане – в среднем от 180 до 160 миллионов лир (100 000 долларов), – он запретил ей пользоваться домами в Санкт-Морице. Они с Паолой хотели сделать ремонт во всех трех этих домах и превратить L’Oiseau Bleu в свое собственное убежище, выделив два других дома для детей, гостей, слуг и развлечений. Патриция взбесилась. Она считала, что L’Oiseau Bleu принадлежит ей, и настояла на том, чтобы он передал маленькое шале ей, а два других – Алессандре и Аллегре. Мысль о том, что Маурицио будет там с Паолой, приводила ее в ярость, и она даже пригрозила сжечь дом дотла, дойдя до того, что попросила одного из слуг приготовить два бака бензина и оставить их рядом с домом.
– Просто поставь их рядом с домом, а об остальном я позабочусь, – приказала она сторожу. Он не подчинился, и Патриция обратилась к одному из своих экстрасенсов, который занимался зельями и заклинаниями.