– Что… что ты сказала про Марни?
– Это не конец света, если она не такой ангел, каким ты ее представлял. Если уж тебе надо на кого-то злиться, злись на Роба. Это он во всем виноват.
Я растерянно мотаю головой. Мне сейчас трудно думать. И даже просто дышать.
– Лив… при чем тут вообще Роб?
Глаза у нее расширяются.
– О господи. – Она как будто хочет прикрыть рот рукой, но так и не доносит ее до лица. – Я-то думала, ты знаешь. Знаешь, что это Роб. – Она внимательно изучает мое лицо. – Ты думал, это Макс? Вот почему ты вчера так резко вел себя с ним? – Она кладет ладонь мне на руку. – Мне очень жаль, Адам, но это не Макс. Это Роб.
– Что значит – «это Роб»? – Я даже осип от смятения и недоумения.
– Это у Роба роман с Марни. Вот что я пытаюсь тебе сказать. У Марни интрижка с Робом, а не с Максом. Хотя это и интрижкой нельзя было бы назвать, потому что Макс не женат… не то что этот мерзкий предатель, который изменяет жене! – восклицает она сердито.
А я-то думал, что уже достиг дна, что хуже и быть не может. Но то, что мне сейчас сказала Ливия… Этого я никак в толк не возьму. Я оседаю на кровати. Нет-нет, она ошибается. Марни никогда, никогда в жизни не связалась бы с таким, как Роб. Она не могла бы. Она не стала бы. Она не поступила бы так с Джесс, со всеми нами. Ливия заблуждается, это совершенно точно.
Словно понимая, о чем я думаю, она садится на корточки и приваливается ко мне. Теперь мы соприкасаемся лбами.
– Я знаю, в это трудно поверить, но это правда, – негромко говорит она, беря мои руки в свои. – У них роман, уже больше года. Судя по тому, что мне рассказал Макс, это началось еще на первом курсе, в Дареме. Они расстались как раз перед тем, как она улетела в Гонконг. Я знала, что она с кем-то встречается. Но не знала, что с Робом, мне бы такое и в голову не пришло. Если бы я знала, я бы… я бы… – Помолчав, она продолжает: – Вот почему она была такая несчастная первые несколько месяцев в Гонконге. Но потом он полетел ее навестить, в декабре, когда он якобы летал в командировку в Сингапур. И видимо, у них все опять началось. – Она издает циничный смешок. – И знаешь что? Когда Клео полетела в Гонконг, он присоединился к ней не потому, что Джесс не хотела, чтобы ее юная дочка путешествовала одна. Это просто его очередная выдумка. Он полетел с Клео, потому что хотел побыть с Марни. Я его видела по фейстайму. Как он выходит из ванной комнаты в отеле. Голый. Я думала, что это просто ее молодой человек, но это оказался Роб.
Я знаю, говорит она. Слова вырываются из нее одно за другим. Я ощущаю ее дыхание на своем лице. Но эти слова почти не откладываются в моем сознании. Потому что сейчас я могу думать лишь об одном – она все еще не знает. Она до сих пор не знает, что Марни больше нет.
Я откидываю голову назад. Нахожу взглядом глаза Ливии.
– Ливия, я о другом хотел тебе сказать.
Она озадаченно смотрит на меня:
– Но ты говорил – это насчет Марни…
– Да, насчет нее.
– Что же это?
Я поднимаю ее на ноги, усаживаю рядом с собой на кровать, не выпуская ее рук.
– Ливия, – говорю я, поворачиваясь к ней.
– Это… насчет ребенка?
У меня вновь возникает ощущение, что я попал в параллельную реальность.
– Нет, это не насчет ребенка, – говорю я. Мне за ней не угнаться. Не пойму, с чего она вдруг завела речь о беременности Кирин.
– Ну так что же это такое? – В ее голосе слышится даже какое-то нетерпение. Почти нетерпение.
