— Доктор Посан — самый выдающийся прорицатель в стране. Мне пришлось использовать все свои влиятельные знакомства, чтобы уломать его взглянуть на тебя. Правда, когда я изложил ему факты, он и сам сказал, что крайне важно не позволить де Витту позабыть о тебе. Де Витт изменит мнение, когда увидит, что у тебя дар к магии.

— Но у меня нет никакого дара! — выкрикнул Кристофер.

— На это должна быть причина. Дар твой, несомненно, огромен, ведь у тебя прекрасная наследственность: я кудесник, как и два моих брата, твоя мама очень одаренная колдунья. А ее брат — этот чертов Серебринг — тоже кудесник.

Кристофер заметил, как за окном замелькали дома: поезд ехал по пригородам Лондона. Никто еще не рассказывал ему о его наследственности. Хотя ведь даже в самых талантливых семьях могут рождаться неудачные дети. Видимо, он и был одним из таких неудачных детей!

А папа, значит, на самом деле кудесник! Кристофер начал искать какие-нибудь признаки могущества и богатства папы, какие должны быть у любого кудесника, но так ничего и не обнаружил. Папа был мрачным человеком в потертом костюме. Манжеты сюртука совсем вытерлись, а шляпа выглядела блекло. Даже от черных бакенбард, ныне поседевших, почти ничего не осталось.

Как бы там ни было, кудесник папа или нет, он увез Кристофера из школы в разгар крикетного сезона, и, судя по словам директора, на возвращение в школу надежды нет.

Но почему? Зачем папе это понадобилось? Кристофер размышлял об этом всю дорогу до конечной станции Грейт-Саузерн и пока папа тащил его сквозь толпу к кебу. По дороге к другой конечной станции под названием Сент-Панкрас-Кросс он понял, что теперь даже непонятно, как он будет видеться с Такроем. И похоже, все его крикетные тренировки пойдут прахом!

Папа запретил ему связываться с дядей Ральфом. А папа был кудесником.

В маленьком грязном вагоне поезда на Кембридж Кристофер обиженно спросил:

— Папа, почему ты решил отвезти меня к доктору Посану?

— А разве я тебе не объяснил?! — удивился папа и замолчал. Через некоторое время он повернулся к Кристоферу, вздохнул и начал серьезный разговор: — В прошлую пятницу ты абсолютно точно был мертв, сынок. Двое докторов и еще несколько человек подтвердили это! Когда же я приехал в субботу опознать твое тело, ты был жив-здоров и без малейших повреждений! Это уверило меня в том, что у тебя больше чем одна жизнь. К тому же это, видимо, был не первый случай… Скажи мне, в прошлом году, когда мне сообщили, что на тебя свалилась штора, — ты ведь был смертельно ранен? Можешь мне сознаться. Я не буду сердиться.

— Да, — неохотно ответил Кристофер. — Похоже.

— Я так и думал! — воскликнул папа с мрачным удовлетворением. — Так вот, сынок, те люди, которым посчастливилось иметь несколько жизней, всегда — неизбежно — высокоодаренные кудесники. В прошлую субботу мне стало ясно, что ты один из них. Поэтому я послал телеграмму Габриэлю де Витту. Сейчас мон сеньор де Витт, — здесь папа перешел на шепот и нервно оглядел грязный вагон, как будто де Витт мог услышать, — самый могущественный кудесник в мире. У него девять жизней. Девять, Кристофер! Это позволяет ему контролировать магию по всему нашему миру и еще нескольким другим. Правительство попросило его об этом. Именно поэтому некоторые зовут его Крестоманси — по должности, которую он занимает!

— Но что из того? И при чем тут «крест той манси»? Почему я не могу продолжать учиться в школе?

— Потому что я надеюсь, что де Витт заинтересуется тобой. Сейчас я беден. Я не могу ничего для тебя сделать. Мне пришлось пожертвовать многим, чтобы оплатить услуги доктора Посана, потому что де Витт, видимо, ошибся, когда сказал, что ты обычный мальчик с одной жизнью. Я очень надеюсь на доктора Посана, он наверняка сможет доказать, что это ошибочное заключение, и убедить де Витта взять тебя к себе. Тогда твое будущее обеспечено!

«Взять меня к себе, — подумал Кристофер. — Как Онейра в отцовское дело взяли — мальчиком на посылках?»

— Не думаю, — сказал он, — что хочу такое будущее.

Отец огорченно посмотрел на него:

— Это мама говорит в тебе. Подобающее обучение искоренит твою ветреность!

Этот разговор нисколько не примирил Кристофера с папиными планами.

