— Вынужден признать, твоя малышка маркиза мне по душе, но все же… я прошу тебя быть с ней осторожнее. Боюсь, даже если девчонка ни в чем не замешана, ее постараются убрать. И сделают это как можно скорее — как убрали отца и деда… С сожалением замечу, что ни в одном месте в Старороссии для нее больше не безопасно.
Огненный маг понимающе кивнул. Распрямил плечи, готовый уйти, но в последний момент предупреждающе обернулся к престолонаследнику. Тон его голоса снова изменился, но на сей раз в нем не сквозило ни капли недозволенной ярости — лишь холодная решимость и сухое предупреждение:
— И да, Павел. Не знаю, понял ли ты, поэтому проясню: если среди высокородных бездельников и их жен-сорок я услышу хотя бы слово беспричинной клеветы на Ольгу, сдерживать себя не стану. Это относится ко всем.
Цесаревич возмущенно сжал зубы, резко выпрямив спину. До сих пор ни единому человеку в Старороссии не позволялось говорить с ним подобным образом, и даже сам чиноначальник всегда держал себя в руках, но сейчас… Видимо, эта девушка была по-настоящему дорога ему, раз он допустил не просто намек — открыто высказанную угрозу его императорскому высочеству.
Не дожидаясь ответной реплики старого товарища, огненный маг мигом взвился в пламени, чтобы минутой позже открыть портал в особый отдел министерства. Бумаги для него подготовят немедленно, в этом Николай не сомневался. Его беспокоило другое.
Осознание того, что за принятое решение придется заплатить слишком высокую цену, скребло душу острыми когтями, ведь даже несмотря на столь короткое время, пока он знал свою жену, становилось очевидным: Ольга не простит предательства.
И все же… иного выхода ему не оставили.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
в которой наступает пугающее время прощаться и прощать
…что началось необыкновенным образом, то должно так же и кончиться.
М. Ю. Лермонтов. Герой нашего времени
Перрон петергофского вокзала гудел переполненными составами, отправлявшимися с путей едва ли не каждые полчаса.
Повсюду сновали мальчишки-носильщики, готовые за пару медяков доставить багаж любого веса к нужному поезду. Слишком мелкие, они порхали между пассажирами так проворно, что едва были заметны в толпе.
А та все ширилась.
Разбивала стоптанными сапогами уже начавший сгущаться вечерний воздух у каменного настила платформы и торопливо двигалась дальше. Десятки взволнованных горожан, слишком занятых своими проблемами и абсолютно глухих к чужим, толкаясь, пробегали мимо.
Пытаясь найти в царившей суматохе хоть какой-то ориентир, я бросила беглый взгляд на часы — всего лишь половина шестого, но поезд, видимо, должен скоро подойти, потому как гул голосов и двигателей протяжно слился в единую какофонию резкого свиста и оглушительного шипения, от которого отчаянно захотелось если не спрятаться, то хотя бы закрыть уши.
Помня, что вокруг нас живое море толпы, пришлось сдержаться. Незаметно ухватиться за ладонь маркиза, отчего-то привезшего меня к месту прощаний безо всяких объяснений, и оглянуться на гремящий звук приближающегося железного великана, медленно вынырнувшего из густых облаков дыма и пара.
Густо запахло машинным маслом. Лежащей на переносных прилавках уже несвежей выпечкой и чем-то сладким, к чему то и дело протягивались детские ручонки. Кое-кому лакомство доставалось сразу, другие вынуждены были отойти — и к общему шлейфу звуков добавлялся обиженный детский плач.
— Есть хочешь? — с заботой спросил муж, угадав направление моего взгляда.
Но я отрицательно замотала головой: хотя после обеда прошло довольно много времени, еда — последнее, что приходило сейчас на ум.
— Спасибо, не нужно…
Позади раздался восторженный возглас нескольких мальчишек, заставивший интуитивно обернуться.
