Я задумалась на мгновение.

— Жук жужжит.

Беа соскользнула с колен отца, схватила с пола рюкзак, вытащила из него лист бумаги и принялась зачитывать вслух список слов:

— Изводить. Смущать. Сорок. Отлично. Почему Макс не знает, как правильно пишется «отлично»? Потому что в конце его работ никогда не стоит эта оценка, и он просто не видел, как пишется это слово.

— Не будь злюкой, — сказала Эйлса.

Я принялась импровизировать со всеми перечисленными словами, используя мнемонику[18] и добавляя как можно больше ругательных слов — столько, сколько могла себе позволить. Эйлса улыбалась, но у нее на лице отражалось сомнение, однако, когда Макс стал правильно повторять слова, она рассмеялась и сказала:

— А вы не могли бы помогать ему каждый день делать домашнее задание? Я буду вам платить! Как тебе идея, Том?

Он кисло улыбнулся.

— Когда я в его возрасте не мог правильно написать слово, мой отец просто порол меня, пока я не начинал писать без ошибок. Это тоже один из методов обучения.

— Но я думаю, что занятия с Верити гораздо лучше, не правда ли? По крайней мере, я так считаю. — Эйлса протянула руку и сжала мою. — Спасибо вам.

Я сделала еще один маленький глоток джина с тоником. На самом деле он оказался очень крепким. Я откинулась на спинку стула и скрестила лодыжки. Я почувствовала себя на удивление комфортно, представляя, как навожу порядок в этой маленькой семье.

— Итак, Верити, у вас есть собака, — произнес Том, глядя на меня.

— Есть, — кивнула я. — Из приюта. Помесь кого-то с терьером. Большая любительница белок.

— Значит, она в саду лает на белок? — уточнил Том.

Эйлса наблюдала за ним со спокойной и безмятежной улыбкой на губах. Ее пальцы снова принялись перебирать волосы. Она отделила одну прядь, резко потянула. Еще много раз я увижу этот жест.

Я поставила стакан на стол. На ободке остался след жуткой розовой помады. Я вытерла его пальцем.

— Да. Или на лис. Она… — Я сделала паузу для большего эффекта. — Она также любит лис.

Разглаживая юбку, я заметила пятно чуть выше колена — пролила томатный соус, когда открывала банку с печеной фасолью.

— Предложение, — спокойно сказал Том. — Один из способов отвадить лис и заставить замолчать собаку — это немного вырубить заросли в вашем саду. Как я говорил на днях, если вы расчистите все эти разросшиеся кустарники, это будет демонстрацией добрососедских отношений. У вас там куча сорняков. Бог знает, что там растет! Мы здесь пытаемся обустроить красивый сад и не хотим, чтобы всякая неизвестная гадость пробралась и к нам. Плющ всюду расползается. А эти ваши деревья — остролист, яблони, еще какие-то — закрывают нам свет.

Я потерла запястья в тех местах, где остались следы от слишком тугих манжет новой блузки. Молчание затянулось, и я почувствовала, как и внутри меня что-то напряглось. Линии фронта обозначена. Как глупо с моей стороны было думать, что их может интересовать мое общество.

Я выпрямила спину, старалась думать о мнемонике и быть благодарной за джин. Я улыбнулась, глядя на их лица, на которых было написано ожидание.

— В таком случае посажу маленькую сливу, — сказала я.

Лицо Тома расслабилась.

— Это отличная новость. — Он хлопнул в ладоши. — Супер. — Он кивнул Эйлсе и, отодвинув стул, пошел к телефону, который поставил на зарядку. — Извините меня. Мне нужно кое-что проверить. — Он стал просматривать сообщения, затем, нахмурившись, сам написал одно. — Когда ужин? — бросил он жене, не отрывая глаз от экрана.

Эйлса глубоко вздохнула. Мне показалось, что она таким образом снимала напряжение. Она принялась собирать крошки в небольшую горку.

— А когда ты хочешь?

Он не ответил.

Когда я встала и объявила, что пора идти, никто не предложил мне остаться.

