Я надеялась, что мы вначале немного поболтаем, но Эйлса выглядела очень занятой, когда открыла дверь. Она была одета в спортивный костюм, и за то короткое время, что потребовалось, чтобы усадить нас за стол, ее телефон зазвонил несколько раз. В конце концов, она ответила, выйдя в сад: улыбаясь в трубку, она ходила взад-вперед по террасе, время от времени наклоняясь, чтобы подобрать какой-нибудь опавший листик. Через некоторое время она села на ступеньку, обняв колени. Эйлса играла со своими волосами, но не дергала их так, как обычно в присутствии Тома. Теперь она их взбивала, словно пыталась сделать пышную прическу. Мне стало интересно, с кем же она разговаривает — кто помог ей так расслабиться? Я почувствовала ревность, словно меня обделили вниманием. Что, конечно, было глупо.
Макс оказался сложным учеником, и через некоторое время я уже полностью погрузилась в работу. Фейт была просто лентяйкой. «О, ну сделай все, что нужно, Верити», — просила она, одним глазом поглядывая в телевизор, где показывали «Синего Питера»[19]. Мозг Макса явно работал по-другому. Он не мог сидеть спокойно, долгое сидение на месте требовало от него невероятных усилий. Ему нужно было ответить на вопросы по стихотворению «Маленький барабанщик», и я раскрасила текст разными маркерами — отметила аллитерации, метафоры и все такое. Он справлялся лучше, если между заданиями я отправляла его пробежаться до подвала и обратно. Я выяснила, что его интересует, — не регби, которым он занимался (отец хотел, чтобы он добился успеха в регби), а футбол (он был фанатом клуба «Челси»), собаки, а также игра World of Warcraft на приставке. Еще он интересовался магией, сериалами, которые можно посмотреть на Netflix, включая «Очень странные дела», о котором я читала в журнале Radio Times. Я неплохо разбираюсь в футболе — таблоиды помогают быть в курсе происходящего в премьер-лиге, а лучшие игроки часто появляются в Hello! — их фотографии даже на разворотах печатают. Один из вопросов, на которые требовалось ответить, звучал так: «Как, по твоему мнению, чувствует себя маленький барабанщик?» Я предложила Максу представить, что футболисты считают мальчика приносящим удачу, если он выступает перед важной игрой, этаким талисманом команды. И Макс практически сразу же подобрал нужные слова и выражения: «Победно улыбается, когда взрослые мужчины кивают ему», и все в таком роде. Час пролетел очень быстро — по крайней мере, для меня, а когда Макс встал из-за стола, я видела его облегчение оттого, что удалось так быстро справиться с заданием, которое обычно, как я понимаю, тяжелым грузом висело у него на плечах целую неделю.
— Вы — звезда, — заявила мне Эйлса, возвращаясь из сада.
Про деньги она не упомянула. Может, это было пробное занятие. Неважно. Мне не стыдно признаться, что я уходила от них почти вприпрыжку.
* * *
В следующие две среды дверь открывала Мелисса, звала Макса, который осторожно заваривал чай. У них не было чайника, и они использовали специальный узкий кран, из которого шел кипяток — довольно опасно. Я выяснила, что у Беа занятия в театральном кружке, и ее привезут к концу нашего урока. В первый раз с женщиной, Тришей, которая привезла Беа, возникла неловкая ситуация. Я оставила Макса за кухонным столом, чтобы открыть дверь, но Триша стала громко звать его, чтобы он тоже подошел, и потом устроила ему допрос, действительно ли он меня знает. По-видимому, удовлетворенная, она извинилась за возникшие у нее сомнения. Она заправила светлые волосы за уши наманикюренными ногтями. Закрыв дверь, я услышала, как она говорит по телефону — очевидно с Эйлсой, — объясняя, что «почувствовала беспокойство», ей «требовалось проверить, все ли в порядке», и действительно ли «ей» — то есть мне — «дозволено находиться в доме».
Если не считать этих мелких неприятностей, это был плодотворный период. Я искала советы в интернете, читала об обучении кинестетиков[20] и различных способах тренировки памяти. Меня интересовали статьи про дислексиков и сайты школ. Я попросила Макса рассказать про World of Warcraft, про «землю под названием Азерот, населенную могучими героями», потом научила его нескольким карточным фокусам, которые помнила из собственного детства. Мы обсудили плей-офф Лиги чемпионов, и я нашла футбольный мяч, который мы пинали друг другу, пока проверяли орфографию. На третьей неделе занятий я попросила у Эйлсы разрешение привести с собой Моди. Если Макс писал целое предложение на тему «Почему World of Warcraft — это бесконечные приключения» — он гладил собаку один раз, если предложение было без единой ошибки — он мог погладить ее дважды, а после того, как написал целый абзац с требуемым количеством наречий или предлогов, они играли в мяч. Подобная необычная система поощрения и сенсорная обратная связь, как при дрессировке собак, казалось, помогали ему сосредоточиться.
Я старалась особо не думать, в какой обстановке нахожусь, пока занималась с Максом. Мы сидели, опустив головы. В кухне всегда был идеальный порядок, все чисто вымыто, но немного прохладно. Один или два раза я подумывала, не затопить ли печку, но приглядевшись к ней поближе, поняла, что ей, похоже, еще ни разу не пользовались, а красивая корзинка с дровами и щепками для растопки стоит только для вида.
