Ребекка принесла из кулинарии бумажный пакет с сэндвичем для начальника и остановилась в дверях, с сомнением разглядывая Райли.

– Мэр Тохи?

– Мистер Райли уже уходит, – начальник забрал у нее бумажный пакет. – Спасибо, Ребекка. Можете, пожалуйста, дать ему контакт полицейского участка. Я пообещал, но под рукой у меня номера нет.

Она кивнула и шагнула в сторону, чтобы пропустить Райли к секретарскому столу.

Тохи очень тихо закрыл за мужчиной дверь. Он не желал, чтобы журналист решил, будто ему тут не рады.





6




Миранда аккуратно открыла заднюю дверь, чтобы хлопко́м не выдать себя, а то мама поймет, что она вернулась. Хотя Дженис, наверное, все равно в отключке валяется на диване. А если она не уснула, то приканчивает сейчас четвертый или пятый коктейль и глубоко поглощена «Днями нашей жизни», «Надеждой Райана» или каким-то другим сериалом из тех, что крутят по телику днем. Так что Дженис скорее всего даже не заметит, как Миранда выглядит, но девушка не хотела испытывать судьбу. Изредка мама проявляла крайнюю наблюдательность.

Миранда хотела подняться наверх, умыться и переодеться, прежде чем мама хорошенько ее рассмотрит. Ее шорты и рубашка со спины были перепачканы грязью, а лицо раскраснелось. Она стянула кроссовки, оставив их валяться на коврике, и легко проскользнула босиком по устланному ковром коридору.

Двойная дверь гостиной выходила к лестнице и в переднюю прихожую, однако диван был развернут в другую сторону. Миранда рискнула украдкой бросить взгляд в дверной проем и заметила лишь кудряшки от перманента на затылке Дженис. Мать клевала носом – получается, спит.

Последние годы Дженис все раньше и раньше приходила с работы, а с недавних пор она забегала домой на обед (который она наливала в бокал с зонтиком) и, по всей видимости, обратно уже не возвращалась. Родители Миранды оба работали управляющими на заводе чили, и девушка предполагала, что папа просто прикрывает мать на работе.

Или так, или обязанности Дженис были столь незначительными, что она успевала закончить дела к полудню. Миранде было все равно, не считая того, что теперь летом Дженис ошивалась днем дома и строила из себя заботливого родителя. Если бы мама сейчас находилась на заводе, как положено, Миранда бы уходила и приходила, когда пожелает, и никто не стал бы выпытывать, куда она идет, чем занимается и с кем.

«Боже, спасибо, что есть Лорен», – подумала девушка, на носочках взбегая по лестнице и избегая скрипучих досок. Впервые она научилась пробираться домой после отбоя еще в десять лет, и никогда ее не ловили.

Миранда всегда могла сказать родителям, что идет гулять с Лорен, и они бы поверили. Кстати, сегодня днем Лорен так и не объявилась.

«Или объявилась, – подумала Миранда, – но ты тогда уже ушла. В лес, с Ним. Так Лорен и надо после вчерашнего».

Девушка обхватила себя руками, не в силах сдержать широкую улыбку. Он увел ее в лес, и, хотя она все еще не потеряла девственность, это был лишь вопрос времени. Он трогал ее без остановки. Миранда никогда не ощущала себя такой сильной, как когда Он сжимал ее в объятиях. В Его глазах горела такая дикая жажда – Он нуждался в ней.

«Никто не должен узнать, – прошептал Он в ее губы. – Это наш с тобой секрет».

Конечно, Миранда понимала, что это должно остаться в тайне, ведь она несовершеннолетняя. Конечно, Он не слишком старый, но технически это все же незаконно. Редкая глупость, решила Миранда, раздеваясь до белья.

Если она понимает, что делает, то почему у них должны быть проблемы? Какая разница, сколько ей? Он же не обманом ее разводит на секс – или что-то типа того. Миранда вам не наивная сельская дурочка.

Девушка осмотрела в зеркало свою грудь: сдвинула плечи и прижала руки к ребрам, чтобы слегка приподнять ее. Да, грудь уже довольно взрослая. И не обвислая, как у мамы. Если правильно одеться, сойдет за восемнадцатилетнюю, подумала она.

Тогда Он сможет пригласить ее на ужин – конечно, не в Смитс Холлоу, ведь тут обязательно кто-нибудь их увидит и все расскажет Дженис и Бобу, а в городе неподалеку, где они ни с кем не столкнутся. А, может, даже в Чикаго. До туда всего 45 минут на поезде.

