– Я люблю тебя, Ханна. Я люблю тебя, и Иисус любит тебя.

Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем Ханна успокоилась настолько, чтобы выслушать меня. Я объяснила, что ей придется поехать к матери и что изменить это не в моих силах. Напомнила, что буду навещать ее и следить, чтобы все у нее было в порядке. Ее глаза остекленели, в них застыли безнадежность и обреченность. Она замыкалась в себе. Этому она научилась в минуты, когда ей было страшно. Плач прекратился. Дыхание замедлилось. Не глядя на меня, она высвободилась из моих объятий.

Ее глаза остекленели… Она замыкалась в себе. Этому она научилась в минуты, когда ей было страшно



Я довела ее до машины, помогла сесть и сама пристегнула. Она упорно отказывалась смотреть на меня.

Внезапно тишину в машине нарушил капризный плач Элли. Она хныкала, пока я не достала из сумки бутылочку и не дала ей. Кайл и Кайра переглянулись. Сочувствовали Ханне или предвкушали, как расскажут матери о том, что Ханна закатила истерику и доставила ей лишние неприятности? По опыту общения с ними я знала, что они всецело преданы матери, а не Ханне. Так выдрессировала их Карен.

Я вывернула на дорогу и направилась через весь город к дому, который недавно сняла Карен. Дом был хорош – двухуровневый, с пристроенным гаражом, новее и просторнее предыдущего, а за домом во дворе стояли отличные качели. Но все это новое великолепие не отменяло страх, поселившийся в наших сердцах – моем и Ханны.

Кайл и Кайра вылетели из машины, торопясь первыми вбежать в дом к матери. Эндрю не спешил, я тем временем вынимала Элли из автокресла. Ханна не двигалась с места, не отстегивала ремень и не смотрела в окно. Она сидела, уставившись на крышку бардачка, на ее прелестных смуглых щечках сохли слезы.

Направляясь к дому, я первым делом обратила внимание на округлившийся живот Карен – несомненный признак беременности. Но для новых известий день был как нельзя более неподходящим, и я сделала вид, будто ничего не заметила. Лицо Карен осветилось радостью, пока она обнимала Кайла и Кайру. Эндрю мялся позади них.

Посадив Элли к себе на бедро, я прихватила из машины открытую упаковку памперсов и направилась к двери. Трое детей уже скрылись.

– Нашли качели во дворе за домом, – пояснила Карен.

Передавая ей Элли, я спросила:

– А вы готовы принять их всех дома так сразу, без предупреждения?

Карен рассмеялась и покачала головой.

– Даже не знаю. Я так удивилась, когда Эллен позвонила мне. И немного растерялась, – от такой откровенности одно из моих опасений усилилось. А не поведет ли она себя от растерянности по-старому? Особенно потому, что снова ждет ребенка? Улыбнувшись, я извинилась и ушла за следующими коробками и Ханной.

За время моего отсутствия она не шелохнулась. И по-прежнему смотрела на бардачок.

Я отстегнула ее ремень.

– Пора выбираться, детка, – сказала я так ласково, как только могла. Я сдвинула ее ноги вбок, на край сиденья, подхватила ее под мышки. Она казалась потяжелевшей и почти безжизненной. А когда я попыталась заглянуть ей в глаза, она отвернулась.

Бок о бок мы медленно направились по дорожке к дому и подошли к двери. Карен уже унесла Элли наверх. Я пыталась подать Ханне руку, но она не взялась за нее и сама поднялась по ступенькам. В доме она направилась прямиком к дивану и села на краешек.

Сердце содрогалось от боли. Сдаваться всегда нелегко, а на этот раз мне, казалось, не выдержать.



Слышно было, как во дворе за домом смеются другие дети. Карен с улыбкой наблюдала за ними через застекленную дверь столовой, ведущую в патио. И пока она ненадолго отвлеклась, я встала на колени рядом с Ханной.

И обняла ее.

– Я знаю: взрослым ты не веришь. Мы все тебя подводили. Но Иисусу можно доверять. Когда он тебе понадобится, позови Его. Он тебя никогда не подведет, – на долю секунды Ханна взглянула мне в глаза и снова отвернулась.

Мне показалось, что Бог велит мне предать Ханну Его воле. Мне надлежало довериться Ему – последовать тому же совету, который я дала девочке. Сердце содрогалось от боли. Сдаваться всегда нелегко, а на этот раз мне, казалось, не выдержать. Но Бог, несомненно, любил Ханну больше, чем я. Господи, вверяю ее Тебе.

Краем глаза я увидела, что к нам идет Карен. Я поцеловала Ханну в лоб и поспешно поднялась, не желая привлекать к ней лишнего внимания. Но было уже слишком поздно.

