– Как раз то, что мне было нужно сегодня утром, – у меня перехватило горло, я едва выговорила эти слова. Поднявшись, я подошла к Морин, приложила ладони к ее щекам, заглянула в глаза и сказала: – Вы не могли об этом знать, но Бог знал. И с вашей помощью Он напомнил мне, что Он со мной. Спасибо, что прислушались к Нему, – я поцеловала ее в лоб и обняла.
– Не за что, – убежденным тоном ответила Морин. – Он велик, правда?
– Да. Он велик, Морин. Я знаю, что сегодня Он будет со мной в суде.
– В какое время вам в суд? – спросила Морин.
Взглянув на часы, я увидела, что уже десятый час.
– Ой, мне пора! Суд в десять. Опаздывать нельзя! – я схватила ключи, еще раз обняла Морин и с зажатым в руке камнем бросилась к двери.
– А пальто или свитера у вас нет? – окликнула меня Морин. – Сегодня обещали снег!
Я просила друзей и родных молиться за меня Богу во время слушания. А пока вела машину по центру города, сама просила Бога побудить их к молитвам.
К зданию суда я прибыла за сорок минут до начала. Я надеялась, что адвокат приедет вовремя, и мы успеем встретиться до того, как войдем в кабинет судьи.
На этот раз, выходя из «скунсовоза», я крепко придерживала платье. И чуть не потеряла лодочку, торопливо взбегая по ступеням в старое здание муниципального суда, возведенное в начале XX века – памятник истории с бронзовыми дверными ручками, бетонными статуями и мраморными полами. Стук каблуков отдавался в коридорах гулким эхом, как под сводами собора. Я быстро шла к залу рядом с кабинетом судьи, мимо мужчин и женщин в деловых костюмах: одни ждали возле дверей, другие негромко спорили о чем-то рядом с фонтанчиком для питья. Ароматы кедра и кожаных портфелей витали в воздухе. Отыскав нужную мне дверь, я не открыла ее, а нашла тихое место неподалеку, села и стала ждать адвоката.
На стенах коридора висели портреты в рамах – судьи былых и нынешних времен. Одни выглядели чрезвычайно представительно, другие – пожалуй, страшновато. Достопочтенный такой-то, достопочтенный другой. Никого из них я не узнавала. Да и с какой стати? На судебных разбирательствах я раньше не присутствовала. Но фамилию одного судьи, уже ушедшего в отставку, я все-таки вспомнила: это он распорядился вернуть матери пятерых детей Бауэр. Без каких-либо планов. Без предупреждений. Без причин. Без приготовлений. А потом, оставив без ответа множество вопросов, покинул пост.
Глядя на портрет этого судьи, я чувствовала, как бьется сердце, и нервно вертела на пальце кольцо. Выслушает ли сегодня судья все стороны? Какое решение он вынесет?
Я взглянула на часы – 9:50. Где же мой адвокат? Времени все меньше!
Надеюсь, она не опоздает, думала я, продолжая вертеть кольцо.
Послышались шаги и голоса. Я увидела двух знакомых сотрудников УДС, идущих в мою сторону. Их сопровождал незнакомый мужчина – рослый, с залысинами, в очках с черной оправой и толстыми стеклами. Его накрахмаленная белая рубашка и вязаный жилет с рисунком из ромбов не выглядели одеждой адвоката. По крайней мере, так мне показалось. Это адвокат? Или еще кто-то из УДС?
По-видимому, не заметив меня, все трое скрылись за дверью комнаты 305.
Я уже была готова запаниковать, когда мой адвокат появилась со стороны лестницы в нескольких шагах от меня. Чуть ли не подбежав ко мне, едва успев перевести дыхание, она спросила:
– Вы ни с кем не разговаривали?
– Нет. Я ждала вас, – ладони были мокрыми от пота, во рту пересохло. Мне отчаянно хотелось пить, но времени не было.
– Идите за мной, – позвала адвокат. Мы вошли в комнату 305, и помощник провел нас в кабинет судьи.
Обшитые панелями стены кабинета украшали дипломы в рамках, групповые снимки судей и огромная фреска с панорамой Каспера начала ХХ века. Почти все пространство занимали большой стол темного дерева и дюжина вращающихся кресел с высокими спинками. Во главе этого длинного стола стояло массивное кресло с черной кожаной обивкой, пухлым подголовником и подлокотниками – предназначенное для лица, наделенного огромной властью и ответственностью.
