— Вероятно, мне стоит говорить про дикие цветы, а не полевые.
— Не беспокойся. Это обычная ошибка.
— Не ошибка. Оговорка. — Эйлса продолжала улыбаться.
Тогда я в первый раз видела Далилу и Эйлсу вместе и обратила внимание на напряженность в их обмене репликами. Но это не показалось мне странным. Люди с возрастом часто все больше соревнуются друг с другом. Сколько раз мне доводилось слышать напряженные, но вежливые споры о дорогах, по которым лучше ездить, или местах, в которые лучше отправляться на отдых, они часто бывали нерациональными, но личными, люди говорили с интересом и увлеченностью.
— Это Далила, — представила Эйлса. — Профессиональный ландшафтный дизайнер. Я занимаюсь садом из любви к процессу, а она ради денег. В любом случае мне сегодня повезло: она меня возила в свой питомник. Там покупать гораздо дешевле.
— Нам предстоит много работы. — Далила кивнула в дальнюю часть участка. — Все так заброшено. И здесь высокий уровень грунтовых вод.
— Подземные реки, — сказала я. — Притоки Уандл. А когда люди выкапывают подвалы, русла изменяются. — Я улыбнулась. Я не хотела никого настраивать против себя. — Это цена перемен.
— Нельзя ничего создать, вначале что-то не разрушив.
— Как и многое в жизни, — сказала я.
Далила посмотрела на меня долгим взглядом.
— Мне кажется, я видела вас в городском парке. Вы кормите птиц?
— Да, иногда.
Она кивнула, потом повернулась к Эйлсе.
— Послушай, детка, мне надо ехать. — Она поцеловала ее в щеку. — Не забудь про остальные растения. Кусты привезут завтра.
Она пошла прочь от нас и толкнула дверь из сада в кухню. Мы с Эйлсой последовали за ней.
— Том? — позвала Далила. — Оливковое дерево все еще на переднем сиденье. Есть силы занести его?
Том стоял, опершись спиной о кухонный островок, и смотрел на экран телефона. Услышав голос Далилы, он кивнул и помахал рукой, прощаясь, при этом не поднимая взгляд.
Далила показала ему средний палец. Вероятно, краем глаза он заметил ее жест, потому что показал ей палец в ответ.
— Далила с Томом — старые друзья, — сообщила Эйлса. — Они вместе учились в школе.
— Как мы целовались взасос! — воскликнула Далила, похоже, надеялась меня шокировать.
— Чудеса, да и только, — сказала я, не сдержавшись.
Эйлса, которая шла за Далилой к коридору, удивленно обернулась, словно поняла, что недооценила меня. Я подмигнула ей, она улыбнулась в ответ. Трудно сказать, почему это было смешно, но думаю, именно в это мгновение мы что-то увидели друг в друге. Может, мы одинаково воспринимали абсурд, может, нам одинаково не нравилось чужое позерство и у обеих появлялось инстинктивное желание это пресечь.
— Виновен по всем пунктам, — объявил Том, протягивая мне стакан — большой и высокий с ромбовидным узором. — Моя растраченная юность.
— Я уверена, что срок исковой давности по этим делам уже истек, — сказала я.
Он пододвинул мне стул, предлагая присаживаться к столу, при этом комично закатил глаза.
— Надеюсь.
Эйлса вернулась в кухню и присоединилась к нам. Я неторопливо попивала джин. Ни один из них, как я заметила, себе не налил.
Я начала сомневаться, не ошиблась ли я в Томе? Мне даже нравилось, как он вел себя со мной, с какой-то мягкой и почти отстраненной иронией. Мне понравились вопросы, которые он стал мне задавать. Нечасто доводится говорить о себе. Как давно я здесь живу? Всю жизнь? Нет! Какая поразительная привязанность к месту. Я ухаживала за матерью? Да я просто святая. Братьев или сестер нет? Есть сестра…
— О, и эта сестра сбежала?
— Можно сказать и так, — согласно улыбнулась я.
Потом начались более опасные вопросы, и они меня поразили и чуть не ввели в ступор. Знаю ли я, что стекло в окне в задней части моего дома — на втором этаже справа — сильно потрескалось? У нас общая сливная труба — были с ней какие-то проблемы? Не буду ли я возражать, если они пригласят мастера, чтобы ее проверить? «Ее просто немного потыкают», — как выразился Том. После этой фразы я слегка дернулась и попыталась скрыть свое беспокойство, пошутив:
— Немного потыкают? Давненько ко мне не приходил мужчина, чтобы немного потыкать.
Тут в разговор очень ловко включилась Эйлса.
— Мне нравится район Тринити-Филдс, — заявила она. — Гораздо лучше Бэлхема, где мы снимали дом. Я понимаю, почему вы здесь живете. Не могу представить, чтобы мне когда-нибудь захотелось отсюда уехать.
Я спросила, почему они уехали из Кента.
Эйлса уставилась в пол, потом принялась вертеть в руках перечницу, которая стояла на столе перед ней, высыпала немного на ладонь, потерла перец между пальцами, опустила один палец в перец и лизнула его.
— Не будем про Кент, — попросил Том.
— Хорошо.
— Нам нужно было начать новую жизнь, — добавил он. — Кент не всем подходит. Если честно, я его ненавижу.
Повисла тишина.
Эйлсе выглядела очень смущенной. Она теребила волосы у самых корней, движения были напряженными, агрессивными, резкими.