«Ничего не мама! — подумал он со злостью. — Мама здесь совсем ни при чем!» С такими мыслями он въехал в Кембридж; прошел с папой по улицам, заполненным молодыми людьми в мантиях, подобных тем, какие носили в Седьмых Мирах; мимо высоких домов с башенками, напоминающих храм Ашет, но с той разницей, что в домах Кембриджа было намного больше окон.

Папа снял комнаты в большом темном доме, где пахло затхлой едой.

— Мы поживем здесь вместе, пока доктор Посан разбирается с тобой, — объяснил папа. — Мои гороскопы я прихватил с собой и смогу лично следить за твоим благополучием!

Кристофер чувствовал себя как в ловушке. Интересно, сможет ли он в четверг отправиться в Междумирье, находясь под столь пристальным наблюдением взрослого волшебника?

В довершение ко всему кровать в его комнате была еще хуже, чем в школе, — истошно скрипела, стоило лишь пошевелиться!

Заснул Кристофер с мыслью о том, что он самый несчастный человек на свете…

Когда же он увидел доктора Посана, то понял: это были только цветочки!

На следующее утро в десять папа привез его в дом доктора на Трумпингтон-роуд.

— Доктор бывает иногда несколько эксцентричным, но я знаю, что могу положиться на своего сына, который всегда ведет себя с должной вежливостью, — сказал папа.

Звучало зловеще. У Кристофера затряслись поджилки, когда горничная вводила его в комнату доктора. Это было яркое, светлое помещение, в котором царил страшный хаос. Вдруг раздался резкий окрик:

— Стой!

Кристофер смущенно остановился.

— Ни шагу дальше! Прекрати дергаться, мальчишка! Господи, какая нынче нервная молодежь! — проревел тот же голос. — Мне даже не разглядеть тебя, если ты не можешь постоять спокойно. Ну, что скажешь?

Самым заметным предметом в этом хаосе было солидное кресло. И в нем восседал доктор Посан — абсолютно неподвижно, только огромная багровая челюсть подрагивала. (Возможно, он слишком ожирел, чтобы двигаться?) Толщина его была непомерная, болезненная, брюхо напоминало небольшой холм, обтянутый жилетом, а пальцы — багровые бананы, как в Пятых Мирах. Лицо, тоже багровое, лоснилось жиром; злобные водянистые глазки буравили Кристофера.

— Здравствуйте, сэр, — сказал Кристофер (ведь папа надеялся, что он будет вежливым!).

— Нет, нет! — заорал доктор. — Это экзамен, а не светская вечеринка. Что у тебя, Чант, — так ведь тебя зовут? Излагай свое «дело», Чант!

— Я не умею колдовать, — сказал Кристофер. — Многие люди не умеют! Не все рождаются волшебниками! — выкрикнул доктор. — Покажи-ка мне, как ты не умеешь колдовать, а я погляжу.

Кристофер колебался, больше из смущения. — Ну давай, мальчик! — взвыл доктор.


— Я не могу делать то, чего не могу, — обеспокоенно ответил Кристофер.

— Все ты можешь! — завизжал Посан. — Это суть магии. Вон на столе зеркало. Быстро подними его!

Если доктор рассчитывал напугать Кристофера и таким образом заставить его действовать, то затея явно провалилась. Кристофер подошел к столу, взглянул на элегантное зеркало в серебряной раме и произнес выученные в школе слова. Ничего не произошло.

— Хм, — сказал Посан. — Ну-ка, подними его еще раз.

Кристофер решил, что его просят попытаться снова. И он попытался: руки и голос дрожали, внутри поднималась горячая волна. Безнадежное дело! Он ненавидел папу за то, что тот приволок его сюда на растерзание этому ужасному толстяку. Ему хотелось плакать, но приходилось твердить себе, что он уже не маленький. А зеркало лежало себе на столе.

— Да… Повернись, Чант. Нет, направо! Медленно, чтобы я мог тебя всего рассмотреть. Стой!

Кристофер остановился. Доктор закрыл водянистые глаза и опустил багровые подбородки. Мальчику показалось, что он заснул. В комнате стояла тишина, раздавалось лишь тиканье многих часов. Двое из них показывали не только время, но и собственное устройство; первые были большими напольными часами, вторые — могучим механизмом, вмонтированным в мраморную глыбу, похожую на надгробие. Кристофер подпрыгнул от неожиданности, когда доктор Посан рявкнул на него:

— ВЫВЕРНИ КАРМАНЫ, ЧАНТ!

