Лорен задумывается.
– А зачем ты сделала татуировку?
– Ну как сказать? Глупо, наверное, но тогда мне казалось, что будет красиво. – Анн-Мари на секунду замолкает. – Только ни слова моим родителям. И брату тоже. Они не хотят, чтобы кто-то знал. И взяли с меня обещание.
– А когда принимаешь душ, тебе больно? – Лорен многозначительно смотрит на татуировку.
Та смеется.
– Нет, конечно! Ни капельки.
В коридор выбегает один из псов. Он чем-то взволнован и тихо повизгивает.
– Что такое? Эй! Хочешь на улицу?
Собака бежит в игровую комнату и царапает лапой угол двери, ведущей в сад. Откуда-то из другой комнаты доносится ритмичная мелодия. Очень похоже на старые записи, из восьмидесятых, мелькает в голове у Лорен. Ее отец такое любит.
Пес, то ли Роуленд, то ли Фергюс, поворачивается к Анн-Мари и лает. Лорен замечает под бильярдным столом его сородича. Он выползает наружу и тоже начинает выть. Лорен мнется на пороге, не решаясь войти.
– Ну ладно, – вздыхает Анн-Мари и протягивает руку к ключу от двери. На крыльце загорается свет. Анн-Мари замирает. – Эй?
В ответ – тишина. Она поднимает жалюзи и выглядывает наружу через квадратные стекла. Полоска света тянется по гравию к темным деревьям.
– А вот возьму и не пущу вас на улицу!
Собаки закатывают настоящий концерт – с лаем, воем и визгами. Один пес, скуля, возвращается под стол, а другой снова начинает скрести дверь и лаять.
– Ну-ка тихо! – Она оборачивается к Лорен. – Нет, ты только посмотри на них. Такие глупыши. Ладно, так ты остаешься у нас на ночь? Я напишу родителям. Они совершенно не против, если ты займешь детскую наверху. – Она подходит к кухонному окну. – В шкафу найдется еще одно одеяло. Мне нужно разобраться с этими собаками. Не знаю, что на них вдруг нашло.
* * *
В детской все в кружевах. Кружево над кроватью с латунной спинкой, кружевные занавески. Кружевные платья на куклах, которые сидят напротив в кресле-качалке с плюшевыми мишками. Стены кремового цвета, а в углу – белая эмалированная раковина. Под окном стоит серый кукольный домик. Полы, как и в других комнатах, из полированного дерева, кое-где застелены старыми коврами. Овечья шкурка лежит у кровати. Лорен опускается на колени и дотрагивается до нее рукой. На ощупь она мягче, чем обычная овечья шерсть…
Она роется в глубоком шкафу и находит одеяло. Закутавшись в него, она садится, скрестив ноги, на край белой кровати. Под покрывалом застелено серое стеганое одеяло. В комнате необычайно тихо. Она смотрит на игрушечное кресло-качалку с куклами, и те смотрят на нее в ответ. Лысый младенец в длинном крестильном платье, с кожей цвета яблочной мякоти. Маленькая девочка с черными локонами под соломенной шляпкой и плюшевым мишкой с блестящими пуговицами вместо глаз. Снаружи, на крыльце, загорается свет. Она встает посмотреть. Из дома пулей выбегает собака. Плохо видно, что происходит дальше. Прислонившись к стеклу, она слышит, как Анн-Мари зовет своего пса:
– Роланд! – Потом еще раз, уже тише: – Ох. О боже мой!
Кустарник заслоняет видимость, но она успевает заметить метнувшуюся куда-то в сторону женскую фигуру, а приглядевшись получше, замечает край измятого белого халата.
– Эй… ты? – Голос Анн-Мари становится громче.
Кажется, будто женщина кивает. Она разводит руки в стороны и качает головой.
– Что? Прости… Кажется, ты совсем замерзла.
Женщина поворачивается и, так и не опустив рук, начинает удаляться. Лорен замечает, что свет на крыльце освещает ее совсем иначе. Ее фигура вполне различима, но как будто прозрачна…
– Куда собралась? Эй! – Голос у Анн-Мари немного испуганный.
Когда женщина поворачивается, она поднимает голову и смотрит прямо на Лорен в окне. Она улыбается, и Лорен тут же ныряет вниз, опускаясь на корточки. В памяти вспыхивает фотография из ванной. Испугавшись, она прячется под холодное покрывало и выключает громоздкий прикроватный светильник. Внизу со щелчком захлопнулась дверь. На лестнице раздаются шаги и обрывки знакомой песни.
– Где ты пропадала весь день?.. – Лорен съеживается под одеялом. – Где ты пропадала весь день, Душка?..
Дверь в детскую со скрипом открывается.
– Эй, Лорен? Ты как, спишь? – шепчет Анн-Мари.
– Нет, – выдыхает Лорен в ответ.
– У тебя все в порядке? – Прежде чем Лорен успевает ответить, Анн-Мари начинает петь тихим колыбельным голосом.
