— Ну, прямо сейчас у меня ощущение, будто ты собираешься дать мне отставку. Не то чтобы мы встречались, конечно… Ой. Прости. Я… — Я делаю глубокий вдох. — Господи, и почему я в этих делах такой баклан?
— В каких делах?
— В этих. — Я поднимаю наши переплетенные руки. — Почему я не могу с тобой гулять, не теряя минимальных навыков общения? Не понимаю, что со мной не так.
— Все с тобой так.
— Просто я в этом полный новичок, а ты уже целовался, вероятно, занимался сексом и вообще успел до меня попробовать отношения. Не уверен, что смогу поддержать планку.
Мы сворачиваем на улицу поменьше, потом в переулок. Когда мы остаемся одни, Бен заметно расслабляется — я чувствую, как из его пальцев уходит напряжение.
— С моей стороны все видится иначе, — говорит он наконец.
— А как?
— Ну, например, это мне нужно поддерживать планку.
— Да ладно!
Бен улыбается уголком рта.
— Правда. То, что ты ни с кем не встречался, не целовался… Не знаю. Что, если я облажаюсь? Не хочу быть тем парнем, который испортит тебе первый поцелуй.
— Не испортишь.
— Это ответственность, понимаешь. Хочется, чтобы все было идеально.
— Когда я с тобой, все и так идеально.
Он фыркает.
— Ну, за исключением тех случаев, когда ты трагически недооцениваешь мои навыки игры в «хватайку», флиртуешь с доппельгангером Энсела Эльгорта или хранишь в телефоне пятьдесят шесть фоток с…
Бен целует меня. Просто берет лицо в ладони и целует.
Срань господня.
В смысле я и не подозревал, что при поцелуях лицо партнера оказывается так близко. Он чуть наклоняется, чтобы мы были на одном уровне. Глаза Бена закрыты, губы, прижатые к моим, двигаются — и ух ты, не знаю, существуют ли какие-то правила насчет стояка в такой момент, но… гм.
Надо как-нибудь ответить.
Я пытаюсь повторить движение губами, но выглядит это скорее так, будто я хочу зажевать его рот. Видимо, я делаю что-то неправильно, потому что Бен слегка отстраняется и ухмыляется.
Я ухмыляюсь в ответ.
— Что?
— Ничего.
— Это был поцелуй, — говорю я медленно.
— Определенно.
— В смысле теперь-то ты можешь больше не волноваться? Что мой первый поцелуй получится не идеальным.
— А он был идеальным?
— Сто процентов.
— Уверен, что не нужен перезапуск? — спрашивает Бен, улыбаясь губами, глазами, всем собой. — Второй первый поцелуй?
— Ну, контрольный не помешает.
Он смеется и привлекает меня к себе. А потом целует опять. Снова эта пугающая близость.
На этот раз я закрываю глаза.
И мир вокруг схлопывается. Не знаю, как описать. Будто я не на Тридцать пятой улице, и не в Нью-Йорке, и сейчас не июль, и ничто больше не имеет значения. Ничего вообще нет, кроме ладоней Бена у меня на спине, его губ, его скул, моих кончиков пальцев и оглушительного сердцебиения. Кто бы мог подумать, что у поцелуев есть свой ритм. Раньше я об этом не задумывался — ну, трутся люди губами, и все. Однако теперь поцелуй ощущается чем-то вроде басовой партии, гулкой и настойчивой. Бен притягивает меня еще ближе, так что между нами не остается ни сантиметра пространства, — и я больше не беспокоюсь о стояке, потому что, если на этот счет и существуют какие-то правила, он их тоже явно нарушает.
Я целую его с еще бо́льшим усердием.
— Ох, — выдыхает Бен едва слышно, и меня вдруг охватывает странное чувство всемогущества. Будто сейчас я и правда способен на все: остановить время, поднять машину голыми руками, даже засунуть язык ему в рот.
— Совсем неплохо, Доктор Сьюз, — шепчет Бен.
— Правда?
— Конечно, всегда есть к чему стремиться. — Я чувствую, как Бен улыбается мне в губы. — Надо продолжать практиковаться.
Я улыбаюсь в ответ.
— Бесконечные перезапуски?
