Хелен и Мэтт поженились летом 2006 года, Кортни была на их свадьбе цветочницей, как и на свадьбе нашей Элизабет. Новобрачные устроились в собственном маленьком доме в Грин-Ривер, Вайоминг, в трех часах езды к юго-западу. Мы с Крис открыли свою риэлторскую компанию. Мне пришелся по душе гибкий график: теперь я могла забирать Кортни из школы и участвовать в ее школьных мероприятиях. С такой партнершей, как Крис, я была уверена, что наш бизнес в надежных руках. Жизнь после возвращения в Каспер складывалась просто замечательно.
Следующие несколько лет мы ни разу не сталкивались в городе ни с кем из родных Карен. И я наконец перестала настораживаться, находясь в общественных местах.
Однажды вечером мы с Элом и уже десятилетней Кортни ужинали в ресторане, в компании друзей. Кортни попросилась в туалет. До него было близко, поэтому я отпустила ее одну. Она вернулась бледная и до конца ужина сидела тихо. На мои вопросы, все ли с ней хорошо, она отвечала «да».
Тем же вечером Кортни расплакалась, когда я пришла пожелать ей спокойной ночи и уже собиралась приступить к молитвам на сон грядущий.
– Почему ты плачешь? – Я обняла ее. – Что случилось? Расскажи, что тебя тревожит.
– Мне страшно. Я не хотела с ней разговаривать. Просто хотела уйти и сесть за стол с тобой.
– О ком ты говоришь? – спросила я.
– В туалете ко мне подошла какая-то женщина и сказала, что она моя сестра.
– Как она выглядела?
По описанию Кортни я поняла: это была Деэнн. В душе вспыхнул гнев, я вспомнила инцидент в свадебном салоне. Когда мы с Деэнн говорили по телефону, она согласилась сначала получить наше одобрение, а уж потом рассказывать что-либо Кортни. Должно быть, она заметила нас в ресторане и подкараулила Кортни одну в туалете.
– А она знает, где мы живем? А вдруг она вломится к нам в дом?
Кортни все всхлипывала и ночью попросилась спать со мной. Я больше не верила в обещание Деэнн не приближаться к Кортни без нашего разрешения. И понимала, что должна что-то предпринять. Одна из сотрудниц нашей компании была адвокатом, и я решила позвонить ей.
Она посоветовала мне самой обратиться в суд: пусть издадут постановление, запрещающее Деэнн приближаться к Кортни. Я сочувствовала Деэнн, даже не представляя, какой травмой для нее стало известие о преступлении матери. Но теперь она, уже взрослая, пыталась начать общение с Кортни – не дождавшись, пока сама Кортни будет готова! И она должна была понять, насколько серьезно мы относимся к защите нашей дочери.
Деэнн вызвали в суд, мы с ней предстали перед судьей.
Судья отнесся к нам с сочувствием. Да, он понимал, что Деэнн просто хотела познакомиться с сестрой, но все же напомнил: она обязана считаться с нашими желаниями. Кортни – наша дочь. Деэнн не вправе навязывать ребенку отношения без разрешения его родителей. Деэнн согласилась больше не приближаться к Кортни, пока мы ей не разрешим.
На следующем моем свидании с Карен я объяснила, что произошло, и рассказала, почему Кортни следует ограждать от общения с родными, пока не придет время. К счастью, наши отношения строились на доверии, а оно позволило нам открыто обсуждать наши семьи и решать, что будет лучше для Кортни.
Я навещала Карен в тюрьме не реже раза в год, но обычно чаще. У нас сложился определенный порядок разговоров. Сначала мы говорили о том, что происходит в ее жизни в тюрьме. Карен стало полегче, как только она научилась не нарываться на неприятности. В первые годы, вспыльчивая, дерзкая, злая на язык, она часто попадала в строгую изоляцию – или туда, где почти ни с кем не общалась. Лишь через несколько лет я начала усматривать зрелость в характере смягчившейся Карен. Она осознала, что оказывает себе медвежью услугу, скандаля с другими заключенными и пытаясь добиться своего. Один раз у нее обострилась депрессия, ей расхотелось жить. Единственной надеждой стали консультации психолога, молитвы и Библия. Мы обсуждали библейские истории и молились, чтобы Бог учил нас и продолжал преображать ее сердце. Без духовных наставлений ей было не обойтись.