По холму и вниз с холма,
Душка Лорен, душка Лорен.
По холму и вниз с холма,
Наша дочка Лорен…
Лорен резко выпрямляется.
– Что?! – Она включает прикроватный светильник. И замечает, что его основание покрыто морскими ракушками.
– Прости. Напела, что пришло в голову. – Анн-Мари выглядит озадаченной.
– Дочь Лорен?
– Я пропела «Душка, дорогая Лорен». Что-то не так? А что это вообще за песня? Уверена, что она мне знакома. – И снова напевает: – Душка Лорен Маккей. Довольна?
– Пожалуйста, не надо… С кем ты там разговаривала?
– Не поняла? – Анн-Мари подходит к кровати Лорен, и ее серебряные украшения мерцают в тусклом свете лампы.
– Кто это был?
Анн-Мари морщит лоб, не понимая вопроса.
– Ну, та женщина, с которой ты разговаривала. За дверью.
Анн-Мари пристально смотрит на нее.
– Лорен, – говорит она полушепотом, – я ни с кем не разговаривала.
– Разговаривала.
Анн-Мари садится на край покрывала, теребя пальцами края джемпера.
– Да нет же!
– Почему бы тебе не рассказать? Я же не придумала. Видела все своими глазами.
Анн-Мари вздыхает.
– И что же ты видела?
– Девушку. Ты с ней разговаривала.
– Я?!
Лорен кивает.
– И ты знаешь, кто она такая?
Лорен колеблется.
– Кажется, да.
– Ну и кто же?
– Нет. Не знаю. Правда. Это трудно объяснить.
– Хорошо. Я выходила звать собак. С ними и разговаривала.
– Там была девушка. Или женщина…
Анн-Мари выглядывает в окно.
– Что бы ты ни видела, думаю, тебе надо немного поспать. Я напишу эсэмэску Диане и выясню, приедет она или нет. Роланд сбежал. Боже, обычно он никогда так себя не ведет.
У нее гудит телефон.
– Анн-Мари?..
– Извини, это Диана…
– Дело в том, что я видела эту женщину вчера вечером и…
– Извини, Лорен, но я думаю, что должна ответить на звонок. Мы можем поговорить об этом завтра? Постарайся немного отдохнуть. Я расскажу маме, а она расскажет твоему отцу.
«Она немного похожа на нее», – не решается произнести Лорен. Анн-Мари выключает свет и с шумом захлопывает дверь. В кромешной тьме Лорен проваливается в какой-то странный, туманный сон. Последнее, о чем она думает, – это белые свечи…
– А зачем ты сделала татуировку?
– Ну как сказать? Глупо, наверное, но тогда мне казалось, что будет красиво. – Анн-Мари на секунду замолкает. – Только ни слова моим родителям. И брату тоже. Они не хотят, чтобы кто-то знал. И взяли с меня обещание.
– А когда принимаешь душ, тебе больно? – Лорен многозначительно смотрит на татуировку.
Та смеется.
– Нет, конечно! Ни капельки.
В коридор выбегает один из псов. Он чем-то взволнован и тихо повизгивает.
– Что такое? Эй! Хочешь на улицу?
Собака бежит в игровую комнату и царапает лапой угол двери, ведущей в сад. Откуда-то из другой комнаты доносится ритмичная мелодия. Очень похоже на старые записи, из восьмидесятых, мелькает в голове у Лорен. Ее отец такое любит.
Пес, то ли Роуленд, то ли Фергюс, поворачивается к Анн-Мари и лает. Лорен замечает под бильярдным столом его сородича. Он выползает наружу и тоже начинает выть. Лорен мнется на пороге, не решаясь войти.
– Ну ладно, – вздыхает Анн-Мари и протягивает руку к ключу от двери. На крыльце загорается свет. Анн-Мари замирает. – Эй?
В ответ – тишина. Она поднимает жалюзи и выглядывает наружу через квадратные стекла. Полоска света тянется по гравию к темным деревьям.
– А вот возьму и не пущу вас на улицу!
Собаки закатывают настоящий концерт – с лаем, воем и визгами. Один пес, скуля, возвращается под стол, а другой снова начинает скрести дверь и лаять.
– Ну-ка тихо! – Она оборачивается к Лорен. – Нет, ты только посмотри на них. Такие глупыши. Ладно, так ты остаешься у нас на ночь? Я напишу родителям. Они совершенно не против, если ты займешь детскую наверху. – Она подходит к кухонному окну. – В шкафу найдется еще одно одеяло. Мне нужно разобраться с этими собаками. Не знаю, что на них вдруг нашло.
