— Класс. — Дилан так и сияет. — Повеселитесь сегодня, мальчики. Но не делайте ничего, что Джек и Роза не позволили бы себе в винтажном автомобиле. — Он украдкой косится на Саманту. — Это из…
— Да-да, мы знаем, — перебивает его Бен.
— Ну ладно. Тогда мы пошли.
Дилан оставляет роль кетчупа в Артур-Сэмвиче — но только чтобы сграбастать Бена в душевные медвежьи объятия. Я вижу, как Дилан что-то шепчет ему на ухо; в ответ Бен бормочет «да иди ты» и шлепает его по руке. Наблюдать за ними… странно. Не представляю, чтобы мы так вели себя с Итаном. Часть меня хочет расспросить Бена о его отношениях с Диланом, но…
Нет. Ни за что. Я не сверну снова на эту дорожку. Ревность к Хадсону уже чуть не привела нас к катастрофе, и что-то мне подсказывает, что Дилан — еще более закрытая тема.
Как бы там ни было, они с Самантой наконец уходят, и мы остаемся одни на углу Тридцать пятой улицы. Бен выглядит таким же смущенным, каким я себя ощущаю. Забавно: я-то думал, что после признания во взаимной симпатии свидания должны разыгрываться как по нотам. Ага, сейчас. Добро пожаловать в дивный новый мир неловких ситуаций. Например, сколько дней должно проходить между встречами? Как понять, рассматривает ли он тебя на роль бойфренда? Или вот как сейчас — нужно уже попрощаться и пойти к метро или…
— Гм. Хочешь немного прогуляться? — спрашиваю я, пытаясь унять нервную дрожь в груди.
— Конечно.
Бен касается моей руки — скорее костяшками, чем кончиками пальцев, — и все органы чувств на мгновение отключаются. Мы направляемся вниз по улице.
— Значит, ты любишь петь, — говорит Бен.
— Вроде того.
— Готов спорить, ты еще и участвуешь во всех школьных мюзиклах.
— Вообще-то нет. Хотя одно время пел в хоре. — Я невольно улыбаюсь. — Как-то раз мы с Итаном написали мюзикл и подговорили Джесси в нем участвовать. Нам было по двенадцать.
— Вы написали мюзикл в двенадцать лет?!
— Угу, и это был худший мюзикл на свете.
Бен негромко смеется.
— Это было летом. Мы скучали. Глупо, конечно.
— А по-моему, круто, — возражает Бен. — Про что он был?
— Ты правда хочешь знать?
— Конечно.
Тротуар заканчивается, но Бен даже не притормаживает, прежде чем шагнуть на забитый пробкой перекресток, в мешанину байков и такси. Я следую за ним и тут же морщусь, когда мне принимаются сигналить.
Я ускоряю шаг, догоняя Бена.
— Ну, главными героями были два рыцаря по имени Борегард и Бельведер.
Он ухмыляется.
— Ты был Борегардом или Бельведером?
— Борегардом. Самым умным. Бельведер был самым сильным. Итан тогда перерос меня на шесть сантиметров и очень гордился.
— А Джесси была принцессой?
— Нет, драконом. По имени Печенька. Длинная история. — У меня снова возникает неуютное чувство, что я чересчур много говорю. — Может, присядем где-нибудь?
— Давай.
Неожиданно мы оказываемся у «Мэйсиз» [44] , и я на секунду задыхаюсь — потому что это тот самый «Мэйси» с телеэкранов: огромный, красно-белый, видевший десятки парадов на День благодарения. Ощущения такие, будто я повстречал знаменитость.
Мы садимся за маленький круглый столик у входа. Бен достает телефон, улыбается, закатывает глаза и прячет его обратно в карман, так и не ответив.
— Дилан?
— Ага.
— Он мне правда понравился. И Саманта. У тебя крутые друзья.
— Это точно. Ты им тоже понравился. Типа… очень.
Я молча киваю — потому что, если открою рот, меня разорвет от миллиона бурлящих внутри вопросов. Например: что именно им во мне понравилось, и не мог бы ты уточнить этот момент в подробностях, и это был тест или как, и сдал ли я его? И нравлюсь ли я тебе тоже — типа очень или хоть как-нибудь?
