Я вздохнула и толкнула ее еще раз.

– Я пытаюсь.

Дверь со скрипом открылась – и стукнулась о чью-то ногу. Я просунула голову в щель. Благоосененный на спине светлого плаща которого красовался зеленый знак Жизни, лежал набоку, свернувшись калачиком. Когда дверь ударилась о его ногу, он не сдвинулся с места, и мне пришлось толкнуть ее плечом, чтобы освободить себе дорогу. У него было грациозное тело, загорелая из-за большого количества времени, проведенного на улице, кожа, светлые, с выгоревшими прядями, каштановые волосы. Губы его были бледными, серо-голубого оттенка.

Я приложила пальцы к его шее и выругалась.

– Эй? – позвала я.

Я оказалась в длинной комнате, заставленной вдоль стен столами и полками. Тут везде лежали книги, стояли емкости с металлом и костями, а так же стеклянные устройства, назначение которых было мне неизвестно. Здесь могли с комфортом работать пять человек, но занято было только четыре стола.

Тот стол, что стоял ближе к двери, был абсолютно чистым – на нем лежала только большая стопка книг. Я почувствовала, как от него волнами исходит потребность наследника соблюдать правила. Рядом с этим столом стоял другой, покрытый слоем грязи и гнили. Из него росло дерево, на котором цвели олеандр и анютины глазки, а в куче старых бумаг и земли копошились черви. На другой стороне комнаты, рядом с дверью, стоял третий стол, заваленный нарисованными от руки картами и диаграммами, а рядом в углу стоял полуразобранный арбалет. В потолке над ним торчали крепкие костяные болты.

А в дальнем конце комнаты, за столом, заваленным смятыми бумагами и старыми перьями, спиной ко мне сидел благоосененный. На спине его шинели был вышит синий знак Порядка. Значит, он специализируется на технике.

Я прочистила горло.

– Там труп не дает открыть дверь.

– И хорошо, – прокряхтел благосененный, поднимая сутулые плечи и вырывая страницу из книги. – Отодвинь его и заходи.

Наверное, это Крик. По словам Ханы, он был единственным мужчиной, который работал на наследника.

– Ты Карлоу или Бейнс? – я проскользнула в комнату и перешагнула через труп Крика.

– Правило первое, – сказала она, не отрываясь от своего стола. – Не мешай мне работать.

– Тело скоро начнет гнить, нужно…

– С ним все будет в порядке. Не переживай, – она встряхнула своими спутанными черными волосами и потянулась. – Бейнс скоро придет и разберется с тобой.

Значит, это Карлоу, девушка, которая жила рядом со мной.

– У тебя нет знака, – сказала Карлоу, соскальзывая со стула. Она нахмурилась. Девушка была худенькой и выглядела очень неухоженно, как будто в последний раз переодевалась и заплетала волосы месяц назад. Ее нос был усеян веснушками, а глаза были скрыты за толстыми темными защитными очками. – Ты не связана.

– Я могильщица, – сказала я. – По крайней мере была, пока не решила использовать своего творца в неподходящий момент.

Пальто Карлоу свисало с ее плеч. Знак, вырезанный над ее сердцем, сочился кровью и синими чернилами. Должно быть, она часто поступала вразрез с его ограничениями.

– Наконец-то он нашел живого грехотворца, – пробормотала она, почесывая ободранную кожу своего знака. – Можешь звать меня Карлоу, если тебе в принципе нужно будет со мной разговаривать.

Если бы не ее низкий рост, она была бы очень страшной.

– Не драматизируй, – Карлоу пнула Крика по ноге и потопала обратно к своему столу. – Ты не умрешь, пока не умру я.

Я ошиблась: она очень страшная.

Я наклонилась, чтобы еще раз проверить тело Крика, но с его губ сорвался глубокий, хриплый вдох и он вскочил на ноги.

– Сколько? – закашлялся Крик. На его лице снова начали появляться краски. – Сколько я был мертв?

– Пять минут, – сказала Карлоу. – Конструкция развалилась через минуту после смерти. Я же тебе говорила – наши жизни не примут в жертву. Нас – не хватает.

– О, эти сладкие слова «я же тебе говорила», после воскрешения они так ласкают слух, – Крик покачал головой и, спотыкаясь, прошел к грязному столу. Его растрепанные волосы прилипли к изможденному лицу. Когда он стоял, то больше напоминал шаткий манекен, на который натянули одежду, чем человека. Крик провел кончиками пальцев по куче сухих веток. – Черт. Я думал, мы что-то нащупали.