Временами мы обсуждали изменения в тюремных порядках. Новое начальство означало новую политику – и новую жизнь для Карен. Поговорив о политике, начальстве и занятиях, мы переходили к семье. Карен почти ничего не знала о жизни своих детей. Из родни с ней мало кто общался, а усыновители ее детей вообще не желали ее знать. Кое-что Карен узнавала от родителей во время редких телефонных разговоров. И, конечно, я держала ее в курсе новостей в жизни Кортни – как во время свиданий, так и в письмах с приложенными фотографиями.
Когда все новости иссякали, я спрашивала Карен, как складываются ее отношения с Господом. Она говорила, что порой борется с Ним и спорит. Но при этом расспрашивала меня о смысле библейских стихов и преданий. А еще она многому научилась на занятиях по изучению Библии. Она видела, как некоторые заключенные позволяют Богу преображать их, а другие не готовы вверить свою жизнь Спасителю и предпочитают держать ее под собственным контролем. Карен и развивалась, и менялась. Она уже была иной, не той, которую я знала много лет назад. Она видела, что Бог любит ее, даже несмотря на то что она убила собственного ребенка. Как всегда, мы плакали вместе. Но эти слезы были выражением благодарности и признательности за работу, которую продолжал Бог в наших сердцах.
Один раз, летом, на свидании, я поняла, что она не только меняется – но и что Дух Святой чудесным образом преображает ее душу. И свидетельством этого стали ее слова: «Лучше я до конца своих дней буду сидеть в тюрьме с Иисусом, чем жить в Каспере без Него».
27. Свобода
Технологии развивались, и наше общение с Карен становилось более плотным. Одно время она могла звонить мне в компанию и оставлять сообщения. Затем появились сотовые телефоны. Если я не отвечала, она оставляла мне сообщение о том, когда сможет позвонить в следующий раз. Наша схема оказалась эффективной.
Однажды в 2011 году Карен позвонила мне в слезах и спросила, не могу ли я приехать. Ее старший сын Кайл попал в аварию, разбился насмерть на мотоцикле. Ему был всего двадцать один год. Я не видела его с детских лет. Его оборвавшаяся жизнь принесла еще одну трагедию в семью Бауэр.
Я встретилась с Карен несколько дней спустя – и плакала вместе с ней. Карен рассказала мне все, что узнала от родителей. Она опять не смогла присутствовать на похоронах своего ребенка. Разговоры об утрате и сердечной боли заставили ее задуматься и о своей душе.
– Я много плакала и думала о том, что Кайл умер еще до того, как у меня появился шанс снова его увидеть. Он был совсем ребенком, когда я попала в тюрьму. Я надеялась, что он, повзрослев, придет повидаться со мной. Но он так и не пришел, а потом погиб. Все, что мне остается, – молиться, чтобы он познал Иисуса и находился теперь на небесах вместе с Богом.
Я протянула ей бумажный платок из коробки на столе, и сама взяла один.
– Много лет тому назад я слышала, – заговорила я, – что Кайла и Кайру усыновила христианская семья. Думаю, они росли в христианской вере, а значит, Иисус вполне мог явить себя Кайлу. Мы можем лишь молиться о том, чтобы Кайл познал Иисуса и теперь был с Ним, – мне хотелось не досаждать Карен нравоучениями, а дать ей надежду.
– Я вот еще о чем хотела с вами поговорить… – призналась Карен, вытирая глаза платками.
Я придвинула стул поближе, чтобы нас не услышали остальные. Но хочу ли я выслушать то, что она намерена мне сказать? Неужели опять плохие вести? Или она собирается признаться в том, что раньше скрывала?
– О чем же? – спросила я настороженно, несмотря на всю свою сдержанность.
– С тех пор, как я услышала о смерти Кайла, я гадаю, увижусь ли с ним на небесах. А еще о том, узнает ли он меня и встретился ли он с Ханной.
Она впервые упомянула имя Ханны – с тех пор, как призналась мне во всем тринадцать лет назад. Боже, благодарю Тебя! Я видела, как с того страшного дня в этой женщине свершились чудесные перемены. Какой бесчувственной она казалась тогда, когда рассказывала о своем зверском нападении на невинного ребенка! А сейчас передо мной была трепетная верующая в поиске духовных истин! Я улыбалась и вновь была готова расплакаться. То были слезы надежды. Слезы радости. Слезы, полные добрых вестей и обещаний Иисуса.