Все изменилось в день четвертого урока. Беа только что вернулась домой, и для меня это служило сигналом, что пора уходить. Я как раз собирала свои бумаги и ручки, когда зазвонил мой телефон. Звонила Эйлса. Связь то и дело пропадала, но я поняла, что она занималась не закупкой продуктов, а была где-то в городе. У нее было назначено собеседование для устройства на работу, и ее попросили задержаться. У Мелиссы была репетиция спектакля и вернуться он должна была к девяти вечера. Том же обещал быть к шести, самое позднее к семи. Не могу ли я побыть у них дома до его возвращения? Час максимум. Это меня не очень затруднит?
Восхитительно. Я — «настоящий ангел».
Закончив разговор, я обнаружила, что осталась на кухне одна. Из подвала доносились звуки стрельбы и крики, из гостиной — голоса и смех из телевизора. Я бросила взгляд на домашнее задание Макса и не смогла удержаться: добавила точку, исправила строчную букву на заглавную. Дело происходило в начале апреля, на улице все еще было светло, но кухня выходила на восток. Я сбросила обувь, пол из известняковых плит показался холодным. Выглянула в сад. Больше мне никто ничего не говорил про мои разросшиеся кусты, но со своей стороны соседи над ними поработали — вся зелень, до которой они смогли дотянуться, была подстрижена до верха новой решетки для вьющихся растений. Оливковое дерево в горшке светло-терракотового цвета стояло на террасе. Они посадили несколько новых кустов и оформили множество островков зелени по всему участку. Дальняя часть сада все еще освещалась низко стоявшим над горизонтом солнцем. Несмотря на нависающую стену моих деревьев, кто-то разбил клумбу рядом с батутом, использовав железнодорожные шпалы. Это и будет ее лужайка с дикими цветами? Все еще пустая, клумба купалась в луче золотистого вечернего света. Я видела, как там копошатся насекомые.
Я рискнула воспользоваться краном с кипятком, чтобы налить еще одну чашку чая. Сжимая ее в руках, скорее для моральной поддержки, а не из-за жажды, я огляделась вокруг. На разделочном столе рядом с плитой стоял небольшой контейнер с лазаньей, затянутый пищевой пленкой. Неделю назад там стоял пирог с курицей. А до этого микс из аккуратно нарезанных овощей, которые требовалось только быстро обжарить в масле. Это странно или нормально быть такой методичной и организованной, делать все упорядоченно? В библиотеке я работала с женщиной, страдавшей обсессивно-компульсивным расстройством личности. Она рассказывала мне, что, почистив зубы утром, она готовит зубную щетку к вечеру, хотя знает, что паста на ней к вечеру засохнет. Я спросила, считает и она, что забудет почистить зубы, если не приготовит щетку? Она ответила, что дело не в этом, а в страхе и желании держать все под контролем.
Холодильник оказался полупустым: молоко, апельсиновый сок, бутылка вина, пачка масла. Никакого мятного соуса или чатни[21] с истекшим сроком годности, никаких старых заплесневевших кусков сыра в пленке. Конечно, не мне судить о подобных вещах, но порядок в одном из верхних шкафчиков показался мне неестественным — пачки с чаем выставлены по высоте. В других шкафчиках все было точно так же: идеальные ряды упаковок с крупами и банок с вареньем. Тарелки стояли ровными стопками. Даже ящик для столовых приборов был в идеальном порядке. Никаких резинок, тюбиков с клеем, спутанного портновского сантиметра или палочек для суши — в общем, ничего из того, что можно найти в большинстве ящиков на кухне. Я в свой давно не заглядывала. И подействовало увиденное на меня не лучшим образом — я смутилась и расстроилась. Я вспомнила фильм «В постели с врагом» с Джулией Робертс. Она понимает, что домой приходил ее бывший муж, потому что все банки повернуты этикетками в одну сторону. Хотя необязательно такой порядок указывает на психопата в доме.
Неделей раньше я спустилась за Максом в подвал. Я знала, что там висит огромный экран и стоит большой угловой диван светло-серого цвета, обтянутый льняной тканью. Огромную гостиную разделили на две зоны. Ту часть, окна которой смотрели на оживленную улицу и где сейчас перед телевизором устроилась Беа, тоже оформили в минималистском стиле: белые ставни, голубой диван, обтянутый бархатом, несколько ковриков из овечьей шерсти и люстра с лебедиными перьями, свисающая с потолка. К задней части, второй зоне гостиной, вели несколько ступенек. Там стояло черное пианино Yamaha и ничего больше. Никаких картин. Стены украшены только в туалете на первом этаже, и исключительно предметами из прошлого Тома: групповые фотографии школьной команды по регби, однокурсники из Кембриджского университета, вставленная в рамку карикатура из журнала New Yorker — две кошки перед входом в мышиную нору и подпись: «Если бы мы были юристами, это было бы оплачиваемое время».
Второй этаж был неисследованной территорией. Даже строители меня туда не пустили. Хотела было написать, что не собиралась шпионить и совать нос не в свое дело, но почему бы не сказать правду? Как раз собиралась.
На лестничной площадке было две двери: первая вела в спальню, в том же месте в моем доме находилась спальня Фейт, но эта была квадратной и оформлена в нейтральных тонах, рядом с ней небольшая ванная комната — в зеленых и белых. В фарфоровой мыльнице лежал кусок мыла, которым еще ни разу не пользовались, и мыло, и мыльница имели форму ракушки. Я поднялась еще выше и поняла, что здесь сделали перепланировку. Площадка стала меньше и только две двери вместо наших трех. Первая дверь вела в комнату, похожую на мою спальню, но здесь это был кабинет с письменным столом, компьютером, полками с папками и аккуратными стопками бумаги. Вторая дверь была закрыта. Перед тем, как толкнуть ее, я на мгновение заколебалась.