— Мне нравится, — кивает он. — Очень в нашем духе.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
БЕН
20 июля, пятница
Я уже пару часов как вернулся с четвертого первого свидания с Артуром, но все еще пребываю в радостном возбуждении. Это похоже на удовлетворение от хорошо написанной сцены — вроде сегодняшней, где старый враг Бен-Жамина внезапно поднимает голову и ситуация резко накаляется. Чувство, будто все наконец встало на свои места. Вот только этот источник моего счастья более чем реален. Я вспоминаю, как мы с Артуром шли из караоке, держась за руки. Наш первый поцелуй. Наш второй первый поцелуй.
Я понимаю, что не напишу больше ни строчки, и решительно захлопываю ноутбук. Все, о чем я могу сейчас думать, — это как бы мне хотелось снова оказаться с Артуром под светом фонарей. Или даже пригласить его к себе.
У меня не хватает терпения на письмо, так что я звоню.
— Алло? — говорит Артур.
— Привет.
— Ого, это в самом деле ты! Мне все время звонят по ошибке. Звонили и будут звонить до конца жизни. Ну, или пока я не сменю имя и фамилию. Впрочем, после того как я спел тебе песню про крысу, это кажется не такой плохой идеей.
Я успел произнести одно слово, а уже столкнулся с перспективой следующие два часа слушать непрерывный монолог Артура. И, черт возьми, это лучше всех моих любимых композиций Лорд и Ланы Дель Рей.
— Можешь спеть мне потом другую песню, — предлагаю я. Как же приятно думать, что это «потом» будет. Что, хотя у нас и возникли некоторые трудности, мы постарались их преодолеть. — Слушай, я не решился признаться в караоке, но…
— Только не говори, что на самом деле ты стая инопланетных крыс, которые притворяются симпатичным ньюйоркцем с целью захвата мира.
— Хуже. — Я выдерживаю драматическую паузу. — Я не слышал «Гамильтона».
На линии повисает тишина. Зачем до меня доносятся короткие гудки.
Следом приходит сообщение:
Извини, но у меня нет слов.
Я просто обязан спросить: КАК ТАКОЕ СЛУЧИЛОСЬ? ГАМИЛЬТОН ИДЕТ МИЛЛИОН ЛЕТ!!!
Столь бурная реакция вызывает у меня смех.
Ого, три восклицательных знака
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! — отвечает Артур.
Хорошо, что мы обсуждаем это письменно.
У тебя есть среднее имя?
Хьюго
БЕН ХЬЮГО АЛЕХО!!!!
Этого следовало ожидать
— В каких делах?
— В этих. — Я поднимаю наши переплетенные руки. — Почему я не могу с тобой гулять, не теряя минимальных навыков общения? Не понимаю, что со мной не так.
— Все с тобой так.
— Просто я в этом полный новичок, а ты уже целовался, вероятно, занимался сексом и вообще успел до меня попробовать отношения. Не уверен, что смогу поддержать планку.
Мы сворачиваем на улицу поменьше, потом в переулок. Когда мы остаемся одни, Бен заметно расслабляется — я чувствую, как из его пальцев уходит напряжение.
— С моей стороны все видится иначе, — говорит он наконец.
— А как?
— Ну, например, это мне нужно поддерживать планку.
— Да ладно!
Бен улыбается уголком рта.
— Правда. То, что ты ни с кем не встречался, не целовался… Не знаю. Что, если я облажаюсь? Не хочу быть тем парнем, который испортит тебе первый поцелуй.
— Не испортишь.
— Это ответственность, понимаешь. Хочется, чтобы все было идеально.
— Когда я с тобой, все и так идеально.
Он фыркает.
— Ну, за исключением тех случаев, когда ты трагически недооцениваешь мои навыки игры в «хватайку», флиртуешь с доппельгангером Энсела Эльгорта или хранишь в телефоне пятьдесят шесть фоток с…
Бен целует меня. Просто берет лицо в ладони и целует.
Срань господня.
В смысле я и не подозревал, что при поцелуях лицо партнера оказывается так близко. Он чуть наклоняется, чтобы мы были на одном уровне. Глаза Бена закрыты, губы, прижатые к моим, двигаются — и ух ты, не знаю, существуют ли какие-то правила насчет стояка в такой момент, но… гм.
Надо как-нибудь ответить.
Я пытаюсь повторить движение губами, но выглядит это скорее так, будто я хочу зажевать его рот. Видимо, я делаю что-то неправильно, потому что Бен слегка отстраняется и ухмыляется.
Я ухмыляюсь в ответ.
— Что?
— Ничего.
— Это был поцелуй, — говорю я медленно.