«Зачем это?» — подумал Кристофер. Но не осмелился ослушаться и принялся судорожно выгребать все из карманов: шесть пенсов дяди Ральфа, которые всегда были с ним, его собственный шиллинг, серый платок, шпаргалка по алгебре для Онейра, веревочка и сливочные тянучки с обсыпкой. Вопросительно посмотрел на Посана…

— Все вытаскивай! — заорал доктор. — Изо всех карманов! Складывай на стол!

Кристофер продолжил: изжеванный кусочек смолы, огрызок карандаша, горох для самопала Феннинга, серебряный трехпенсовик, о котором он и не знал, леденцы от кашля, еще веревочка, стеклянный шарик, карандашный грифель, резинка и еще веревочка. Вот и все.

Глаза Посана сверкали.

— Нет! Это не все! Что еще у тебя есть? Булавка для галстука. Сними ее тоже.

Кристофер неохотно отцепил великолепную серебряную булавку, которую ему подарила тетя Алиса на Рождество. А глаза Посана все сверкали.

— А-а, еще эта глупая штуковина на зубах. Снимай. Положи ее на стол. На кой дьявол она тебе?!

— Чтобы зубы росли прямо, — раздраженно ответил Кристофер.

Конечно, он ненавидел скобу, но еще больше он ненавидел, когда про нее спрашивали!

— Что плохого в кривых зубах?

Доктор обнажил свои собственные зубы, и Кристофер чуть не упал. Почерневшие зубы док тора торчали кто куда и напоминали разломанный коровами забор. Пока Кристофер разглядывал такое диво, доктор продолжил:

— Теперь попробуй поднять зеркало снова! Кристофер, сжав зубы, которые показались ему достаточно ровными и очень гладкими без скобы, опять повернулся к зеркалу. Еще раз посмотрел на него, произнес слова и взмахнул руками. Как только руки оказались в воздухе, что-то произошло.

Все в комнате полетело вверх — кроме Кристофера, зеркала, булавки, скобы и денег. Стол взмыл вверх, вещи с него соскользнули на пол, но упали на ковер, который тоже плавно поднялся в воздух. Кристофер стоял и наблюдал, как все парит вокруг него: часы, несколько столов, стулья, картины, тряпки, вазы… и сам доктор Посан! Вместе со своим креслом он величественно висел под потолком, как воздушный шарик… Потолок выгнулся, люстра раскачивалась в разные стороны, сверху доносился треск, крики и громкий скрежет. Кристофер почувствовал, как с дома слетела крыша и устремилась в небо, словно пробка от шампанского! Это было упоительно!

— Хватит! Перестань! — зарычал Посан. Кристофер виновато опустил руки. В тот же миг вещи градом посыпались вниз. Кресло доктора рухнуло в центр хаоса и тут же было усеяно осколками люстры; сам же доктор плавно спустился вниз, явно заколдовав свое падение.

С грохотом вернулась на место крыша. Кристофер слышал, как сыпалась черепица и трещали трубы. Нижние этажи решили, судя по всему, вообще провалиться сквозь землю. Стены комнаты выгнулись, с них хлопьями летела штукатурка; окна поразбивались.

Минут через пять грохот прекратился, только пыль медленно кружилась над обломками. Доктор Посан сидел посреди погрома и смотрел на Кристофера, который едва сдерживал смех.

Вдруг рядом с доктором появилась маленькая седая старушка, одетая в белую ночную рубашку и кружевной чепец. Она выдавила ледяную улыбку и сказала:

— Так это вы, дитя! Мэри-Элен в истерике. Никогда больше так не делайте, или мне придется вас наказать, а я умею наказывать, уж поверьте.

— Моя матушка, — произнес Посан. — Вообще-то, она прикована болезнью к постели, но, как видишь, очень хорошо передвигается.

И снова уставился на Кристофера, который давился от смеха.

— Серебро, — сказал наконец доктор.

— Серебро? — переспросил Кристофер.

— Да, серебро. Это то, что тебе мешало, Чант.

И не спрашивай почему. По крайней мере, сейчас. Может, мы вообще никогда этого не узнаем. Если ты хочешь заниматься магией, тебе придется никогда не пользоваться никакими деньгами, кроме соверенов и медяшек, выбросить эту булавку и дурацкие скобы.

Кристофер подумал о папе, о школе, о крикете, его захлестнули гнев и отчаяние, и он выпалил:

— Но я совершенно не хочу заниматься магией, сэр.

— Захочешь, Чант, — ответил доктор. — Не позднее чем через месяц.

Пока Кристофер размышлял, как бы возразить, но не очень грубо, доктор протяжно взвыл:

— ВЕРНИ ВСЕ НАЗАД, ЧАНТ!