Карен перевела взгляд с меня на Ханну.

– В чем дело, Ханна? С тобой все хорошо?

Преуменьшив значимость волнительных мгновений, я улыбнулась и объяснила:

– С ней все в порядке. Просто сегодня немного устала.

Ханна ни разу не взглянула на меня, пока я носила из машины коробки.

– Остальные вещи детей я привезу в ближайшие несколько дней. Не хватило времени собраться… – Я выглянула из дверей во двор и помахала детям на прощание. – Если что-нибудь понадобится – звоните, не стесняйтесь.

Ханна так и сидела не шевелясь в своем углу дивана. На сердце у меня было невыносимо тяжело. Я села в машину, тронулась с места и всю дорогу до дома плакала, не переставая.





II. Немыслимое





7. Подозрения




– Привет, Карен, это Деб, – сказала я в телефон несколько дней спустя. – Я приготовила как раз такой ужин, который нравится детям – лазанью с чесночным хлебом и салатом. Ничего, если я прихвачу его сегодня, когда завезу оставшиеся детские вещи?

Карен приняла предложение, мы назначили время приезда. Дни, прошедшие после возвращения детей к матери, стали для меня эмоциональной пыткой. Перед глазами стоял образ: Ханна цепляется за меня и рыдает. Меня мучила совесть за то, что я оставила ее у матери, от тревоги меня несколько раз бросало в слезы. Все ли у нее хорошо? Не больно ли ей? Как она себя чувствует? Все, что мне удавалось, – каждый день сдерживать себя, чтобы не сесть в машину и не помчаться спасать ее. И я совершала то единственное, что было в моих силах, – молилась за нее. Постоянно.

Мне хотелось в этом испытании целиком и полностью полагаться на Бога, и вместе с тем я никак не могла понять, почему Он допустил то, чтобы Ханна подверглась такому риску. Как мать приемной семьи, я смирилась с тем фактом, что мы живем в насквозь прогнившем мире – мире, постоянно злом и жестоком даже к детям, самым невинным из нас. С возрастом я осознала, что в существовании этого зла виновен не Бог – это дело рук врага человеческого. Ответ Бога на это зло вечен – только спасение во Христе принесет вечность, из которой изгнано зло. Но это знание не избавляло меня от душевных мук и тревоги за благополучие Ханны. Все, что мне оставалось, – вверить ее попечению Бога.

Возле дома Карен я затормозила, радуясь тому, что скоро снова увижу Ханну и всех ее братьев и сестер. Я соскучилась по ним. Карен открыла дверь.

– Все дети в гостях у друзей, – сообщила она, и я страшно расстроилась. Утешала только мысль, что Ханна играет вместе с сестрами и братьями.

Надеюсь, она привыкла и поняла, что ей ничто не угрожает. По крайней мере, я смогу побеседовать с Карен наедине.

– Вижу, вы ждете ребенка! Мои поздравления. Когда срок?

– В сентябре, – ответила она довольно равнодушно. Об отце ребенка она не упомянула, а я не стала расспрашивать. Это не мое дело. Мы немного поболтали о том о сем, я оставила угощение и коробки и пообещала через пару дней заехать за посудой.

Чувствуя себя неловко из-за того, что не сумела сдержать слово, которое дала Ханне, и проведать ее как можно раньше, я в беспокойстве подождала несколько дней, потом созвонилась с Карен и снова отправилась к ней. На этот раз я застала дома с матерью только Эндрю и Элли.

Маскируя дружелюбным тоном тревогу, я спросила:

– А где остальные дети? Признаться, я по ним соскучилась. И привезла подарки для Эндрю и Кайла. Я же знаю, что у них обоих вскоре день рождения.

Карен подхватила на руки Элли, которая ползла к ней по ковру.

– Здесь только Эндрю и Элли, – ответила она. – Эндрю пришлось остаться дома. Он плохо себя вел.

Стоя рядом с матерью, Эндрю поднял на меня влажные глаза и надул губы. Я тепло улыбнулась ему, затем тоже состроила обиженную гримаску, надеясь рассмешить.

Больше я ни о чем не расспрашивала. Карен поблагодарила за привезенную еду, я выложила подарки на стол в столовой, забрала чистую стеклянную посудину для лазаньи и миску из-под салата. Уже собираясь уходить, я вдруг передумала, вернулась к столу, забрала подарки и сказала:

– Если можно, я лучше привезу подарки на день рождения Кайла и Эндрю через день-другой.

Я была рада еще одному предлогу, чтобы заехать в гости.

