Я вымучиваю улыбку и не останавливаясь прохожу мимо него. Без дальнейших происшествий добираюсь до столовой, вхожу, встаю там у окна, таращусь на улицу, ничего толком не видя. А потом в мой мозг начинает проникать какой-то звук. Такой слабенький, что поначалу мне кажется – это у меня в голове, это не на самом деле.
Я снова прислушиваюсь. Звук доносится откуда-то сверху. Это где-то надо мной. Такие звуки издает человек, который… нет, не разговаривает, не передвигается по комнате, а… просто существует. И меня охватывает дикая ярость, потому что надо мной комната Марни, там никто не имеет права находиться, никто.
Выбежав в коридор, я взлетаю по лестнице, я так зол, что, добравшись до двери, сразу же резко распахиваю ее, мне все равно, кто там, за ней.
На кровати сидит Клео. Она тут же вскакивает, и от того, чтобы гневно завопить на нее за то, что она торчит в комнате Марни, за то, что она при этом – не Марни, меня удерживает лишь ее взгляд. То, как она смотрит на меня.
– Адам, где Марни? – спрашивает она.
Я хватаюсь за притолоку.
– В каком смысле? – выдавливаю я из себя.
Она медлит с ответом. С ощущением нарастающего ужаса я делаю шаг внутрь комнаты и закрываю за собой дверь.
– Я понимаю – я не должна про это знать, – говорит Клео. – Но Марни мне сказала, что собирается приехать пораньше, чтобы сделать Ливии сюрприз. Потому что она хотела, чтобы я ее встретила в аэропорту, отвезла на машине. Сказала, так будет быстрее, чем искать такси, она ведь хотела приехать сюда как можно скорее. Она меня заставила поклясться, что я никому не скажу, даже маме с папой. И я не сказала, честное слово. – Ее руки безостановочно шевелятся в такт словам, ее пальцы, похоже, просто не в состоянии оставаться неподвижными. – Но потом я от нее получила эсэмэску. Сегодня утром. Пишет, что рейс отложили и она не успевает на пересадку в Каире. Попросила ее не встречать, потому что она понятия не имеет, в какое время прилетит в Лондон, это будет зависеть от того, найдут ли ей место в другом самолете. Написала, чтобы я сразу шла к вам на праздник, а она, как прилетит в Хитроу, возьмет такси. Ну и вот, я весь вечер прождала, когда же она объявится. А теперь уже первый час. У вас есть о ней какие-нибудь новости?
Я прочищаю горло. Мне удается произнести:
– Нет. Пока нет.
Я знаю, мне надо сказать что-то еще, но меня совершенно сбил с толку сам тот факт, что Клео знает – Марни собиралась вернуться домой пораньше.
– Но штука в том… – начинает Клео и вдруг умолкает.
– Что такое?
– Да я просто слышала про эту жуткую авиакатастрофу, а потом проверила – это тот самый рейс, на котором должна была лететь Марни… и я была так рада, что она все-таки на него не попала, все думала, как ей повезло, что этот ее первый рейс отложили. Но теперь… – Она поднимает на меня взгляд. Ее глаза потемнели от страха. – Она же никак не могла на него успеть, правда? Но… она бы иначе уже давно с нами связалась, сообщила, когда приедет?
Я не в состоянии даже смотреть на нее.
– Не обязательно, – произношу я с усилием. – Она говорила, что даст мне знать, когда прибудет в Лондон. Но вполне возможно, что ей пришлось лететь туда еще более кружным путем.
Она медленно кивает. И спрашивает:
– Значит, вы не волнуетесь?
Я не хочу ей лгать, но как ей сказать, что я в диком ужасе?
– Ну, немного волнуюсь, – отвечаю я.
– Просто… не обижайтесь, но вы жутко выглядите. Все говорят, что у вас мигрень, но я подумала – может, это из-за Марни?
– Мигрень-то у меня точно есть, – говорю я ей с гримасой боли.
Она прерывисто вздыхает.
– Я все-таки кое-что придумала, – говорит она.
– Что?
Похоже, ей не хочется мне об этом говорить.
– Есть специальный телефон, по нему можно позвонить, если ты думаешь, что кто-то из твоих знакомых мог лететь этим рейсом. Я не знаю… я не думаю… может, имеет смысл позвонить?
