Ах, только и всего! Целое утро Кристофер ходил по всему дому, по этажам и по саду, а доктор Посан катился рядом на своем кресле и объяснял, какие в каком случае следует наложить заклинания. Было похоже, что доктор никогда не покидал своего кресла. По крайней мере, за все то время, что они провели вместе, Кристофер ни разу не увидел, как Посан ходит. Ближе к полудню Посан покатил на кухню, где сидела кухарка, печально оглядывала гору осколков и черепков, разлитое молоко, помятые кастрюли и терла глаза передником.

— Ты тут не пострадала? — прогавкал Посан. — Еще раньше я заколдовал кухню от пожара. Это не помогло?

— Помогло, конечно, сэр, — глотая слезы, произнесла кухарка. — Но ланч это не спасло!

— Придется разок пообедать бутербродами. Доктор повернулся к Кристоферу:

— К вечеру кухня должна быть в порядке!

Все должно быть как новенькое. Я тебя научу. Кухня — это самое важное место в доме, она должна функционировать постоянно.

— Не сомневаюсь, сэр, — сказал Кристофер, глядя на гору — живот доктора.

Тот посмотрел на Кристофера в упор:

— Я-то могу пообедать в колледже, а вот моей матушке нужно особое питание!

До позднего вечера Кристофер приводил кухню в порядок, соединял черепки в кувшины и миски, собирал пролитое молоко и столовый херес, выравнивал покореженные сковороды и кастрюли, заделывал опасные дыры в стенах плиты… Все это время доктор Посан сидел в кресле около плиты, грел руки у огня и командовал:

— Теперь собери яйца, Чант. Сначала тебе потребуется заклинание, чтобы поднять их, потом очищающее заклинание. И только после этого будешь собирать воедино!

Пока Кристофер возился, кухарка, напуганная еще сильнее Кристофера, кружила по кухне, пытаясь испечь пирог и пожарить мясо на ужин.

Как бы там ни было, за один этот день Кристофер натренировался в колдовстве больше, чем за два с половиной семестра в школе. К вечеру он устал до изнеможения. Посан пролаял ему:

— Теперь можешь вернуться к отцу. Завтра жду тебя в девять. Нужно прибрать в остальных комнатах.

— Вы это серьезно? — простонал Кристофер, слишком уставший, чтобы думать о вежливости. — Может, мне кто-нибудь поможет? Я уже усвоил урок.

— С чего ты решил, что будет только один урок?

Кристофер приковылял домой со скобой, деньгами и булавкой, завернутыми в носовой платок. Папа оторвал взгляд от стола, заваленного гороскопами.

— Ну? — мрачно спросил он.

Кристофер повалился в неудобное кресло.

— Серебро, — ответил он. — Серебро мешало мне колдовать. Надеюсь, у меня действительно больше чем одна жизнь, потому что доктор явно намерен меня убить!

— Серебро? Ах вот оно что!

Папа очень опечалился и молчал весь ужин, состоявший из капустного супа и сосисок. После ужина он сказал:

— Сын мой, я должен тебе кое в чем сознаться. Это я виноват, что серебро мешает тебе. Я не только составил гороскоп, когда ты родился, но и использовал заклинания, какие знал, чтобы разгадать твое будущее. Можешь представить мой ужас, когда каждое предсказание твердило о том, что серебро значит для тебя опасность или смерть. А ведь твоя родня по материнской линии — Серебринги. — Папа замолчал, постучал пальцами по вороху гороскопов и с отсутствующим видом уставился в стену. Потом печально откинулся на спину стула. — Ну, уже слишком поздно что-либо изменить. Я могу только предостеречь тебя еще раз, чтобы ты не связывался со своим дядей Ральфом.

— А почему это твоя вина? — спросил Кристофер.

Ему стало не по себе от папиного хода мыслей.

