Кристина перестала жевать и уставилась на Меркурьева.

– Зачем ей за нами следить?

– Я не знаю!

– Кольцо ее действительно интересует, – поддержала Мура. – Хотя она настаивает на том, что таких изумрудов не бывает и это просто стекляшка.

– Она что, знаток? – обиделась Кристина. – Слушайте, а может, она его и украла?

– И теперь ездит за нами, чтобы вернуть, – продолжил ее мысль Василий Васильевич. – Нет, тут что-то другое.

Он налил себе согревшейся водки, выпил и захрустел соленым огурцом.

– Кстати, на маяк твой друг пошел вполне подготовленным, – сообщил он Сане. – С фонарем! Ты не видел у него фонарь? Вечером, когда вы пили?

– Какой, на фиг, фонарь?!

– Автомобильный, черный. Довольно мощный.

Саня смотрел на Меркурьева и жевал все медленнее.

– Это я к тому говорю, – продолжал Василий Васильевич, – что он не по пьяни на маяк полез, а за каким-то делом. И об этом деле ему было известно заранее. Я уверен, что он выпил-то всего ничего. Скорее всего, только тебе подливал.

– Да че ты гонишь-то?! – вдруг взбеленился Саня и швырнул вилку. Кристина взяла его за руку.

– Если так, – продолжал Василий Васильевич, – новый договор тоже объясняется тем, что старый он подписывать и не собирался. Ну, тот, который вы привезли! У него был план. Он должен был что-то узнать или получить в тот вечер, когда вы приехали. Видимо, свидание ему назначили на маяке, и это почему-то не вызвало у него никаких подозрений. Он собирался повстречаться с тем, кто назначал свидание, получить нечто, вернуться в город и окончательно переделать договор. Исключить из него тебя и включить нового собственника, который в новом договоре не указан. Думаю, не указан он потому, что Ванюшка сам не знал, кто этот собственник. Думаю, он ждал, что ему сообщат про него на маяке. А его столкнули. И вот вопрос: при чем тут изумруд?

– А при чем тут изумруд? – повторила Кристина как завороженная.

– Могло быть так, что его украл Ванюшка в обмен на это самое нечто, что ему пообещали, если он придет на маяк?

Кристина подумала, а Мура покачала головой.

– Когда он… он умер, кольцо было еще при мне, – сказала Кристина. – Вы все помните!

– Может быть, не он сам, – вкрадчиво произнес Василий Васильевич. – Может, он попросил кого-нибудь?

Тут они все трое повернулись к Сане.

– Я?! – спросил тот с изумлением. – Я изумруд спер, по-вашему?! Ну, конечно! Ванюшка только меня и мог попросить, так?!

– Не так, – твердо сказала Кристина. – Что ты все на свой счет принимаешь, как будто тебе судья приговор зачитывает! Вася спрашивает, мог ли твой Ванюшка кого-нибудь подрядить кольцо украсть! И если да, то кого! Вот что он спрашивает!

– Да я откуда знаю! Я с вами одурел совсем и запутался! Как он мог кольцо спереть, если он мертвый был, когда оно пропало!

– Не сам, – повторил Василий Васильевич. – Кого он мог нанять, твой друг Ваня?

– Да я-то откуда!..

– Нужно в его бумагах порыться, – деловито предложила Кристина. – Мало ли, может, записи остались!

– Какие записи? – заревел Саня.

– А мы посмотрим и узнаем, – энергично пообещала Кристина. – А ты, Вася, на Лючию намекаешь, да? Она украла?

– Нет, – покачал головой Василий Васильевич.

– Как?!

– Мне кажется, она тоже ищет изумруд, – медленно произнес Меркурьев. – Я не знаю зачем, но ищет. Если бы он был у нее, она давно бы уже исчезла из нашего поля зрения, а она вон! Под липами. Следит.

– Если б она исчезла сразу после кражи, ее заподозрили бы, – возразила Кристина.

– Кто? – поинтересовался Василий Васильевич. – Мы? Кому какая разница, кого и в чем мы подозреваем? Мы можем подозревать, что изумруд похитил Реджеп Эрдоган, турецкий президент! И что? И ему наплевать, и нам удовольствие, такую шишку подозреваем, как-то возвышаемся!

Все молчали и смотрели на него.

– Ты сама сказала, что обращаться в органы не станешь, – продолжал Василий Васильевич. – И Мура, она тогда была Антипия, тебя поддержала. Вор, если это слышал, наверное, возликовал и до сих пор ликует. Ему от наших подозрений ни тепло, ни холодно. Его за них на зону не отволокут.

– Изумруд мог взять кто угодно, – напомнила Мура. – Лючия в том числе.

– И все-таки я думаю, что она не брала.


– Ты так думаешь, потому что от нее у тебя слюни текут, – ни с того ни с его отчеканила Мура. – Красивая женщина не может быть замешана в воровстве, так?

Василий Васильевич засмеялся.

– Не хочется, чтобы была замешана, – поправил он с удовольствием. – И не текут у меня слюни!..