Я киваю:
– Да, я вполне могу. Если она не объявится до конца праздника.
– А-а, – произносит она разочарованно.
– Осталось-то всего ничего, – напоминаю я ей. – Часок-другой.
Она смотрит на меня очень серьезными глазами:
– Думаю, если бы она все-таки на нем летела, вам бы уже сообщили. Наверное, они обычно ждут, чтобы родственники сами позвонили, а если не звонят, тогда они сами с ними связываются.
У меня в сознании брезжит проблеск надежды. Может, Клео и права. Если бы Марни все-таки летела этим злополучным рейсом, со мной бы уже вышли на связь официальные лица, разве нет?
– Да, – отвечаю я. – Пожалуй, что так.
– Так что если они вам не позвонили, значит, видимо, все в порядке.
Я ободряюще улыбаюсь ей:
– Постарайся не беспокоиться, Клео. Может, вернешься обратно? Туда, ко всем?
– А ничего, если я еще здесь немножко побуду?
– Конечно.
– Если вы что-то узнаете… вы же мне скажете, правда?
– Конечно, – снова говорю я.
Ливия
– ТЫ КАК, НИЧЕГО?
Я поднимаю взгляд. На меня смотрит Джош, сверху вниз. Его глаза кажутся в полумраке почти черными.
– Прости, я тут задумалась. Унеслась мыслями далеко-далеко.
– Туда, где Марни, – заключает он.
Я принужденно смеюсь:
– Нет, я не про Марни думаю. Я думаю про твоего папу.
– С ним все в порядке, правда ведь?
– Да, но я думаю, что он будет только рад, когда этот праздник кончится.
– Ты ему классный подарок сделала. Заказала эту поездку во Францию…
– Он ее заслужил. Я бы заказала на подольше, но я знаю, что он будет беспокоиться – он не хочет брать долгий отпуск. – Я смотрю на него благодарным взглядом (по крайней мере, мне так кажется) и добавляю: – Спасибо за этот ролик с Марни. Это было так мило.
– Надеюсь, это хоть немного компенсировало ее отсутствие?
– Еще бы.
Он кивает в сторону террасы:
– Короче, у меня теперь, похоже, имеется еще одна бабушка?
Я снова смотрю на него, сраженная этой фразой.
– Прости, Джош. Надо мне было самой тебе сказать, что она вдруг объявилась.
– А меня она не хотела увидеть? – В голосе его слышится обида.
– Хотела. Но она не могла остаться надолго, потому что ее ждали. И это даже хорошо – для нас обеих эта встреча была… как-то чересчур. Но она завтра днем вернется, то есть уже сегодня. Чтобы с тобой увидеться до того, как ты уедешь.
– Супер. – Он слегка сгибает ноги в коленях, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. – Мне очень жаль… ну, насчет твоего отца… Нельсон сказал, он умер.
– Да, но меня это не особенно волнует. Он был не очень-то хороший человек. И мама смогла сюда прийти только потому, что его больше нет. Так что, сам видишь, нет худа без добра.
Тут я замечаю проблеск света, и до нас доносится коллективный вздох восхищения.
– Вот это красота! – ахает Кирин, хлопая в ладоши, когда два кейтера вносят гигантский торт, освещенный сорока свечами. Собственно говоря, это даже три торта, поставленные по размеру один на другой.
– Шоколадный, ванильный и кофейный, твой любимый, – объясняет Джош. И берет меня за руку. – Пойдем, ма, ты должна задуть свечи.
И он тащит меня к столу.
– А где папа? – спрашиваю я Джоша сквозь шум одобрительных возгласов.
– Наверное, где-то в доме. Хочешь, я его найду?
– Нет-нет, все нормально, пусть отдохнет. – Я стараюсь подавить разочарование: почему он не рядом со мной? Надеюсь, он услышит, как все горланят «С днем рожденья», потому что они это делают довольно громко, и вылезет оттуда, где он сейчас прячется. Я стою, слушая пение, и сердце мое переполняют эмоции. И тут, словно чтобы сделать этот момент еще более совершенным, появляется Адам, проталкивается сквозь собравшуюся толпу, успевает пропеть вместе со всеми последнюю строчку и становится рядом со мной, и стоит возле меня, пока я задуваю свечки на своем именинном торте.