Я открываю рот, но из него вылетает лишь судорожный выдох.
– Ты меня пугаешь, Адам! – Теперь ее голос от страха звучит резко. – Просто скажи мне.
Я бы сказал. Если бы помнил, как люди вообще произносят слова. Большим пальцем я осторожно провожу по тыльной стороне ее ладони.
– Ливия, мне очень жаль, но… произошел несчастный случай.
Она стремительно бледнеет.
– О господи… с Марни? Что случилось? Она пострадала, она в больнице?
– Нет-нет, она не в больнице. Она… она не выбралась, Ливия. Она ушла.
Мир останавливается. На несколько мгновений мы перестаем дышать.
– Ушла? – Ливия наконец обретает дар речи. – Что значит «ушла»? Куда ушла?
– Мне очень жаль, Ливия, – повторяю я. А я-то думал, что боль не может быть сильнее. – Марни… она умерла. Погибла. Ее больше нет.
Она выдергивает свои руки из моих:
– Ты что, Адам? Замолчи! Как ты вообще можешь такое говорить? Не надо! Хватит! Слышишь? Не говори глупостей! У нее просто роман, вот и все!
Я пытаюсь притянуть ее к себе, но она выворачивается у меня из рук.
– Ливия, это правда. Я бы хотел, чтобы было иначе, но это правда. Она хотела прилететь домой пораньше, устроить тебе сюрприз. Хотела объявиться на твоем празднике. Неожиданно. Но ее самолет… он разбился. Разбился, когда вылетал из Каира.
– Из Каира? – Она так и вцепляется в это слово. – Марни вообще не могла быть в Каире, ты ошибся. Марни же в Гонконге. Она уехала куда-то на выходные, она сама нам сказала. Но не в Каир, она бы не полетела в Каир, это слишком далеко. Да, на празднике кто-то говорил про авиакатастрофу, вроде бы в Каире. Ничего страшного, Адам, ты просто что-то перепутал, ты спал, и тебе что-то приснилось, ты перепутал.
– Нет. Вот почему завтра мы туда летим. Чтобы… увидеть, где Марни…
– Нет! – Она резким движением закрывает себе уши ладонями. – Даже слышать не хочу! Я не понимаю, что ты говоришь, и понимать не желаю!
Я представлял себе разные ее реакции на эту страшную новость, но такой реакции не ожидал. Не думал, что она не пожелает понять мои слова. Мне хочется заорать – уж придется тебе понять. Потому что нет другого способа сообщить ей, что Марни погибла, что ее больше нет. Но я лишь осторожно отнимаю ее руки от ушей, и обнимаю ее, и крепко сжимаю в объятиях.
– Мне очень жаль, Ливия, но Марни была на том самолете, который разбился. Она летела домой, на твой праздник. Летела с двумя пересадками. В Каире и в Амстердаме. Ты сама знаешь, я бы не стал этого говорить, будь это не так. Мне жаль… мне очень жаль.
Где-то внутри ее зарождается стон, отзвук того стона, который вырвался из нее, когда она выталкивала из себя Джоша, наверняка она издавала тот же звук, когда рожала Марни, только вот я тогда не был рядом и не слышал. Я буквально приковываю ее к себе, чтобы принять на себя удар ее скорби. Изо рта у меня льются тупые, бесполезные банальности, которых я совершенно не хотел говорить, но теперь они сами рвутся наружу.
– Ничего, Ливия, ничего страшного, все в порядке, все будет хорошо, я тебе обещаю, все будет хорошо.
Но она не слушает и не слышит, она не в состоянии сейчас слушать и слышать, она чувствует лишь острую боль утраты.
Дверь спальни распахивается. На пороге Джош, и лицо у него перекошено от страха. Ну да, Джош, я совсем забыл про Джоша.
– Ма! – Он глядит на Ливию, привалившуюся ко мне, и паника в нем лишь усиливается. – Па, что случилось? Что произошло? Что-то с дедушкой? С бабушкой?