Комната оказалась очень красивой — такой же формы и размера, как спальня моей матери, с тремя большими подъемными окнами, двойное остекление было незаметно, но я про него знала от строителей. Дверь в ванную комнату. Вдоль одной из стен встроенные шкафы, а справа кровать из светлого дуба под старину, но современный вариант — со столбиками, но без балдахина. На деревянной подставке из того же светлого дуба стояло большое зеркало. И две прикроватные тумбочки. Больше ничего. Пустая корзина для мусора. Никакой косметики, никаких грязных носков. Никаких стопок книг, угрожающих вот-вот обвалиться, журналов, шкатулок с вываливающимися из них драгоценностями или стаканов, вода в которых частично, а то и полностью, испарилась, оставив следы на стекле.
Я подошла к кровати и осторожно выдвинула ящик ближайшей тумбочки. В нем лежали наушники Sony, планшет и четыре паспорта. Большое отделение под ящиком оказалось абсолютно пустым.
Я обошла кровать и шагнула к тумбочке, расположенной ближе к окну. На этот раз мне пришлось приложить усилия, чтобы выдвинуть ящик. В нем оказались беруши, маска для сна, зарядное устройство в шелковом мешочке и бутылочка с маслом черного лука, несколько упаковок рецептурных таблеток, банки с витаминами — с примулой вечерней и черным орехом. В отделении под ящиком лежали книги, все из серии «Помоги себе сам»: «Ешь, пей, бегай: как я набрала форму, не особо напрягаясь», «Прекрати сомневаться и жить ужасной жизнью: ты — великолепна». Под ними лежала тоненькая книжечка под названием «Сегодня немного грустно», похоже, это был сборник эссе.
Внизу скрипнула открывшаяся дверь. Я услышала, как Беа кричит Максу, чтобы он проверил вай-фай. Я стояла, согнувшись над тумбочкой, но тут распрямилась, закрыла нижнее отделение, задвинула верхний ящик и собралась выйти из спальни. Я внезапно пришла в чувство и мысленно спросила себя: «Что же я делаю?». И могла предложить только один ответ: я пыталась найти хоть какое-то указание на вкус Тилсонов, отпечаток их индивидуальности. Возможно, этот дом так долго стоял пустым, что я считала, что имею право знать, как в нем все изменилось. Это, конечно, было совершенно неуместно.
Беа продолжала говорить, но совсем другим голосом, с длинными паузами и внезапными смешками — разговаривает по телефону. «Да, я знаю. Это была жесть». Я прошла на цыпочках к двери и уже собралась уходить, когда мой взгляд снова упал на мусорную корзину — в дырочке между прутьями застряло что-то зеленое. Значит, она все-таки не совсем пустая. Я опустила руку в корзину и извлекла скомканные бумажные салфетки с засохшими пятнами. Похоже на кровь. И еще скомканный тонкий кусок светло-серой ткани. Я расправила его, это оказался шелковый шарфик — длинный, тонкий и сильно порванный: несколько неровных разрывов или даже разрезов по краю и темно-красное пятно в одном углу. Я сказала себе, что его можно выстирать, потерла шелк между пальцами, проверяя, удастся ли мне его зашить, когда выдастся свободная минутка. Я сунула ткань в карман. Да, оглядываясь назад, я понимаю, что уже тогда мне хотелось иметь кусочек ее. Но как я уже говорила, когда я росла, мы жили по принципу «в хозяйстве пригодится и веревочка». Признаюсь честно: от этой привычки очень трудно избавиться.
— О боже! — воскликнула Эйлса, увидев меня за кухонным столом. — Вы все еще здесь! Бедняжка. — Она сняла сапоги на танкетке. — Тома нет? — Она нахмурилась. — Он сказал мне, что будет дома. — Ее выражение лица изменилось: она стала задумчивой. — Хорошо, значит, он даже не узнает, что я уезжала. Хорошо. Отлично. — После этого она улыбнулась и переключилась на меня. — Мне очень жаль. Что вы могли о нас подумать?..
— Ничего страшного, — ответила я. — В жизни бывают разные ситуации.
На ней были плотные черные колготки и свободное темно-серое шелковое платье, поверх него — кардиган с поясом на талии, пояс все время соскальзывал, она подхватила его и подтянула.
— Дети, вероятно, умирают с голода. И вы тоже.
— Я приготовила еду, — сообщила я. — Беа и Макс просили есть, так что я разогрела лазанью. Это же не проблема?
— Они ее съели?
— Да.
— Всю? Они такие привередливые в еде. А Беа к тому же пытается стать вегетарианкой. — Эйлса оглядела кухню, затем открыла холодильник, посудомойку, заглянула в раковину, словно не поверила. На самом деле близнецы воротили носы. Я выбросила почти всю их порцию, и сама съела большую часть.
— Простите, — сказала я. — Мы вам ничего не оставили.
— Я в любом случае не собиралась ее есть, — Эйлса похлопала себя по животу. — Я на диете. Спасибо, что помыли посуду. Мне просто стыдно. Вам не следовало этого делать. Пойду проверю, как они там.
После этого она вышла из кухни. Я слышала ее голос, то ближе к подвалу, то к гостиной. Она сказала обоим детям подниматься наверх.
— Что о вас подумает Верити? Сколько можно сидеть перед экранами?