– Если слово Божье есть правда, а я верю, что это так, Ханна и Кайл уже приняты на небесах. Если мы верим, что Библия – слово Божье, ее обещания даруют нам покой, – я протянула руку и накрыла ладонь Карен.
– Я хочу верить, – сказала она. – Хочу верить, что Кайл простил меня за все, особенно за смерть Ханны. За то, что я разрушила всю нашу семью, вынудила детей жить порознь, расти в разных домах. Это из-за меня они злились и ненавидели.
Она впервые упомянула имя Ханны – с тех пор, как призналась мне во всем тринадцать лет назад
Я покачала головой и сказала:
– Бог знал, в каком скверном положении вы с детьми были перед смертью Ханны. Если бы Он не вмешался, жестокостей было бы больше, вы продолжали бы идти тем же путем, если не хуже. Я убеждена, что в день смерти Ханны Иисус в Его милости забрал ее к себе. Он любит ее. Он любит Кайла и… Он любит вас.
– Вы правда верите в это?
В ее голосе было столько надежды!
– Да. Бог не лжет. Он – истина, и Он верен своему слову.
– Мне надо попросить вас еще об одном. О прощении, – сказала Карен.
– О прощении? Мы почти не говорили о нем.
– Я хочу, чтобы вы знали: я просила Бога простить меня за то, что я убила Ханну.
Меня окатила волна радости, мое сердце дрогнуло.
– И вы верите, что он вас простил?
– Да. Верю, – убежденно ответила она. – Я и Ханну просила простить меня.
– И верите, что она простила?
– Да, – глаза Карен снова заблестели, но уже не от слез, мягкая улыбка преобразила ее лицо.
– Как чудесно слышать такое! Сколько лет вы к этому шли! И теперь вы спокойны?
– Да. И… я просила прощения у родителей.
– И что же они сказали?
– Мама подтвердила, что да, она меня простила, хотя ей понадобилось для этого немало времени. Отец сказал, что «все уже в прошлом», и мне показалось, так он выразил прощение. Но я не уверена. Слово «простить» он не произносил. А вот у моих детей просить прощения мне еще только предстоит. Понадобится больше времени. У них впереди еще большой душевный труд. Я верю: Бог говорил мне, что придет и это время. Я подожду и увижу.
– Бог хорошо потрудился над вашим сердцем за эти тринадцать лет. Я так рада за вас! Господь благ. Он никогда не бросит вас и не отречется от вас. Вы уже ощущаете на себе силу прощения. Он избавляет от ненависти, гнева, скорби, раскаяния. И там, где раньше не было ничего, кроме сердечных мук и ожесточения, будет радость, – я крепко обняла ее, и она ответила мне тем же.
– Есть еще один человек, у которого мне надо попросить прощения, – шепнула Карен.
– Кто он? – тоже шепотом откликнулась я.
Наши взгляды встретились, как часто бывало, когда мы высказывали вслух правду. Казалось, это наш способ заглянуть друг другу в душу.
– Вы.
– Я?
Я ошеломленно выпрямилась.
– Да. Вы любили Ханну. Вы дважды спрашивали меня, нельзя ли ей остаться с вами, пока я не наведу порядок в своей жизни. Если бы я не повела себя как эгоистка и оставила бы ее у вас, сейчас она была бы жива, дети жили бы со мной, мне не пришлось бы отбывать пожизненный срок. Поэтому я спрошу вас сейчас: вы простите меня?
Я в смятении вздохнула и придвинулась к ней.
Она в слезах смотрела на меня, прикусив нижнюю губу, и ждала ответа. В ее глазах была надежда.
– Уже простила, – шепнула я, глядя ей прямо в глаза.
Карен закрыла лицо ладонями и расплакалась. С ней вместе плакала и я – в благодарность за то, что Господь сотворил с ее сердцем.
Сколько же слез мы пролили за единственное свидание! Слез скорби и утраты, раскаяния и прощения!
– Спасибо вам, – Карен кивнула, услышав то, что хотела.