Я не хотел, чтобы так было. Я хотел сначала сказать Ливии, а потом Джошу. По отдельности. Чтобы я мог их по-настоящему утешить. Хоть как-то.
Я протягиваю руку в его сторону:
– Джош. Подойди сюда.
Он стоит как приклеенный, его словно парализовало от страха.
– Да что случилось? Па, что случилось?
Мне трудно сделать так, чтобы он меня слышал, Ливия слишком громко, слишком ужасно рыдает.
– Надо, чтобы ты сюда подошел, – говорю я ему. – Пожалуйста.
Он подходит. Садится на кровать рядом с нами.
– Да что такое? Что вообще творится?
Я кладу руку ему на плечо.
– Джош… это насчет Марни. – Я не в состоянии продолжать. Одно упоминание ее имени лишь усиливает страшное горе Ливии.
– В каком смысле – насчет Марни? – В его глазах бьется нарастающая паника. – Какой-то… несчастный случай?
– Самолет разбился. Мне очень жаль, Джош, но… Марни на нем летела.
– Самолет? Где? Как это было?
– В Каире. Марни летела домой, хотела неожиданно появиться на празднике, устроить сюрприз. Самолет разбился. При взлете.
Джош в ужасе глядит на меня.
– Ты хочешь сказать… ты… – Он пытается спросить по-другому. – Но она… с ней ведь все в порядке, да?
Я качаю головой:
– Нет. Нет… Мне очень жаль. Мне так жаль.
Он ждет продолжения.
– Ее больше нет. Марни погибла… в этой катастрофе.
Он так сильно бледнеет, что мне становится страшно за него. Я кладу ладонь ему на затылок, придвигаю его к себе, к Ливии. И обнимаю их, пока они падают на кровать.
Ливия
ВСЕ, ЧТО ДВИГАЛОСЬ, ТЕПЕРЬ ОСТАНОВИЛОСЬ. Я не могу дышать. Стены комнаты давят на меня.
– Это не конец света, если она не такой ангел, каким ты ее представлял. Если уж тебе надо на кого-то злиться, злись на Роба. Это он во всем виноват.
Я растерянно мотаю головой. Мне сейчас трудно думать. И даже просто дышать.
– Лив… при чем тут вообще Роб?
Глаза у нее расширяются.
– О господи. – Она как будто хочет прикрыть рот рукой, но так и не доносит ее до лица. – Я-то думала, ты знаешь. Знаешь, что это Роб. – Она внимательно изучает мое лицо. – Ты думал, это Макс? Вот почему ты вчера так резко вел себя с ним? – Она кладет ладонь мне на руку. – Мне очень жаль, Адам, но это не Макс. Это Роб.
– Что значит – «это Роб»? – Я даже осип от смятения и недоумения.
– Это у Роба роман с Марни. Вот что я пытаюсь тебе сказать. У Марни интрижка с Робом, а не с Максом. Хотя это и интрижкой нельзя было бы назвать, потому что Макс не женат… не то что этот мерзкий предатель, который изменяет жене! – восклицает она сердито.
А я-то думал, что уже достиг дна, что хуже и быть не может. Но то, что мне сейчас сказала Ливия… Этого я никак в толк не возьму. Я оседаю на кровати. Нет-нет, она ошибается. Марни никогда, никогда в жизни не связалась бы с таким, как Роб. Она не могла бы. Она не стала бы. Она не поступила бы так с Джесс, со всеми нами. Ливия заблуждается, это совершенно точно.
Словно понимая, о чем я думаю, она садится на корточки и приваливается ко мне. Теперь мы соприкасаемся лбами.