— Расскажи еще про Итана и Джесси. — Бен подается вперед и облокачивается о столик. — Кажется, они клевые.
— Они… — Я запинаюсь. — Ну, мы выросли на одной улице. И с детства были бандой мелких ботаников.
Я достаю телефон.
— Ладно. Думаю, ты заслужил пару эксклюзивных фото, не предназначенных для широкой общественности.
— Какая честь. — Бен пододвигает ко мне стул, и реальность словно выкручивают на тысячу процентов. Я разом ощущаю всё: стук собственного сердца, звук дыхания, даже зуд в локте.
Я быстро пролистываю альбомы.
— Окей, это мы с Джесси, а это моя машина.
Бен секунду молчит.
— Джесси симпатичная.
И он прав — хотя я в жизни об этом не задумывался. Джесси и Джесси. Миниатюрная и пухленькая, с губами, от рождения сложенными бантиком. Мама Джесси — иорданка, и довольно светлая, а вот папа — чернокожий, так что получилось у них нечто среднее. На фотографии Джесси улыбается, а у меня солнечные очки на носу и ядерный взрыв на голове. В десятом классе я совсем забил на шевелюру. Стыд и позор.
Разумеется, на первой же фотографии Итана, которую я нахожу, он без рубашки: опирается о бортик бассейна, ниже пояса скрытый водой. Мокрые волосы кажутся угольно-черными, глаза широко распахнуты, а рот округлен буквой О. Вообще, у него часто такое лицо на снимках.
— Не особо похож на мелкого ботаника, — с сомнением говорит Бен.
Я фыркаю.
— Видел бы ты его в детстве! Теперь-то в нашей банде под это определение подхожу только я.
— Оно видно. — Бен улыбается и нашаривает мою руку под столом. — Но это не плохо. Мне нравятся мелкие ботаники.
— Правда?
Он переплетает свои пальцы с моими и пожимает плечами. И я умираю. Не знаю, как еще объяснить. Я сижу на Геральд-гребаной-сквер, держу за руку самого клевого парня, какого только встречал в жизни, и натурально умираю на месте. Если бы вампир покусал зомби, он и то не был бы так мертв. Язык отсох. Мозг отказал. Я просто…
Так, Артур, возьми себя в руки.
— Ну вот, это Итан. Все еще ботаник, но уже не очень мелкий. Подростком он был реально ничего.
— Это видно. — Бен смеется. — А вы с ним когда-нибудь…
— Нет, — отвечаю я быстро. — Нет-нет-нет-нет-нет. Он натурал. И ни с кем не встречается. В смысле никто из нас никогда ни с кем не встречался. Знаешь, мы как трое кузенов, поклявшихся хранить целибат.
— В противоположность кузенам, которые устраивают групповые оргии?
От улыбки Бена все у меня внутри переворачивается. Серьезно, в желудке будто поселилась крошечная олимпийская сборная по гимнастике и прямо сейчас разминается перед выходом на ковер.
— Не могу понять, нравлюсь я тебе или нет, — выпаливаю я внезапно для себя самого.
Бен смеется.
— Что?
— Не знаю. — Я тоже смеюсь, но сердце бухает, как кузнечный молот. — Просто… в караоке… ты казался таким замкнутым. Будто не хотел там быть.
— Ну, караоке — не совсем мое.
— Да, но я не могу перестать думать, что если бы действительно тебе нравился, оно стало бы твоим. Я не именно про караоке, черт с ним. Просто мне, например, что угодно понравилось бы — если с тобой. Даже чокнутая видеоигра с кровью и кишками, где головы нельзя повернуть, чтобы зомби не оттяпал от тебя кусок.
— Ну, это в природе зомби, — замечает Бен.
— Я знаю.
— Но я понял, о чем ты. — Он хмурится. — Просто из меня хреновый партнер для свиданий.
— Неправда!
Он тянет меня за руку.
— Давай пройдемся. Не могу больше сидеть.
— Почему?
— Потому что твоя откровенность провоцирует меня на откровенность, а я не могу говорить честно, пока сижу тут и смотрю тебе в глаза.