Мы обе проделали долгий путь. Наша жизнь могла сложиться совершенно иначе. Где очутились бы мы обе, не покорись я Святому Духу, призывающему меня ответить на звонок Карен по желтому телефону много лет назад? Что было бы, если бы я не повиновалась Господу и не ответила на Его призыв – навестить Карен? Что, если бы я не поделилась с ней любовью и надеждой Бога и обещанием новой жизни в Нем? Кем бы она стала?
Следующие несколько лет мы ни разу не сталкивались в городе ни с кем из родных Карен. И я наконец перестала настораживаться, находясь в общественных местах.
Однажды вечером мы с Элом и уже десятилетней Кортни ужинали в ресторане, в компании друзей. Кортни попросилась в туалет. До него было близко, поэтому я отпустила ее одну. Она вернулась бледная и до конца ужина сидела тихо. На мои вопросы, все ли с ней хорошо, она отвечала «да».
Тем же вечером Кортни расплакалась, когда я пришла пожелать ей спокойной ночи и уже собиралась приступить к молитвам на сон грядущий.
– Почему ты плачешь? – Я обняла ее. – Что случилось? Расскажи, что тебя тревожит.
– Мне страшно. Я не хотела с ней разговаривать. Просто хотела уйти и сесть за стол с тобой.
– О ком ты говоришь? – спросила я.
– В туалете ко мне подошла какая-то женщина и сказала, что она моя сестра.
– Как она выглядела?
По описанию Кортни я поняла: это была Деэнн. В душе вспыхнул гнев, я вспомнила инцидент в свадебном салоне. Когда мы с Деэнн говорили по телефону, она согласилась сначала получить наше одобрение, а уж потом рассказывать что-либо Кортни. Должно быть, она заметила нас в ресторане и подкараулила Кортни одну в туалете.
– А она знает, где мы живем? А вдруг она вломится к нам в дом?
Кортни все всхлипывала и ночью попросилась спать со мной. Я больше не верила в обещание Деэнн не приближаться к Кортни без нашего разрешения. И понимала, что должна что-то предпринять. Одна из сотрудниц нашей компании была адвокатом, и я решила позвонить ей.
Она посоветовала мне самой обратиться в суд: пусть издадут постановление, запрещающее Деэнн приближаться к Кортни. Я сочувствовала Деэнн, даже не представляя, какой травмой для нее стало известие о преступлении матери. Но теперь она, уже взрослая, пыталась начать общение с Кортни – не дождавшись, пока сама Кортни будет готова! И она должна была понять, насколько серьезно мы относимся к защите нашей дочери.
Деэнн вызвали в суд, мы с ней предстали перед судьей.
Судья отнесся к нам с сочувствием. Да, он понимал, что Деэнн просто хотела познакомиться с сестрой, но все же напомнил: она обязана считаться с нашими желаниями. Кортни – наша дочь. Деэнн не вправе навязывать ребенку отношения без разрешения его родителей. Деэнн согласилась больше не приближаться к Кортни, пока мы ей не разрешим.
На следующем моем свидании с Карен я объяснила, что произошло, и рассказала, почему Кортни следует ограждать от общения с родными, пока не придет время. К счастью, наши отношения строились на доверии, а оно позволило нам открыто обсуждать наши семьи и решать, что будет лучше для Кортни.
Я навещала Карен в тюрьме не реже раза в год, но обычно чаще. У нас сложился определенный порядок разговоров. Сначала мы говорили о том, что происходит в ее жизни в тюрьме. Карен стало полегче, как только она научилась не нарываться на неприятности. В первые годы, вспыльчивая, дерзкая, злая на язык, она часто попадала в строгую изоляцию – или туда, где почти ни с кем не общалась. Лишь через несколько лет я начала усматривать зрелость в характере смягчившейся Карен. Она осознала, что оказывает себе медвежью услугу, скандаля с другими заключенными и пытаясь добиться своего. Один раз у нее обострилась депрессия, ей расхотелось жить. Единственной надеждой стали консультации психолога, молитвы и Библия. Мы обсуждали библейские истории и молились, чтобы Бог учил нас и продолжал преображать ее сердце. Без духовных наставлений ей было не обойтись.