Мура отвернулась.

– И еще деталь, – продолжал Меркурьев, наслаждаясь ее ревностью. – Мы о ней забыли. Утром все двери в доме были заперты. То есть Ванюшка ушел на маяк, а за ним кто-то запер. Или столкнул его, вернулся в дом и только тогда запер двери.

– И чего нам делать-то теперь? – спросил Саня, набычившись. – В ментуру бежать? Так от них толку никакого не будет, дело закрыто – свалился пьяный, мало ли их падает!..

– Нужно установить точно, кому принадлежит дом на взморье, – сказал Меркурьев. – Саня, это ты сделаешь.

– Да я проверял перед покупкой. Захарыча дом.

– Нужно еще раз проверить. И попробовать узнать, где может находиться дочь Виктора Захаровича, сколько ей лет и кто она.

– Какая дочь? – спросила Кристина. – При чем тут его дочь?

Меркурьеву не хотелось вдаваться в подробности – тогда пришлось бы объяснять и про Канта с Бесселем, а это было невозможно в зале, где пахло вкусной едой, горел уютный свет и белая балерина кружилась на крышке рояля!..

Он сказал, что слышал, как старик рассказывал, что ищет дочь, и вполне вероятно, дом принадлежит не ему, а этой самой дочери, мало ли какая может возникнуть путаница в документах, особенно если у дома длинная история.

– Я разузнаю, кто такая Лючия. Сань, ты мне поможешь. У тебя тут наверняка все свои – и в ГИБДД, и в паспортном столе.

– На том стоим, – пробурчал Саня. – На своих, в смысле. Никаких дел не поделаешь, если кругом чужие. А когда свои…

– Нужно найти изумруд, – подала голос Мура. – Это сейчас самое главное.

Весь вечер она больше слушала, чем говорила, вытирала салфеткой нос, и в конце концов кончик его совсем покраснел.

– Ты похожа на кролика, – сообщил ей Меркурьев, поднимаясь. – Зачем ты то и дело трешь нос?

Они вышли на крыльцо, в дождь и синий свет фонарей. Давешний несуразный пес жался боком к кирпичам стены, тарелка с фарфоровыми завитками была вылизана до блеска.

– Так ты ему мясо отдал? – спросила Кристина, рассматривая пса. – Вот этому?

Пес шевельнул хвостом. Он переводил настороженный взгляд с одного на другого, поднимал и опять опускал уши, словно вспоминал о чем-то и пугался.

– Дождь, – сказала Мура безучастно.

– Я ща машину подгоню, – Саня скатился с крыльца, хлопнула дверь, заурчал мотор, зажглись фары. В столбах света летели частые капли.

– Ну, держись, – сказал псу Меркурьев. – Будь осторожен, впереди зима.

Они старательно не смотрели друг на друга, и на собаку, которая все молотила хвостом, тоже не смотрели.

– Пошли, пошли, – Василий Васильевич подтолкнул девиц в спины.

– Че вы там застряли? – в окно крикнул Саня. – Поехали!.. Нам неблизко!..

Меркурьев сбежал с крыльца, распахнул заднюю дверь, в салон первой пролезла Кристина, а за ней Мура. Меркурьев плюхнулся на переднее сиденье, и тяжелая машина, перевалив через бордюр, выбралась на дорогу.

– Включи радио, – попросила Кристина, когда молчание стало невыносимым.

Саня смотрел на дорогу, стучали «дворники». Меркурьев повернул тюнер, и в салоне грянул шансон.

– А, вашу мать, – прорычал вдруг Саня, вывернул руль, корпус дрогнул, и джип заскакал по трамвайным путям. Двигатель возмущенно взревел, а Саня поддал газу.

Никто не говорил ни слова.

Они влетели на тихую улицу, колеса застучали по брусчатке, вывеска «Чайковский» надвинулась на них.

Саня приткнул джип рылом прямо в ступеньки, распахнул дверь и побежал наверх. Василий Васильевич встал на подножку, накинул капюшон и выглядывал, вытягивая шею.

Пес по-прежнему сидел, привалившись боком к кирпичам, и вид у него был неважный. Согнутая спина выражала отчаяние. Он ведь почти поверил – после мяса и руки, которая гладила его по загривку!.. Он почти поверил, хоть и знал, что верить нельзя никому и никогда.

Но он был еще очень молодой, полгода не исполнилось ему, и поэтому он поверил!.. А потом машина уехала, и на ней уехала его последняя надежда. Так бывает. Каждый для кого-то последняя надежда, хоть и не подозревает об этом и не хочет этого.

Саня двумя руками – за холку и худосочную задницу – поднял его с камней, прижал к белому свитеру, к меху «летной куртки» и побежал вниз. На последней ступени он чуть не упал – скользко было, – но удержался, добежал до распахнутой двери джипа и зашвырнул пса в салон.

Меркурьев быстро сел и захлопнул за собой дверь.

Саня нажал на газ, и они опять поехали, на этот раз совсем в другую сторону.