Возможно, ей просто было больше нечего добавить. А я рассчитывала не только на то, что факт моего звонка зафиксируют, хотя на что именно я надеялась, – точно не знаю. Все мои попытки мысленно умалить значение увиденного не давали результатов: я просто не могла этого сделать. И я решила впредь звонить в УДС и сообщать обо всем, что заметила, увидела и сочла сомнительным. За годы я никогда не звонила в Управление насчет своих подопечных, вернувшихся домой – такой потребности никогда не ощущалось. Но в случае с Бауэрами меня что-то настораживало. И я никак не могла избавиться от этого ощущения или просто успокоиться. Не могла оставить его без внимания. Ханне требовалась защита. Я чувствовала, как Господь волнует мой дух и повторяет: «Обрати внимание».





В июле у меня появился еще один повод для визита – день рождения Карен. Я приготовила угощение, испекла пирог, купила мороженое, созвонилась с Карен и условилась приехать к ней, мы с Хелен погрузили еду в машину и направились в город. Хелен не виделась с детьми с тех пор, как они уехали, и теперь горела нетерпением так же, как и я. Кроме того, она знала, как я тревожусь.

Мы прибыли под вечер в надежде, что вся семья будет дома праздновать день рождения матери. Но дома с Карен были только Эндрю и Элли.

– А где все остальные дети? – спросила Хелен.

– Играют в доме у друзей. Вернутся не раньше, чем через час, – ответила Карен.

Хелен кинулась к Эндрю и обняла его. Его руки безвольно висели вдоль тела. Я заметила, как он взглянул на мать, будто не зная, попадет ли ему за то, что он разрешил Хелен обнять его. Элли льнула к своей матери. Кажется, между ними уже возникли прочные узы, и это был хороший признак. Но поведение Эндрю вызвало неловкую паузу в разговоре между Хелен, Карен и мной.

– Передавайте детям привет от нас! – я нарушила тягостное молчание бодрой и почти беспроигрышной фразой для завязки разговора. Хелен метнула взгляд в меня, потом в Карен и наконец улыбнулась Эндрю. Она тоже ощутила натянутость. Подмигнув Эндрю, она помахала ему рукой, чтобы попрощаться. И сразу перестала улыбаться, как только повернулась ко мне, пряча лицо от Карен. Эндрю был совсем не похож на того мальчугана, к которому она успела так привязаться. Когда Бауэры жили у нас, Хелен и Эндрю часто подшучивали друг над другом. Ему всегда нравилось резвиться вместе с Хелен, когда она щекотала его и смеялась вместе с ним. А теперь мальчик выглядел испуганным, робким и встревоженным.

Мы сели в машину, отъехали от дома, и Хелен разрыдалась.

Дом выглядел тихим и спокойным, почти мирным. Но сердце подсказывало мне, что внутри царит хаос



– Мама, здесь что-то не так. Эндрю как будто не узнает меня! – Я притормозила у обочины, мы обнялись и заплакали вместе.

– Вижу. Мне тоже тревожно.

– А как же Ханна? – продолжала Хелен. – Ты говорила, что дома не видела ее ни разу. Как думаешь, с ней все хорошо? – Хелен выпрямилась на сиденье, утирая слезы.

– Не знаю. В УДС говорили, что проводят инспекции и присматривают за всеми детьми. Каждый раз, когда я звоню, мне твердят, что все в порядке, что незачем беспокоиться, что я напрасно звоню им. У них есть сотрудник, который занимается посещениями, и если у него возникнут опасения в связи с кем-нибудь из детей, Управление примет меры.

Я посмотрела на дом Бауэров в зеркало заднего вида. Дом выглядел тихим и спокойным, почти мирным. Но сердце подсказывало мне, что внутри царит хаос.





Я дождалась августа, позвонила Карен и спросила, можно ли нам с Хелен заехать к ним с вещами для детей.

Все дети оказались дома – кроме Ханны. Карен объяснила, что она уехала на выходные к своему отцу и бабушке. Хелен обрадовалась, увидевшись с Кайлом и Кайрой.

Пока мы стояли посреди гостиной Карен, болтая о пустяках, Элли, которой уже был год и четыре месяца, топотала вокруг дивана и всем видом показывала, что уже умеет ходить – почти сама. Мы с Хелен со смехом наблюдали, как она неуклюже шагает от дивана к стулу. Остальные дети во все глаза следили за каждым нашим движением, словно приклеив на лица фальшивые улыбки. Они не обращались к нам, не подходили обняться. Они казались пластиковыми фигурками с нарисованными улыбками и как будто даже не дышали, с нетерпением ожидая нашего ухода.