Все снова разражаются аплодисментами, потому что мне удается проделать это одним долгим выдохом. А когда рукоплескания смолкают, он заключает меня в объятия.
Я снова прислушиваюсь. Звук доносится откуда-то сверху. Это где-то надо мной. Такие звуки издает человек, который… нет, не разговаривает, не передвигается по комнате, а… просто существует. И меня охватывает дикая ярость, потому что надо мной комната Марни, там никто не имеет права находиться, никто.
Выбежав в коридор, я взлетаю по лестнице, я так зол, что, добравшись до двери, сразу же резко распахиваю ее, мне все равно, кто там, за ней.
На кровати сидит Клео. Она тут же вскакивает, и от того, чтобы гневно завопить на нее за то, что она торчит в комнате Марни, за то, что она при этом – не Марни, меня удерживает лишь ее взгляд. То, как она смотрит на меня.
– Адам, где Марни? – спрашивает она.
Я хватаюсь за притолоку.
– В каком смысле? – выдавливаю я из себя.
Она медлит с ответом. С ощущением нарастающего ужаса я делаю шаг внутрь комнаты и закрываю за собой дверь.
– Я понимаю – я не должна про это знать, – говорит Клео. – Но Марни мне сказала, что собирается приехать пораньше, чтобы сделать Ливии сюрприз. Потому что она хотела, чтобы я ее встретила в аэропорту, отвезла на машине. Сказала, так будет быстрее, чем искать такси, она ведь хотела приехать сюда как можно скорее. Она меня заставила поклясться, что я никому не скажу, даже маме с папой. И я не сказала, честное слово. – Ее руки безостановочно шевелятся в такт словам, ее пальцы, похоже, просто не в состоянии оставаться неподвижными. – Но потом я от нее получила эсэмэску. Сегодня утром. Пишет, что рейс отложили и она не успевает на пересадку в Каире. Попросила ее не встречать, потому что она понятия не имеет, в какое время прилетит в Лондон, это будет зависеть от того, найдут ли ей место в другом самолете. Написала, чтобы я сразу шла к вам на праздник, а она, как прилетит в Хитроу, возьмет такси. Ну и вот, я весь вечер прождала, когда же она объявится. А теперь уже первый час. У вас есть о ней какие-нибудь новости?
Я прочищаю горло. Мне удается произнести:
– Нет. Пока нет.
Я знаю, мне надо сказать что-то еще, но меня совершенно сбил с толку сам тот факт, что Клео знает – Марни собиралась вернуться домой пораньше.
– Но штука в том… – начинает Клео и вдруг умолкает.
– Что такое?
– Да я просто слышала про эту жуткую авиакатастрофу, а потом проверила – это тот самый рейс, на котором должна была лететь Марни… и я была так рада, что она все-таки на него не попала, все думала, как ей повезло, что этот ее первый рейс отложили. Но теперь… – Она поднимает на меня взгляд. Ее глаза потемнели от страха. – Она же никак не могла на него успеть, правда? Но… она бы иначе уже давно с нами связалась, сообщила, когда приедет?
Я не в состоянии даже смотреть на нее.
– Не обязательно, – произношу я с усилием. – Она говорила, что даст мне знать, когда прибудет в Лондон. Но вполне возможно, что ей пришлось лететь туда еще более кружным путем.
Она медленно кивает. И спрашивает:
– Значит, вы не волнуетесь?
Я не хочу ей лгать, но как ей сказать, что я в диком ужасе?
– Ну, немного волнуюсь, – отвечаю я.
– Просто… не обижайтесь, но вы жутко выглядите. Все говорят, что у вас мигрень, но я подумала – может, это из-за Марни?
– Мигрень-то у меня точно есть, – говорю я ей с гримасой боли.
Она прерывисто вздыхает.
– Я все-таки кое-что придумала, – говорит она.
– Что?
Похоже, ей не хочется мне об этом говорить.
– Есть специальный телефон, по нему можно позвонить, если ты думаешь, что кто-то из твоих знакомых мог лететь этим рейсом. Я не знаю… я не думаю… может, имеет смысл позвонить?
Я киваю:
– Да, я вполне могу. Если она не объявится до конца праздника.
– А-а, – произносит она разочарованно.
