А кем стала бы я? Если бы я не предалась воле Божьей, каким путем я могла бы пойти?

Спохватившись, я взглянула на часы. Мы с Карен проговорили больше двух часов. Мне требовалось вернуться домой до темноты.

– Прежде чем вы уйдете… можно еще попросить? – Карен снова придвинулась ко мне, не переставая крутить пальцы, как делала всегда, когда нервничала.

Какая просьба может оказаться труднее той, которую она уже высказала?

– У меня много снимков детей, которые вы посылали мне за эти годы, но нет ни одной фотографии Ханны. Попросить об этом родителей я не могу. Вообще никого не могу, кроме вас. Я знаю, у вас есть несколько ее фотографий. И я прошу потому, что начинаю забывать, как она выглядела. А я не хочу забывать ее, – лицо Карен было искренним и смиренным.

Я понимала: ей нужно видеть личико Ханны – и помнить ребенка, жизнь которого она оборвала. Сложив руки на груди и откинувшись на спинку стула, я снова посмотрела ей в глаза. Она встретила мой взгляд, потом уставилась на свои руки. Боже, что мне делать? Я не ожидала, что Карен попросит у меня прощения или помощи с фотографией Ханны. Слишком о многом надо было подумать. Мы столько лет не упоминали о Ханне, а это свидание, кажется, перевело наше общение на совершенно новый уровень.

Мы молчали. Прошло несколько минут, Карен заерзала на стуле, а я ждала наставлений Бога.

Наконец я разняла скрещенные руки.

– Ладно, я заключу с вами сделку. Я хочу, чтобы следующие несколько недель вы думали и молились о получении фотографии Ханны. А потом, если у вас не пропадет желание обратиться ко мне с просьбой прислать ее снимок, напишите мне письмо и попросите об этом. Я хочу, чтобы в письме вы написали, что именно вы обращаетесь ко мне с этой просьбой, что вы молились об этом и готовы принять снимок. Не хватало еще, чтобы вы получили фотографию Ханны и от скорби с вами случился нервный срыв. Тогда вам понадобится помощь психолога или другого специалиста, и первое, о чем вас спросят: «Зачем какой-то жестокий человек прислал вам фотографию Ханны? Как это подло!» Я хочу убедиться, что вам хватило времени подготовиться. Письмо должно доказать мне и, вероятно, всем прочим, что вы все продумали и отдаете себе отчет в своей просьбе.

Карен коротко усмехнулась. Напряжение оставило ее сразу же, как только я принялась излагать свои доводы.

– Я напишу письмо – я же понимаю, почему вы беспокоитесь. Думаю, я готова получить ее снимок. Не хочу забыть ее. Хочу видеть ее лицо.

Да, Карен уже была духовно взрослой. Наш уровень общения и честности превзошел мои ожидания. Поистине, Бог присутствовал при наших свиданиях долгие годы, и определенно был с нами в тот день.

Как обычно, мы закончили свидание молитвой. На этот раз мы вознесли особую молитву за каждого из наших детей – просто как матери, прося Бога обратиться сердцем к нашим детям. Мы ушли далеко от положения патронатной матери и жестокой матери. Слова о прощении прозвучали: просьба простить – согласие простить – принятие прощения. И вместе с ним исцеляющая сила и надежда вошли в наши сердца.

Я понимала: ей нужно видеть личико Ханны – и помнить ребенка, жизнь которого она оборвала



За прошедшие тринадцать лет в разные моменты, особенно в первые годы, я уходила после свиданий с Карен в глубоком смятении и все спрашивала у Бога: зачем Он призвал в историю Карен меня? Неужели у Него имелись замыслы и планы для Карен – после всего, что она натворила? Жестокость к ребенку неприемлема! Для нее нет доводов. Нет законных оправданий. Идеальных матерей не существует, но каким может быть искупление вины для женщины, которая забила собственного ребенка до смерти? Я осуждала ее. Мне известно, что в Послании к Римлянам (Рим 3:23) Бог говорит: «Потому что все согрешили и лишены славы Божией». Но… для большинства людей это преступление – не просто грех. Как можно простить такое? И все же… оно было прощено. Бог простил его. И я простила.