– Я знаю, в это трудно поверить, но это правда, – негромко говорит она, беря мои руки в свои. – У них роман, уже больше года. Судя по тому, что мне рассказал Макс, это началось еще на первом курсе, в Дареме. Они расстались как раз перед тем, как она улетела в Гонконг. Я знала, что она с кем-то встречается. Но не знала, что с Робом, мне бы такое и в голову не пришло. Если бы я знала, я бы… я бы… – Помолчав, она продолжает: – Вот почему она была такая несчастная первые несколько месяцев в Гонконге. Но потом он полетел ее навестить, в декабре, когда он якобы летал в командировку в Сингапур. И видимо, у них все опять началось. – Она издает циничный смешок. – И знаешь что? Когда Клео полетела в Гонконг, он присоединился к ней не потому, что Джесс не хотела, чтобы ее юная дочка путешествовала одна. Это просто его очередная выдумка. Он полетел с Клео, потому что хотел побыть с Марни. Я его видела по фейстайму. Как он выходит из ванной комнаты в отеле. Голый. Я думала, что это просто ее молодой человек, но это оказался Роб.
Я знаю, говорит она. Слова вырываются из нее одно за другим. Я ощущаю ее дыхание на своем лице. Но эти слова почти не откладываются в моем сознании. Потому что сейчас я могу думать лишь об одном – она все еще не знает. Она до сих пор не знает, что Марни больше нет.
Я откидываю голову назад. Нахожу взглядом глаза Ливии.
– Ливия, я о другом хотел тебе сказать.
Она озадаченно смотрит на меня:
– Но ты говорил – это насчет Марни…
– Да, насчет нее.
– Что же это?
Я поднимаю ее на ноги, усаживаю рядом с собой на кровать, не выпуская ее рук.
– Ливия, – говорю я, поворачиваясь к ней.
– Это… насчет ребенка?
У меня вновь возникает ощущение, что я попал в параллельную реальность.
– Нет, это не насчет ребенка, – говорю я. Мне за ней не угнаться. Не пойму, с чего она вдруг завела речь о беременности Кирин.
– Ну так что же это такое? – В ее голосе слышится даже какое-то нетерпение. Почти нетерпение.
Я открываю рот, но из него вылетает лишь судорожный выдох.
– Ты меня пугаешь, Адам! – Теперь ее голос от страха звучит резко. – Просто скажи мне.
Я бы сказал. Если бы помнил, как люди вообще произносят слова. Большим пальцем я осторожно провожу по тыльной стороне ее ладони.
– Ливия, мне очень жаль, но… произошел несчастный случай.
Она стремительно бледнеет.
– О господи… с Марни? Что случилось? Она пострадала, она в больнице?
– Нет-нет, она не в больнице. Она… она не выбралась, Ливия. Она ушла.
Мир останавливается. На несколько мгновений мы перестаем дышать.
– Ушла? – Ливия наконец обретает дар речи. – Что значит «ушла»? Куда ушла?
– Мне очень жаль, Ливия, – повторяю я. А я-то думал, что боль не может быть сильнее. – Марни… она умерла. Погибла. Ее больше нет.
Она выдергивает свои руки из моих:
– Ты что, Адам? Замолчи! Как ты вообще можешь такое говорить? Не надо! Хватит! Слышишь? Не говори глупостей! У нее просто роман, вот и все!
Я пытаюсь притянуть ее к себе, но она выворачивается у меня из рук.
– Ливия, это правда. Я бы хотел, чтобы было иначе, но это правда. Она хотела прилететь домой пораньше, устроить тебе сюрприз. Хотела объявиться на твоем празднике. Неожиданно. Но ее самолет… он разбился. Разбился, когда вылетал из Каира.
– Из Каира? – Она так и вцепляется в это слово. – Марни вообще не могла быть в Каире, ты ошибся. Марни же в Гонконге. Она уехала куда-то на выходные, она сама нам сказала. Но не в Каир, она бы не полетела в Каир, это слишком далеко. Да, на празднике кто-то говорил про авиакатастрофу, вроде бы в Каире. Ничего страшного, Адам, ты просто что-то перепутал, ты спал, и тебе что-то приснилось, ты перепутал.
