* * *


Далила всю неделю игнорировала мои сообщения, и приветствие в ее голосовой почте сначала звучало таинственно, а затем и вовсе язвительно. Таким образом, вторая половина воскресного дня в Лондоне у меня освободилась, а выбор, чем заняться, оказался невелик. На улицах еще было тихо, хотя любители выпить с утра пораньше уже собирались за столиками, залитыми солнцем. За затемненными витринами я видела, как официанты вытирают столы, моют полы — выходить наружу они желанием не горели. Недопитое пиво и остатки еды уже тухли. Канализационные люки испускали горячий, влажный пар; на такой жаре город не мог скрыть подноготную. Я купила кофе, села в сквере Сохо и позвонила домой.

Папа хотел, чтобы я приехала хоть ненадолго.

— Не знаю, как на тебе скажется общение с семьей, — сказал он.

Старый спор, который начинался вновь и вновь, и поводом могло послужить все что угодно. Весь прошлый год Папа убеждал меня, что не нужно ехать на свадьбу Итана.

Когда родители меня удочерили, они переехали как можно дальше от Холлоуфилда. И хотя Мама уверяла, будто ей всегда хотелось жить поближе к морю, я подозревала, что они просто планировали увезти меня из тех мест. Мое прошлое представлялось им заразой, от которой мои братья и сестры еще не вылечились, — общаясь с ними, я могла подхватить ее снова.

— Я приеду.

В Сассексе у них было много свободного времени и неустойчивый интернет, и сейчас они хотели знать все: про Нью-Йорк, как прошли выходные с Итаном, чем конкретно будет заниматься компания, специализирующаяся на геномике.

— Приеду, — повторила я, — только не сейчас.

Я рассказала Папе о тюрьме и о разговоре с капелланшей.

— Нужно было отправить ее к тебе. Ты ведь мой соучастник. Помнишь, как мы сжигали письма?

— Конечно, помню. А еще я помню, что это была твоя идея. Знаешь… Зря, наверное, я не поехал с тобой в тюрьму.

— Все нормально. Я справилась.

— Как представлю, что ты была там совсем одна…

— Говорю же — нормально все прошло. Мне нужно еще уладить дела с остальными.

— И что, есть от них какая-то польза?

— Кажется, не особенно.

— Ты разговаривала с Эви, Лекс?

Вот опять — все то же стремление оградить меня от остальных.

— Допустим. И что?

Я знала, что он не ответит.

Разговор подходил к концу, а прощаться всегда следует только на хорошей ноте.

— Послушай, если ты не можешь сейчас приехать домой, поговори хотя бы с доктором Кэй.

— Не думаю, что в этом есть необходимость.

— Может, нет, а может, идея не так уж плоха.

Я вспомнила, что говорила Девлин, когда ей предлагали сделать что-то, чего она сама не хотела: «Спасибо за ваш вклад». Вежливое безразличие действовало эффективнее, чем отказ или возражение. Я представила отпечатки Папиных пальцев на телефонной трубке, ужас, который терзал его, пока он гадал, почему же я ему не звоню.

— Я подумаю, — сказала я. — Обещаю.



Вернувшись в номер в «Ромилли Таунхаус», я позвонила Оливии.

— Я на работе, — сказала она. — И в ужасном настроении.

— Что так?

— У нас отключили кондиционеры на выходные. И кто только додумался до этого?!

— Приходи ко мне в гостиницу, — предложила я. — Здесь есть ванна.

— И кондиционер?

— И он тоже.






* * *


Я познакомилась с Оливией в тот же день, когда приехала в университет. У нас была одна ванная на двоих.

Она относилась к тому типу людей, которых замечаешь сразу же, даже если они сидят в противоположном углу бара и с кем-то болтают.

Я заселилась в общежитие раньше нее. Папа помогал мне затаскивать вещи в комнату. Он выглядел старше других отцов.

— Давай я буду вынимать вещи из машины, — предложила я, — а ты заноси их в вестибюль.

Я потратила полдня, выбирая себе покрывало в общежитие; мамины варианты отклонила, называя их то подростковыми, то старомодными, то цветастыми, то «тетушкиными», то просто страшненькими. В итоге остановилась на темно-синем, с вышитыми созвездиями и месяцем. Сейчас оно тоже казалось мне убогим. Я разгладила его трясущимися руками: кровать стояла в углу — каждое утро я буду просыпаться, лежа головой к окну.

— А можно передвинуть кровать к другой стене? — попросила я.

Мы сделали перестановку. Папа сел на стул, держась за спину, и вытащил из кармана список.

— Мама велела, — проговорил он и покачал головой. — Давай-ка проверим. Бандаж на колено?

— Есть.

— Продукты?

— Есть.

— Маскарадный костюм?

Нас предупредили о праздниках, которые планируются в первые недели семестра, и сказали, какая одежда понадобится.

— Я упаковывала, — ответила я.

— И ты пойдешь на праздник?

— Посмотрю, как все пойдет, пап. Ты можешь уже ехать.

— Ну ладно. — Он обнял меня, поцеловал в лоб. — Обещай, что сходишь на приветственный фуршет, Лекс.

— Обещаю.

На приветственном фуршете подавали чай и сквош[20] — не особо «приветственные» напитки. Старшекурсник, задачей которого было помочь нам освоиться, задал мне пару вежливых вопросов: откуда я, что буду изучать, как провела лето. Девчонка в джинсовке за его спиной что-то сказала, и все разразились хохотом. Я извинилась и ушла к себе — принять душ и подготовиться к первой неделе лекций.

Прошло пять дней. В тишине новой, странной комнаты, нарушаемой доносящимися через парк звуками из административного корпуса, они показались мне очень долгими.

Я сидела за столом, читала о старых нормах права, как вдруг раздался легкий стук в дверь. Я подкралась на цыпочках и глянула в замочную скважину — там, прислонившись к стене и скрестив на груди руки, стояла та самая девчонка в джинсовке. Она постучала раз, потом другой и, озадаченная, повернулась, чтобы уйти.

Я открыла.

— Привет! — сказала она. — Может, это и не лучшее начало знакомства, но у нас с тобой общая ванная. — И она протянула мне худенькую руку.

У нее были вампирские клыки, неровные ямочки на щеках, но они не портили ее красоту, и это всякий раз, как я смотрела на нее, удивляло.

— Этот приветственный фуршет, — сказала она, — был не очень.

Оливия изучала экономику. Весь прошлый год она проработала няней в семье директора австралийской нефтяной компании; там она поняла, что счастья за деньги не купишь — и на самом деле это чистая правда. Одна из девочек в самый первый день напугала ее, сказав, что дольше недели она не продержится.

— И что? Через год она ревела — не хотела, чтобы я уезжала. Победа, можно сказать!

В общежитии она уже познакомилась с парнем, который жил прямо под нами; его звали Кристофер, он изучал архитектуру. Мама прислала ему брауни для всех соседей по этажу, и он пришел в ужас. Когда Оливия заходила к нему в комнату, он как раз лихорадочно запихивал их под кровать.

Оливия взглянула на мои вещи, сложенные в кучу посреди комнаты, как будто держать их вот так было надежней.

— Ух ты! — воскликнула она. — Какое классное покрывало!





* * *


Оливия встретила меня в шампань-баре гостиницы и крепко обняла. Очки-авиаторы, костюм и тонкий шелковый шарфик с вышитыми муравьями.

Мы поговорили об Италии, о свадьбе, о torta al testo, которые подавали в полночь.