Арка, в считаные мгновения проглотившая очередной поезд, тут же вспыхнула бледным светом, наподобие того, что жил в фонарях улиц, и по этой вспышке стало ясно: последняя разработка моего отца применялась не только для иллюминации улиц. Конечно, на какое-то время оставшегося в распоряжении короны ливиума еще хватит, но дальше…
Воспоминание о родителе отдалось острой болью в сердце, усилившейся от неприятного предчувствия надвигающейся опасности. Я подняла глаза на мужа. Приняв условия его игры, не спрашивала ни о чем до самого вокзала, но тревожное волнение с каждой минутой становилось все нестерпимее, заставляя терять остатки самообладания:
— Николай, что происходит? Мы уезжаем? — Пытаясь найти в карих глазах ответ, натолкнулась на щемящий душу взгляд, которого до этого дня ни разу не видела у супруга, и осознание еще не произнесенных слов вдруг накрыло с головой, лишая оставшихся сил и напрочь выбивая последний воздух из легких. — Уезжаю только я, верно?
Раскачиваясь, заработали тяжеловесные литые диски, застучавшие по отполированным до блеска рельсам, проглотив в нарастающем гуле слова мужа:
— Прости.
Привычным жестом подняв ладонь к моему лицу, он мимолетно коснулся кончиками пальцев подбородка, почти мгновенно отдернув руку, будто бы больше не имел права на подобную ласку. С сожалением произнес:
— Ты должна знать… — Слова давались ему с огромным трудом, приходилось раз за разом прочищать горло. Муж протянул довольно тяжелый кожаный ридикюль, попытавшись пояснить: — Все документы в порядке, я сам проверил их сегодня утром.
Он растерянно улыбнулся:
— Помнишь, тебе все время хотелось уехать? Разорвать помолвку и больше никогда меня не видеть? Начать новую жизнь вдали от Староросской империи, забрав деньги отца, встретиться с Алешей…
Николай мягко коснулся сжатой ладони, осторожно раскрывая сомкнутые пальцы, и вложил в них ручку увесистой сумки.
— Ты выполнила свое обещание, и теперь мой черед исполнить свое. — Его голос чуть дрогнул, выдав эмоции, но лицо по-прежнему оставалось бесстрастным. Почти — ведь подрагивавшую темную жилку у самого виска разглядеть можно было лишь вблизи. — Обещанный счет открыт, и он в два раза больше того, о котором мы договаривались поначалу.
Николай рассеянно вытянул из нагрудного кармана сюртука длинный билет, сверяя время и номер прибывшего поезда. Подвел меня к нужному вагону и тряхнул головой, словно пытаясь восстановить нить разговора:
— Что еще? Алексею сообщил о твоем прибытии огненным порталом, отследить который совершенно невозможно. Ответ получил незамедлительно: он встретит тебя на платформе. Молодого графа опасаться не стоит, ты по-прежнему дорога ему…
На лице моего мужа — впрочем, в статусе последнего я уже не была уверена, — отразилась глубокая внутренняя борьба, как будто он вот-вот был готов прервать этот театр абсурда. Но волевым усилием огненный маг скоро взял себя в руки, уже более твердо взглянув на меня.
— Я напишу, когда все закончится… сразу после бала. О похоронах не беспокойся, я позабочусь о твоих родных.
Уже понимая, что решение принято и изменить ничего нельзя, я все же заставила себя проглотить соленую воду, подступившую к самым ресницам. Понимала, что, если задам вопрос, навсегда потеряю не просто гордость — нечто гораздо более важное, частицу себя. Но уехать от него, так и не узнав причин, просто не смогла:
— Ты… гонишь меня?
— Что?! — Глаза Николая словно затянуло чернильной тьмой, и он порывисто шагнул ко мне. Остановился, когда его сюртук уже касался распахнутых пол моего плаща. И, не замечая осуждающих взглядов прохожих, с чувством произнес: — Я запрещаю тебе так думать, поняла?!
В глубине огненных омутов свернулось нечто темное — страшное, дикое и необузданное. Грозящее смести на своем пути любые преграды, и лишь сейчас мне стало ясно, кем был мой супруг.
В высоких родах всегда считалось, что наследник крови только управлял подвластной ему стихией, но именно в этот момент я целиком осознала: маркиз Левшин, последний боевой огненный маг Староросской империи, оказался не чем иным, как самим пламенем.
Огонь рождался внутри его глаз, и его сиятельство безо всяких усилий повелевал им по своему усмотрению, а я… Кажется, когда-то я разбудила эту стихию, как и он — мою…
Дрожа от волнения, сделала шаг назад, едва не споткнувшись об отвесный край платформы. Вовремя ухватившись за сюртук мужа, разом вспомнила об услышанном утром. Если Николай не соврал о проснувшемся даре, тогда я могла незамедлительно приказать ему рассказать правду — и во всей Старороссии не существовало бы ни единой души, способной противостоять силе моего убеждения.
