«Или скорее, чтобы никто не заметил, как они облажались», – подумал Райли, но промолчал.

– Может, доеду до вас завтра. У меня в ближайшие дни особо нет дел, и отпуск скоро начнется.

– Буду рад тебя видеть. Но не думай, что можешь приехать сюда и раздуть из этого сенсацию. Шеф полиции и мэр будут недовольны.

– Не беспокойся. Я не поступлю так с тобой, – Райли, разумеется, лгал.

Новак жил в небольшом райончике, на одном из ответвлений центральной улицы города. Он подробно проинструктировал товарища, где куда поворачивать, но не ожидал гостя раньше четырех часов вечера. Куча времени, чтобы разнюхать, что к чему в этой деревне, и, может, пропустить стаканчик в баре. Куча времени, чтоб послушать, что народ говорит про мертвых девочек. Весь город наверняка жужжит.

Журналист оставил «Фиеро» на парковке на Мейн-стрит, где она привлекла восхищенные взгляды стайки мальчишек-подростков, только что вышедших из зала игровых автоматов.

В паре зданий отсюда Райли приметил бар, пока парковался. Он запер машину и направился в его сторону. В окне сияла неоновая вывеска «Бадвайзер», а табличка на деревянной двери сообщала, что местечко зовется Tiny Lounge.

Впрочем, ничего от лаунжа там не было. Правильнее было бы назвать его «Типичная пивнушка»: потускневший зеленый ковер, обшарпанные кожаные диванчики, горстка постоянных посетителей за длинной деревянной барной стойкой, с сосредоточенным видом посасывающих пенное из запотевших кружек.

Несколько голов повернулось в сторону двери, чтобы со сдержанной заинтересованностью взглянуть на нового посетителя, однако вскоре, осознав, что Райли им не знаком, завсегдатаи вернулись обратно к пивным кружкам. Журналист уселся на пустой стул в конце стойки, недалеко от морщинистого белого мужчины, древнего как динозавр. На макушке у того росло четыре седых волоса, и все они торчали строго вертикально, словно пух на утенке. Несмотря на летнюю жару, одет старик был в красную клетчатую фланелевую рубашку, джинсы и поношенные рабочие ботинки.

Бармен, мужчина чуть за тридцать (который, судя по размеру рук, тягал железо), вопросительно мотнул головой в сторону Райли. Журналист понял, что его приглашают сделать заказ.

– «Олд стайл».

Бармен кивнул, налил из крана пиво и поставил перед Райли на небольшую салфетку.

– Доллар пятьдесят.

Райли дал два:

– Можно без сдачи.

Тот кивнул и отвернулся.

Журналист надеялся, что в баре он услышит беседы, в которые можно будет ненавязчиво вклиниться. Он не думал, что начало разговора вроде «эй, что вы думаете про мертвых девочек?» принесет хорошие результаты.

А вот если бы они уже беседовали про политику или «Чикаго Кабс» и «Вайт Сокс» (что во многом походит на политические дискуссии), тогда он мог бы как бы невзначай присоединиться и в какой-то момент, когда публика к нему привыкнет, тихонько перевести разговор на трагедию.

Если честно, Райли поразило, что они сами это не обсуждают. Смерть девочек должна была стать самым значительным событием в истории города с момента основания завода по производству чили. Но посетители не просто не говорили про убийство – они не говорили ни о чем. Радио не играло, телевизор, висевший над стойкой, выключен. Никто из гостей ни с кем не общался.

Журналист немного посидел с кружкой пива, выжидая удобную возможность, но ее так и не представилось. Двое из шести посетителей допили свои напитки и ушли, не сказав и слова бармену, который стоял, сложив руки на груди, и смотрел на всех, будто учитель на галдящих школьников.

Примерно через двадцать минут Райли решил, что больше не способен терпеть эту гнетущую атмосферу, допил пиво, поставил кружку на салфетку и вышел из заведения, хлопнув дверью.

«Самый безрадостный бар в моей жизни», – отметил он, пытаясь проморгаться, чтобы глаза привыкли к смене освещения: от влажного полумрака «лаунжа» до палящего солнца на улице.

На Мейн-стрит все жители Смитс Холлоу занимались своими делами: выбирали, что съесть на обед в гастрономе, подбирали болты и гвозди в магазине фурнитуры, вытирали мороженое и сопли с лиц вопящих детей. К разочарованию Райли все они вели себя абсолютно нормально – ни намека на страх, подозрительность или какой-то скандал.

«Будто никого и не убивали», – подумал Райли.

Он двинулся в сторону зала игровых автоматов, когда ему в голову пришла мысль, что местные подростки-то уж точно что-то да обсуждают. Дети обожают всякие ужасные события. В этот момент мимо прокатилась патрульная машина полиции Смитс Холлоу.

На пассажирском сиденье сидел коп-латинос, которого Райли приметил раньше. Офицер даже не пытался скрыть своей заинтересованности. Он посмотрел на журналиста так, что у того внутри все сжалось, будто у нашкодившего ребенка.