— Ох. — Желудок снова завязывается узлом. — Мне начинать нервничать?
— Нервничать?
— Да-да, мы знаем, — перебивает его Бен.
— Ну ладно. Тогда мы пошли.
Дилан оставляет роль кетчупа в Артур-Сэмвиче — но только чтобы сграбастать Бена в душевные медвежьи объятия. Я вижу, как Дилан что-то шепчет ему на ухо; в ответ Бен бормочет «да иди ты» и шлепает его по руке. Наблюдать за ними… странно. Не представляю, чтобы мы так вели себя с Итаном. Часть меня хочет расспросить Бена о его отношениях с Диланом, но…
Нет. Ни за что. Я не сверну снова на эту дорожку. Ревность к Хадсону уже чуть не привела нас к катастрофе, и что-то мне подсказывает, что Дилан — еще более закрытая тема.
Как бы там ни было, они с Самантой наконец уходят, и мы остаемся одни на углу Тридцать пятой улицы. Бен выглядит таким же смущенным, каким я себя ощущаю. Забавно: я-то думал, что после признания во взаимной симпатии свидания должны разыгрываться как по нотам. Ага, сейчас. Добро пожаловать в дивный новый мир неловких ситуаций. Например, сколько дней должно проходить между встречами? Как понять, рассматривает ли он тебя на роль бойфренда? Или вот как сейчас — нужно уже попрощаться и пойти к метро или…
— Гм. Хочешь немного прогуляться? — спрашиваю я, пытаясь унять нервную дрожь в груди.
— Конечно.
Бен касается моей руки — скорее костяшками, чем кончиками пальцев, — и все органы чувств на мгновение отключаются. Мы направляемся вниз по улице.
— Значит, ты любишь петь, — говорит Бен.
— Вроде того.
— Готов спорить, ты еще и участвуешь во всех школьных мюзиклах.
— Вообще-то нет. Хотя одно время пел в хоре. — Я невольно улыбаюсь. — Как-то раз мы с Итаном написали мюзикл и подговорили Джесси в нем участвовать. Нам было по двенадцать.
— Вы написали мюзикл в двенадцать лет?!
— Угу, и это был худший мюзикл на свете.
Бен негромко смеется.
— Это было летом. Мы скучали. Глупо, конечно.
— А по-моему, круто, — возражает Бен. — Про что он был?
— Ты правда хочешь знать?
— Конечно.
Тротуар заканчивается, но Бен даже не притормаживает, прежде чем шагнуть на забитый пробкой перекресток, в мешанину байков и такси. Я следую за ним и тут же морщусь, когда мне принимаются сигналить.
Я ускоряю шаг, догоняя Бена.
— Ну, главными героями были два рыцаря по имени Борегард и Бельведер.
Он ухмыляется.
— Ты был Борегардом или Бельведером?
— Борегардом. Самым умным. Бельведер был самым сильным. Итан тогда перерос меня на шесть сантиметров и очень гордился.
— А Джесси была принцессой?
— Нет, драконом. По имени Печенька. Длинная история. — У меня снова возникает неуютное чувство, что я чересчур много говорю. — Может, присядем где-нибудь?
— Давай.
Неожиданно мы оказываемся у «Мэйсиз» [44] , и я на секунду задыхаюсь — потому что это тот самый «Мэйси» с телеэкранов: огромный, красно-белый, видевший десятки парадов на День благодарения. Ощущения такие, будто я повстречал знаменитость.
Мы садимся за маленький круглый столик у входа. Бен достает телефон, улыбается, закатывает глаза и прячет его обратно в карман, так и не ответив.
— Дилан?
— Ага.
— Он мне правда понравился. И Саманта. У тебя крутые друзья.
— Это точно. Ты им тоже понравился. Типа… очень.
Я молча киваю — потому что, если открою рот, меня разорвет от миллиона бурлящих внутри вопросов. Например: что именно им во мне понравилось, и не мог бы ты уточнить этот момент в подробностях, и это был тест или как, и сдал ли я его? И нравлюсь ли я тебе тоже — типа очень или хоть как-нибудь?