Следом за адвокатом я прошла по комнате и выбрала места прямо напротив сотрудников УДС и их загадочного сопровождающего.
Я сжала камень, который по-прежнему держала в потной ладони. Как на нем написано, так я и поступлю. «НЕ БОЙСЯ, ТОЛЬКО ВЕРУЙ».
Я буду верить!
Мне напомнили об оружии, которое Бог дарует тем, кто любит Его и готов на Него уповать. На тех людей, которые сидели за столом напротив меня, мой черный костюм и черные лодочки не произвели никакого впечатления. Но если бы они знали, действительно знали Бога, которому я служу, тогда бы они волновались. Я знала: молитва – моя надежная защита в этот час. Мое оружие.
Я сжала камень, который по-прежнему держала в потной ладони. Как на нем написано, так я и поступлю. «Не бойся, только веруй»
Обхватив пальцами камень, я посмотрела на пустое кресло судьи в дальнем конце массивного стола. И в мою душу снизошел мир.
Мой адвокат наклонилась ко мне и прошептала:
– Что это у вас в руке?
Не глядя на нее, я разжала пальцы, показывая камень и цитату из Писания, потом снова спрятала камень в кулаке.
– Для чего это? – спросила она.
– Я держусь за него и прошу Бога сегодня явить через судью снисхождение и милость, – шепотом объяснила я.
– А если судья их не явит?
– Тогда я брошу в него камнем, – и я усмехнулась и подмигнула ей.
18. Постановление
Дверь кабинета судьи резко распахнулась, вошла секретарь. Торопливо обойдя вокруг огромного стола, она решительно приказала:
– Всем встать!
Судья, облаченный в черную мантию, прошел мимо секретаря: внушительный, лет пятидесяти, с черными волосами, чуть тронутыми сединой на висках.
Пока он занимал свое место, невнятный гул голосов затих. Судья открыл толстую коричневую папку и протянул единственный лист бумаги помощнику, сидящему справа. Прошла секунда-другая, и наконец судья поднял голову и благожелательно, но сдержанно приветствовал:
– Доброе утро!
Над столом поплыл негромкий ропот: присутствующие отвечали ему.
– Этим утром мы собрались здесь для того, чтобы рассмотреть вопрос о временной опеке над младенцем по имени… – он сделал паузу и пошелестел бумагами, – Кортни Фейт Бауэр.
Судья оглядел сидящих, убеждаясь, что все здесь попали точно по назначению.
– Не будут ли присутствующие здесь адвокаты так любезны назвать себя и рассказать во вступительном слове, кого они представляют? Начнем с сидящих справа от меня, – судья посмотрел на мужчину в жилете с ромбами – видимо, знакомого ему.
– Ваша честь, я адвокат Дэн Симс, представитель Управления по делам семьи. Здесь со мной мистер Марк Шмитт, начальник Управления, и мисс Джилл Кларк, социальный работник.
– Благодарю, мистер Симс.
Я неловко улыбнулась двум сотрудникам УДС, которых хорошо знала. Они избегали моих взглядов, то смотрели в стол, то блуждали глазами по комнате. Чувства вырвались из-под моего контроля, у меня задрожала нижняя губа. Я решила сдержать слезы любой ценой, я просто не могла позволить этой волне скорби и разочарования захлестнуть меня. Сокрушение от утраты Ханны и вот теперь – горечь от предательства тех, с чьей стороны я его никак не ожидала, – угрожали поглотить меня. Боль и ярость чуть не прорвались мне в сердце. Этого нельзя было допустить. Сосредоточься! Ты должна выразить волю Бога! Не дай эмоциям опередить слова!
Оторвавшись от бумаг, судья обратился к нам с адвокатом:
– Дамы?..
– Ваша честь, я адвокат Черил Прайор, представитель мистера и миссис Мерк, заинтересованных во временной опеке над вышеупомянутым младенцем.
– Благодарю, мисс Прайор, – судья полистал бумаги в своей папке. Помедлив, чтобы изучить одну из них, он обратился к мистеру Симсу: – Начнем с Управления по делам семьи. Адвокат, вы готовы?