Он прижал ее к земле своим телом, и это был настоящий мужчина – сильный и нежный одновременно, а не словно осьминог, размахивающий щупальцами, как Тад. Он объяснил ей, как сделать Ему приятно, и по Его вздоху Миранда поняла, что теперь Он будет думать лишь о ней. Девушка была готова поспорить, что никто другой не сумел бы доставить ему такое удовольствие.

Она повернулась, чтобы взглянуть на грудь сбоку, и заметила лиловый синяк на бедре прямо под линией трусов. Взбудораженная своей победой Миранда забыла, что это произошло. Но это была лишь одна секунда – ей, наверное, привиделось.

Он схватил ее и сжал так сильно, что девушка вскрикнула. Миранда открыла глаза и увидела, что Он смотрит с таким… Непонятно, как описать этот взгляд. Он выглядел голодным. Но не в смысле «изголодавшимся по твоему телу», а как будто реально хотел ее сожрать.

Как будто хотел сделать ей больно.

«Не говори глупостей, – подумала Миранда. – Он извинился. Это была случайность. Он перевозбудился. А ты просто навыдумывала».

Девушка надела чистую футболку и шорты – Дженис ни за что не заметит, а если и заметит, то Миранда просто ответит, что перепачкалась во время игр в лесу. Что в некотором смысле было правдой. Она хихикнула и прикрыла рот.

Затем она вошла в ванную, умыла лицо и почистила зубы. Расчесала волосы и заново собрала их в хвост. После чего вернулась в комнату, заперлась на замок и достала из-под кровати стопку «Космополитен».

Там всегда были отличные советы про секс, и, хотя Он все равно поймет, что у нее еще никого не было и почувствует, что она девственница, Миранда не хотела выглядеть совсем уж неопытной. А еще под матрасом у девушки лежало несколько романов Джеки Коллинз, и ей пришло в голову, что неплохо было бы перечитать самые жаркие части.

Боб, ее отец, не одобрял «эту дрянь» – именно поэтому она книжки и припрятала. Миранда считала, что папа просто завидует, что другие люди – пусть даже и вымышленные – занимаются сексом, а он нет. Ей казалось, что у Боба и Дженис ничего не было с самой ее беременности.

Спустя два часа снизу лестницы донеслась медленная поступь матери. Миранда знала, что Дженис потребуется пара минут, чтобы подняться, так что у девушки была куча времени, чтобы затолкать журналы под кровать, а томик «Голливудских жен» – под матрас, на пружинную сетку, отпереть дверь и улечься с невинным номером «Seventeen».

Она перелистнула журнал на центральный разворот про моду, когда Дженис открыла дверь после одного стука. Мама оглядела дочь мутными глазами:

– Ты давно дома?

Миранда посмотрела на время:

– Пару часов.


Это самый безопасный ответ. Она не была уверена, как давно Дженис уснула на диване.

– Лорен звонила: сказала, что не придет и что наберет тебе позже. Ей было очень жаль, что ты уже ушла. Ты долго прождала?

Тупая сука, зачем она позвонила домой? Что если Дженис спросит, что я делала все это время?

– Довольно долго, – невнятно промычала Миранда.

– Я на ужин готовлю картошку с мясным рулетом.

Ну, супер. Пересушенный фарш, комковатая картошка и химозная подливка из пакета. Может, стоит позвонить Таду и сказать, чтобы он отвел ее куда-нибудь на ужин – это будет расплата за вчерашнее предательство.

– Окей.

Мама закрыла дверь, и Миранда наконец выдохнула. Хорошо, что Дженис совершенно не любопытная. Или, может, плохо себя чувствует. Та глядела на дочь, немножко щурясь, а значит голова у нее раскалывалась.

Что ж, Миранде удалось избежать допроса с пристрастием. Но потом надо будет обязательно позвонить Лорен и объяснить, чтобы в будущем она держала свой тупой рот на замке.





7




Карен не знала, что именно произошло днем между бабушкой и Лорен. Не знала, потому что никто из них не удосужился ничего ей рассказать, хотя она и потребовала у своей матери по телефону объяснений, почему девочка не убрала велосипед как обычно, а бросила в саду, взбежала по лестнице и заперлась в спальне.