* * *
В детской все в кружевах. Кружево над кроватью с латунной спинкой, кружевные занавески. Кружевные платья на куклах, которые сидят напротив в кресле-качалке с плюшевыми мишками. Стены кремового цвета, а в углу – белая эмалированная раковина. Под окном стоит серый кукольный домик. Полы, как и в других комнатах, из полированного дерева, кое-где застелены старыми коврами. Овечья шкурка лежит у кровати. Лорен опускается на колени и дотрагивается до нее рукой. На ощупь она мягче, чем обычная овечья шерсть…
Она роется в глубоком шкафу и находит одеяло. Закутавшись в него, она садится, скрестив ноги, на край белой кровати. Под покрывалом застелено серое стеганое одеяло. В комнате необычайно тихо. Она смотрит на игрушечное кресло-качалку с куклами, и те смотрят на нее в ответ. Лысый младенец в длинном крестильном платье, с кожей цвета яблочной мякоти. Маленькая девочка с черными локонами под соломенной шляпкой и плюшевым мишкой с блестящими пуговицами вместо глаз. Снаружи, на крыльце, загорается свет. Она встает посмотреть. Из дома пулей выбегает собака. Плохо видно, что происходит дальше. Прислонившись к стеклу, она слышит, как Анн-Мари зовет своего пса:
– Роланд! – Потом еще раз, уже тише: – Ох. О боже мой!
Кустарник заслоняет видимость, но она успевает заметить метнувшуюся куда-то в сторону женскую фигуру, а приглядевшись получше, замечает край измятого белого халата.
– Эй… ты? – Голос Анн-Мари становится громче.
Кажется, будто женщина кивает. Она разводит руки в стороны и качает головой.
– Что? Прости… Кажется, ты совсем замерзла.
Женщина поворачивается и, так и не опустив рук, начинает удаляться. Лорен замечает, что свет на крыльце освещает ее совсем иначе. Ее фигура вполне различима, но как будто прозрачна…
– Куда собралась? Эй! – Голос у Анн-Мари немного испуганный.
Когда женщина поворачивается, она поднимает голову и смотрит прямо на Лорен в окне. Она улыбается, и Лорен тут же ныряет вниз, опускаясь на корточки. В памяти вспыхивает фотография из ванной. Испугавшись, она прячется под холодное покрывало и выключает громоздкий прикроватный светильник. Внизу со щелчком захлопнулась дверь. На лестнице раздаются шаги и обрывки знакомой песни.
– Где ты пропадала весь день?.. – Лорен съеживается под одеялом. – Где ты пропадала весь день, Душка?..
Дверь в детскую со скрипом открывается.
– Эй, Лорен? Ты как, спишь? – шепчет Анн-Мари.
– Нет, – выдыхает Лорен в ответ.
– У тебя все в порядке? – Прежде чем Лорен успевает ответить, Анн-Мари начинает петь тихим колыбельным голосом.
По холму и вниз с холма,
Душка Лорен, душка Лорен.
По холму и вниз с холма,
Наша дочка Лорен…
Лорен резко выпрямляется.
– Что?! – Она включает прикроватный светильник. И замечает, что его основание покрыто морскими ракушками.
– Прости. Напела, что пришло в голову. – Анн-Мари выглядит озадаченной.
– Дочь Лорен?
– Я пропела «Душка, дорогая Лорен». Что-то не так? А что это вообще за песня? Уверена, что она мне знакома. – И снова напевает: – Душка Лорен Маккей. Довольна?
– Пожалуйста, не надо… С кем ты там разговаривала?
– Не поняла? – Анн-Мари подходит к кровати Лорен, и ее серебряные украшения мерцают в тусклом свете лампы.
– Кто это был?
Анн-Мари морщит лоб, не понимая вопроса.
– Ну, та женщина, с которой ты разговаривала. За дверью.
Анн-Мари пристально смотрит на нее.
– Лорен, – говорит она полушепотом, – я ни с кем не разговаривала.
– Разговаривала.
Анн-Мари садится на край покрывала, теребя пальцами края джемпера.
– Да нет же!
– Почему бы тебе не рассказать? Я же не придумала. Видела все своими глазами.
Анн-Мари вздыхает.
– И что же ты видела?
– Девушку. Ты с ней разговаривала.
– Я?!
Лорен кивает.
– И ты знаешь, кто она такая?
Лорен колеблется.
– Кажется, да.
– Ну и кто же?
– Нет. Не знаю. Правда. Это трудно объяснить.
– Хорошо. Я выходила звать собак. С ними и разговаривала.
– Там была девушка. Или женщина…
Анн-Мари выглядывает в окно.
– Что бы ты ни видела, думаю, тебе надо немного поспать. Я напишу эсэмэску Диане и выясню, приедет она или нет. Роланд сбежал. Боже, обычно он никогда так себя не ведет.
У нее гудит телефон.
– Анн-Мари?..
– Извини, это Диана…
– Дело в том, что я видела эту женщину вчера вечером и…
– Извини, Лорен, но я думаю, что должна ответить на звонок. Мы можем поговорить об этом завтра? Постарайся немного отдохнуть. Я расскажу маме, а она расскажет твоему отцу.
«Она немного похожа на нее», – не решается произнести Лорен. Анн-Мари выключает свет и с шумом захлопывает дверь. В кромешной тьме Лорен проваливается в какой-то странный, туманный сон. Последнее, о чем она думает, – это белые свечи…