Каждая мелочь в собственном доме, напоминавшая мне о Бауэрах, давала мне лишний повод съездить к ним и выяснить, как идут у них дела. Но всякий раз, приезжая к Карен, я или не заставала дома никого из детей – или только одного-двоих. Карен говорила: они в гостях у друзей, они уехали на весь день к родственникам. Ханну я не видела ни разу и верила, что она рядом с братьями и сестрами. Мне становилось легче, когда я представляла, как она играет с остальными, и я отвечала: да, Карен, хорошо, надеюсь, я увижу всех, когда приеду снова.





В мае закончился учебный год в школе. Необходимая передышка от обязанностей патронатной семьи дала нам возможность побыть с родными детьми и уделить им все наше внимание. Мы катались по озеру Алкова-Лейк на лодке и на водных лыжах, рыбачили, плавали на камерах – и смеялись, смеялись, смеялись… Порезвиться на свежем воздухе в теплую погоду в Вайоминге удается нечасто, и я с удовольствием возила детей в бассейны, на пижамные вечеринки, на дневные киносеансы и в парки. Но при этом я не переставала думать о Ханне, она постоянно была в моем сердце. Я молилась за нее, ее братьев и сестер, и за Карен: «Прошу, убереги их, Господи. Защити их от вреда, помоги Карен быть любящей мамой для детей – для всех ее детей».

Через несколько недель после начала лета мы приняли к себе трех маленьких сестер – пятилетнюю, четырехлетнюю и годовалую, а также двухлетнего мальчика с его шестимесячной сестренкой. Малышка не набирала вес. Ее оставляли в кроватке или в люльке, почти не уделяя ей внимания. К нам она попала грязная, с ужасным пеленочным дерматитом. Ее тельце выглядело хилым, на ощупь напоминало резиновую куклу, наполненную водой. На наши обращения к ней она не реагировала. Я попросила социального работника устроить ей обследование в местном центре детского развития. Специалист, обследовавшая малышку, сказала, что ей поможет обилие любви, ласки и стимулирующей активности. Стимулирующей активности? В нашем доме ее было вдосталь.

Глядя, как мои дети и наши подопечные располагаются на полу в гостиной с подушками, одеялами и закусками, чтобы провести вечер в семейном кругу за развлечениями, я надеялась, что и дети Бауэр сохранили чудесные воспоминания о таких моментах и о том, как мы любили их. Сдержали ли сотрудники УДС свое обещание? Проверяют ли они, как дела у Ханны? По-прежнему ли Карен изливает на нее весь свой негатив? Действительно ли человек, которого боялись Эндрю и Ханна, больше не появляется у них дома, не злится на них и не обижает их? Этими вопросами я мысленно задавалась вновь и вновь, пытаясь вверить детей в руки Господа и не вмешиваться.

Однажды июньским воскресеньем, примерно через шесть недель после возвращения детей к Карен, я отправилась за продуктами в Walmart, свернула в один из проходов между стеллажами – и увидела, как мне навстречу идет Карен со всеми детьми. Мое сердце радостно затрепетало. Завидев меня, Карен на миг смутилась, но заметила, что я ускорила шаг, и остановилась, дожидаясь. Кайл, Кайра и Эндрю стояли рядом с матерью. Элли устроилась на детском сиденье магазинной тележки, Ханна – в большой корзине. При виде ее мое сердце дрогнуло.

Я улыбнулась и поздоровалась. Карен ответила улыбкой, но дети теснее обступили мать и серьезно уставились на меня. И молчали. Все дети выглядели ухоженными… кроме Ханны. Ее волосы были спутанными, кожа – пепельно-бледной.

– Привет, Ханна, – сказала я.

Она не ответила. На ее лице было то же отчужденное выражение, как в тот день, когда я оставила ее в доме матери. Мне не хотелось уделять Ханне слишком много внимания, показывать, что я отношусь к ней иначе, чем к остальным детям: я опасалась, что за это ей попадет дома.

– Как приятно видеть всех вас! Мы по вам скучаем.

Ханна коротко взглянула на меня и сразу же снова опустила голову. Мне нестерпимо захотелось выхватить ее из тележки и убежать.

«Все будет хорошо, – твердила я себе. – УДС в курсе дела, оно проводит проверки». Но я не верила собственным словам. И мысленно взяла себе на заметку позвонить в УДС и сообщить о том, что видела.

Этот мой звонок стал первым из многих.

В понедельник утром я набрала номер УДС и спросила Эллен.

– Вчера я столкнулась с детьми Бауэр в магазине. Все они выглядели хорошо – кроме Ханны, – я описала ее внешность и поведение, подчеркнула, что она ехала в тележке, а не шла пешком. Мне показалось странным, что в тележке сидел не Эндрю, который на полтора года младше Ханны.

Реакция Эллен показалась мне довольно прохладной.

– Я зафиксирую все это. Спасибо, что сообщили.