С надеждой взметнула ладони к самому его лицу. Коснулась прохладной кожи, уже начавшей покрываться колкой щетиной, но тут же расслышала отчаянную просьбу:
— Не нужно, не заставляй меня…
Что ж, маркиз свой выбор сделал, и я не могла противиться. Взгляд задержался на широком золотом ободе кольца, украшенном огромным, почти черным камнем, — гарнитур из могущественных артефактов, на протяжении последних нескольких сотен лет принадлежавших женщинам семьи Левшиных.
Понимая, что не имею больше ни малейшего права носить эти украшения, потянулась к серьгам, попытавшись снять их, но тут же была остановлена крепкой рукой мужа.
— Прошу, не стоит, — прошептал Николай. — Мне будет приятно знать, что они у тебя.
— Твоя жена… они должны принадлежать ей, когда придет время.
Огненный маг склонился непозволительно близко к моему лицу, с болью прошептав в самые губы:
— Мы можем обмануть друг друга, сделав вид, что все еще женаты…
Грустная улыбка, которую хочется вернуть. А вместе с ней — поцелуй. И, пожалуй, эта ласка — первая, подаренная мной с таким чувством…
Я могла бы сдержаться, но что тогда осталось бы в моих воспоминаниях после того, как эта платформа исчезнет за блеклой вспышкой отцовского ливиума? Да и чего стоила гордость, если взамен нее нужно было отдать столь многое?
Закрыв глаза, позволила себе в последний раз ощутить аромат мужа.
Пряный, с примесью огня и гари. Пожалуй, сейчас он чуть горчил, противно щипля в носу, но я все равно вдохнула его полной грудью.
— Ольга? — Во взгляде Николая почему-то проскользнула надежда, хотя это и казалось лишенным всякого смысла.
Только не ответить было нельзя. Сглотнув набившуюся в горло горечь, прошептала в ответ:
— Я заберу этот обман с собой, а пока… это все еще поцелуй твоей супруги…
Каждая ступень, ведущая в одноместное купе, опустошала меня все сильнее, и к тому моменту, как я закрыла за собой дверь, чувств не осталось вовсе. Тут же задернув грубые, молочного цвета низенькие шторы, больше похожие на занавески в кукольном домике, опустилась на кожаное сиденье. Я сейчас и сама походила на куклу: безжизненное тело с такими же остановившимися глазами. Только руки подвижны…
— Вам что-то понадобится, госпожа?..
Молоденькая проводница в темно-синем дорожном платье с огромным белым знаком железных дорог Петергофа на груди вежливо улыбнулась, выжидающе смотря на меня.
Рассеянно взглянув на билет, увидела на нем совсем не свое имя: Вера Матвеевна Калинина. Ошибки быть не могло, этот билет совершенно точно передал мне мой супруг. Значит, подменил имя намеренно?
Доверяя ему даже после расставания, все же согласилась:
— Госпожа Калинина. — Называть себя чужим именем было странно, но ввиду последних событий осторожность маркиза казалась оправданной. — Скажите, сколько времени уйдет на путешествие по территории Старороссии — до того, как мы пересечем границу?
— Еще две вспышки, — любезно сообщила девушка, сверяясь с небольшой папкой. — Поезд скорый, поэтому время следования вдвое меньше.
Она окинула меня внимательным взглядом и с пониманием пояснила, видимо, догадавшись, что путешествие железной дорогой для меня происходит впервые:
— Второй ливиумный всплеск может показаться слегка… некомфортным — так всегда бывает, когда пересекаем границу. Однако, надеюсь, это доставит вам совсем немного беспокойства. Переход можно облегчить, приняв вот это. — Она достала из нагрудного кармана небольшой стеклянный пузырек, доверху наполненный грязно-серыми пилюлями, тактично предложив: — Стоимость трансформатора следует оплатить отдельно: она, конечно, довольно велика, но если вас укачивает в карете…
Понимая, что передо мной находится не что иное, как флакон с уже знакомым лекарством, слишком резко закачала головой. И пусть содержимое его было, скорее всего, представлено каким-то соединением с весьма низкой долей самого ливиума, — а в этом я была уверена, — только все же восемь лет приема отцовского трансформатора не оставляли ни капли сомнений: справлюсь.
