– Да, конечно… а что? – Он говорит не очень разборчиво, слова сливаются.

– Вы… не такой, как обычно…

– Да ну что ты! Как нельзя лучше. Как нельзя… лучше. Женщины, женщины… знаешь ли…

Анн-Мари ухмыляется.

– Ну ладно.

В темноте дорога быстро сливается с окружающим ландшафтом, лишь вдалеке видны крошечные огоньки света, да еще то тут, то там мелькают на обочинах кошачьи глаза…

– Уже так темно. Кажется, что сейчас совсем поздно, – говорит она.

Найл молчит. Навстречу, едва не задевая крыло их машины, проносится грузовик.

– Найл!

– Да? Не бойся ты, все хорошо…

Дальше они едут молча. Найл переключается на другой канал. Из динамиков звучат лучшие фолк-хиты семидесятых. Вскоре он чувствует, что Анн-Мари немного успокоилась.

Они проезжают мимо заснеженного поля за деревней. Однажды Кристина привела его туда, к стоячим камням, устроив в день солнцестояния пикник у древнего могильника. Она всегда любила такие вещи.

Прежде чем переехать в Страт-Хорн, Кристина изучала местные языческие традиции и стала одной из участниц фестиваля огня в Белтейне. Он никогда не был на само́м весеннем празднике, но знал, что на нем приветствуются боди-арт, обнаженная натура и секс. Он слышал про оргии. Она танцевала обнаженная с огнем. Иногда перед сном он просил ее рассказать. Ее тогдашних друзей-студентов он назвал хоббитами. Чертов Белтейн. До встречи с ней вся эта эзотерика ничего для Найла не значила. Подумаешь, взбежал на холм как сумасшедший и подставил лицо апрельской росе. Костры – из той же оперы. А теперь… Теперь он вынужден признать, что питает к ним некоторую слабость. Она называла их сигнальными огнями и пекла лепешки. Она радовалась солнцу. Она переехала в Эдинбург семнадцатилетней девчонкой, но врала про свой возраст. Никто не мог ей ничего запретить. Она красила ногти в красный цвет и плела букеты из веток рябины. Позже он поддразнивал ее за это и говорил, что рябина-то уж точно ее до добра не доведет, что за такие замашки ее утопят в реке…

Как-то раз местный фермер пожаловался, что кто-то надел на головы его коров венки из плюща, когда они паслись в поле неподалеку от их дома. Никто тогда не сознался в этой шалости. Кристина вела себя так, словно впервые об этом слышит, но Найл был уверен, что это ее рук дело…

Анн-Мари откашливается.

– Просто хотела сказать… Ну, просто на днях Лорен спрашивала меня кое о чем. Я подумала, что должна вам сказать. Кажется, она очень встревожена.

– Чем именно?

– Она… Кажется, она чем-то обеспокоена. Она хотела разузнать… про свою маму.

Грузовик выезжает на середину дороги, и Анн-Мари судорожно хватается за ручку.

– Вы в порядке, Найл?

Найл подавляет икоту и бормочет:

– В порядке…

– Просто мне показалось, что я должна вам рассказать. Я поняла… Ну, что на самом деле толком и не знаю, что произошло.

– Мне не хотелось бы об этом говорить. – Найл хмурится. Воспоминания о прошлом растворяются в темноте. Но он знает, что они придут снова. Они не дают ему покоя. – Какая мать, такая и дочь, – бормочет он.

– О чем это вы?

Он не отвечает.

– Извините, я понимаю, что вам тяжело, – отвечает Анн-Мари.

– Я вовсе не пытаюсь отшутиться… просто не знаю: зачем сейчас ворошить это все? Ты села ко мне в машину и решила меня развлечь?! – Он качает головой. – Уж лучше бы подумала о том, чего я не рассказываю твоим родителям. О том, что ты, оказывается, тайком алкоголем балуешься. Как считаешь, они бы сильно обрадовались?! Чёрт побери. – Некоторое время они едут молча, прежде чем он возобновляет разговор. – Ты совсем как… совсем как твоя мать. Еще парочка таких вопросов, и можешь… можешь проваливать обратно в свой Эдинбург.

Последние слова он уже скорее бормочет. Анн-Мари отворачивается к окошку.

– В общем, давай лучше не будем об этом, договорились? – продолжает Найл. – Кристина ушла. Ушла, понимаешь? Ничего более определенного сказать нельзя. Все разладилось, и она ушла.

– Ладно. Простите, – отвечает Анн-Мари.