Надевая куртку, я пыталась понять, почему их с Томом так волнует, что я думаю об их детях. А если их также волнует, почему дети так много времени проводят перед монитором компьютера и экраном телевизора, то, может, стоит купить несколько настоящих игр. Тут вернулась Эйлса и остановилась в дверях.
— Сейчас только восемь вечера. Совсем не поздно. — Внезапно она показалась мне какой-то разочарованной и даже опустошенной. Выглядела отлично, но что-то ее явно расстроило. Она вернулась домой, где нет еды, и ей еще нужно пережить вечер, который обещает растянуться надолго. — Так, что тут есть? — Эйлса открыла холодильник, достала бутылку белого вина, затем потянулась за двумя бокалами. — Давайте по бокальчику перед вашим уходом?
Я колебалась. Мне нужно было возвращаться к Моди, но меня тоже ждал долгий вечер, который требовалось чем-то занять. Я улыбнулась, надеясь, что вышло беспечно и беззаботно, и снова села к столу.
— Давайте. Почему бы и нет?
Она поставила бутылку и бокалы и устроилась рядом со мной.
— Я очень рада, — сказала Эйлса, разливая вино. — Вы всегда так спешите уйти [неправда], поэтому я рада, что у нас сейчас есть возможность поболтать.
На мгновение мне показалось, что она заговорит о деревьях, но ее мысли определенно витали где-то в другом месте. Несколько минут она болтала без перерыва — о каком-то мужчине, с которым недавно встречалась, но это было не совсем интервью перед приемом на работу, а скорее неофициальная беседа. Он такой классный и ведет себя так непредсказуемо. Он сам всего добился, ну, не один, еще его жена, — они создали свою компанию. Эйлса говорила о том, как быстро расширяется их компания, а тот мужчина сказал ей, что им постоянно требуются люди. Но она не уверена, что произвела на него нужное впечатление, ведь она так давно не работала — дети, проблемы со здоровьем и еще были пожилые родители. К сожалению, оба уже умерли. С ними было трудно, и вообще у нее была трудная жизнь, и трудно быть единственным ребенком. Хотя она приложила максимум усилий, чтобы произвести впечатление.
— Да, я такая. Если за что-то берусь, то бросаюсь как в омут с головой.
Я слушала, периодически издавая какие-то звуки. Меня заинтересовала ее манера говорить. Похоже, она совершенно не обращала внимания на собеседника, хотя время от времени встречалась со мной глазами, но теперь я думаю, что она меня тогда не видела. Теперь я знаю ее лучше. Думаю, эта привычка появилась у нее с детства: способ нарушить молчание между враждующими родителями. Я подозреваю, что все идет из ее детства. Она привыкла к тому, что люди ее игнорируют, не собеседники, а только эхо ее собственного голоса. Когда ее слушаешь, в половине случаев создается впечатление, что она в чем-то пытается себя убедить.
— Все равно было хорошо выбраться из дома. Сесть на метро, доехать до центра, зайти в бар, оказаться в окружении людей, музыки. Со временем забываешь, что это такое. Я думала, что когда мы вернемся в Лондон, то я буду гораздо больше занята, чем теперь. Я пыталась записаться на одни занятия, на другие. Тома вечно нет дома, мне приходится столько времени проводить в одиночестве, а у меня это не очень хорошо получается.
— Я всегда считала важным наслаждаться собственным обществом. Вам нужно просто потренироваться. Оно того стоит.
Она внимательно посмотрела на меня.
— Да, наверное.
— В любом случае надо надеяться, что вы получите эту работу.
— Вы так думаете? У меня все же есть необходимые навыки. Я воспитала троих детей и веду хозяйство.
— Мудрость и жизненный опыт, — кивнула я. — Это должно больше цениться на рынке, чем молодость. Если тот мужчина на самом деле хороший руководитель, то он это поймет.
— Надеюсь. Спасибо вам. — Эйлса сделала маленький глоток вина из бокала, а потом провела большим пальцем по ободку, которого только что касалась губами. — Вы говорили, что живете одна, да? А как давно умерла ваша мама?
— Пять лет назад.
— У вас есть еще родственники?
— Только сестра. Фейт.
— Она живет где-то рядом? Вы часто с ней видитесь?
— В Брайтоне. Видимся не так часто, как мне хотелось бы.
Эйлса с минуту внимательно рассматривала меня, потом протянула руку к лацкану моего пиджака и что-то быстро с него смахнула.
— Шерсть, — сказала она, убирая руку. — Вероятно, собачья.
— О боже! А я так старалась хорошо выглядеть.
Она внезапно улыбнулась.
— Ради нас? Макса? О Верити, пожалуйста, пусть вас не беспокоят такие вещи. Я хочу, чтобы вы у нас чувствовали себя расслабленно. Надеюсь, что теперь, когда все немного успокоилось и мы тут уже обустроились, мы с вами будем друзьями. Будем ходить друг к другу в гости.
Внезапно я почувствовала робость.
— Да, мне бы этого тоже хотелось.
Мы еще немного поговорили ни о чем. Я рассказала ей про свой артрит, и она предложила несколько средств: грелку, мазь с арникой. Когда я стояла у двери, она взяла обе мои руки в свои.
— Так было приятно поболтать с вами, — сказала она. Я почувствовала, какие грубые у нее ладони. — Макс говорил, что вы классная. И он прав.