Карен позвонила матери, но та ответила лишь: «Это касается только меня и Лорен», – из-за чего у женщины опять начало крутить желудок, как происходило каждый раз, когда эти двое о чем-то сговаривались, а ее оставляли не у дел.

Глупо поддаваться этому чувству, будто школьница, которую не взяли в клуб клевых девчонок, но Карен это всегда задевало. Она никогда не была близка с матерью. Впечатление создавалось такое, что мама держит с ней дистанцию, хранит от нее какие-то секреты.

«Но с Лорен-то она с радостью делится, со своей драгоценной внучкой», – подумала с обидой Карен. Даже когда эти двое ссорились, как сейчас, женщину все равно оставляли где-то в стороне.

Не добившись ответа от матери, Карен поднялась наверх, постучалась в дверь Лорен и потребовала объяснений. Но девочка лишь отмахнулась: «Это между мной и бабушкой».

В эту секунду Карен хотелось, чтобы слова можно было вытянуть из глотки дочери – вытащить их на белый свет одной лишь силой мысли.

Но как долго бы женщина ни прожигала взглядом шероховатое дерево двери, девочка не выходила и не делилась проблемами. И тяжело было отогнать мысль, что дело в том, что она плохая мать и, если бы Лорен больше ее любила, больше ей доверяла, все сложилось бы иначе. Девочка должна была в слезах броситься в мамины объятия, а вместо этого она пробежала мимо.

И так было всегда. Даже когда Лорен была маленькой, она обращалась к отцу, а не к матери, если ссаживала коленку или ударялась головой. Дочь никогда не хотела говорить с Карен, выворачивалась, когда мама пыталась ее пожалеть или чмокнуть в щеку.

Зато, когда родился Дэвид, он был настоящим чудом. Малыш всегда был рад пообниматься, обожал, когда его носили или держали за руку. Мальчик так много времени проводил с Карен, что Джо однажды мрачно проворчал, будто растет «маменькин сынок».

– И чего такого? – возмутилась женщина. – Почему ему нельзя предпочитать меня тебе?

– Не хочу, чтобы он вырос тюфяком, вот и все.

В глубине души Карен было все равно, вырастет ли Дэвид «тюфяком», но мужу она ответила лишь: «Он же еще ребенок», – и тот умолк.

В какой-то степени раздражение Джо можно было списать на то, что в три года мальчик наотрез отказался уделить хоть капельку внимания крохотной бейсбольной перчаточке и мягкому резиновому мячу, которые ему купил отец.

Дэвиду неинтересно было ловить брошенный мяч или бегать за ним по двору, если принять подачу не удавалось. Раздражение Джо лишь нарастало, когда сын отвлекался на пчел, гудящих в клевере, и червей, выползших на лужайку. По мнению отца, мальчикам не полагалось интересоваться природой. Единственное, чем пацан должен заниматься на улице, – валяться в грязи во время игры в футбол и все в этом роде.

А вот Лорен с радостью принимала подачи Джо и бросала мяч назад достаточно сильно, чтобы отец отвесил ей самый – по его мнению – почетный комплимент: «Бросаешь не как девчонка».

На этих словах лицо Лорен просияло, а Карен лишь хотелось спросить: «А что плохого в том, чтобы бросать как девчонка? Что плохого в том, чтобы быть девочкой и любить девчачьи вещи? Мы чем-то хуже тебя? Почему ты считаешь Лорен лучше из-за того, что она ведет себя иначе, чем я?»

Но она никогда не высказывала ничего подобного, потому что Джо никогда не слушал. А если бы и слушал, то не понял бы.

Карен оставила Лорен в покое до вечера.

– Можешь сходить и передать сестре, что ужин будет готов через десять минут? – попросила она Дэвида. Он рисовал в раскраске за обеденным столом.

– Халашо, – ответил малыш и соскочил со стула. Его босые ножки зашлепали по полу и вверх по лестнице.

Карен убрала раскраску и мелки на буфет, чтобы накрыть на стол. Когда женщина выкладывала последнюю вилку, она смахнула рукой пот со лба: сегодня на ужин запеченная курица с морковью и картошкой, хотя из-за жары включать духовку не слишком хотелось.

Но от курицы всегда что-то остается. А значит, получится два, а то и три блюда по цене одного.

Салат с курятиной, куриный суп. Может, даже энчилада с курицей? Зависит от того, сколько останется.

Она никогда не простит Джо за то, что он отказался от страхования жизни и ничего ей не сказал. Никогда.