– Пришла новая грехоосененная, – Карлоу вернулась к своему столику. – Разберись с ней.

– Ты часто умираешь? – спросила я, и мой благотворец задрожал у меня на затылке.

Крик издал лающий смешок и повернулся ко мне. Я отступила назад. Его глаза – зрачки, белки и все остальное – были ярко-голубыми. Это был цвет, выбранный Порядком. Благие, которых создал Порядок, отмечали всех, кого проклинали, этими голубыми глазами.

– Я Делмонд Крик, садовник и благоосененный. Но ты можешь звать меня просто Крик, – сказал он и протянул руку, как будто в этом не было ничего необычного. – Ты уже имела несчастье познакомиться с Карлоу. Не обращай на нее внимания. Кусает так же сильно, как и лает, а намордники у меня закончились.

– Он отравитель, – сказала Карлоу. – Не прикасайся к нему.

Я отступила еще на шаг назад. Благие и Грешные были изгнаны столетия назад. Раз он проклят, он, должно быть, прожил очень, очень много лет.

– А я все думал, когда же ты появишься, Лорена Адлер, – сказал он, засовывая руки в карманы. На его светлых штанах были пятна от травы. – Не обращай на нее внимания. Милая маленькая Франциска Карлоу – острый шип в моем боку. Я разрабатываю новые лекарства из натуральных компонентов.

– Это яды, просто название у них длиннее, – откликнулась Карлоу.

Я хотела спросить, откуда он знает, как меня зовут, но с моих губ сорвалось только:


– Ты проклят.

Благие были существами порядка и разума, и смертные с легкостью выводили их из себя, мешая им устанавливать баланс в мире. Но я никогда не слышала, что кто-то из проклятых Благими дожил до наших дней.

– Сколько тебе лет? – спросила я. – Ты видел Благих и Грешных? Влияет ли проклятие на твоего благотворца? Тебя прокляли за то, что ты съел одного из…

– Мне по вкусу куда более утонченная пища… – Крик надрезал палец, подождал секунду – возможно, заключая контракт со своим благотворцем – и из его раны вырос цветок ириса. Он вставил его мне за ухо. – Любопытство, конечно, лучше воплей, но это все равно грубо. Даже несмотря на то что мы здесь ко всякому привыкли.

Карлоу фыркнула.

– Веди себя хорошо, – сказал он, но я не могла сказать, перевел ли он взгляд на Карлоу. Его глаза были голодными осколками неба, и за ними невозможно было уследить.

– Ему шестьдесят девять, – сказала Карлоу, поворачиваясь ко мне. – Его проклятье передается от поколения к поколению. Мое – заразно.

Она сдвинула очки на макушку. На ее глазах тоже была видна печать проклятия, но они были такими красными, глубокими и темными, что я испугалась, как бы цвет ее глаз не пролился наружу и не утопил нас всех.

Грешные, создания Хаоса, всегда любили красный цвет.

– Не переживай. Оно передается только тем, кого я люблю, а я всех ненавижу. Ты в безопасности, – она дернула головой, ее защитные очки снова упали на глаза и она отвернулась. – По большей части.

– Не обращай на нее внимания. Мне всего двадцать пять, – Крик хрустнул шеей со звуком, похожим на треск веток под ногами. – Мы с Карлоу на самом деле не бессмертны. Не нужно так хмуриться, Лорена. Мы можем умереть только от старости или если выполним условия наших проклятий. Хотя сомневаюсь, что когда-нибудь смогу вырастить полностью голубую розу. Так что мне ничего не угрожает, а Карлоу больше никогда никого не полюбит. Получается, она в безопасности.

Он провел меня по комнате. В самом ее конце была маленькая дверь, ведущая в туалетную комнату с наполненной медной ванной посередине и паутиной сочащихся водой труб на потолке. Крик сказал, что это нужно для обеззараживания, и посадил меня за стол рядом с Карлоу, ближе всего к туалету, «на всякий случай». Он подтащил один из двух запасных табуретов, заявив, что его вряд ли будут искать.

– Другой слишком скрипит, – пробормотала Карлоу.