– Да, ваша честь, благодарю. Как видно из материалов дела, ребенок, о котором идет речь, находится под законным попечительством Управления по делам семьи. Эта девочка родилась вчера утром. Ее мать, мисс Карен Бауэр, ныне пребывает в тюрьме в ожидании судебного разбирательства по обвинению в избиении со смертельным исходом одного из своих детей. Под стражу она была взята четыре месяца назад, будучи уже беременной. Пятеро ее выживших детей с тех пор находятся в патронатных семьях. Еще одного воспитывают родственники. Управление считает, что новорожденный ребенок должен находиться под опекой УДС и под защитой неизвестной в настоящий момент патронатной семьи, которая обеспечит ему безопасность и уход. Управлению известно, что это дело получило широкую огласку, поэтому защита детей Бауэр является для нас приоритетной задачей. Мы убеждены, что этот младенец может подвергнуться опасности, если попадет в руки ошибочно выбранных людей.
– Разве миссис Мерк не сотрудничала с Управлением в качестве матери патронатной семьи? – Судья сложил руки поверх папки. – Мало того, разве даже сейчас на ее попечении не находятся несколько приемных детей?
– Да… да, ваша честь, – запнулся адвокат.
Судья нахмурил брови, его лицо стало озадаченным.
– Почему же тогда подопечным миссис Мерк не может стать этот младенец, тем более что миссис Мерк сама добивается временной опеки?
– Управлению известно, что у миссис Мерк сложились отношения с Карен Бауэр, биологической матерью новорожденного младенца. Миссис Мерк навещает ее в тюрьме и в нашем местном следственном изоляторе, когда Карен Бауэр привозят сюда на слушания. Мы обеспокоены тем, что в данном случае это может повлиять на способность миссис Мерк принимать решения.
– Благодарю, мистер Симс. Ваша обеспокоенность подтверждена какими-либо документами?
Короткий вздох.
– Нет, ваша честь.
– Мистер Шмитт и мисс Кларк, имеются ли у вас документальные подтверждения обеспокоенности судьбой этого ребенка в случае, если он будет помещен под опеку миссис Мерк и ее семьи?
Боль и ярость чуть не прорвались мне в сердце. Этого нельзя было допустить. Сосредоточься! Не дай эмоциям опередить слова!
Двое, к которым он обращался, переглянулись, потом посмотрели на своего адвоката. Мистер Симс заерзал.
– Видите ли, ваша честь, мы в самом деле обеспокоены, поскольку миссис Мерк действительно посещает мисс Бауэр в тюрьме. Это и отражено в документах.
Я сидела с бесстрастным лицом и вглядывалась в двух сотрудников Управления, которых знала много лет. С этими людьми я трудилась бок о бок на благо детей, которыми пренебрегали или подвергали жестокому обращению. Вместе с этими людьми я страдала, видя, как невинных детей калечат физически и морально. Я радовалась вместе с ними, когда дети возвращались к любящим родителям, которым просто недоставало родительского опыта. Мы с Элом неизменно отдавали приоритет в нашей жизни особым потребностям наших подопечных детей. А когда начинающие патронатные семьи спрашивали, в чем секрет нашего успеха общения с детьми, попадающими к нам в дом, я объясняла: «Мы не скупимся на любовь, порядок и молитвы». Некоторые, услышав это, улыбались и думали, что наверняка дело в чем-то еще. Но я знала правду. Любовь творит с детьми великие чудеса. Молитва – еще более великие.
Я понимала, что оба сотрудника опеки – под давлением. Мне не следовало винить их за поступки и слова, направленные на защиту и Управления, и собственной репутации. Я считала, что на самом деле они не желают выступать против меня или моей семьи. Но они действовали на основании полномочий. Я твердо верила в принцип полномочий. И знала, что всем нам свойственно бунтовать против него, хоть он и предназначен для нашей защиты. УДС стремилось защитить себя. А мы хотели защитить Кортни.
Судья просмотрел документы в папке, откинувшись на высокую кожаную спинку кресла, потом оглядел троих профессионалов, к которым обращался с вопросами. Улыбнувшись каждому отдельно, он поблагодарил их. Сотрудники Управления и их адвокат заметно успокоились.