Райли потряс головой, чтобы отделаться от этого чувства. Он обладал таким же правом находиться в этом унылом городишке, как и любой другой человек. Журналист передумал идти в зал игровых автоматов. Не существует более жалкого и очевидного зрелища, чем взрослый в заведении, полном играющих подростков. Они не пожелают с ним говорить, а коп может решить, что Райли пытается подцепить несовершеннолетнюю девочку или что-то в этом роде. Нет, следует придумать что-то еще.

На другом конце Мейн-стрит стоял трехэтажный кирпичный дом, который выглядел как самое стандартное административное здание. Райли был готов поспорить, что там и находится офис мэра. А мэр не хотел, чтобы кто-то прознал про мертвых девочек. Он старался не поднимать шума, и журналисту это казалось подозрительным.

Райли остановился у своей машины и прихватил блокнот и переносной кассетный магнитофон «Филипс». В крайнем случае, он всегда мог делать заметки стенографией, но журналист терпеть не мог этим заниматься, а при включенном диктофоне было меньше шансов, что мэр ответит ему грубым отказом. Политики ненавидят, когда кому-то удается записать слова, способные вызвать негодование избирателей.

В кирпичном здании помимо прочих офисов госслужб находился городской суд, управление водоснабжения и да, действительно, офис мэра. Люди входили и выходили: кто-то с важным видом направлялся на совещание, груженный бумагами, кто-то шагал со страшно изнуренным выражением лица, из которого следовало, что только сейчас работнику наконец удалось вырваться на обед. Для столь большого здания лобби оказалось крайне тесным: крошечная входная группа с двумя лифтами в стороне и скучающим охранником напротив. Последний попросил Райли расписаться в огромной тетради, не озаботившись, впрочем, взглянуть ни на подпись, ни на цель визита. Журналист вызвал лифт на третий этаж.

Офис градоправителя находился за третьей стеклянной дверью направо и был отмечен скромной табличкой. На ней белыми печатными буквами значилось «МЭР РИЧАРД ТОХИ», а сквозь стекло виднелся пустой стол, где предполагалось место секретарши. Райли догадался об этом, заметив большую официального вида записную книжку с расписанием встреч на одном краю стола и печатную машинку – на другом.

«Отошла на обед, – подумал Райли. – Как удобно».

За столом секретаря находилась распахнутая дверь. Сквозь проем Райли увидел тщедушного мужчину с редеющими каштановыми волосами, который с кем-то беседовал по телефону. Что бы ему ни говорили, он был недоволен, и его тонкие черты лица сложились в раздраженную гримасу.

«Отлично», – подумал Райли. Удастся застать его врасплох да еще и без сторожевой собаки, которая не допустила бы его в святая святых.

Журналист толкнул дверь и нажал кнопку записи на магнитофоне. Он не хотел упустить ни слова.





5





Мэр не знал, как незнакомцу удалось проскользнуть в его офис. Разве Гарри не должен был выспрашивать у всех, кто входит в здание, кто они и к кому? Какой смысл в охране, если она даже не пытается работать? Тохи запомнил на будущее, что следует пообщаться об этом с Луи Рейнольдсом, начальником службы безопасности. Офис мэра Смитс Холлоу, конечно, должен быть открыт для горожан, но не настолько же.

Ребекка только что вышла купить им обоим по сэндвичу, и ровно в эти пятнадцать минут незнакомец постучался в дверь Тохи, прервав крайне непродуктивную беседу с Ваном Кристи о еще не опознанных девочках.

Мэр сразу заметил кассетный магнитофон – ярко-красная кнопка записи зафиксирована в положении «вкл» – и лишь потом как следует рассмотрел лицо Райли. В глазах Тохи любой человек с диктофоном – уже проблема. По одежде незнакомца можно было предположить, что он банкир или застройщик, но магнитофон говорил об обратном.

Мужчина щеголял начищенными итальянскими туфлями, фланелевыми брюками отличного качества и накрахмаленной голубой рубашкой, которая несмотря на свой явно высокий ценник выдавала, что гость вспотел. Однако Тохи не думал, что это от волнения. Снаружи стояла такая жара, что, как говорят, хоть яичницу на асфальте жарь.

Еще до того, как незнакомец шагнул в помещение, мэр заслышал аромат одеколона. Тохи не нравились мужчины, пользующиеся парфюмом, хотя он и знал, что мало кто его поддержит. По мнению мэра, средствами, пахнущими сильнее, чем лосьон после бритья «Олд Спайс», пользоваться не следовало.

– М-м-м, да, – произнес он в трубку, не желая выдавать незнакомцу личность собеседника. – Слушайте, я могу вам перезвонить? Ко мне пришли.

Кристи, привыкший к тому, что мэра вечно прерывали, буркнул что-то неразборчивое и отключился. Тохи аккуратно повесил трубку и поднялся, застегивая пиджак.

– Чем я могу вам помочь? – спросил он, и в тоне его слышался идеальный баланс между дружелюбием и уверенностью, что незнакомец явился не по адресу.

– Джордж Райли, – представился мужчина, и протянул правую, незанятую магнитофоном руку мэру для рукопожатия, на которое Тохи автоматически ответил. – Я репортер из Чикаго, хотел бы получить у вас комментарий по теме убитых девочек.