И вновь мы с Хелен, едва усевшись в машину после нашего десятиминутного визита, согласились: тут что-то не так. Мы обе были убеждены, что детям велели вести себя тихо и не общаться ни с кем из нас. Карен держалась, как обычно, – приветливо и радушно. Как будто понимала, что должна вести себя нормально, чтобы не вызывать у нас никаких сомнений. Но нас не покидало ощущение, что на нас смотрят с подозрением. Неужели Карен сумела убедить детей, что мы не заслуживаем доверия или даже что мы враги? Для любого ребенка это слишком тяжкое бремя.

А с опекой они ведут себя так же? Неопытному сотруднику УДС их молчаливость и натужные улыбки могли показаться очаровательными. Кто проверяет дом Карен? Хватает ли ему опыта? Может ли он распознать атмосферу манипулирования и жесткого контроля?

На следующее утро состоялся мой очередной докучливый звонок Эллен.

– Я снова побывала в доме Бауэров. Видела всех, кроме Ханны. Карен объяснила, что Ханна в гостях у отца. Я понимаю, они уже не живут в моем доме, вы не вправе рассказывать мне о них, но… не могли бы вы просто сообщить, как часто УДС проводит у них инспекции?

Эллен вздохнула:

– Мы с вами знакомы давным-давно – только по этой причине я вам отвечу: да, посещения проходят, в доме все в порядке. Вам пора перестать беспокоиться за Ханну, Деб. У вас есть другие подопечные, которые нуждаются во внимании.

Она права, сказала я себе. Но сердце по-прежнему взывало ко мне и подозревало неладное.





Летние развлечения подходили к концу – и для нашей семьи, и для наших подопечных. Три девочки навещали своих бабушку и дедушку, оставались у них с ночевкой, и планировалось, что в конечном итоге у них дети и поселятся. Через несколько недель начинался учебный год в школе, и, как всегда, ему предшествовала грандиозная закупка одежды, обуви, рюкзаков и школьных принадлежностей. Эл присматривал за малышами, я повезла своих подростков в торговый центр. Мне представилась возможность уделить родным детям внимание, в котором они нуждались и которого заслуживали. Школьный год начался удачно.

К концу сентября 1997 года я вспомнила, что Карен скоро родит, купила подарок малышу и маленькие гостинцы для остальных детей, чтобы они не чувствовали себя обделенными. На звонки Карен не отвечала, и я оставила ей сообщение с просьбой перезвонить. Но она перезвонила не сразу, а лишь после еще нескольких звонков и оставленных сообщений.

– Привет, Карен! Давно мы с вами не виделись. Как ваше самочувствие?

Несколько минут мы с ней болтали о последнем триместре ее беременности. Затем я попросила разрешения привезти подарки.

Поначалу она замялась.

– Может, на следующей неделе. Мы так заняты школой и другими детскими делами…


– А если я просто завезу их? Пусть даже не застану вас дома.

Если мне и не удастся повидать детей, я хотела, чтобы Карен знала: мы помним и думаем о ней. Я все еще надеялась построить отношения на основе взаимной поддержки, хотя мои надежды быстро таяли. Обычно я не привозила ни еды, ни подарков прежним подопечным и не поддерживала связь ни с ними, ни с их родителями. Но я знала Карен и ее детей уже довольно давно и считала, что это совсем другое дело.

– Конечно. Эм-м… просто оставьте их у входной двери. Спасибо! – Карен говорила тише, чем обычно. Раньше она сразу же соглашалась принять меня. В голове завертелись предположения. Начало учебного года у детей усилило стресс. Еще один ребенок должен родиться со дня на день. Может, она опять связалась с Уильямом? Может, это его ребенок?

Карен родила Стивена 26 сентября. На вторую неделю октября я решила отвезти ей подарки. Хелен попросилась со мной.

В пути нас застал моросящий дождь.

– Мы все равно оставим подарки у двери, даже если будет дождь? – спросила Хелен.

– Доедем – там будет видно, – сказала я под шорох дворников по стеклу.

Когда мы подъезжали к дому, небо посветлело. По пути к входной двери на нас упало всего несколько дождевых капель, но земля была мокрая. Я постучала несколько раз, потом позвонила, но никто не открыл.

– Оставим подарки прямо здесь, мама?