Я была обезоружена. Я — консервативный человек и не привыкла проявлять чувства. И к комплиментам я не привыкла. Людям нужно быть осторожными и не говорить приятные вещи всем и каждому. Я вспомнила эксперимент Конрада Лоренца с гусятами — вылупившись из яйца, они идут за первым существом, которое видят. В случае гусят это был он. И ничто не смогло разорвать эту связь до самой смерти.
Думаю, в моем случае роль сыграли разговоры о маме. Неожиданно в уголке моего глаза появилась слезинка. Я смахнула ее.
— Мне тоже было приятно.
Глава 6
Макс оказался сложным учеником, и через некоторое время я уже полностью погрузилась в работу. Фейт была просто лентяйкой. «О, ну сделай все, что нужно, Верити», — просила она, одним глазом поглядывая в телевизор, где показывали «Синего Питера»[19]. Мозг Макса явно работал по-другому. Он не мог сидеть спокойно, долгое сидение на месте требовало от него невероятных усилий. Ему нужно было ответить на вопросы по стихотворению «Маленький барабанщик», и я раскрасила текст разными маркерами — отметила аллитерации, метафоры и все такое. Он справлялся лучше, если между заданиями я отправляла его пробежаться до подвала и обратно. Я выяснила, что его интересует, — не регби, которым он занимался (отец хотел, чтобы он добился успеха в регби), а футбол (он был фанатом клуба «Челси»), собаки, а также игра World of Warcraft на приставке. Еще он интересовался магией, сериалами, которые можно посмотреть на Netflix, включая «Очень странные дела», о котором я читала в журнале Radio Times. Я неплохо разбираюсь в футболе — таблоиды помогают быть в курсе происходящего в премьер-лиге, а лучшие игроки часто появляются в Hello! — их фотографии даже на разворотах печатают. Один из вопросов, на которые требовалось ответить, звучал так: «Как, по твоему мнению, чувствует себя маленький барабанщик?» Я предложила Максу представить, что футболисты считают мальчика приносящим удачу, если он выступает перед важной игрой, этаким талисманом команды. И Макс практически сразу же подобрал нужные слова и выражения: «Победно улыбается, когда взрослые мужчины кивают ему», и все в таком роде. Час пролетел очень быстро — по крайней мере, для меня, а когда Макс встал из-за стола, я видела его облегчение оттого, что удалось так быстро справиться с заданием, которое обычно, как я понимаю, тяжелым грузом висело у него на плечах целую неделю.
— Вы — звезда, — заявила мне Эйлса, возвращаясь из сада.
Про деньги она не упомянула. Может, это было пробное занятие. Неважно. Мне не стыдно признаться, что я уходила от них почти вприпрыжку.
* * *
В следующие две среды дверь открывала Мелисса, звала Макса, который осторожно заваривал чай. У них не было чайника, и они использовали специальный узкий кран, из которого шел кипяток — довольно опасно. Я выяснила, что у Беа занятия в театральном кружке, и ее привезут к концу нашего урока. В первый раз с женщиной, Тришей, которая привезла Беа, возникла неловкая ситуация. Я оставила Макса за кухонным столом, чтобы открыть дверь, но Триша стала громко звать его, чтобы он тоже подошел, и потом устроила ему допрос, действительно ли он меня знает. По-видимому, удовлетворенная, она извинилась за возникшие у нее сомнения. Она заправила светлые волосы за уши наманикюренными ногтями. Закрыв дверь, я услышала, как она говорит по телефону — очевидно с Эйлсой, — объясняя, что «почувствовала беспокойство», ей «требовалось проверить, все ли в порядке», и действительно ли «ей» — то есть мне — «дозволено находиться в доме».
Если не считать этих мелких неприятностей, это был плодотворный период. Я искала советы в интернете, читала об обучении кинестетиков[20] и различных способах тренировки памяти. Меня интересовали статьи про дислексиков и сайты школ. Я попросила Макса рассказать про World of Warcraft, про «землю под названием Азерот, населенную могучими героями», потом научила его нескольким карточным фокусам, которые помнила из собственного детства. Мы обсудили плей-офф Лиги чемпионов, и я нашла футбольный мяч, который мы пинали друг другу, пока проверяли орфографию. На третьей неделе занятий я попросила у Эйлсы разрешение привести с собой Моди. Если Макс писал целое предложение на тему «Почему World of Warcraft — это бесконечные приключения» — он гладил собаку один раз, если предложение было без единой ошибки — он мог погладить ее дважды, а после того, как написал целый абзац с требуемым количеством наречий или предлогов, они играли в мяч. Подобная необычная система поощрения и сенсорная обратная связь, как при дрессировке собак, казалось, помогали ему сосредоточиться.
Я старалась особо не думать, в какой обстановке нахожусь, пока занималась с Максом. Мы сидели, опустив головы. В кухне всегда был идеальный порядок, все чисто вымыто, но немного прохладно. Один или два раза я подумывала, не затопить ли печку, но приглядевшись к ней поближе, поняла, что ей, похоже, еще ни разу не пользовались, а красивая корзинка с дровами и щепками для растопки стоит только для вида.
Все изменилось в день четвертого урока. Беа только что вернулась домой, и для меня это служило сигналом, что пора уходить. Я как раз собирала свои бумаги и ручки, когда зазвонил мой телефон. Звонила Эйлса. Связь то и дело пропадала, но я поняла, что она занималась не закупкой продуктов, а была где-то в городе. У нее было назначено собеседование для устройства на работу, и ее попросили задержаться. У Мелиссы была репетиция спектакля и вернуться он должна была к девяти вечера. Том же обещал быть к шести, самое позднее к семи. Не могу ли я побыть у них дома до его возвращения? Час максимум. Это меня не очень затруднит?