– Нам не приходилось пользоваться туалетом с тех пор, как приехал Бейнс – он крайне щепетильно относится к безопасности, – сказал он, погладив меня по голове. – Мы тебя защитим. В конце концов, ты наше секретное оружие. Ее превосходительство и суд отклонили наши недавние предложения по контрактам. Поскольку ты ни с кем не связана, у тебя должна быть возможность продолжать наши исследования без их ведома. Твои творцы…

Карлоу дернулась, сметая на пол целую кучу деревянных стружек, дюбелей и кусочков головоломки «ласточкин хвост».

– Ты – двуосененная?

– Видишь, что ты упускаешь, будучи злой? – спросил Крик. – Ты ведь совсем не слушала его величество сегодня утром, да, дорогая? – Он положил руку мне на плечо. – Чтобы сделать так, чтобы Дверь не требовала жертвоприношений, нужно уничтожить ее так, чтобы она не слетела с петель. Дверь сможет разрушить только грехотворец, а наследник не может ослушаться свою мать. Суд и совет считают, что это слишком рискованно. Если мы попытаемся экспериментировать, те, кто нас связывает, сразу же об этом узнают. А если это будешь делать ты, об этом не узнает никто, – он сделал шаг назад и некоторое время изучал меня. – Ты уже слышала Дверь?

– Нет, – сказала я. – До недавнего времени я и не думала, что она действительно существует.

– О, она существует, и она очень притягательна, – он наклонился ближе и прошептал: – Открой Дверь.

Я отпрянула, и он рассмеялся.

– Советую к этому привыкнуть, – сказал Крик.

– Ее превосходительство не намерена прекращать жертвоприношения, – быстро сказала Карлоу, подбегая ко мне и отталкивая Крика. – Суд пэров с этим согласен, и даже члены совета относятся к этому снисходительно – особенно когда в жертву приносят не их. Они думают, что это держит людей в узде.

– И что, правда держит? – Крик посмотрел на меня поверх Карлоу и положил подбородок ей на голову. – Выглядит она не слишком впечатляюще. Двуосененные должны производить впечатление. Их же выбирают души поглощенных Благих и Грешных. Почему именно эта смертная?

Карлоу толкнула его локтем.

– Иметь творца по сути, значит, быть избранным. Когда бессмертные еще существовали, было невозможно определить, почему и как они овладевали определенными смертными.

– В основном – теми, кто подходит, – пробормотал Крик.

– Наследник действительно пытается закрыть Дверь? – спросила я, указывая на защитные очки Карлоу. Если они всегда себя так ведут, мы ничего не добьемся. – Они позволяют тебе видеть благотворцев? Или Дверь?

– Нет, – она снова надела очки, выскользнула из-под Крика и вернулась к своему столу. – Они нужны, чтобы не смотреть на всех вас.

– Доступ к Двери ограничен, – сказал Крик. – Она ослабла от голода, и суверены Грешных, сильнейшие Грешные, свободны проникнуть через нее в этот мир. «Открой Дверь, Лорена Адлер», скажут они, и в конце концов ты это сделаешь.

Дверь в лабораторию распахнулась. Я вздрогнула и отвела взгляд от голубых глаз про`клятого Крика. В комнату вошел благоосененный – круглолицый человек с ухмылкой от уха до уха. Увидев меня, благоосененный ахнул и прогнал Крика прочь. Тот отошел в сторону.

– Я Бэзил Бейнс, – сказал благосененный, взяв меня за руки и оглядев меня с головы до ног. Он сделал это так быстро, что его каштановые кудряшки запрыгали вверх-вниз. – Ты Лорена, да? Двуосененная? Можно звать тебя Лорой? Зови меня Бэзилом.

Я засмеялась.

– Да и да, если ты настаиваешь.

– Шикарно! – благоосененный оттащил меня от остальных. – Не обращай на них внимания. Они всегда ведут себя ужасно странно. Как ты используешь своих творцев? Ты училась? Слышал, что у тебя нет знака. Ты должна рассказать мне, как ты используешь своего благотворца.

– Я не связана, – медленно ответила я. – Но я знаю не так много, как вы.

– Не волнуйся. Карлоу все равно знает больше всех, – сказал благоосененный, плюхнувшись на табурет за моим столом. – Обычно она даже не обращает внимания на то, что большинство людей знает меньше, чем она, правда, Карлоу?

Она хмыкнула и перевернула страницу в своей книге.

– Она пытается понять, с какой закономерностью Дверь требует определенное количество жертв, – сказал Бэзил. – Скука невероятная.