«Свобода в тюрьме» – противоречивое выражение. Можно ли быть свободным в режимном учреждении, где охрана следит за каждым твоим шагом? И эта свобода… что она значит? Свободу от последствий преступления? Нет. Свободу от вечных гибельных последствий греха? Да. Свободу являть в своих делах и мыслях свободу во Христе? Да.

Все ли выберут такую свободу, когда Бог предложит предать себя Его воле? Увы, нет.

Так что мы с Карен ходим в свободе, а другие – возможно, все еще в рабстве, в тюрьмах с невидимыми решетками, где они ограничены непрощением, ожесточением и осуждением.

Что же Бог уготовал для Кортни? Она еще даже не знала историю своей семьи, но когда узнает, тоже пострадает. Боже, пусть она одолеет этот путь! Прошу, пусть предаст себя воле Твоей, чтобы когда-нибудь обрести и свободу, и силу прощения!





28. Откровение




В тот судьбоносный день, когда я забирала Кортни от торгового центра и увидела с ней рядом двух младших детей Бауэр, Элли и Стивена, ей было тринадцать. Это случилось летом 2012 года, и хотя я сама вряд ли была готова рассказать ей всю историю ее удочерения, к тому времени, как мы вернулись домой, переоделись в пижамы и устроились в моей постели, обложившись подушками и бумажными платками, я осознала: Бог с самого начала знал, когда наступит этот момент. Кортни была готова к нему, и Бог подготовил меня настолько, насколько счел нужным. От меня требовалось предать себя воле Божьей и смириться с тем временем, которое выбрал Он.

Мы сели, скрестив ноги, лицом друг к другу, прижимая к груди подушки. По пути домой я решила, что разрешу Кортни задавать любые вопросы и буду отвечать на них как можно более откровенно.

– Я всегда говорила тебе: когда ты будешь готова и у тебя появятся вопросы, я честно отвечу на них. Итак, что ты хочешь знать? – Я улыбалась и говорила мягко, чтобы она чувствовала себя свободно.

– Сколько у меня родных сестер и братьев? – спросила она. – Как их зовут?

– Семь. Деэнн, Кайл, Кайра, Ханна, Эндрю, Элли и Стивен.

– Где они живут?

– Пятеро – в Вайоминге, – ответила я.

– А остальные двое?

– Остальные двое – с Господом, – на этот вопрос я ответила, не меняя тона и выражения лица.

Кортни медлила и смотрела на меня, будто ожидая продолжения. Но я молчала, и она продолжила расспросы. Я видела, что она обдумывает мои ответы, старается понять, что они означают.

– А почему эти двое с Господом? Кто именно? Как их зовут? Как они умерли?

– Кайл умер около года назад. Разбился на мотоцикле. Ему был двадцать один год. Ханна умерла много лет назад, когда ей исполнилось пять, – я знала, что будет дальше, крепилась и молилась.

– Как умерла Ханна? – Кортни переползла по постели ближе ко мне и вгляделась в мое лицо.


– Ее избили до смерти, – эти слова всегда давались мне с трудом. Особенно тяжело оказалось говорить их Кортни. Глубоко вздохнув, я посмотрела ей в глаза, надеясь, что я готова к ее реакции. Как она примет эту весть? Я уже предвидела ее следующий вопрос. Господи, будь с нами!

– Кто? – вскрикнула Кортни.

Помедлив секунду, я ответила шепотом:

– Ее мать.

Кортни как будто закаменела и затаила дыхание, отвела взгляд, затем снова посмотрела на меня. Я ничего не добавила. Пусть осмыслит. Она выпрямилась и выпалила:

– Ее мать – это ведь моя родная мать, так?

Ее черты исказились, пока мысли сплетались в узелки.

– Да, – кивнула я.