— Эйлса, вы — специалист по работе с персоналом? — спросила я, чтобы сменить тему.
Тогда она подняла голову.
— Я сейчас не работаю. Трудно вернуться на работу после того, как сидела с детьми.
Я снова повернулась к Тому.
— А у вас звукозаписывающая компания?
— Нет. Нет. Не совсем так. Я юрист. Работаю в сфере развлечений. Я организовал свою собственную небольшую фирму. Работаю с шоу-бизнесом. С музыкантами. С техническими компаниями. — Он кивнул на букет цветов, который стоял на разделочном столе, все еще в целлофановой обертке. — Иногда с кинозвездами.
Я уже собиралась спросить, какая кинозвезда отблагодарила его цветами — кто-нибудь, о ком я слышала? — но тут хлопнула входная дверь и в дом ворвались двое детей.
Я знала, что им по десять лет. Макс и Беа. Близнецы. Одинаковые, но не совсем. Возникало ощущение, что девочка получилась более законченной, чем мальчик. Мальчик был бледнее и меньше ростом. У него на лбу красовался синяк, а один глаз слегка косил вниз. Веснушчатая девочка, явно очень активная, вбежала в кухню, совершенно не обращая внимания на меня, незнакомого человека за столом, и принялась открывать шкафчики.
— Что можно поесть? — спросила она. — Я умираю с голода.
Мальчик робко стоял в дверях, держа в руках футбольные бутсы, с которых на пол падали комья грязи.
Эйлса встала, забрала у мальчика бутсы и ногой откинула грязь в угол. Она положила руку ему на затылок, одновременно приглаживая волосы и подталкивая его в кухню. Она представила меня, заставила мальчика и его сестру поздороваться, потом налила им сок и потянулась к верхней полке в одном из шкафчиков. Оттуда достала кекс в коробке.
— Лимонный кекс с глазурью, — объявила она, отрезая каждому ребенку по куску. — Перекус.
— Я люблю лимонный кекс с глазурью, — заявила я, продолжая наблюдать за мальчиком. — Но только если он влажный.
— Влажный! — повторила Эйлса, ставя кекс на стол. — Как забавно. Вы тоже ненавидите это слово? Самое худшее, которое только можно было придумать. Влажный.
Теперь я знаю, что это для нее очень типично, — портить шутку своими объяснениями.
— Как можно ненавидеть слово? — спросила Беа. — Если не нравится одно, используй другое.
— Я не люблю слова, — заявил ее брат. — По крайней мере, большинство из них.
— Странное заявление, — Том нахмурился. — Что о нас подумает наша новая соседка?
— Макс — идиот, — ответила девочка и уселась отцу на колени.
Они словно окружили меня. Девочка обвила руками шею отца, мальчик тихо стоял за стулом матери. Казалось, что глаза у него ввалилась, а кожа под ними потемнела. Меня всегда интересовало, как строятся и развиваются отношения в семье. Я прекрасно знаю, как образуются союзы, как у родителей появляются любимчики несмотря на то, что они клянутся в одинаковой любви ко всем детям. Я ухаживала за матерью, я делала все: мыла ее, читала ей, готовила и покупала то, что она заказывала, но она всегда говорила про Фейт. «О, конечно, Фейт такая молодец», — говорила моя мать всем, приходившим в наш дом. Я также знаю, что быть любимчиком может быть некомфортно, ощущать на себе давление и негодование других. «Она никогда не видит меня настоящую, — неоднократно жаловалась Фейт. — Все всегда должно быть прекрасно. Никогда нет места для неудач и чего-то плохого». Мать всегда была такой.
Я открыла рот, чтобы что-то сказать, и начала объяснять, что на самом деле — какое совпадение — слова — это моя специализация.
— Специализация? — переспросил Том, опять нахмурившись точно так же, как несколько минут назад. Я подозреваю, что он никак не ассоциировал меня с работой. Вероятно, он думал, что я провожу свои дни за приготовлением варенья или рукоделием.
— Да.
И я рассказала, что работаю лексикографом, в настоящее время тружусь над Большим Оксфордским словарем английского языка, и о том, что занимаюсь историй языка — тем, как слова и их значения меняются со временем, и моя работа состоит в том, чтобы это документировать.
Я видела, что они, как и многие люди, не понимают, что именно я делаю. Кажется, они решили, что я работаю над Кратким словарем английского языка, и что моя роль заключается не в том, чтобы фиксировать изменяющиеся значения слов, а просто в том, чтобы записать их правильно.
— Нам бы не помешала помощь с орфографией, — сказала Эйлса и протянула руку назад, чтобы коснуться ноги сына.
— У Макса трудности с обучением. Точнее, как мы теперь должны говорить, другая скорость обучения, — рассмеялся Том без какой-либо злости в голосе.
Эйлса вздохнула.
— Это значит, что домашнее задания для нас — пытка. И все дело в правописании.
— На этой неделе задали вообще невозможные слова, — заявил Макс. — Как, например, мне запомнить, как пишется «хоккей»?
— В слове «хоккей» две буквы «к». Нужны два слова, связанные с понятием «хоккей», которые начинаются на «к». Запоминаешь: в хоккей играют двое двумя клюшками. Вспоминаешь: две клюшки — и пишешь правильно.
Макс повернул голову и смотрел на меня подозрительно.
— А как насчет чего-то типа… — Он явно напрягал мозг. — Жужжание?
— Очень помогло бы, если бы ты произносил предложения без «типа», — заметил Том.