– Осталось-то всего ничего, – напоминаю я ей. – Часок-другой.
Она смотрит на меня очень серьезными глазами:
– Думаю, если бы она все-таки на нем летела, вам бы уже сообщили. Наверное, они обычно ждут, чтобы родственники сами позвонили, а если не звонят, тогда они сами с ними связываются.
У меня в сознании брезжит проблеск надежды. Может, Клео и права. Если бы Марни все-таки летела этим злополучным рейсом, со мной бы уже вышли на связь официальные лица, разве нет?
– Да, – отвечаю я. – Пожалуй, что так.
– Так что если они вам не позвонили, значит, видимо, все в порядке.
Я ободряюще улыбаюсь ей:
– Постарайся не беспокоиться, Клео. Может, вернешься обратно? Туда, ко всем?
– А ничего, если я еще здесь немножко побуду?
– Конечно.
– Если вы что-то узнаете… вы же мне скажете, правда?
– Конечно, – снова говорю я.
Ливия
– ТЫ КАК, НИЧЕГО?
Я поднимаю взгляд. На меня смотрит Джош, сверху вниз. Его глаза кажутся в полумраке почти черными.
– Прости, я тут задумалась. Унеслась мыслями далеко-далеко.
– Туда, где Марни, – заключает он.
Я принужденно смеюсь:
– Нет, я не про Марни думаю. Я думаю про твоего папу.
– С ним все в порядке, правда ведь?
– Да, но я думаю, что он будет только рад, когда этот праздник кончится.
– Ты ему классный подарок сделала. Заказала эту поездку во Францию…
– Он ее заслужил. Я бы заказала на подольше, но я знаю, что он будет беспокоиться – он не хочет брать долгий отпуск. – Я смотрю на него благодарным взглядом (по крайней мере, мне так кажется) и добавляю: – Спасибо за этот ролик с Марни. Это было так мило.
– Надеюсь, это хоть немного компенсировало ее отсутствие?
– Еще бы.
Он кивает в сторону террасы:
– Короче, у меня теперь, похоже, имеется еще одна бабушка?
Я снова смотрю на него, сраженная этой фразой.
– Прости, Джош. Надо мне было самой тебе сказать, что она вдруг объявилась.
– А меня она не хотела увидеть? – В голосе его слышится обида.
– Хотела. Но она не могла остаться надолго, потому что ее ждали. И это даже хорошо – для нас обеих эта встреча была… как-то чересчур. Но она завтра днем вернется, то есть уже сегодня. Чтобы с тобой увидеться до того, как ты уедешь.
– Супер. – Он слегка сгибает ноги в коленях, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. – Мне очень жаль… ну, насчет твоего отца… Нельсон сказал, он умер.
– Да, но меня это не особенно волнует. Он был не очень-то хороший человек. И мама смогла сюда прийти только потому, что его больше нет. Так что, сам видишь, нет худа без добра.
Тут я замечаю проблеск света, и до нас доносится коллективный вздох восхищения.
– Вот это красота! – ахает Кирин, хлопая в ладоши, когда два кейтера вносят гигантский торт, освещенный сорока свечами. Собственно говоря, это даже три торта, поставленные по размеру один на другой.
– Шоколадный, ванильный и кофейный, твой любимый, – объясняет Джош. И берет меня за руку. – Пойдем, ма, ты должна задуть свечи.
И он тащит меня к столу.
– А где папа? – спрашиваю я Джоша сквозь шум одобрительных возгласов.
– Наверное, где-то в доме. Хочешь, я его найду?
– Нет-нет, все нормально, пусть отдохнет. – Я стараюсь подавить разочарование: почему он не рядом со мной? Надеюсь, он услышит, как все горланят «С днем рожденья», потому что они это делают довольно громко, и вылезет оттуда, где он сейчас прячется. Я стою, слушая пение, и сердце мое переполняют эмоции. И тут, словно чтобы сделать этот момент еще более совершенным, появляется Адам, проталкивается сквозь собравшуюся толпу, успевает пропеть вместе со всеми последнюю строчку и становится рядом со мной, и стоит возле меня, пока я задуваю свечки на своем именинном торте.
Все снова разражаются аплодисментами, потому что мне удается проделать это одним долгим выдохом. А когда рукоплескания смолкают, он заключает меня в объятия.