Неужели они выиграли? И больше судья ничего у них не спросит? Вот так все просто? Значит, судья принял их сторону еще до начала слушания? Я сидела, как парализованная, и сжимала в кулаке камень. Смирись, Деб, смирись, напоминала я себе.
– Не за что, – убежденным тоном ответила Морин. – Он велик, правда?
– Да. Он велик, Морин. Я знаю, что сегодня Он будет со мной в суде.
– В какое время вам в суд? – спросила Морин.
Взглянув на часы, я увидела, что уже десятый час.
– Ой, мне пора! Суд в десять. Опаздывать нельзя! – я схватила ключи, еще раз обняла Морин и с зажатым в руке камнем бросилась к двери.
– А пальто или свитера у вас нет? – окликнула меня Морин. – Сегодня обещали снег!
Я просила друзей и родных молиться за меня Богу во время слушания. А пока вела машину по центру города, сама просила Бога побудить их к молитвам.
К зданию суда я прибыла за сорок минут до начала. Я надеялась, что адвокат приедет вовремя, и мы успеем встретиться до того, как войдем в кабинет судьи.
На этот раз, выходя из «скунсовоза», я крепко придерживала платье. И чуть не потеряла лодочку, торопливо взбегая по ступеням в старое здание муниципального суда, возведенное в начале XX века – памятник истории с бронзовыми дверными ручками, бетонными статуями и мраморными полами. Стук каблуков отдавался в коридорах гулким эхом, как под сводами собора. Я быстро шла к залу рядом с кабинетом судьи, мимо мужчин и женщин в деловых костюмах: одни ждали возле дверей, другие негромко спорили о чем-то рядом с фонтанчиком для питья. Ароматы кедра и кожаных портфелей витали в воздухе. Отыскав нужную мне дверь, я не открыла ее, а нашла тихое место неподалеку, села и стала ждать адвоката.
На стенах коридора висели портреты в рамах – судьи былых и нынешних времен. Одни выглядели чрезвычайно представительно, другие – пожалуй, страшновато. Достопочтенный такой-то, достопочтенный другой. Никого из них я не узнавала. Да и с какой стати? На судебных разбирательствах я раньше не присутствовала. Но фамилию одного судьи, уже ушедшего в отставку, я все-таки вспомнила: это он распорядился вернуть матери пятерых детей Бауэр. Без каких-либо планов. Без предупреждений. Без причин. Без приготовлений. А потом, оставив без ответа множество вопросов, покинул пост.
Глядя на портрет этого судьи, я чувствовала, как бьется сердце, и нервно вертела на пальце кольцо. Выслушает ли сегодня судья все стороны? Какое решение он вынесет?
Я взглянула на часы – 9:50. Где же мой адвокат? Времени все меньше!
Надеюсь, она не опоздает, думала я, продолжая вертеть кольцо.
Послышались шаги и голоса. Я увидела двух знакомых сотрудников УДС, идущих в мою сторону. Их сопровождал незнакомый мужчина – рослый, с залысинами, в очках с черной оправой и толстыми стеклами. Его накрахмаленная белая рубашка и вязаный жилет с рисунком из ромбов не выглядели одеждой адвоката. По крайней мере, так мне показалось. Это адвокат? Или еще кто-то из УДС?
По-видимому, не заметив меня, все трое скрылись за дверью комнаты 305.
Я уже была готова запаниковать, когда мой адвокат появилась со стороны лестницы в нескольких шагах от меня. Чуть ли не подбежав ко мне, едва успев перевести дыхание, она спросила:
– Вы ни с кем не разговаривали?
– Нет. Я ждала вас, – ладони были мокрыми от пота, во рту пересохло. Мне отчаянно хотелось пить, но времени не было.
– Идите за мной, – позвала адвокат. Мы вошли в комнату 305, и помощник провел нас в кабинет судьи.
Обшитые панелями стены кабинета украшали дипломы в рамках, групповые снимки судей и огромная фреска с панорамой Каспера начала ХХ века. Почти все пространство занимали большой стол темного дерева и дюжина вращающихся кресел с высокими спинками. Во главе этого длинного стола стояло массивное кресло с черной кожаной обивкой, пухлым подголовником и подлокотниками – предназначенное для лица, наделенного огромной властью и ответственностью.