Восхитительно. Я — «настоящий ангел».
Закончив разговор, я обнаружила, что осталась на кухне одна. Из подвала доносились звуки стрельбы и крики, из гостиной — голоса и смех из телевизора. Я бросила взгляд на домашнее задание Макса и не смогла удержаться: добавила точку, исправила строчную букву на заглавную. Дело происходило в начале апреля, на улице все еще было светло, но кухня выходила на восток. Я сбросила обувь, пол из известняковых плит показался холодным. Выглянула в сад. Больше мне никто ничего не говорил про мои разросшиеся кусты, но со своей стороны соседи над ними поработали — вся зелень, до которой они смогли дотянуться, была подстрижена до верха новой решетки для вьющихся растений. Оливковое дерево в горшке светло-терракотового цвета стояло на террасе. Они посадили несколько новых кустов и оформили множество островков зелени по всему участку. Дальняя часть сада все еще освещалась низко стоявшим над горизонтом солнцем. Несмотря на нависающую стену моих деревьев, кто-то разбил клумбу рядом с батутом, использовав железнодорожные шпалы. Это и будет ее лужайка с дикими цветами? Все еще пустая, клумба купалась в луче золотистого вечернего света. Я видела, как там копошатся насекомые.
Я рискнула воспользоваться краном с кипятком, чтобы налить еще одну чашку чая. Сжимая ее в руках, скорее для моральной поддержки, а не из-за жажды, я огляделась вокруг. На разделочном столе рядом с плитой стоял небольшой контейнер с лазаньей, затянутый пищевой пленкой. Неделю назад там стоял пирог с курицей. А до этого микс из аккуратно нарезанных овощей, которые требовалось только быстро обжарить в масле. Это странно или нормально быть такой методичной и организованной, делать все упорядоченно? В библиотеке я работала с женщиной, страдавшей обсессивно-компульсивным расстройством личности. Она рассказывала мне, что, почистив зубы утром, она готовит зубную щетку к вечеру, хотя знает, что паста на ней к вечеру засохнет. Я спросила, считает и она, что забудет почистить зубы, если не приготовит щетку? Она ответила, что дело не в этом, а в страхе и желании держать все под контролем.
Холодильник оказался полупустым: молоко, апельсиновый сок, бутылка вина, пачка масла. Никакого мятного соуса или чатни[21] с истекшим сроком годности, никаких старых заплесневевших кусков сыра в пленке. Конечно, не мне судить о подобных вещах, но порядок в одном из верхних шкафчиков показался мне неестественным — пачки с чаем выставлены по высоте. В других шкафчиках все было точно так же: идеальные ряды упаковок с крупами и банок с вареньем. Тарелки стояли ровными стопками. Даже ящик для столовых приборов был в идеальном порядке. Никаких резинок, тюбиков с клеем, спутанного портновского сантиметра или палочек для суши — в общем, ничего из того, что можно найти в большинстве ящиков на кухне. Я в свой давно не заглядывала. И подействовало увиденное на меня не лучшим образом — я смутилась и расстроилась. Я вспомнила фильм «В постели с врагом» с Джулией Робертс. Она понимает, что домой приходил ее бывший муж, потому что все банки повернуты этикетками в одну сторону. Хотя необязательно такой порядок указывает на психопата в доме.
Неделей раньше я спустилась за Максом в подвал. Я знала, что там висит огромный экран и стоит большой угловой диван светло-серого цвета, обтянутый льняной тканью. Огромную гостиную разделили на две зоны. Ту часть, окна которой смотрели на оживленную улицу и где сейчас перед телевизором устроилась Беа, тоже оформили в минималистском стиле: белые ставни, голубой диван, обтянутый бархатом, несколько ковриков из овечьей шерсти и люстра с лебедиными перьями, свисающая с потолка. К задней части, второй зоне гостиной, вели несколько ступенек. Там стояло черное пианино Yamaha и ничего больше. Никаких картин. Стены украшены только в туалете на первом этаже, и исключительно предметами из прошлого Тома: групповые фотографии школьной команды по регби, однокурсники из Кембриджского университета, вставленная в рамку карикатура из журнала New Yorker — две кошки перед входом в мышиную нору и подпись: «Если бы мы были юристами, это было бы оплачиваемое время».
Второй этаж был неисследованной территорией. Даже строители меня туда не пустили. Хотела было написать, что не собиралась шпионить и совать нос не в свое дело, но почему бы не сказать правду? Как раз собиралась.
На лестничной площадке было две двери: первая вела в спальню, в том же месте в моем доме находилась спальня Фейт, но эта была квадратной и оформлена в нейтральных тонах, рядом с ней небольшая ванная комната — в зеленых и белых. В фарфоровой мыльнице лежал кусок мыла, которым еще ни разу не пользовались, и мыло, и мыльница имели форму ракушки. Я поднялась еще выше и поняла, что здесь сделали перепланировку. Площадка стала меньше и только две двери вместо наших трех. Первая дверь вела в комнату, похожую на мою спальню, но здесь это был кабинет с письменным столом, компьютером, полками с папками и аккуратными стопками бумаги. Вторая дверь была закрыта. Перед тем, как толкнуть ее, я на мгновение заколебалась.