— Что-то еще?
Огненный маг понимающе кивнул. Распрямил плечи, готовый уйти, но в последний момент предупреждающе обернулся к престолонаследнику. Тон его голоса снова изменился, но на сей раз в нем не сквозило ни капли недозволенной ярости — лишь холодная решимость и сухое предупреждение:
— И да, Павел. Не знаю, понял ли ты, поэтому проясню: если среди высокородных бездельников и их жен-сорок я услышу хотя бы слово беспричинной клеветы на Ольгу, сдерживать себя не стану. Это относится ко всем.
Цесаревич возмущенно сжал зубы, резко выпрямив спину. До сих пор ни единому человеку в Старороссии не позволялось говорить с ним подобным образом, и даже сам чиноначальник всегда держал себя в руках, но сейчас… Видимо, эта девушка была по-настоящему дорога ему, раз он допустил не просто намек — открыто высказанную угрозу его императорскому высочеству.
Не дожидаясь ответной реплики старого товарища, огненный маг мигом взвился в пламени, чтобы минутой позже открыть портал в особый отдел министерства. Бумаги для него подготовят немедленно, в этом Николай не сомневался. Его беспокоило другое.
Осознание того, что за принятое решение придется заплатить слишком высокую цену, скребло душу острыми когтями, ведь даже несмотря на столь короткое время, пока он знал свою жену, становилось очевидным: Ольга не простит предательства.
И все же… иного выхода ему не оставили.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
в которой наступает пугающее время прощаться и прощать
…что началось необыкновенным образом, то должно так же и кончиться.
М. Ю. Лермонтов. Герой нашего времени
Перрон петергофского вокзала гудел переполненными составами, отправлявшимися с путей едва ли не каждые полчаса.
Повсюду сновали мальчишки-носильщики, готовые за пару медяков доставить багаж любого веса к нужному поезду. Слишком мелкие, они порхали между пассажирами так проворно, что едва были заметны в толпе.
А та все ширилась.
Разбивала стоптанными сапогами уже начавший сгущаться вечерний воздух у каменного настила платформы и торопливо двигалась дальше. Десятки взволнованных горожан, слишком занятых своими проблемами и абсолютно глухих к чужим, толкаясь, пробегали мимо.
Пытаясь найти в царившей суматохе хоть какой-то ориентир, я бросила беглый взгляд на часы — всего лишь половина шестого, но поезд, видимо, должен скоро подойти, потому как гул голосов и двигателей протяжно слился в единую какофонию резкого свиста и оглушительного шипения, от которого отчаянно захотелось если не спрятаться, то хотя бы закрыть уши.
Помня, что вокруг нас живое море толпы, пришлось сдержаться. Незаметно ухватиться за ладонь маркиза, отчего-то привезшего меня к месту прощаний безо всяких объяснений, и оглянуться на гремящий звук приближающегося железного великана, медленно вынырнувшего из густых облаков дыма и пара.
Густо запахло машинным маслом. Лежащей на переносных прилавках уже несвежей выпечкой и чем-то сладким, к чему то и дело протягивались детские ручонки. Кое-кому лакомство доставалось сразу, другие вынуждены были отойти — и к общему шлейфу звуков добавлялся обиженный детский плач.
— Есть хочешь? — с заботой спросил муж, угадав направление моего взгляда.
Но я отрицательно замотала головой: хотя после обеда прошло довольно много времени, еда — последнее, что приходило сейчас на ум.
— Спасибо, не нужно…
Позади раздался восторженный возглас нескольких мальчишек, заставивший интуитивно обернуться.
Арка, в считаные мгновения проглотившая очередной поезд, тут же вспыхнула бледным светом, наподобие того, что жил в фонарях улиц, и по этой вспышке стало ясно: последняя разработка моего отца применялась не только для иллюминации улиц. Конечно, на какое-то время оставшегося в распоряжении короны ливиума еще хватит, но дальше…
Воспоминание о родителе отдалось острой болью в сердце, усилившейся от неприятного предчувствия надвигающейся опасности. Я подняла глаза на мужа. Приняв условия его игры, не спрашивала ни о чем до самого вокзала, но тревожное волнение с каждой минутой становилось все нестерпимее, заставляя терять остатки самообладания:
— Николай, что происходит? Мы уезжаем? — Пытаясь найти в карих глазах ответ, натолкнулась на щемящий душу взгляд, которого до этого дня ни разу не видела у супруга, и осознание еще не произнесенных слов вдруг накрыло с головой, лишая оставшихся сил и напрочь выбивая последний воздух из легких. — Уезжаю только я, верно?