Мэр моргнул, но выражение его лица осталось прежним: он имел колоссальный опыт выслушивания вопросов, основное предназначение которых – застать его врасплох.

«Трещины», – подумал он. Никто за пределами Смитс Холлоу не должен был знать про девочек. А девочки, рожденные вне города, не должны были пасть жертвами тут. И вот сперва появились эти двое неизвестных – не отсюда, убитые не когда положено, – а теперь еще и этот любопытный газетчик со слишком белоснежной улыбкой и в вычурном наряде пытается что-то разнюхать.

Трещины в фасаде города.

Что-то пошло не так, когда Джо Ди Муччи погиб вместо Лорен.

«А дальше что?» – задумался Тохи и ощутил нарастающую панику: вдруг закроется завод чили? Если монстр вырвался на свободу, если внешний мир узнает, что происходит в этом городе, условия действия проклятия изменятся. Да, тогда будет меньше убитых девочек (но, может, и больше). Но одновременно рухнет и экономика, прямо как в соседних городах, чего мэр допустить не мог.

Мысли пробежали в его сознании буквально за одно мгновение, но незваный гость, чье вторжение нарушило мирное течение рабочего дня, этого не заметил.

– Почему бы вам не присесть, мистер Райли? У меня осталось где-то десять минут перед следующей встречей, но я буду рад ответить на пару ваших вопросов.

По лицу журналиста пробежало сдержанное удивление – Тохи понимал, что тот ожидал от него враждебной реакции. Но это не его методы. Лучший план действий – создать видимость, будто даешь человеку то, чего он хочет, даже если это не так.

Они сели, и Райли водрузил на стол магнитофон:

– Вы не против записи? Ваши слова будут воспроизведены точнее, чем если мне придется расшифровывать свою стенограмму.

«Конечно, против, сукин ты сын», – подумал Тохи. Однако лишь улыбнулся:

– Без проблем.

– По поводу этих девочек… Кто они?

– Нам еще не удалось их опознать, – без запинки отчеканил Тохи. – Мы полагаем, что жертвы не отсюда, и в настоящий момент связываемся с полицейскими участками в других городах, чтобы выяснить, не подавали ли там заявления о пропаже.

– Можете предоставить детали происшествия? До меня дошел слух, будто девочки были обезглавлены.

«Где ты это услышал?» – Тохи задумался, кто мог такое сболтнуть. Явно не Кристи и никто из его ребят. Хотя… Может, Лопез. Он тоже из Чикаго. И совсем недавно приехал в Смитс Холлоу, может, проклятие еще на него не действует. Да, вполне возможно, надо бы побеседовать с Лопезом. Только без свидетелей. Нет нужды информировать Кристи.

Райли выжидательно взглянул на мэра, и тот осознал, что забыл ответить:

– Это текущее расследование. Уверен, вы понимаете, что на данном этапе мы не вправе раскрывать детали – это может подвергнуть риску следствие и помешать добиться справедливого наказания для преступника.

– Понимаю, – сказал Райли с улыбочкой. Тохи решил, что он действительно все понимает.

– Как насчет описания? У моей газеты охват шире, чем у местной – без обид, господин мэр, – и если кто-то ищет девочек, то публикацию в моем издании они прочтут с большей вероятностью.

– К сожалению, у меня под рукой нет описания внешности жертв, – ответил Тохи. – Возможно, вам стоит позвонить шефу полиции Кристи? Я дам его номер. А теперь прошу прощения, у меня дела.

Мэр решил набрать Кристи, как только журналист уйдет, но, впрочем, он не переживал, что шеф полиции выдаст какую-то информацию. Тот был не из болтливых. Кроме того, Кристи полностью находился под властью проклятия, это было видно. Стоило заговорить об убитых девочках, как шеф полиции сразу терял концентрацию. Если Тохи удастся не дать Райли ничего разнюхать, то вся эта ситуация скоро спокойно сотрется из памяти горожан. Как и должно было произойти.

– Разумеется. Спасибо за уделенное время, – Райли поднялся. Тохи тоже встал и еще раз пожал ему руку.

Он не просто так прогонял журналиста, пытаясь не дать тому разведать факты. Дело в том, что сегодня должны были начать устанавливать палатки для ярмарки, и Тохи планировал при этом присутствовать.

Это было его детище, и мэр не мог допустить, чтобы это место превратили в какой-то мерзкий балаган. Это должен быть прекрасный рай семейных развлечений – приличных и душевных – для всех жителей Смитс Холлоу и соседних городов. Торговый центр в Силвер Лейк ничего не сможет противопоставить Его Ярмарке. Тохи об этом позаботится.

А как только к ним приедет народ из соседних городов, все они зайдут поужинать в местные ресторанчики, отправятся за покупками в магазины на Мейн-стрит. Они увидят, как очарователен Смитс Холлоу, и начнут возвращаться сюда снова и снова, а с ними и их доллары, благодаря чему Тохи исполнит свою основную миссию мэра – обеспечит финансовое благополучие города.

А если у него не выйдет, то получится, что все это кровопролитие было ни к чему.