– Как ее зовут?

– Карен.

Тишина. Долгая-долгая тишина.

Лишь негромко тикал будильник на тумбочке у моей кровати. Мы не шевелились. В реальность леденящих душу слов верилось с трудом. А правильно ли выбран момент? Я уже сомневалась.

– Это к ней ты ездишь на свидание уже много лет? И никому не говоришь, с кем встречаешься? За эту Карен мы молимся с тех пор, как я была совсем маленькой? – Детали головоломки начинали складываться. Истина оказалась жестокой.

– Да. Это она.

– А где она сейчас?

– В Ласке, в женской тюрьме, – мягко ответила я. Хотя что тут уже смягчать?

– Что случилось? Как умерла Ханна? Что сделала с ней Карен? – Вопросы, которых я боялась, сыпались на меня один за другим. Как мне ответить? Сколько далеко зайти в подробностях и правде? Кортни задавала именно те вопросы, которых я страшилась много лет.

– Кортни, в то время Карен была совсем другой: она употребляла наркотики и алкоголь, часто делала неверный жизненный выбор. Общалась с плохими людьми. И это отражалось на ее детях. Однажды вечером она вышла из себя. Потеряла контроль. Сейчас я больше ничего не скажу. Когда подрастешь, узнаешь остальное. Но не сейчас. Не сегодня.

Мне не хотелось рассказывать Кортни о том, что Ханну запихнули в мешок для мусора и хранили в гараже девять месяцев, пока полиция не нашла ее тело. Я желала просто ответить на вопросы, которые задавала Кортни. Но о Карен ей следовало узнать еще кое-что.

Как мне ответить? Кортни задавала именно те вопросы, которых я страшилась много лет



– За годы Карен изменилась. Она приняла Иисуса, и Он преобразил ее. Я езжу к ней и молюсь за нее, потому что к этому призвал меня Бог. И пока я наблюдала, как она меняется с годами, я полюбила и простила ее.

Я знала, что надо поделиться с Кортни еще одной истиной, даже если она не спросит об этом. Мне хотелось дать ей понять, что ее родная мать – теперь последовательница Христа и что с годами она обрела прощение. Я надеялась, это подготовит сердце Кортни к тому, что и она когда-нибудь простит мать. Я была уверена: именно ради этого Бог позволил мне стать матерью Кортни. Он хотел, чтобы я научила ее жить в смирении, предавая себя воле Божьей и зная силу прощения. Но для этого требовалось время. Мне надо было набраться терпения.

– А про меня она знает? – спросила Кортни.

Я усмехнулась.

– Конечно, знает. Она ведь родила тебя.

Мы обе посмеялись.

– Ах, да. И то правда.

– Я много лет подряд переписывалась с ней и отправляла твои фотографии. Она знает о тебе все. И молится за тебя.

Снова расплакавшись, Кортни выпалила:

– Это же значит, что меня вообще не планировали! И не хотели!

– Да, это так. Многих детей их родители, в сущности, не планировали. Их появление становилось сюрпризом, когда матери обнаруживали, что беременны. Далеко не все мои другие дети были запланированными. Они стали чудесным и неожиданным даром Божьим. Только Бог способен создавать, и Он создал тебя. Ты запланирована по Его воле и для Его замысла. Карен тоже хотела тебя. Но обстоятельства не позволили ей оставить тебя при себе. Она преподнесла нам щедрый дар. Ее даром для нас стала ты.

Мы плакали. Кортни качнулась вперед и зарыдала. Печально для юной девушки узнавать такое! Как подростку осмыслить столь невообразимые сведения? Я погладила ее по спине и дала ей выплакаться. Протянула еще бумажных платков, крепко обняла и отчетливо произнесла:

– Я… люблю… тебя.

– Я тоже тебя люблю, – всхлипнула она.

Проходили минуты. Мы снова сидели молча, с красными и мокрыми лицами.

– Когда ты едешь в тюрьму к Карен? – спросила Кортни.