Раскачиваясь, заработали тяжеловесные литые диски, застучавшие по отполированным до блеска рельсам, проглотив в нарастающем гуле слова мужа:
— Прости.
Привычным жестом подняв ладонь к моему лицу, он мимолетно коснулся кончиками пальцев подбородка, почти мгновенно отдернув руку, будто бы больше не имел права на подобную ласку. С сожалением произнес:
— Ты должна знать… — Слова давались ему с огромным трудом, приходилось раз за разом прочищать горло. Муж протянул довольно тяжелый кожаный ридикюль, попытавшись пояснить: — Все документы в порядке, я сам проверил их сегодня утром.
Он растерянно улыбнулся:
— Помнишь, тебе все время хотелось уехать? Разорвать помолвку и больше никогда меня не видеть? Начать новую жизнь вдали от Староросской империи, забрав деньги отца, встретиться с Алешей…
Николай мягко коснулся сжатой ладони, осторожно раскрывая сомкнутые пальцы, и вложил в них ручку увесистой сумки.
— Ты выполнила свое обещание, и теперь мой черед исполнить свое. — Его голос чуть дрогнул, выдав эмоции, но лицо по-прежнему оставалось бесстрастным. Почти — ведь подрагивавшую темную жилку у самого виска разглядеть можно было лишь вблизи. — Обещанный счет открыт, и он в два раза больше того, о котором мы договаривались поначалу.
Николай рассеянно вытянул из нагрудного кармана сюртука длинный билет, сверяя время и номер прибывшего поезда. Подвел меня к нужному вагону и тряхнул головой, словно пытаясь восстановить нить разговора:
— Что еще? Алексею сообщил о твоем прибытии огненным порталом, отследить который совершенно невозможно. Ответ получил незамедлительно: он встретит тебя на платформе. Молодого графа опасаться не стоит, ты по-прежнему дорога ему…
На лице моего мужа — впрочем, в статусе последнего я уже не была уверена, — отразилась глубокая внутренняя борьба, как будто он вот-вот был готов прервать этот театр абсурда. Но волевым усилием огненный маг скоро взял себя в руки, уже более твердо взглянув на меня.
— Я напишу, когда все закончится… сразу после бала. О похоронах не беспокойся, я позабочусь о твоих родных.
Уже понимая, что решение принято и изменить ничего нельзя, я все же заставила себя проглотить соленую воду, подступившую к самым ресницам. Понимала, что, если задам вопрос, навсегда потеряю не просто гордость — нечто гораздо более важное, частицу себя. Но уехать от него, так и не узнав причин, просто не смогла:
— Ты… гонишь меня?
— Что?! — Глаза Николая словно затянуло чернильной тьмой, и он порывисто шагнул ко мне. Остановился, когда его сюртук уже касался распахнутых пол моего плаща. И, не замечая осуждающих взглядов прохожих, с чувством произнес: — Я запрещаю тебе так думать, поняла?!
В глубине огненных омутов свернулось нечто темное — страшное, дикое и необузданное. Грозящее смести на своем пути любые преграды, и лишь сейчас мне стало ясно, кем был мой супруг.
В высоких родах всегда считалось, что наследник крови только управлял подвластной ему стихией, но именно в этот момент я целиком осознала: маркиз Левшин, последний боевой огненный маг Староросской империи, оказался не чем иным, как самим пламенем.
Огонь рождался внутри его глаз, и его сиятельство безо всяких усилий повелевал им по своему усмотрению, а я… Кажется, когда-то я разбудила эту стихию, как и он — мою…
Дрожа от волнения, сделала шаг назад, едва не споткнувшись об отвесный край платформы. Вовремя ухватившись за сюртук мужа, разом вспомнила об услышанном утром. Если Николай не соврал о проснувшемся даре, тогда я могла незамедлительно приказать ему рассказать правду — и во всей Старороссии не существовало бы ни единой души, способной противостоять силе моего убеждения.