Комната оказалась очень красивой — такой же формы и размера, как спальня моей матери, с тремя большими подъемными окнами, двойное остекление было незаметно, но я про него знала от строителей. Дверь в ванную комнату. Вдоль одной из стен встроенные шкафы, а справа кровать из светлого дуба под старину, но современный вариант — со столбиками, но без балдахина. На деревянной подставке из того же светлого дуба стояло большое зеркало. И две прикроватные тумбочки. Больше ничего. Пустая корзина для мусора. Никакой косметики, никаких грязных носков. Никаких стопок книг, угрожающих вот-вот обвалиться, журналов, шкатулок с вываливающимися из них драгоценностями или стаканов, вода в которых частично, а то и полностью, испарилась, оставив следы на стекле.
Я подошла к кровати и осторожно выдвинула ящик ближайшей тумбочки. В нем лежали наушники Sony, планшет и четыре паспорта. Большое отделение под ящиком оказалось абсолютно пустым.
Я обошла кровать и шагнула к тумбочке, расположенной ближе к окну. На этот раз мне пришлось приложить усилия, чтобы выдвинуть ящик. В нем оказались беруши, маска для сна, зарядное устройство в шелковом мешочке и бутылочка с маслом черного лука, несколько упаковок рецептурных таблеток, банки с витаминами — с примулой вечерней и черным орехом. В отделении под ящиком лежали книги, все из серии «Помоги себе сам»: «Ешь, пей, бегай: как я набрала форму, не особо напрягаясь», «Прекрати сомневаться и жить ужасной жизнью: ты — великолепна». Под ними лежала тоненькая книжечка под названием «Сегодня немного грустно», похоже, это был сборник эссе.
Внизу скрипнула открывшаяся дверь. Я услышала, как Беа кричит Максу, чтобы он проверил вай-фай. Я стояла, согнувшись над тумбочкой, но тут распрямилась, закрыла нижнее отделение, задвинула верхний ящик и собралась выйти из спальни. Я внезапно пришла в чувство и мысленно спросила себя: «Что же я делаю?». И могла предложить только один ответ: я пыталась найти хоть какое-то указание на вкус Тилсонов, отпечаток их индивидуальности. Возможно, этот дом так долго стоял пустым, что я считала, что имею право знать, как в нем все изменилось. Это, конечно, было совершенно неуместно.
Беа продолжала говорить, но совсем другим голосом, с длинными паузами и внезапными смешками — разговаривает по телефону. «Да, я знаю. Это была жесть». Я прошла на цыпочках к двери и уже собралась уходить, когда мой взгляд снова упал на мусорную корзину — в дырочке между прутьями застряло что-то зеленое. Значит, она все-таки не совсем пустая. Я опустила руку в корзину и извлекла скомканные бумажные салфетки с засохшими пятнами. Похоже на кровь. И еще скомканный тонкий кусок светло-серой ткани. Я расправила его, это оказался шелковый шарфик — длинный, тонкий и сильно порванный: несколько неровных разрывов или даже разрезов по краю и темно-красное пятно в одном углу. Я сказала себе, что его можно выстирать, потерла шелк между пальцами, проверяя, удастся ли мне его зашить, когда выдастся свободная минутка. Я сунула ткань в карман. Да, оглядываясь назад, я понимаю, что уже тогда мне хотелось иметь кусочек ее. Но как я уже говорила, когда я росла, мы жили по принципу «в хозяйстве пригодится и веревочка». Признаюсь честно: от этой привычки очень трудно избавиться.
— О боже! — воскликнула Эйлса, увидев меня за кухонным столом. — Вы все еще здесь! Бедняжка. — Она сняла сапоги на танкетке. — Тома нет? — Она нахмурилась. — Он сказал мне, что будет дома. — Ее выражение лица изменилось: она стала задумчивой. — Хорошо, значит, он даже не узнает, что я уезжала. Хорошо. Отлично. — После этого она улыбнулась и переключилась на меня. — Мне очень жаль. Что вы могли о нас подумать?..
— Ничего страшного, — ответила я. — В жизни бывают разные ситуации.
На ней были плотные черные колготки и свободное темно-серое шелковое платье, поверх него — кардиган с поясом на талии, пояс все время соскальзывал, она подхватила его и подтянула.
— Дети, вероятно, умирают с голода. И вы тоже.
— Я приготовила еду, — сообщила я. — Беа и Макс просили есть, так что я разогрела лазанью. Это же не проблема?
— Они ее съели?
— Да.
— Всю? Они такие привередливые в еде. А Беа к тому же пытается стать вегетарианкой. — Эйлса оглядела кухню, затем открыла холодильник, посудомойку, заглянула в раковину, словно не поверила. На самом деле близнецы воротили носы. Я выбросила почти всю их порцию, и сама съела большую часть.
— Простите, — сказала я. — Мы вам ничего не оставили.
— Я в любом случае не собиралась ее есть, — Эйлса похлопала себя по животу. — Я на диете. Спасибо, что помыли посуду. Мне просто стыдно. Вам не следовало этого делать. Пойду проверю, как они там.
После этого она вышла из кухни. Я слышала ее голос, то ближе к подвалу, то к гостиной. Она сказала обоим детям подниматься наверх.
— Что о вас подумает Верити? Сколько можно сидеть перед экранами?
Надевая куртку, я пыталась понять, почему их с Томом так волнует, что я думаю об их детях. А если их также волнует, почему дети так много времени проводят перед монитором компьютера и экраном телевизора, то, может, стоит купить несколько настоящих игр. Тут вернулась Эйлса и остановилась в дверях.