— Нельзя обойти судьбу. И я должен был это знать. Я наложил самые сильные чары и применил всю свою силу, чтобы нейтрализовать серебро для тебя. Любое соприкосновение с серебром мгновенно превращает тебя в обыкновенного человека без всякого магического дара. Теперь я понимаю, что это может быть очень опасно. Полагаю, когда ты не дотрагиваешься до серебра, у тебя получается колдовать?

Кристофер хихикнул:

— Да уж!

Услышав ответ, папа немного повеселел.

— Ну хорошо! Тогда мои жертвы не напрасны.

Как ты, наверное, знаешь, Кристофер, я по-глупому потерял все мамины деньги и свои то же, вложив их согласно предсказаниям гороскопов. — Он печально покачал головой. — Гороскопы врут, особенно в отношении денег. Я конченый человек, неудачник. Все, что у меня в жизни осталось, — это ты, сынок. Любой твой успех — это и мой успех тоже!

Если бы Кристофер не был так вымотан, его наверняка возмутили бы папины слова. Но даже теперь он был не согласен с тем, что должен жить за папу, а не сам за себя. Интересно, будет ли это честно, если он использует магию, чтобы сделаться знаменитым игроком в крикет? Тогда можно было бы посылать мяч куда душе угодно… Будет ли папа считать это успехом? Кристофер великолепно знал, что не будет.

Размышляя, он не заметил, как заснул. Папа растолкал его и отправил в кровать, Кристофер честно собирался в Междумирье, чтобы рассказать Такрою обо всем, что случилось, но то ли слишком устал, то ли испугался, что папа догадается. Как бы там ни было, сны в ту ночь ему не снились вообще.





Глава десятая






Следующие три недели доктор Посан наседал на Кристофера с починкой дома, поэтому из-за усталости мальчику не приснился ни один сон. Каждое утро доктор ждал Кристофера в холле, сидя в своем кресле.

— За работу, Чант! — гавкал он. Кристофер неизменно отвечал:

— Шутите, сэр? Я думал, что мы снова будем валять дурака и ничего не делать, как вчера.

Очень странно, но доктора не возмущала дерзость Кристофера. Привыкнув к Посану, Кристофер обнаружил, что тому нравится, когда люди сопротивляются; после такого открытия ненависть к доктору куда-то исчезла. Кристофер относился к нему как ко внезапно нагрянувшей буре или урагану. Со временем ему даже понравилось чинить дом, хотя на самом деле ему нравилось, что он может заниматься магией.

Каждое заклинание, которое он произносил, приносило заметную пользу. Это было куда интереснее, чем глупости на школьных уроках магии. А трудная работа казалась легче оттого, что он мог наговорить доктору таких дерзостей, за какие в школе ему всыпали бы хороших розог.

— Чант! — громыхал Посан со своего кресла, стоявшего посреди лужайки. — Чант, трубы справа опять накренились.

И Кристофер лез по черепице, дрожа от холода. В тот день шел дождь, поэтому ему приходилось поддерживать над крышей и лужайкой укрывающее заклинание. Эти трубы он исправлял уже четыре раза.

— Да, сэр, конечно! — кричал он в ответ. — Может, вы хотите, чтобы я превратил их в золотые?

— Чушь! Смотри у меня, а то действительно заставлю! — орал доктор.

Взявшись за спальню матушки доктора, Кристофер совершил ошибку, обратившись к миссис Посан в том же духе. Она уютно сидела в кровати, засыпанная штукатуркой, и вязала что-то длинное и полосатое.

— Я спасла очки, дитя, — сообщила она с приятной улыбкой, — но это все, на что хватило моих сил. Будьте добры, почините-ка сначала ночной горшок. Вам, кстати, крупно повезло, что он оказался пустым. Он под кроватью.

Кристофер выудил из-под кровати три белых черепка и приступил к работе.

— Постарайтесь склеить его аккуратно, — распорядилась старая миссис Посан, позвякивая спицами. — Смотрите, чтобы ручка не погнулась, а золотой ободок шел ровно по краю. И не оставьте случайно каких-нибудь бугорков или трещин.