Они вдвоем проводили меня до входной двери — возможно, были благодарны за то, что ухожу, определенно были благодарны за то, что я в скором времени начну грандиозную расчистку своего сада (НЕТ!). На столе в прихожей стоял пакет со старой одеждой. На пакете было написано «Британский Фонд сердца». Должно быть, мой взгляд задержался слишком долго, потому что Эйлса взглянула на меня, ее губы приоткрылись, словно она собиралась что-то сказать, но не смогла подобрать нужные слова.

Я не могла этого вынести, поэтому повернулась к Эйлсе и сказала, что местная церковь собирает пожертвования для нуждающихся, и, если ей это поможет, я могу отнести им вещи. Она кивнула с явным облегчением и вручила мне пакет.

Об этой первой встрече можно многое рассказать. Конечно, я почувствовала какой-то дискомфорт — что-то в этом доме было не так. По поведению Эйлсы складывалось впечатление, что она подавлена. Но когда я дошла до ворот и обернулась, они вместе стояли в дверном проеме. Он обнимал ее за плечи, она прижималась к нему. Или все дело в том, что он сказал? «Нам нужно было начать новую жизнь». Они выглядели идеальной парой на пороге своего нового дома.

В то время я сосредоточила внимание не на развитии отношений между ними, а на моих взаимоотношениях с ними.

Понимаете, они уже тогда начали меня втягивать.





Глава 5





Один переходник для велосипедного насоса, красный.



Petrichor, сущ. — запах сырой земли после дождя: приятный, характерный запах, который часто появляется во время первого дождя после длительного периода жаркой сухой погоды.



В это утро я видела Розу на почте. Она стояла в очереди передо мной, в руках у нее были пакеты из интернет-магазина ASOS, которые она собиралась отправлять обратно. Еще одна мать, выполняющая грязную работу за детьми-подростками. Вначале я думала спрятаться, но в конце концов отказалась от этой мысли. Из всех людей, предавших Эйлсу, Роза оказалась хуже всех. Я никогда не прощу ее за то, что отвезла детей к родителям Тома. А они всегда считали, что Эйлса недостаточно хороша для него. И кто знает, что они сейчас наговаривают им про нее? На кончике языка вертелись слова, которые я хотела сказать Розе. Вместо этого я стояла с невозмутимым видом. Честно.

Что случилось с ними со всеми? Куда они делись? Знакомые из книжного клуба. Женщины из группы по пилатесу. Далила? Смерть, конечно, всегда приводит в замешательство. Я вспоминаю всех соседей, которые при виде меня переходили на другую сторону улицы после смерти матери. А насколько хуже, если главная плакальщица, как говорят, ускорила смерть усопшего? Что тогда делать? Выражать соболезнования или поздравлять? Это я пытаюсь проявить остроумие. Но меня тревожит желание подруг Эйлсы повернуться к ней спиной и заявить: «Она оказалась совсем не такой, как я думала». У них все получается ясно и просто. Похоже, никто не считает, что тут больше оттенков серого и все более мрачное или более мутное, чем кажется на первый взгляд. Она осталась такой же, какой была, и заслуживает их сочувствия или сопереживания. Подозреваю, что никто из них не был ей настоящей подругой. Дружба, как и многое связанное с Эйлсой, оказалась химерой.



Дней через десять после того, как меня угощали джином с тоником, я шла по небольшому куску парка между вокзалом и шоссе. В тот день я обедала с Фредом Пулленом, университетским другом, и настроение у меня было отличное. Мы встречались в Côte в Ковент-Гардене, он угощал. За обедом выпили вина.

Передо мной по тропинке шел мальчик в школьной спортивной куртке и с рюкзаком за спиной. В левой руке он держал палку и бил ею по всему, что попадалось на пути: деревьям, мусорке, скамейке, фонарному столбу. Щелк, свист, треск. Рюкзак был застегнут только наполовину и после каждого второго или третьего широкого взмаха рукой из него выпадала какая-то мелочь: карандаш, скомканный листочек бумаги, мандарин.