Следом за адвокатом я прошла по комнате и выбрала места прямо напротив сотрудников УДС и их загадочного сопровождающего.
Я сжала камень, который по-прежнему держала в потной ладони. Как на нем написано, так я и поступлю. «НЕ БОЙСЯ, ТОЛЬКО ВЕРУЙ».
Я буду верить!
Мне напомнили об оружии, которое Бог дарует тем, кто любит Его и готов на Него уповать. На тех людей, которые сидели за столом напротив меня, мой черный костюм и черные лодочки не произвели никакого впечатления. Но если бы они знали, действительно знали Бога, которому я служу, тогда бы они волновались. Я знала: молитва – моя надежная защита в этот час. Мое оружие.
Я сжала камень, который по-прежнему держала в потной ладони. Как на нем написано, так я и поступлю. «Не бойся, только веруй»
Обхватив пальцами камень, я посмотрела на пустое кресло судьи в дальнем конце массивного стола. И в мою душу снизошел мир.
Мой адвокат наклонилась ко мне и прошептала:
– Что это у вас в руке?
Не глядя на нее, я разжала пальцы, показывая камень и цитату из Писания, потом снова спрятала камень в кулаке.
– Для чего это? – спросила она.
– Я держусь за него и прошу Бога сегодня явить через судью снисхождение и милость, – шепотом объяснила я.
– А если судья их не явит?
– Тогда я брошу в него камнем, – и я усмехнулась и подмигнула ей.
18. Постановление
Дверь кабинета судьи резко распахнулась, вошла секретарь. Торопливо обойдя вокруг огромного стола, она решительно приказала:
– Всем встать!
Судья, облаченный в черную мантию, прошел мимо секретаря: внушительный, лет пятидесяти, с черными волосами, чуть тронутыми сединой на висках.
Пока он занимал свое место, невнятный гул голосов затих. Судья открыл толстую коричневую папку и протянул единственный лист бумаги помощнику, сидящему справа. Прошла секунда-другая, и наконец судья поднял голову и благожелательно, но сдержанно приветствовал:
– Доброе утро!
Над столом поплыл негромкий ропот: присутствующие отвечали ему.
– Этим утром мы собрались здесь для того, чтобы рассмотреть вопрос о временной опеке над младенцем по имени… – он сделал паузу и пошелестел бумагами, – Кортни Фейт Бауэр.
Судья оглядел сидящих, убеждаясь, что все здесь попали точно по назначению.
– Не будут ли присутствующие здесь адвокаты так любезны назвать себя и рассказать во вступительном слове, кого они представляют? Начнем с сидящих справа от меня, – судья посмотрел на мужчину в жилете с ромбами – видимо, знакомого ему.
– Ваша честь, я адвокат Дэн Симс, представитель Управления по делам семьи. Здесь со мной мистер Марк Шмитт, начальник Управления, и мисс Джилл Кларк, социальный работник.
– Благодарю, мистер Симс.
Я неловко улыбнулась двум сотрудникам УДС, которых хорошо знала. Они избегали моих взглядов, то смотрели в стол, то блуждали глазами по комнате. Чувства вырвались из-под моего контроля, у меня задрожала нижняя губа. Я решила сдержать слезы любой ценой, я просто не могла позволить этой волне скорби и разочарования захлестнуть меня. Сокрушение от утраты Ханны и вот теперь – горечь от предательства тех, с чьей стороны я его никак не ожидала, – угрожали поглотить меня. Боль и ярость чуть не прорвались мне в сердце. Этого нельзя было допустить. Сосредоточься! Ты должна выразить волю Бога! Не дай эмоциям опередить слова!
Оторвавшись от бумаг, судья обратился к нам с адвокатом:
– Дамы?..
– Ваша честь, я адвокат Черил Прайор, представитель мистера и миссис Мерк, заинтересованных во временной опеке над вышеупомянутым младенцем.
– Благодарю, мисс Прайор, – судья полистал бумаги в своей папке. Помедлив, чтобы изучить одну из них, он обратился к мистеру Симсу: – Начнем с Управления по делам семьи. Адвокат, вы готовы?