С надеждой взметнула ладони к самому его лицу. Коснулась прохладной кожи, уже начавшей покрываться колкой щетиной, но тут же расслышала отчаянную просьбу:
— Не нужно, не заставляй меня…
Что ж, маркиз свой выбор сделал, и я не могла противиться. Взгляд задержался на широком золотом ободе кольца, украшенном огромным, почти черным камнем, — гарнитур из могущественных артефактов, на протяжении последних нескольких сотен лет принадлежавших женщинам семьи Левшиных.
Понимая, что не имею больше ни малейшего права носить эти украшения, потянулась к серьгам, попытавшись снять их, но тут же была остановлена крепкой рукой мужа.
— Прошу, не стоит, — прошептал Николай. — Мне будет приятно знать, что они у тебя.
— Твоя жена… они должны принадлежать ей, когда придет время.
Огненный маг склонился непозволительно близко к моему лицу, с болью прошептав в самые губы:
— Мы можем обмануть друг друга, сделав вид, что все еще женаты…
Грустная улыбка, которую хочется вернуть. А вместе с ней — поцелуй. И, пожалуй, эта ласка — первая, подаренная мной с таким чувством…
Я могла бы сдержаться, но что тогда осталось бы в моих воспоминаниях после того, как эта платформа исчезнет за блеклой вспышкой отцовского ливиума? Да и чего стоила гордость, если взамен нее нужно было отдать столь многое?
Закрыв глаза, позволила себе в последний раз ощутить аромат мужа.
Пряный, с примесью огня и гари. Пожалуй, сейчас он чуть горчил, противно щипля в носу, но я все равно вдохнула его полной грудью.
— Ольга? — Во взгляде Николая почему-то проскользнула надежда, хотя это и казалось лишенным всякого смысла.
Только не ответить было нельзя. Сглотнув набившуюся в горло горечь, прошептала в ответ:
— Я заберу этот обман с собой, а пока… это все еще поцелуй твоей супруги…
Каждая ступень, ведущая в одноместное купе, опустошала меня все сильнее, и к тому моменту, как я закрыла за собой дверь, чувств не осталось вовсе. Тут же задернув грубые, молочного цвета низенькие шторы, больше похожие на занавески в кукольном домике, опустилась на кожаное сиденье. Я сейчас и сама походила на куклу: безжизненное тело с такими же остановившимися глазами. Только руки подвижны…
— Вам что-то понадобится, госпожа?..
Молоденькая проводница в темно-синем дорожном платье с огромным белым знаком железных дорог Петергофа на груди вежливо улыбнулась, выжидающе смотря на меня.
Рассеянно взглянув на билет, увидела на нем совсем не свое имя: Вера Матвеевна Калинина. Ошибки быть не могло, этот билет совершенно точно передал мне мой супруг. Значит, подменил имя намеренно?
Доверяя ему даже после расставания, все же согласилась:
— Госпожа Калинина. — Называть себя чужим именем было странно, но ввиду последних событий осторожность маркиза казалась оправданной. — Скажите, сколько времени уйдет на путешествие по территории Старороссии — до того, как мы пересечем границу?
— Еще две вспышки, — любезно сообщила девушка, сверяясь с небольшой папкой. — Поезд скорый, поэтому время следования вдвое меньше.
Она окинула меня внимательным взглядом и с пониманием пояснила, видимо, догадавшись, что путешествие железной дорогой для меня происходит впервые:
— Второй ливиумный всплеск может показаться слегка… некомфортным — так всегда бывает, когда пересекаем границу. Однако, надеюсь, это доставит вам совсем немного беспокойства. Переход можно облегчить, приняв вот это. — Она достала из нагрудного кармана небольшой стеклянный пузырек, доверху наполненный грязно-серыми пилюлями, тактично предложив: — Стоимость трансформатора следует оплатить отдельно: она, конечно, довольно велика, но если вас укачивает в карете…
Понимая, что передо мной находится не что иное, как флакон с уже знакомым лекарством, слишком резко закачала головой. И пусть содержимое его было, скорее всего, представлено каким-то соединением с весьма низкой долей самого ливиума, — а в этом я была уверена, — только все же восемь лет приема отцовского трансформатора не оставляли ни капли сомнений: справлюсь.
— Что-то еще?