Я поднимала эти предметы, один за другим, затем ускорила шаг, чтобы догнать его.

— Привет! Рада встрече! — сказала я.

Макс отшатнулся от моей протянутой руки, и уронил палку. Он явно запаниковал, стал судорожно крутить головой в поисках спасения.

— Верити Бакстер из соседнего дома, — напомнила я.

Мне показалось, что вспомнил он меня без большого энтузиазма, не было никакого воодушевления, на которое я рассчитывала. Он взял у меня потерянные вещи, стянул рюкзак и засунул их внутрь. Я предложила на этот раз застегнуть молнию до конца, что он и сделал.

Мы пошли дальше. Я спросила, как он написал контрольную и много ли орфографических ошибок допустил. Он ответил, что написал правильно семь слов из десяти, а Беа десять из десяти, но у нее все всегда получается лучше, чем у него. Я спросила, где сейчас Беа, и он ответил, что в драмкружке, а он этот драмкружок ненавидит из-за учительницы.

— Она кажется такой милой, а потом внезапно начинает кричать на тебя без всякой причины.

Макс тяжело вздохнул. Сказал, что иногда ездит в школу на велосипеде, но проколол шину и потерял одну деталь насоса — переходник, который вставляют в колесо.

— Папа говорит, что я постоянно что-то теряю. Ему самому в детстве приходилось выполнять разные поручения, какую-то работу по дому перед тем, как что-то получить из вещей. Он считает, я бы ничего не терял, если бы понимал ценность.

Я внимательно слушала и узнала еще кое-какие подробности, а когда мы дошли до моего дома, велела ему подождать на дорожке. Макс явно нервничал, сказал, что лучше подождет на улице за калиткой. Я вернулась через минуту или две — просто повезло, что нашла все что нужно так быстро, — с переходником для насоса в руке. И судя по радостному выражению лица Макса, именно эта деталь была ему нужна.

Он несколько раз сказал «спасибо» и обещал вернуть переходник.

— А теперь мне нужно садиться за домашнее задание, — добавил он усталым голосом.

Оказалось, что нужно написать сочинение. Ему задали закончить рассказ о погоде, который он начал писать в классе. Многие одноклассники сдали свои работы еще на уроке, но он… Еще один тяжелый вздох, после которого Макс поднял голову и впервые встретился со мной взглядом.

— Что можно написать о погоде?

Не знаю, что на меня нашло. Честно. Возможно, все дело было в том, как топорщились волосы у него на затылке. Теперь я знаю, что это называется «двойная макушка» — два центра естественного роста волос вместо одного. Отчасти сыграло роль упоминание его отца. Я не специалист по воспитанию детей, но мне кажется неправильным, если родитель обвиняет собственного ребенка в том, что он «все» делает неправильно. Но главным была надежда, написанная на лице у Макса, — словно после того, как я успешно решила проблему с насосом, я смогу решить еще и вторую, с сочинением. Я поддалась его очарованию и лести, или это было сочувствие, а, может, все дело было в бокале вина, выпитом за обедом. Я не успела оглянуться, как сама предложила помощь.

У Макса был ключ от дома, но он не смог открыть замок. В конце концов, дверь открыла девушка в школьной спортивной форме и пушистых домашних носках. Она ела тост. Я знала, что это Мелисса. Я уже видела ее, хотя она не видела меня. Ее длинные темные волосы были зачесаны назад, открывая прыщавый лоб, курносый нос казался слишком большим для ее лица. Брекеты тоже не украшали. Вообще ее лицо в спокойном состоянии всегда выглядело угрюмым, но улыбка невероятно его меняла.

Мелисса широко улыбнулась при виде меня, как положено вежливо приветствовала незнакомку на пороге. При виде этой улыбки мне пришла на ум молодая Бриджит Бардо и это объясняло мальчишек, рядком сидевших перед домом на прошлых выходных, когда ее родители отсутствовали.

Мелисса сообщила мне, что Эйлсы нет — по средам она закупает еду. Не уверена, почувствовала я облегчение или расстроилась.