Он включает поворотник, и характерное щелканье немного сглаживает неловкое молчание. Они сворачивают на лесную дорогу. Машину трясет на камнях и выбоинах. С обеих сторон нависают темные сосны. Никаких других машин по пути не попадается. Найл переключает фары на дальний свет.

– С вами все в порядке, Найл? – снова спрашивает она.

Он что-то ворчит в ответ. Анн-Мари ежится и нервно перебирает ногами.

– Уверены?

– Со мной все нормально!

Он крутит руль, и… Анн-Мари резко подбрасывает в сторону, она цепляется за дверную ручку.


– Черт возьми!

Найл продолжает смотреть вперед, на дорогу, но краем глаза следит за Анн-Мари.

– Ничего страшного, Найл. Все хорошо.

Покосившись в ее сторону, он видит, что она вжалась в сиденье и почти впечаталась в дверцу.

– Извини, что так вышло, – бормочет он. Он протягивает руку за банкой или фляжкой, которая должна лежать рядом с ней, но ничего не нащупывает.

– Послушайте, – говорит она. – Мы ведь уже почти приехали. Просто высадите меня где удобно. А дальше уж я сама дойду. Пешком. Не беспокойтесь.

– Нет, нет, я должен отвезти тебя до самого дома.

Пикап снова подскакивает на ухабе, и его заносит на каменистую обочину.

– Найл, прошу вас…

– Я не могу позволить тебе идти пешком, – отвечает он, и в его голосе слышатся саркастические нотки.

– Найл, я плохо себя чувствую. Пожалуйста. Пожалуйста. Остановитесь здесь. Ну или где удобно. Мы ведь и так уже… почти на месте.

– Замечательно! – Он резко тормозит, и их вновь подбрасывает на сиденьях, словно кукол. – Анн-Мари, пойми меня правильно. Ты же еще совсем юная. Не могу я… так просто отпустить тебя одну…

– Почему? – Она вся напрягается и поворачивается к нему.

– Не могу, и все. – Он дотрагивается до ее плеча, неуклюже проводя пальцами по отвороту куртки. – Не могу допустить, чтобы ты шла одна. Одна, через лес, в темноте. В общем, ты понимаешь.

Анн-Мари в ужасе смотрит на него, она очень напугана. Наверное, сейчас в его компании ей не так уютно, как там, среди сосен…





Глава 17




Лежа на раскладушке в кабинете на первом этаже дома Билли, Лорен гадает, куда же все-таки мог подеваться ее отец. Если он завис где-то с Сэнди, то непонятно, почему не написал ей или не позвонил. Завтра ей надо идти в школу… Может, он пьян. Или, того хуже, попал в аварию. Она пытается вспомнить, какие у него были планы на день, но в голову ничего не лезет. Она усиленно напрягает память, пытается найти хоть какие-нибудь зацепки, но всё без толку. Прежде чем лечь спать, она выглядывает из окна первого этажа, надеясь увидеть у дома отцовский пикап, но дорога по-прежнему пуста…

Ночью Лорен будит телефонный звонок в прихожей. Она слышит шаги Кирсти внизу, ее тихий голос, даже ее прерывистое дыхание. Потом Кирсти вновь бежит вверх по лестнице. Некоторое время спустя Лорен слышит приглушенный разговор на кухне. Похоже, Кирсти чем-то встревожена.

– Да, пожалуй…

Лорен напряженно вслушивается.

– Знаю, знаю. Но мы ведь должны.

Наступает тишина, затем кто-то тихо стучит в дверь кабинета.

– Привет, – шепчет Кирсти. – Еще не спишь?

– Нет, – шепчет в ответ Лорен.

Кирсти опускается на раскладушку, наклоняя к ней голову.

– Мне просто интересно, когда ты в последний раз видела Анн-Мари?

– Когда она приходила посидеть со мной. – Лорен поглядывает на дверь, как будто там может стоять Анн-Мари.

– Она тебе что-нибудь говорила про свои планы? Ну, может, собиралась куда-то?

– Нет, а что? – Что-то опускается у нее внутри.

– Все окей. Не беспокойся. И ты постарайся снова заснуть.

Она уходит быстрее, чем обычно.

Лорен лежит в постели едва дыша, пытаясь расслышать еще что-нибудь. Крейг расхаживает по комнате, а Кирсти снова говорит по телефону. Их разговор становится немного громче. Лорен прижимается ухом к стене.

– Мы сделаем все, что от нас зависит, – говорит Кирсти.

– Но мы ведь не можем успеть и то, и…