– Нет. Вот почему завтра мы туда летим. Чтобы… увидеть, где Марни…
– Нет! – Она резким движением закрывает себе уши ладонями. – Даже слышать не хочу! Я не понимаю, что ты говоришь, и понимать не желаю!
Я представлял себе разные ее реакции на эту страшную новость, но такой реакции не ожидал. Не думал, что она не пожелает понять мои слова. Мне хочется заорать – уж придется тебе понять. Потому что нет другого способа сообщить ей, что Марни погибла, что ее больше нет. Но я лишь осторожно отнимаю ее руки от ушей, и обнимаю ее, и крепко сжимаю в объятиях.
– Мне очень жаль, Ливия, но Марни была на том самолете, который разбился. Она летела домой, на твой праздник. Летела с двумя пересадками. В Каире и в Амстердаме. Ты сама знаешь, я бы не стал этого говорить, будь это не так. Мне жаль… мне очень жаль.
Где-то внутри ее зарождается стон, отзвук того стона, который вырвался из нее, когда она выталкивала из себя Джоша, наверняка она издавала тот же звук, когда рожала Марни, только вот я тогда не был рядом и не слышал. Я буквально приковываю ее к себе, чтобы принять на себя удар ее скорби. Изо рта у меня льются тупые, бесполезные банальности, которых я совершенно не хотел говорить, но теперь они сами рвутся наружу.
– Ничего, Ливия, ничего страшного, все в порядке, все будет хорошо, я тебе обещаю, все будет хорошо.
Но она не слушает и не слышит, она не в состоянии сейчас слушать и слышать, она чувствует лишь острую боль утраты.
Дверь спальни распахивается. На пороге Джош, и лицо у него перекошено от страха. Ну да, Джош, я совсем забыл про Джоша.
– Ма! – Он глядит на Ливию, привалившуюся ко мне, и паника в нем лишь усиливается. – Па, что случилось? Что произошло? Что-то с дедушкой? С бабушкой?
Я не хотел, чтобы так было. Я хотел сначала сказать Ливии, а потом Джошу. По отдельности. Чтобы я мог их по-настоящему утешить. Хоть как-то.
Я протягиваю руку в его сторону:
– Джош. Подойди сюда.
Он стоит как приклеенный, его словно парализовало от страха.
– Да что случилось? Па, что случилось?
Мне трудно сделать так, чтобы он меня слышал, Ливия слишком громко, слишком ужасно рыдает.
– Надо, чтобы ты сюда подошел, – говорю я ему. – Пожалуйста.
Он подходит. Садится на кровать рядом с нами.
– Да что такое? Что вообще творится?
Я кладу руку ему на плечо.
– Джош… это насчет Марни. – Я не в состоянии продолжать. Одно упоминание ее имени лишь усиливает страшное горе Ливии.
– В каком смысле – насчет Марни? – В его глазах бьется нарастающая паника. – Какой-то… несчастный случай?
– Самолет разбился. Мне очень жаль, Джош, но… Марни на нем летела.
– Самолет? Где? Как это было?
– В Каире. Марни летела домой, хотела неожиданно появиться на празднике, устроить сюрприз. Самолет разбился. При взлете.
Джош в ужасе глядит на меня.
– Ты хочешь сказать… ты… – Он пытается спросить по-другому. – Но она… с ней ведь все в порядке, да?
Я качаю головой:
– Нет. Нет… Мне очень жаль. Мне так жаль.
Он ждет продолжения.
– Ее больше нет. Марни погибла… в этой катастрофе.
Он так сильно бледнеет, что мне становится страшно за него. Я кладу ладонь ему на затылок, придвигаю его к себе, к Ливии. И обнимаю их, пока они падают на кровать.
Ливия
ВСЕ, ЧТО ДВИГАЛОСЬ, ТЕПЕРЬ ОСТАНОВИЛОСЬ. Я не могу дышать. Стены комнаты давят на меня.