Мы с Максом устроились за кухонным столом, и он достал из рюкзака мятую тетрадь. Он написал несколько предложений о летнем дне: «Солнце напоминало желтый мяч. Облака напоминали вату». Я исправила орфографические ошибки и предложила начать сначала, причем выбрать темой плохую погоду. Под моим руководством он написал целый абзац про бурю: струи дождя, которые кололи как иглы, стремительно несущиеся по небу облака, яростные раскаты грома, ветер, толкавший и пихавший, как хулиган, а затем о свежем запахе земли и травы. У Макса был целый список языковых приемов, которые требовалось включить в работу — сравнения, метафоры, олицетворение явлений природы и список «вау-слова», который вызвал у меня некоторую тревогу своей упрощенностью и странностью.

— Ну что, хотят вау-слова — значит, мы их вставим! — объявила я, серьезно подойдя к делу.



Несколько дней после этого я ничего не слышала от обитателей соседнего дома. Я говорила себе, что всего лишь сделала одно из многочисленных добрых дел, которые оказываются просто выкинутыми в пропасть. Но в ту же пятницу Эйлса подсунула мне под дверь открытку и очень благодарила за починку велосипеда Макса и помощь с сочинением. «Его учительница сказала, что он блестяще выполнил задание!!!» Она написала на открытке свой мобильный телефон и спросила, не заинтересована ли я дальше обучать Макса на более формальных условиях. Всего несколько недель до экзаменов в конце учебного года. Они могут предложить пятнадцать фунтов в час. Макс вообще так редко соглашается на чью-то помощь. Если у меня есть время и т. д. и т. п. «Я безнадежно нетерпелива» («безнадежно» подчеркнуто три раза).

За выходные я ничего не предприняла — открытка просто томилась в прихожей. Я видела объявления о поиске репетиторов на доске объявлений в большом супермаркете Sainsbury’s в Бэлхеме, так что знала, что пятнадцать фунтов — это ниже рыночной цены. Кроме того, по моему опыту, любое регулярное обязательство может вызвать клаустрофобию. Как и случилось, когда я записалась на аквафитнес в досуговый центр. Но идея не давала мне покоя, я не могла избавиться от этой мысли! Было приятно наблюдать, как в тот вечер Макс постепенно стал относиться к письменному слову все с большим энтузиазмом. И мне было его жалко. Мне нравилась мысль, что я могу хоть немного вооружить его против других членов семьи. Когда мы были подростками, я любила помогать своей сестре Фейт с выполнением домашних заданий, я всегда считала это время особенным. Сама ее благодарность служила наградой. Да и работа над Большим Оксфордским словарем английского языка оставляла достаточно времени на другие занятия.

Я взяла открытку в руки и принялась ее изучать. Она была из той же серии, что и первая. Но на этот раз Эйлса выбрала обложку книги Иэна М. Л. Хантера «Память», на ней был изображен палец, обвязанный куском нитки. Интересно, достала ли Эйлса все оставшиеся открытки из коробки в поисках наиболее подходящей? В конце концов, ведь ее же беспокоила память Макса. Я решила, что она специально выбрала именно эту открытку. И это решило дело — то, что она приложила усилия и все хорошенько обдумала. Я позвонила ей, чтобы принять предложение.

— Правда?! — воскликнула она. — Это прекрасная новость. Вы буквально спасли мне жизнь.

— Надеюсь, что не буквально.

— Ну да, не буквально, — засмеялась она, потом замолчала, подумала и добавила: — Нет, серьезно, все-таки буквально.

В следующую среду я появилась на пороге ее дома в четыре часа дня, оделась подобающе — то есть как я посчитала подобающим для такого дела. Моя офисная одежда оказалась не в лучшем состоянии; я не смогла выбрать ни юбку, ни блузку, которые подошли бы. Большую часть вторника я провела в благотворительных магазинах на Норткот-роуд и нашла там пару костюмов, которые оказались немного великоваты и не в лучшем состоянии, но вполне пригодными. Они мне еще послужат, и я буду их чередовать.