— Сейчас только восемь вечера. Совсем не поздно. — Внезапно она показалась мне какой-то разочарованной и даже опустошенной. Выглядела отлично, но что-то ее явно расстроило. Она вернулась домой, где нет еды, и ей еще нужно пережить вечер, который обещает растянуться надолго. — Так, что тут есть? — Эйлса открыла холодильник, достала бутылку белого вина, затем потянулась за двумя бокалами. — Давайте по бокальчику перед вашим уходом?
Я колебалась. Мне нужно было возвращаться к Моди, но меня тоже ждал долгий вечер, который требовалось чем-то занять. Я улыбнулась, надеясь, что вышло беспечно и беззаботно, и снова села к столу.
— Давайте. Почему бы и нет?
Она поставила бутылку и бокалы и устроилась рядом со мной.
— Я очень рада, — сказала Эйлса, разливая вино. — Вы всегда так спешите уйти [неправда], поэтому я рада, что у нас сейчас есть возможность поболтать.
На мгновение мне показалось, что она заговорит о деревьях, но ее мысли определенно витали где-то в другом месте. Несколько минут она болтала без перерыва — о каком-то мужчине, с которым недавно встречалась, но это было не совсем интервью перед приемом на работу, а скорее неофициальная беседа. Он такой классный и ведет себя так непредсказуемо. Он сам всего добился, ну, не один, еще его жена, — они создали свою компанию. Эйлса говорила о том, как быстро расширяется их компания, а тот мужчина сказал ей, что им постоянно требуются люди. Но она не уверена, что произвела на него нужное впечатление, ведь она так давно не работала — дети, проблемы со здоровьем и еще были пожилые родители. К сожалению, оба уже умерли. С ними было трудно, и вообще у нее была трудная жизнь, и трудно быть единственным ребенком. Хотя она приложила максимум усилий, чтобы произвести впечатление.
— Да, я такая. Если за что-то берусь, то бросаюсь как в омут с головой.
Я слушала, периодически издавая какие-то звуки. Меня заинтересовала ее манера говорить. Похоже, она совершенно не обращала внимания на собеседника, хотя время от времени встречалась со мной глазами, но теперь я думаю, что она меня тогда не видела. Теперь я знаю ее лучше. Думаю, эта привычка появилась у нее с детства: способ нарушить молчание между враждующими родителями. Я подозреваю, что все идет из ее детства. Она привыкла к тому, что люди ее игнорируют, не собеседники, а только эхо ее собственного голоса. Когда ее слушаешь, в половине случаев создается впечатление, что она в чем-то пытается себя убедить.
— Все равно было хорошо выбраться из дома. Сесть на метро, доехать до центра, зайти в бар, оказаться в окружении людей, музыки. Со временем забываешь, что это такое. Я думала, что когда мы вернемся в Лондон, то я буду гораздо больше занята, чем теперь. Я пыталась записаться на одни занятия, на другие. Тома вечно нет дома, мне приходится столько времени проводить в одиночестве, а у меня это не очень хорошо получается.
— Я всегда считала важным наслаждаться собственным обществом. Вам нужно просто потренироваться. Оно того стоит.
Она внимательно посмотрела на меня.
— Да, наверное.
— В любом случае надо надеяться, что вы получите эту работу.
— Вы так думаете? У меня все же есть необходимые навыки. Я воспитала троих детей и веду хозяйство.
— Мудрость и жизненный опыт, — кивнула я. — Это должно больше цениться на рынке, чем молодость. Если тот мужчина на самом деле хороший руководитель, то он это поймет.
— Надеюсь. Спасибо вам. — Эйлса сделала маленький глоток вина из бокала, а потом провела большим пальцем по ободку, которого только что касалась губами. — Вы говорили, что живете одна, да? А как давно умерла ваша мама?
— Пять лет назад.
— У вас есть еще родственники?
— Только сестра. Фейт.
— Она живет где-то рядом? Вы часто с ней видитесь?
— В Брайтоне. Видимся не так часто, как мне хотелось бы.
Эйлса с минуту внимательно рассматривала меня, потом протянула руку к лацкану моего пиджака и что-то быстро с него смахнула.
— Шерсть, — сказала она, убирая руку. — Вероятно, собачья.
— О боже! А я так старалась хорошо выглядеть.
Она внезапно улыбнулась.
— Ради нас? Макса? О Верити, пожалуйста, пусть вас не беспокоят такие вещи. Я хочу, чтобы вы у нас чувствовали себя расслабленно. Надеюсь, что теперь, когда все немного успокоилось и мы тут уже обустроились, мы с вами будем друзьями. Будем ходить друг к другу в гости.
Внезапно я почувствовала робость.
— Да, мне бы этого тоже хотелось.
Мы еще немного поговорили ни о чем. Я рассказала ей про свой артрит, и она предложила несколько средств: грелку, мазь с арникой. Когда я стояла у двери, она взяла обе мои руки в свои.
— Так было приятно поболтать с вами, — сказала она. Я почувствовала, какие грубые у нее ладони. — Макс говорил, что вы классная. И он прав.
Я была обезоружена. Я — консервативный человек и не привыкла проявлять чувства. И к комплиментам я не привыкла. Людям нужно быть осторожными и не говорить приятные вещи всем и каждому. Я вспомнила эксперимент Конрада Лоренца с гусятами — вылупившись из яйца, они идут за первым существом, которое видят. В случае гусят это был он. И ничто не смогло разорвать эту связь до самой смерти.
Думаю, в моем случае роль сыграли разговоры о маме. Неожиданно в уголке моего глаза появилась слезинка. Я смахнула ее.
— Мне тоже было приятно.
Глава 6