– Думаю, не стоит. Вдруг уедем, и снова пойдет дождь, – я поискала сухое место, чтобы спрятать подарки. Но на крыльце его не нашлось.

Уже решив вернуться к машине, я заметила боковую дверь, ведущую в гараж. Если она не заперта, можем оставить привезенное в гараже. Я толкнула дверь, она открылась. Мы с Хелен хотели войти, но навстречу хлынула волна удушливой вони. Такой сильной, что она жгла глаза. Стараясь не дышать, я сложила подарки на пол.

Гараж казался полупустым. Большой прорезиненный мусорный бак на колесах стоял рядом с дверями.

Мы с Хелен поспешно вышли, жадно хватая свежий воздух.

– Что это за вонища? – спросила Хелен, прикрывая рот и нос ладонью. У нее слезились глаза.

– Похоже на тухлое мясо, – предположила я. – Может, у Карен морозильник сломался? Господи, ну и смердит! Чудовищно! – и я по примеру Хелен тоже закрыла нос ладонью. – Пойдем в машину. Здесь дышать нечем!

Я поторопила дочку, дотянулась до ручки на двери гаража и плотно его закрыла.

Прежде чем сесть в машину, мы с Хелен, как по команде, обернулись на гараж, словно ждали взрыва или появления чего-то страшного, объясняющего запах. Но ничего не произошло. Мы уставились друг на друга.

– О чем ты думаешь, мама?

Мы смотрели друг на друга в упор. Пауза затягивалась.

– Ни о чем. Вообще ни о чем не думаю, – наконец ответила я, но мы обе знали, что это неправда. На долю секунды я дала волю воображению, успела передумать немыслимое – и немедленно отмахнулась от ужасов, которые крутились у меня в голове. Это моя тревога довела меня чуть ли не до помешательства, рассудила я. Позвоню Карен и спрошу ее про запах. Она наверняка знает о нем и все объяснит.

Всю дорогу домой мы с Хелен обсуждали кошмарную вонь. Может, какое-то животное заползло в гараж и издохло. Или… опять неисправный морозильник. Запах оказался настолько стойким, что дома мы сразу бросились чистить зубы, чтобы избавиться от привкуса тухлого мяса во рту, прополоскали рты и попрыскались духами.

Это не помогло.

Прежде чем сесть в машину, мы с Хелен, как по команде, обернулись на гараж



Вечером я позвонила Карен, чтобы объяснить, где мы оставили подарки. Рассказала про дождь, который поливал Каспер так долго, что вымокло все. Потом спросила про запах в гараже.

– А, это? Мне пришлось выбросить кучу испортившейся еды. Да уж, тот еще запах, правда? – Она слегка запиналась, но в целом говорила спокойно. Я отмела свои абсурдные мысли и поверила.





В следующие выходные мы с Чарльзом остановились у дома Бауэров. На этот раз я не стала предварительно звонить Карен. Только объяснила Чарльзу, что мне надо забрать забытую посуду. Он захотел присоединиться ко мне и повидать детей.

Я постучала в дверь, она слегка приоткрылась, наружу выглянула Кайра и вытаращила глаза, увидев нас. Не говоря ни слова, она слегка прикрыла дверь. Я услышала, как она с кем-то разговаривает. Немного погодя она открыла, высунула голову в щель, попросила: «Минутку!» – и снова защелкнула. Стоя на бетонной ступеньке, мы ждали, не зная, пригласят ли нас войти.

Внезапно дверь широко распахнулась, Карен жестом позвала нас в дом. Она повела нас в гостиную, где Элли играла на полу, а у деревянной колыбельки почти навытяжку стояли Эндрю и Кайра. Как солдатики в строю, только на этот раз они приветствовали нас без натужных улыбок. Просто с серьезными лицами.

– Я за посудиной для запеканок. Забыла в тот раз. Ну и на малыша глянуть, да и Чарльз по детям соскучился.

Карен тепло улыбалась, направляясь к кухне. Но я заметила, какой строгий взгляд она бросила на Кайру и Эндрю, словно говоря: «Не вздумайте что-нибудь выболтать, пока я не вижу». Она быстро вернулась с моей посудиной. Чарльз смотрел на детей Бауэр так же серьезно, как и они на нас.

Я направилась к колыбели, которую качала Кайра, и заглянула в нее.

– Он прелесть, как и все ваши, – сказала я и посмотрела на Кайру. – Как его зовут?

Она не ответила.

– Стивен, – сказала Карен.

– А где сегодня Ханна и Кайл? – спросила я.