— Определенно.
— В смысле теперь-то ты можешь больше не волноваться? Что мой первый поцелуй получится не идеальным.
— А он был идеальным?
— Сто процентов.
— Уверен, что не нужен перезапуск? — спрашивает Бен, улыбаясь губами, глазами, всем собой. — Второй первый поцелуй?
— Ну, контрольный не помешает.
Он смеется и привлекает меня к себе. А потом целует опять. Снова эта пугающая близость.
На этот раз я закрываю глаза.
И мир вокруг схлопывается. Не знаю, как описать. Будто я не на Тридцать пятой улице, и не в Нью-Йорке, и сейчас не июль, и ничто больше не имеет значения. Ничего вообще нет, кроме ладоней Бена у меня на спине, его губ, его скул, моих кончиков пальцев и оглушительного сердцебиения. Кто бы мог подумать, что у поцелуев есть свой ритм. Раньше я об этом не задумывался — ну, трутся люди губами, и все. Однако теперь поцелуй ощущается чем-то вроде басовой партии, гулкой и настойчивой. Бен притягивает меня еще ближе, так что между нами не остается ни сантиметра пространства, — и я больше не беспокоюсь о стояке, потому что, если на этот счет и существуют какие-то правила, он их тоже явно нарушает.
Я целую его с еще бо́льшим усердием.
— Ох, — выдыхает Бен едва слышно, и меня вдруг охватывает странное чувство всемогущества. Будто сейчас я и правда способен на все: остановить время, поднять машину голыми руками, даже засунуть язык ему в рот.
— Совсем неплохо, Доктор Сьюз, — шепчет Бен.
— Правда?
— Конечно, всегда есть к чему стремиться. — Я чувствую, как Бен улыбается мне в губы. — Надо продолжать практиковаться.
Я улыбаюсь в ответ.
— Бесконечные перезапуски?
— Мне нравится, — кивает он. — Очень в нашем духе.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
БЕН
20 июля, пятница
Я уже пару часов как вернулся с четвертого первого свидания с Артуром, но все еще пребываю в радостном возбуждении. Это похоже на удовлетворение от хорошо написанной сцены — вроде сегодняшней, где старый враг Бен-Жамина внезапно поднимает голову и ситуация резко накаляется. Чувство, будто все наконец встало на свои места. Вот только этот источник моего счастья более чем реален. Я вспоминаю, как мы с Артуром шли из караоке, держась за руки. Наш первый поцелуй. Наш второй первый поцелуй.
Я понимаю, что не напишу больше ни строчки, и решительно захлопываю ноутбук. Все, о чем я могу сейчас думать, — это как бы мне хотелось снова оказаться с Артуром под светом фонарей. Или даже пригласить его к себе.
У меня не хватает терпения на письмо, так что я звоню.
— Алло? — говорит Артур.
— Привет.
— Ого, это в самом деле ты! Мне все время звонят по ошибке. Звонили и будут звонить до конца жизни. Ну, или пока я не сменю имя и фамилию. Впрочем, после того как я спел тебе песню про крысу, это кажется не такой плохой идеей.
Я успел произнести одно слово, а уже столкнулся с перспективой следующие два часа слушать непрерывный монолог Артура. И, черт возьми, это лучше всех моих любимых композиций Лорд и Ланы Дель Рей.
— Можешь спеть мне потом другую песню, — предлагаю я. Как же приятно думать, что это «потом» будет. Что, хотя у нас и возникли некоторые трудности, мы постарались их преодолеть. — Слушай, я не решился признаться в караоке, но…
— Только не говори, что на самом деле ты стая инопланетных крыс, которые притворяются симпатичным ньюйоркцем с целью захвата мира.
— Хуже. — Я выдерживаю драматическую паузу. — Я не слышал «Гамильтона».
На линии повисает тишина. Зачем до меня доносятся короткие гудки.
Следом приходит сообщение:
Извини, но у меня нет слов.
Я просто обязан спросить: КАК ТАКОЕ СЛУЧИЛОСЬ? ГАМИЛЬТОН ИДЕТ МИЛЛИОН ЛЕТ!!!
Столь бурная реакция вызывает у меня смех.
Ого, три восклицательных знака
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! — отвечает Артур.
Хорошо, что мы обсуждаем это письменно.
У тебя есть среднее имя?
Хьюго
БЕН ХЬЮГО АЛЕХО!!!!
Этого следовало ожидать