– Да, ваша честь, благодарю. Как видно из материалов дела, ребенок, о котором идет речь, находится под законным попечительством Управления по делам семьи. Эта девочка родилась вчера утром. Ее мать, мисс Карен Бауэр, ныне пребывает в тюрьме в ожидании судебного разбирательства по обвинению в избиении со смертельным исходом одного из своих детей. Под стражу она была взята четыре месяца назад, будучи уже беременной. Пятеро ее выживших детей с тех пор находятся в патронатных семьях. Еще одного воспитывают родственники. Управление считает, что новорожденный ребенок должен находиться под опекой УДС и под защитой неизвестной в настоящий момент патронатной семьи, которая обеспечит ему безопасность и уход. Управлению известно, что это дело получило широкую огласку, поэтому защита детей Бауэр является для нас приоритетной задачей. Мы убеждены, что этот младенец может подвергнуться опасности, если попадет в руки ошибочно выбранных людей.
– Разве миссис Мерк не сотрудничала с Управлением в качестве матери патронатной семьи? – Судья сложил руки поверх папки. – Мало того, разве даже сейчас на ее попечении не находятся несколько приемных детей?
– Да… да, ваша честь, – запнулся адвокат.
Судья нахмурил брови, его лицо стало озадаченным.
– Почему же тогда подопечным миссис Мерк не может стать этот младенец, тем более что миссис Мерк сама добивается временной опеки?
– Управлению известно, что у миссис Мерк сложились отношения с Карен Бауэр, биологической матерью новорожденного младенца. Миссис Мерк навещает ее в тюрьме и в нашем местном следственном изоляторе, когда Карен Бауэр привозят сюда на слушания. Мы обеспокоены тем, что в данном случае это может повлиять на способность миссис Мерк принимать решения.
– Благодарю, мистер Симс. Ваша обеспокоенность подтверждена какими-либо документами?
Короткий вздох.
– Нет, ваша честь.
– Мистер Шмитт и мисс Кларк, имеются ли у вас документальные подтверждения обеспокоенности судьбой этого ребенка в случае, если он будет помещен под опеку миссис Мерк и ее семьи?
Боль и ярость чуть не прорвались мне в сердце. Этого нельзя было допустить. Сосредоточься! Не дай эмоциям опередить слова!
Двое, к которым он обращался, переглянулись, потом посмотрели на своего адвоката. Мистер Симс заерзал.
– Видите ли, ваша честь, мы в самом деле обеспокоены, поскольку миссис Мерк действительно посещает мисс Бауэр в тюрьме. Это и отражено в документах.
Я сидела с бесстрастным лицом и вглядывалась в двух сотрудников Управления, которых знала много лет. С этими людьми я трудилась бок о бок на благо детей, которыми пренебрегали или подвергали жестокому обращению. Вместе с этими людьми я страдала, видя, как невинных детей калечат физически и морально. Я радовалась вместе с ними, когда дети возвращались к любящим родителям, которым просто недоставало родительского опыта. Мы с Элом неизменно отдавали приоритет в нашей жизни особым потребностям наших подопечных детей. А когда начинающие патронатные семьи спрашивали, в чем секрет нашего успеха общения с детьми, попадающими к нам в дом, я объясняла: «Мы не скупимся на любовь, порядок и молитвы». Некоторые, услышав это, улыбались и думали, что наверняка дело в чем-то еще. Но я знала правду. Любовь творит с детьми великие чудеса. Молитва – еще более великие.
Я понимала, что оба сотрудника опеки – под давлением. Мне не следовало винить их за поступки и слова, направленные на защиту и Управления, и собственной репутации. Я считала, что на самом деле они не желают выступать против меня или моей семьи. Но они действовали на основании полномочий. Я твердо верила в принцип полномочий. И знала, что всем нам свойственно бунтовать против него, хоть он и предназначен для нашей защиты. УДС стремилось защитить себя. А мы хотели защитить Кортни.
Судья просмотрел документы в папке, откинувшись на высокую кожаную спинку кресла, потом оглядел троих профессионалов, к которым обращался с вопросами. Улыбнувшись каждому отдельно, он поблагодарил их. Сотрудники Управления и их адвокат заметно успокоились.
Неужели они выиграли? И больше судья ничего у них не спросит? Вот так все просто? Значит, судья принял их сторону еще до начала слушания? Я сидела, как парализованная, и сжимала в кулаке камень. Смирись, Деб, смирись, напоминала я себе.