Временами мы обсуждали изменения в тюремных порядках. Новое начальство означало новую политику – и новую жизнь для Карен. Поговорив о политике, начальстве и занятиях, мы переходили к семье. Карен почти ничего не знала о жизни своих детей. Из родни с ней мало кто общался, а усыновители ее детей вообще не желали ее знать. Кое-что Карен узнавала от родителей во время редких телефонных разговоров. И, конечно, я держала ее в курсе новостей в жизни Кортни – как во время свиданий, так и в письмах с приложенными фотографиями.
Когда все новости иссякали, я спрашивала Карен, как складываются ее отношения с Господом. Она говорила, что порой борется с Ним и спорит. Но при этом расспрашивала меня о смысле библейских стихов и преданий. А еще она многому научилась на занятиях по изучению Библии. Она видела, как некоторые заключенные позволяют Богу преображать их, а другие не готовы вверить свою жизнь Спасителю и предпочитают держать ее под собственным контролем. Карен и развивалась, и менялась. Она уже была иной, не той, которую я знала много лет назад. Она видела, что Бог любит ее, даже несмотря на то что она убила собственного ребенка. Как всегда, мы плакали вместе. Но эти слезы были выражением благодарности и признательности за работу, которую продолжал Бог в наших сердцах.
Один раз, летом, на свидании, я поняла, что она не только меняется – но и что Дух Святой чудесным образом преображает ее душу. И свидетельством этого стали ее слова: «Лучше я до конца своих дней буду сидеть в тюрьме с Иисусом, чем жить в Каспере без Него».
27. Свобода
Технологии развивались, и наше общение с Карен становилось более плотным. Одно время она могла звонить мне в компанию и оставлять сообщения. Затем появились сотовые телефоны. Если я не отвечала, она оставляла мне сообщение о том, когда сможет позвонить в следующий раз. Наша схема оказалась эффективной.
Однажды в 2011 году Карен позвонила мне в слезах и спросила, не могу ли я приехать. Ее старший сын Кайл попал в аварию, разбился насмерть на мотоцикле. Ему был всего двадцать один год. Я не видела его с детских лет. Его оборвавшаяся жизнь принесла еще одну трагедию в семью Бауэр.
Я встретилась с Карен несколько дней спустя – и плакала вместе с ней. Карен рассказала мне все, что узнала от родителей. Она опять не смогла присутствовать на похоронах своего ребенка. Разговоры об утрате и сердечной боли заставили ее задуматься и о своей душе.
– Я много плакала и думала о том, что Кайл умер еще до того, как у меня появился шанс снова его увидеть. Он был совсем ребенком, когда я попала в тюрьму. Я надеялась, что он, повзрослев, придет повидаться со мной. Но он так и не пришел, а потом погиб. Все, что мне остается, – молиться, чтобы он познал Иисуса и находился теперь на небесах вместе с Богом.
Я протянула ей бумажный платок из коробки на столе, и сама взяла один.
– Много лет тому назад я слышала, – заговорила я, – что Кайла и Кайру усыновила христианская семья. Думаю, они росли в христианской вере, а значит, Иисус вполне мог явить себя Кайлу. Мы можем лишь молиться о том, чтобы Кайл познал Иисуса и теперь был с Ним, – мне хотелось не досаждать Карен нравоучениями, а дать ей надежду.
– Я вот еще о чем хотела с вами поговорить… – призналась Карен, вытирая глаза платками.
Я придвинула стул поближе, чтобы нас не услышали остальные. Но хочу ли я выслушать то, что она намерена мне сказать? Неужели опять плохие вести? Или она собирается признаться в том, что раньше скрывала?
– О чем же? – спросила я настороженно, несмотря на всю свою сдержанность.
– С тех пор, как я услышала о смерти Кайла, я гадаю, увижусь ли с ним на небесах. А еще о том, узнает ли он меня и встретился ли он с Ханной.
Она впервые упомянула имя Ханны – с тех пор, как призналась мне во всем тринадцать лет назад. Боже, благодарю Тебя! Я видела, как с того страшного дня в этой женщине свершились чудесные перемены. Какой бесчувственной она казалась тогда, когда рассказывала о своем зверском нападении на невинного ребенка! А сейчас передо мной была трепетная верующая в поиске духовных истин! Я улыбалась и вновь была готова расплакаться. То были слезы надежды. Слезы радости. Слезы, полные добрых вестей и обещаний Иисуса.
– Если слово Божье есть правда, а я верю, что это так, Ханна и Кайл уже приняты на небесах. Если мы верим, что Библия – слово Божье, ее обещания даруют нам покой, – я протянула руку и накрыла ладонь Карен.