— Расскажи еще про Итана и Джесси. — Бен подается вперед и облокачивается о столик. — Кажется, они клевые.
— Они… — Я запинаюсь. — Ну, мы выросли на одной улице. И с детства были бандой мелких ботаников.
Я достаю телефон.
— Ладно. Думаю, ты заслужил пару эксклюзивных фото, не предназначенных для широкой общественности.
— Какая честь. — Бен пододвигает ко мне стул, и реальность словно выкручивают на тысячу процентов. Я разом ощущаю всё: стук собственного сердца, звук дыхания, даже зуд в локте.
Я быстро пролистываю альбомы.
— Окей, это мы с Джесси, а это моя машина.
Бен секунду молчит.
— Джесси симпатичная.
И он прав — хотя я в жизни об этом не задумывался. Джесси и Джесси. Миниатюрная и пухленькая, с губами, от рождения сложенными бантиком. Мама Джесси — иорданка, и довольно светлая, а вот папа — чернокожий, так что получилось у них нечто среднее. На фотографии Джесси улыбается, а у меня солнечные очки на носу и ядерный взрыв на голове. В десятом классе я совсем забил на шевелюру. Стыд и позор.
Разумеется, на первой же фотографии Итана, которую я нахожу, он без рубашки: опирается о бортик бассейна, ниже пояса скрытый водой. Мокрые волосы кажутся угольно-черными, глаза широко распахнуты, а рот округлен буквой О. Вообще, у него часто такое лицо на снимках.
— Не особо похож на мелкого ботаника, — с сомнением говорит Бен.
Я фыркаю.
— Видел бы ты его в детстве! Теперь-то в нашей банде под это определение подхожу только я.
— Оно видно. — Бен улыбается и нашаривает мою руку под столом. — Но это не плохо. Мне нравятся мелкие ботаники.
— Правда?
Он переплетает свои пальцы с моими и пожимает плечами. И я умираю. Не знаю, как еще объяснить. Я сижу на Геральд-гребаной-сквер, держу за руку самого клевого парня, какого только встречал в жизни, и натурально умираю на месте. Если бы вампир покусал зомби, он и то не был бы так мертв. Язык отсох. Мозг отказал. Я просто…
Так, Артур, возьми себя в руки.
— Ну вот, это Итан. Все еще ботаник, но уже не очень мелкий. Подростком он был реально ничего.
— Это видно. — Бен смеется. — А вы с ним когда-нибудь…
— Нет, — отвечаю я быстро. — Нет-нет-нет-нет-нет. Он натурал. И ни с кем не встречается. В смысле никто из нас никогда ни с кем не встречался. Знаешь, мы как трое кузенов, поклявшихся хранить целибат.
— В противоположность кузенам, которые устраивают групповые оргии?
От улыбки Бена все у меня внутри переворачивается. Серьезно, в желудке будто поселилась крошечная олимпийская сборная по гимнастике и прямо сейчас разминается перед выходом на ковер.
— Не могу понять, нравлюсь я тебе или нет, — выпаливаю я внезапно для себя самого.
Бен смеется.
— Что?
— Не знаю. — Я тоже смеюсь, но сердце бухает, как кузнечный молот. — Просто… в караоке… ты казался таким замкнутым. Будто не хотел там быть.
— Ну, караоке — не совсем мое.
— Да, но я не могу перестать думать, что если бы действительно тебе нравился, оно стало бы твоим. Я не именно про караоке, черт с ним. Просто мне, например, что угодно понравилось бы — если с тобой. Даже чокнутая видеоигра с кровью и кишками, где головы нельзя повернуть, чтобы зомби не оттяпал от тебя кусок.
— Ну, это в природе зомби, — замечает Бен.
— Я знаю.
— Но я понял, о чем ты. — Он хмурится. — Просто из меня хреновый партнер для свиданий.
— Неправда!
Он тянет меня за руку.
— Давай пройдемся. Не могу больше сидеть.
— Почему?
— Потому что твоя откровенность провоцирует меня на откровенность, а я не могу говорить честно, пока сижу тут и смотрю тебе в глаза.
— Ох. — Желудок снова завязывается узлом. — Мне начинать нервничать?
— Нервничать?