У нее был очень приятный, бархатный голос, который мешал Кристоферу сосредоточиться. В конце концов он спросил с раздражением:

— Может, украсить его бриллиантами? Или просто положить сверху букет роз?

— Спасибо, дитя мое. Букет роз подойдет. Замечательная мысль.

Сидящий рядом доктор веселился вовсю:

— Слово не воробей, Чант! Для роз потребуется создающее заклинание. Слушайте внимательно!

После этого Кристоферу нужно было приниматься за комнаты прислуги. Потом он чинил водопровод. А в воскресенье доктор разрешил ему взять выходной, чтобы сходить с папой в церковь. Со знанием дела Кристофер обдумывал, как бы заставить церковный шпиль расплавиться, словно свеча, но он ни за что бы на это не решился, пока папа шел рядом. Зато он производил другие эксперименты.

Каждое утро, шагая по Трумпингтон-роуд, Кристофер заставлял деревья двигаться с места на место. Он настолько в этом преуспел, что мог выстроить их в одну линию, а потом собрать в рощу.

По вечерам, несмотря на усталость, он никогда не отказывал себе в удовольствии улучшить вкус ужина. Но колдовство с едой было очень сложной наукой.

— И чего только в наше время не запихивают в сосиски! — заметил как-то папа. — У этих — явный вкус клубники…

Однажды утром доктор Посан прокричал из прихожей:

— Так, Чант, с сегодняшнего дня починкой дома ты будешь заниматься после обеда. По утрам начнем изучать контроль.

— Контроль? — растерянно спросил Кристофер.

Дом был уже почти полностью восстановлен, и мальчик надеялся, что его скоро отпустят.

— Да-да! Уж не думаешь ли ты, что я выпущу тебя в мир, не научив контролировать свою силу, а? Сейчас ты ходячая угроза для любого. И не говори мне, что ты не пытался проверить, на что способен, — все равно я тебе не поверю!

Кристофер стал внимательно разглядывать свои ботинки и вспоминать, что он недавно вытворял с деревьями на Трумпингтон-роуд.

— Я почти ничего не сделал, сэр.

— «Почти ничего»! Что мальчишки знают об ограничениях?.. В сад! Мы поднимем ветер — и ты поучишься плавности и аккуратности.

Они вышли в сад, где Кристофер поднял настоящий ураган, очень похожий на его настроение. К счастью, кроме клумбы с розами, ничто не пострадало. Посан остановил ураган одним хлопком багровых ладоней.

— Давай-ка еще раз, Чант!

Учиться контролировать себя было ужасно скучно, но почти не утомительно. Конечно же, доктор это знал. Поэтому начал задавать Кристоферу домашние задания на вечер, и мальчик впервые почувствовал, как от мыслей разрывается голова. Сначала он думал о серебре. Серебряная монета в шесть пенсов дяди Ральфа не позволила ему сделать очень многое. Зверская скоба помешала еще сильнее. Какая потеря!

Неудивительно, что он не мог отнести книги Богине, пока заведующая не заставила его снять скобу.

Должно быть, все эти годы он попадал в Везделки, используя магию неосознанно. Такрой знал об этом и именно от этого так сильно удивился. Богиня должна была тоже догадаться, когда ее серебряный браслет превратил мальчика в привидение.

Тут Кристофер попытался думать о Богине, но сразу переключился на Такроя, который уже три недели понапрасну входил в транс. Такрой делал вид, будто это легко, но Кристофер подозревал, что транс требует от человека очень многого. Ему действительно придется рассказать дяде Ральфу о том, что произошло.

Взглянув на папу, который корпел над гороскопами, проставляя какие-то хитрые символы особым карандашом, Кристофер сел за письмо дяде Ральфу, прикинувшись, будто делает домашнюю работу. Старая лампа отбрасывала тень папе на лицо, и он выглядел необычно добрым и строгим одновременно. Кристоферу нелегко было признаться самому себе, что папа и дядя Ральф не любят друг друга. Но папа не запрещал писать дяде!