– Я хочу верить, – сказала она. – Хочу верить, что Кайл простил меня за все, особенно за смерть Ханны. За то, что я разрушила всю нашу семью, вынудила детей жить порознь, расти в разных домах. Это из-за меня они злились и ненавидели.
Она впервые упомянула имя Ханны – с тех пор, как призналась мне во всем тринадцать лет назад
Я покачала головой и сказала:
– Бог знал, в каком скверном положении вы с детьми были перед смертью Ханны. Если бы Он не вмешался, жестокостей было бы больше, вы продолжали бы идти тем же путем, если не хуже. Я убеждена, что в день смерти Ханны Иисус в Его милости забрал ее к себе. Он любит ее. Он любит Кайла и… Он любит вас.
– Вы правда верите в это?
В ее голосе было столько надежды!
– Да. Бог не лжет. Он – истина, и Он верен своему слову.
– Мне надо попросить вас еще об одном. О прощении, – сказала Карен.
– О прощении? Мы почти не говорили о нем.
– Я хочу, чтобы вы знали: я просила Бога простить меня за то, что я убила Ханну.
Меня окатила волна радости, мое сердце дрогнуло.
– И вы верите, что он вас простил?
– Да. Верю, – убежденно ответила она. – Я и Ханну просила простить меня.
– И верите, что она простила?
– Да, – глаза Карен снова заблестели, но уже не от слез, мягкая улыбка преобразила ее лицо.
– Как чудесно слышать такое! Сколько лет вы к этому шли! И теперь вы спокойны?
– Да. И… я просила прощения у родителей.
– И что же они сказали?
– Мама подтвердила, что да, она меня простила, хотя ей понадобилось для этого немало времени. Отец сказал, что «все уже в прошлом», и мне показалось, так он выразил прощение. Но я не уверена. Слово «простить» он не произносил. А вот у моих детей просить прощения мне еще только предстоит. Понадобится больше времени. У них впереди еще большой душевный труд. Я верю: Бог говорил мне, что придет и это время. Я подожду и увижу.
– Бог хорошо потрудился над вашим сердцем за эти тринадцать лет. Я так рада за вас! Господь благ. Он никогда не бросит вас и не отречется от вас. Вы уже ощущаете на себе силу прощения. Он избавляет от ненависти, гнева, скорби, раскаяния. И там, где раньше не было ничего, кроме сердечных мук и ожесточения, будет радость, – я крепко обняла ее, и она ответила мне тем же.
– Есть еще один человек, у которого мне надо попросить прощения, – шепнула Карен.
– Кто он? – тоже шепотом откликнулась я.
Наши взгляды встретились, как часто бывало, когда мы высказывали вслух правду. Казалось, это наш способ заглянуть друг другу в душу.
– Вы.
– Я?
Я ошеломленно выпрямилась.
– Да. Вы любили Ханну. Вы дважды спрашивали меня, нельзя ли ей остаться с вами, пока я не наведу порядок в своей жизни. Если бы я не повела себя как эгоистка и оставила бы ее у вас, сейчас она была бы жива, дети жили бы со мной, мне не пришлось бы отбывать пожизненный срок. Поэтому я спрошу вас сейчас: вы простите меня?
Я в смятении вздохнула и придвинулась к ней.
Она в слезах смотрела на меня, прикусив нижнюю губу, и ждала ответа. В ее глазах была надежда.
– Уже простила, – шепнула я, глядя ей прямо в глаза.
Карен закрыла лицо ладонями и расплакалась. С ней вместе плакала и я – в благодарность за то, что Господь сотворил с ее сердцем.
Сколько же слез мы пролили за единственное свидание! Слез скорби и утраты, раскаяния и прощения!
– Спасибо вам, – Карен кивнула, услышав то, что хотела.
Мы обе проделали долгий путь. Наша жизнь могла сложиться совершенно иначе. Где очутились бы мы обе, не покорись я Святому Духу, призывающему меня ответить на звонок Карен по желтому телефону много лет назад? Что было бы, если бы я не повиновалась Господу и не ответила на Его призыв – навестить Карен? Что, если бы я не поделилась с ней любовью и надеждой Бога и обещанием новой жизни в Нем? Кем бы она стала?